Wolf's mint

      В каждом ее слове Пересмешник слышит злость, переплетенную с обидой. Как совсем недавно в Кротовом городке он не в силах ответить ей – слова застревают комом в горле, царапая гортань сотней острых клинков и обжигая язык раскаленным металлом. Не отводя взгляда от этих пронзительно-синих глаз, словно поддернутых льдом, мужчина понимает, что окончательно теряет голову, ощущая себя, словно юнец, впервые оказавшийся один на один с девушкой.       Каждое слово, брошенное рыжеволосой болью отзывается где-то глубоко внутри, раскрывая те раны, которые, казалось, уже давно затянулись, не оставив после себя даже тонких шрамов. Он никогда не боялся делать рискованные шаги для достижения нужной ему цели, но сейчас ее голос, чуть охрипший, когда она вспомнила о больном ублюдке Рамси, заставляет все внутри у Бейлиша переворачиваться, чувствуя себя не прожженным лжецом, способным любую ситуацию перевернуть в свою пользу, а мальчишкой, который только что, за обедом в доме ее деда, узнал о том, что та, которую он любил, помолвлена с другим. Он из последних сил старается, чтобы горечь, разливающаяся по его венам, смешивающаяся с медленно текущей кровью, не выплеснулась наружу, рискуя испортить все то, к чему он так долго шел, выверяя каждый свой шаг. Его девочка, его пташка… если бы она знала, что из-за собственных просчетов, из-за собственной самонадеянности, он не смог тогда переступить через самого себя и взять ее, списывая все на, как нельзя кстати, пропавшего Тириона. Если бы она знала, что он отдал бы все, чтобы повернуть время вспять, получая возможность исправить свои ошибки, закравшиеся в казавшийся тогда идеальным план.       Каждое ее слово, бившее наотмашь, вызывало в памяти Лорда-Протектора болезненные воспоминания о том, как он, наверное, впервые, не прислушался к своим инстинктам, которые при встрече с Рамси буквально вопили о том, что он далеко не тот, кем хотел бы казаться. Он впервые за многие годы позволил себе довериться не тому, что нашептывали ему еще в Королевской Гавани его осведомители, а положиться на слова Русе Болтона. Это потом, намного позже, он сто раз пожалел о принятом в спешке решении. Но это все было позже.       Но стоило Сансе скользнуть тонкими пальцами по его груди, расправляясь с застежками камзола, а потом и с завязками, как все те мысли, которые пару мгновений назад одолевали Петира, были посланы в пекло. Едва уловимый хриплый вздох, больше походивший на стон, срывается с его губ, когда ее прохладные ладони медленно скользят по его груди, вызывая теперь в его теле дрожь, которую он едва сумел бы унять.       Он ничего не отвечает на ее вопрос, а обхватывая Старк за талию, привлекает к себе, заставляя едва уловимо охнуть, и накрывает ее губы жадным поцелуем. Мягко оттягивая губами ее нижнюю губу, он словно пробует на вкус те слова, которые только что срывались с них, чтобы тут же, очертить кончиком языка их контур. Через пару мгновений, казавшихся вечностью, рыжеволосая сдается под подобного рода натиском, пуская его язык, который тут же скользит по ее небу, плавно касается ее языка, срывая едва слышный стон.       Его руки скользят по ее точеной спинке, даже сквозь плотную ткань ощущая, как по коже Сансы пробегает дрожь. Запуская пальцы в рыжие локоны, он не сильно давит ей на затылок, не позволяя отстранится, в то время как ладонь второй руки плавно проходится вдоль позвоночника синеглазой, опускаясь все ниже.       Богороща, раскинувшаяся в Риверране была садом, ярким и воздушным... там высокие Чардрева раскидывали пятнистые тени над звонкими ручьями, там птицы пели в гнездах, там воздух благоухал цветами.       Петир любил сидеть здесь, в тени одного из старых Чардрев, прихватив с собой несколько книг из огромной библиотеки Талли. Вот и сегодня он пристроился на своем обычном месте – облокотившись спиной о могучий ствол с вырезанным на нем ликом и опустив босые ступни в протекавший рядом с корнями неглубокий ручей, мальчишка перелистывал страницу за страницей, вчитываясь в убористый текст, заполнявший их. Тихий шелест страниц напоминал ему о матери. Со временем ее образ стерся из памяти, оставляя лишь смутные воспоминания о тонких пальцах, переворачивавших страницы, когда она читала ему какую-нибудь сказку, да легкий запах мяты, ее неизменный спутник.       Внезапно в воду хлюпается небольшой камень, разбрызгивая ее. Петир в последний момент успевает захлопнуть книгу, спасая ее от разлетевшихся капель, и поднимает глаза, в надежде найти того, кто посмел отвлечь его. Практически сразу он натыкается взглядом на Эдмура, поднимавшего с земли очередной камешек. Он не сразу замечает Кейтилин, которая выглядывала из-за спины у брата и что-то с лукавой улыбкой шептала ему на ухо. Взгляд Эдмура тут же падает на Петира, настороженно наблюдавшего за ним, и младший Талли тут же выпаливает:       – Спорим, что ты никогда не догонишь меня?       Бейлиш никогда не любил спорить, находя это занятие бессмысленным и бесполезным. Если уж хочешь получить что-то, то лучше получить это хитростью, чем доказывая то, чего нет. И он лишь безразлично пожимает плечами, пытаясь вернуться к тому, от чего его так бесцеремонно отвлекли.       Еще один шлепок и брызги вновь разлетаются вокруг, и тут же за спиной раздается голос Эдмура:       – А победитель поцелует Кет.       Петир знает, что ему не угнаться за Талли, но почему-то соглашается. Быть может потому, что ему так хочется коснуться губ Кейтилин.       На мгновение отстраняясь, Лорд Харренхолла едва заметно улыбается от того, как его волчица едва слышно вздыхает, стараясь скрыть сожаление и едва слышно шепчет:       – Разве ты сломанная игрушка? Ты, любовь моя, сильней многих из тех, кто собрался сейчас под этой крышей.       И тут же, расправляясь с крючками, умело скрытыми под нашитыми перьями, которые пока еще удерживали платье, склоняется, чтобы коснутся губами точеной шеи рыжеволосой, заставляя ее вздрогнуть и прикрыв глаза, отвести голову. Не обращая внимания на то, что окончательно сминает перья, которыми украшено платье, он пальцами тянет за ворот, заставляя ткань соскользнуть, обнажая белоснежную кожу. Плавно касаясь губами ее тела, он спускается ниже, очерчивая контур ключиц, прокладывает поцелуями дорожку к ее плечу, чувствуя, как по ее телу все сильней пробегает дрожь, от чего кожа покрывается мурашками.       Казалось, что еще совсем недавно он с уверенностью мог сказать, что стремился взобраться повыше лишь для того, чтобы причинить боль тем, кто когда-то причинил боль ему. Со временем, с каждым его шагом наверх, по крутым ступенькам лестницы хаоса, это желание менялось, превращаясь в желание отгородиться от тех, кто мог причинить боль ему, непреступной стеной. Ему казалось, что каждая крупица из тех песен, которые он мог напеть про любого в Вестеросе, делала его неуязвимым. Но теперь… теперь эта его уверенность катилась в пекло от одного лишь взгляда синеглазой волчицы.       Он скользит ладонями по ее телу, очерчивая каждый его изгиб, и вот уже тяжелое платье с тихим шелестом соскальзывает к ее ногам, оставляя девушку лишь в туго затянутом черном корсете да тонком кружеве, едва скрывающем все то, что должно было скрывать. Его губы трогает улыбка, когда она, вздрагивает от холодного воздуха, коснувшегося ее обнаженной кожи, и отводит глаза. Петиру кажется, что он явственно ощущает ее страх, боязнь того, что неминуемо должно произойти. Он медленно проводит пальцами вдоль ее позвоночника, заставляя Сансу невольно, с тихим стоном выгнуться, подаваясь вперед. Поддевая атласную ленту, стягивающую корсет, он тянет за нее, ослабевая шнуровку, и едва слышно хрипло выдыхает:       – Не отводи взгляд.       А в следующее мгновение тонет в ее глазах, забывая о том, как дышать.       Ее непослушные пальцы расправляются с остатками застежек на его камзоле, стремясь как можно быстрей избавить его от этой, так мешавшей части одежды. И через мгновение он бесформенной кучей отправляется на пол.       Пересмешник уже едва сдерживает себя, когда прохладные ладони Сансы, стягивая с него рубашку, скользят по его плечам и груди. Медленно оттесняя ее к кровати, он проходится руками по стройному телу, очерчивая каждый его изгиб, стараясь запомнить каждую родинку, а потом тянет за край корсета. Шаг, еще один. И вот уже он опрокидывает пташку на толстые шкуры, укрывающие постель. Тут же склоняясь к ней, он несильно прикусывает нежную кожу на ее шее, чувствуя, как пульсирует под ней кровь, проводит кончиком языка по месту укуса, чтобы сразу скользнуть ниже. Подхватив так мешающий корсет за край, Петир тянет за ткань, освобождая из его тисков такое желанное тело, и тут же отправляет его на пол. Его ладонь не сильно сжимает упругую грудь, пропуская между пальцами затвердевшие горошины сосков, несильно оттягивая и сжимая, заставляя Старк с хриплым стоном выгнуться, подаваясь вперед.       Сколько Бейлиш помнил себя, он перемещался с места на место, словно ища чего-то, пытаясь избавиться от воспоминаний, которые никак не хотели отпускать. Персты, Риверран, потом вновь Персты, с которых, казалось, он не вырвется никогда, если бы не Джон Аррен, предложивший ему небольшую должность в Чаячьем городке. До сих пор для него оставалось загадкой как это удалось Лизе. Хотя чему тут было удивляться? Сколько он себя помнил, Ромашка никогда не оставляла попыток выказать ему свою любовь. Но те воспоминания, от которых он так отчаянно пытался избавиться, перебираясь с места на место, не уходили, становясь лишь более тусклыми, поблекшими и со временем больше не вызывали той щемящей горечи, как раньше. Постепенно они вытеснялись мыслями о Сансе, его Леди, Леди Севера, не давая сосредоточиться ни на чём другом. А может он просто не хотел? Не хотел отказывать себе в удовольствии… обладать ею, взять ее под свое крыло.       Его девочка, его Санса – такая соблазнительная, такая невинная, несмотря на то, что уже дважды была замужем. Ее тело, такое податливое, сводящее с ума, заставляющее его кровь стучать в висках, подсказывает ей, что делать. Прохладные ладони скользят по его горячей коже, проходя вдоль шрама, тянут за завязки штанов, пока он припадает губами к ее груди, обводит языком ареолы сосков и несильно прикусывает чувствительные комочки, чтобы тут же потянуть их губами, заставляя ее дыхание сбиться окончательно, когда она выгибается навстречу в немой просьбе не останавливаться.       Прохладный воздух комнаты сейчас не вызывает того дискомфорта, что раньше. Хотя сколько он себя помнил, Петир никогда не любил сырость и холод, убеждая себя в том, что должен поскорей убраться с этих холодных и мокрых островов, которые по иронии судьбы стали его домом. Убраться как можно подальше. Он никогда не хотел возвращаться домой. В детстве он представлял себе, что все лорды непременно жили в больших замках в красивых местах, и только его лорд-отец почему-то ютился в башне, преданной всем ветрам. Огромный богатый дом, одна из великих семей. Он надеялся на то, что понравится лорду Талли и тот однажды возьмет его с собой в столицу и представит королю. От этих, таких завораживающих, мыслей голова шла кругом. Вот только что бы он стал бы делать в столице, Петир тогда еще не решил, зная, что точно бы хоть что-то делал. Но все обернулось совсем не так, как рисовало его детское воображение. И жизнь оказалась совсем не такой, как ее описывали книги и пели в своих песнях придворные менестрели.       Пересмешник отрывается от груди пташки, едва заметно усмехаясь, когда с ее губ срывается вздох, наполненный разочарованием, и скользит по ее телу, оставляя едва заметные отметины. Плавно очертив ладонями линию ее бедер, он поддевает пальцами тонкое кружево, освобождая ее от последней преграды, чувствуя ее влажное тепло, и тут же проходится губами по белоснежной коже на внутренней поверхности ее бедра, отмечая каждый шрам, оставшейся на ней. Он на мгновение замирает, срывая с губ рыжеволосой едва слышный хриплый стон – не высказанную просьбу продолжать.       Его маленькая волчица… Когда-то давно он любил ее мать, лелея надежду на то, что она полюбит его в ответ, ответит теплом на его неуклюжие попытки признаться в своих чувствах. Но теперь Мизинец не чувствовал к ней ни сочувствия, ни любви. Та девочка, за которую он дрался с Брандоном Старком, сгинула в Близнецах. Теперь же другая рыжеволосая девочка, сумевшая хотя бы немного заполнить ту дыру, которая долгие годы зияла у него внутри, так похожая на свою мать, таяла в его руках.       А уже через мгновение его язык скользит в ее разгоряченное лоно, задевает клитор, играя с ним, то едва касаясь кончиком, то вбирая губами, а затем несильно прикусывая, заставляя синеглазую повести бедрами, следуя за умелыми движениями. Санса, его решительная, храбрая девочка, умело прячущая свой страх, если бы она знала, что от каждого прикосновения ее пальчиков, с силой сжимающих волосы, от каждого стона, слетающего с ее губ, которым она без слов просила его не останавливаться, его тело все больше превращалось в один сгусток желания, которое искало выход.       Слишком поздно Санса поняла, насколько опрометчиво поступила. Мало того, что она выплеснула на мужчину всю свою злость и обиду, показывая тем самым свою слабость, так еще и в очередной раз задела его больное место, позволяя себе потоптаться по нему. Она играла с огнем, хотя прекрасно знала, насколько опасным может быть такое поведение по отношению к браавосийцу. Он мог отомстить, и одному небу известно какой была бы его месть. Будучи слишком внимательным, он наверняка знал, куда безошибочно нанести удар. Нет, она не боялась за свою жизнь. Больше нет. Но этот человек был достаточно изобретательным, чтобы заставить ее пожалеть.       Но вопреки здравому смыслу, она не жалеет ни о чем и не боится, когда обманчиво слабые руки порывисто обхватывают тонкую талию и прижимают к телу. Все, на что ей хватает этих нескольких мгновений – это короткий возглас, после которого его губы жадно накрывают ее нетерпящим возражений жадным поцелуем. Замерев на несколько секунд, привыкая к его близости, она затаивает дыхание. Едва уловимо она улыбается, когда в ошеломленном мозгу укрепляется осознание того, что он не собирается до крови кусать ее губы, потягивая за нижнюю. Вовсе нет. Вместо этого он дарит ей тягучее наслаждение, которое затапливает ее сознание.       Постепенно справляясь со своими опасениями и нерешительной робостью, Старк под тканью одежд, цепляется пальцами за его плечи и позволяет ему большее. Из ее груди вырывается невольный тихий стон, стоит его языку коснуться ее языка. Эта затейливая игра настолько увлекает ее, что, не помня себя, она прижимается теснее к Петиру и снова сладко стонет в его губы.       Неприятные воспоминания о Рамси растворяются вместе с тем, как мужчины запускает тонкие пальцы в рыжие локоны. Ее не страшит настойчивость, с которой он давит на затылок. Убаюканная плавными поглаживаниями вдоль позвоночника, она дрожит от предвкушения. Невольно вспоминая как ей было хорошо в ту ночь, когда она пришла к нему, рыжеволосая царапает его плечи.       Ее ладони упираются в грудь Бейлиша, когда он отстраняется. Глядя в серо-зеленые глаза, она старается как можно тише и ровнее сделать вздох, но попытка тщетно проваливается. И когда в ответ на ее провал Лорд едва уловимо улыбается, она ясно ощущает одно-единственное желание в своей голове – пылко поцеловать его. Тихий шепот мужчины лишь усиливает это желание, превращая его почти в одержимость.       Она не знает, действительно ли он верит в произнесенное или только желает подбодрить ее. Усмехаясь, Санса вдруг понимает, что ей все равно. Смысл слов становится не важным, так как остается только желание слышать его голос. Раз за разом жадно ловить каждое его слово, чувствуя, как тело охватывает странное тепло.       Удивительно, ведь, казалось бы, она должна возненавидеть его голос. Но нет. Вместо этого девушка превращается в слух, стоит ему начать петь свои лживые песни.       Мысль о том, что Петир слишком легко находит спрятанные крючки, удерживающие платье, подобно вспышке проносится в ее голове, оставляя ослепляющий след. Старк с горечью напоминает себе о тех, на ком мог практиковаться мужчина в подобных вопросах. Другие на его месте попросту порвали ткань, не сообразив о том, что расстегивать нужно скрытые между перьями застежки на левом боку. Но Бейлиш всегда был внимателен.       Когда его губы касаются длинной шеи пташки, она прикрывает глаза и чуть отклоняет голову. Ощущая, как он осыпает поцелуями ключицы, движется к плечу и касается его приоткрытыми губами, Санса с растерянностью отмечает, что не заметила, когда Пересмешник успел расстегнуть несколько застежек на лифе платья, являющихся продолжением выреза.       Словно во сне девушка наблюдает за тем, как с ее тела соскальзывает тяжелая ткань, и она предстает перед взглядом Лорда Харренхолла в том, что на Севере не назовут бельем. Тонкие мирийские кружева и черный корсет, стянутый до предела – вот все, что остается на ней, практически не оставляя полета для фантазии. О чем она только думала, выбирая столь провоцирующие вещицы для этой ночи? Вздрагивая от холодного воздуха, окутавшего ее фигуру, Санса отвела глаза, признавая факт того, насколько было сильно ее тайное желание дать Петиру осознать, что он потерял. Он мог бы получить ее нетронутой, мог бы получить своего ручного волчонка в безраздельное пользование. Но вместо этого ему досталась изуродованная и озлобленная волчица, то и дело норовящая укусить за руку.       Выдернутая из мыслей прикосновением пальцев к спине, рыжеволосая податливо выгнулась, оказываясь еще ближе к Бейлишу. Чувствуя, как он ослабил шнуровку, Санса ощутила неясную тревогу. Ей не хотелось оказаться абсолютно обнаженной перед ним столь стремительно. Не хотелось, чтобы его взгляд цепко скользил по ее телу, замечая каждый шрам, уродующий нежную кожу. Однако отныне она принадлежала ему, а, следовательно, стыдливо прикрываться смысла не было никакого. Да и стыд ее, по большей части, как ей казалось, потерялся где-то между тем, как тетушка чуть не выбросила ее в Лунную Дверь и как Рамси, опрокинул ее лицом в кровать, с размаха засадив член в девственное лоно на глазах у Теона.       Не находя в себе ни сил, ни желания противиться хриплому шепоту Пересмешника, она поднимает взгляд пронзительно синих глаз и встречается с его взглядом. Ей кажется, что время замирает, когда она решает хоть немного уравновесить их положение и подрагивающими пальцами начинает избавлять Бейлиша от одежды. Неловко и неумело ей удается наконец-то расстегнуть все застежки на камзоле, после чего она тут же бросает его на шкуры, оставляя соседствовать со своим платьем. По-прежнему смотря в его серо-зеленые глаза, Старк сжимает пальцами край рубашки и тянет его вверх, избавляя и от этой ненужной преграды. Облизывая язычком пересохшие губы, она не может сдержаться от того, чтобы не провести хрупкими ладошками по груди Лорда-Протектора, почти невесомо коснуться подушечками пальцев его шрама и опустить руки на плечи.       Неосознанно отступая туда, куда ее оттеснял мужчина, Старк чувствовала, как сбивается ее дыхание, когда он тянет за край корсета. Неожиданно натыкаясь на кровать позади себя, она расширившимися зрачками успевает выдать свой секундный испуг, прежде чем оказывается опрокинута на мягкий мех. Не успевая даже приподняться на локтях и отползти подальше, она замирает, под склонившимся над ней Бейлишем. Тяжело дыша, пташка вздрагивает и ахает от, пусть и не сильного, но укуса, оставленного на шее. Стоит ему провести по укушенному кончиком язычка, как Санса с едва слышным стоном обвивает его плечи. Несмело ведя ладонями по спине Пересмешника, она опускает взгляд не его губы, отчаянно желая ощутить их на своих. Но вместо этого чувствует, как пересмешник выдергивает ленту из корсета и отбрасывает его на пол.       Хриплый стон вырывается из горла северянки, когда она ощущает на чувствительной груди ладонь Бейлиша. Бесстыдно выгибаясь в его руках, она закусывает нижнюю губу, из последних сил сдерживая рвущиеся наружу всхлипы, когда он играет с затвердевшими сосками. От того, как он чуть оттягивает их и сжимает, между ног у Сансы становится горячо и влажно. Так, как никогда не было ни с кем другим.       Старк кажется, будто она все глубже погружается в жаркое марево, в котором остаются только его прикосновения и выжигающее изнутри желание чувствовать его ближе. Неумело лаская ладонями его пылающую кожу, она прикрывает глаза, забывая о словах, прозвучавших почти приказом. Прослеживая подушечками пальцев путь шрама от ключицы до пупка, она тут же тянет завязки штанов, желая отшвырнуть и их. Вот только стащить последнюю деталь его одежды оказывается не такой уж и легкой задачей, так как Санса почти забывается в волнах наслаждения от того, как губы и язык Пересмешника ласкают упругую грудь. Выгибаясь навстречу его бесстыдным ласкам, ее затопляет смущение от того, насколько мокрой она становится для него.       И еще больше она стыдится себя за полный разочарования вздох, вырвавшийся с губ, как только мужчина отстранился от груди. Его усмешка в другой раз остудила бы ее или разозлила, но сейчас в полумраке комнаты Старк лишь смотрит на его изогнутые губы и не может стряхнуть с себя наваждения.       Санса не может понять, действительно ли она чуть приподнимает бедра, когда Петир стягивает с нее кружевное белье, или ей это только кажется? Все вокруг подергивается пеленой и в этом дурмане только он остается до невозможности четким.       Разбрасывая руки, девушка хватается пальцами за густой волчий мех. Она не торопится смыкать стройных ног, когда Бейлиш проводит губами по внутренней стороне ее бедра. Если ему так нравилось касаться уродливых отметин на нежной коже, то почему нет? Хрипло застонав и чуть поерзав на кровати, Санса не желает, чтобы он останавливался.       А в следующий миг она практически задыхается. Хватая приоткрытыми губами воздух, Старк протяжно стонет от ощущений с ошеломляющей силой захватывающих ее. В какой-то момент ей кажется, что это больше, чем она может вынести, ведь ничего более развратного она не испытывала в своей жизни. Но то же самое Санса думала и тогда, когда Бейлиш вводил в ее разгоряченное лоно пальцы, умело доводя до оргазма.       Его язык вытворяет с ней нечто невообразимое, то скользя внутрь, то касаясь чувствительного комка нервов снаружи. Запуская пальцы в его волосы, тронутые у висков ранней сединой, Старк всхлипывает и поводит бедрами, желая снова ощутить его в себе. Она не замечает того, как через пару мгновений уже с силой сжимает его волосы, и как ее стоны становятся громче и протяжнее. С каждой секундой в ней все меньше остается от самой себя.       Кажется, самое лучшее место для Пересмешника – место между ее широко разведенных ног.       Когда она с хриплым стоном выгибается, поводя бедрами, стоило его языку задеть клитор, играя с ним, губы Пересмешника трогает едва заметная улыбка. Рыжеволосая волчица, такая холодная и неприступная для других, таяла сейчас в его руках, словно воск, распаляя бегущую в его жилах кровь, превращая в расплавленное железо, заставляя гулко стучать в висках.       Он не слышал ничего кроме стонов, слетающих с ее губ, стоило его языку скользнуть в разгоряченное, влажное лоно. Собирая ее сок, он не видел ничего, кроме ее тела, подрагивающего от каждого его прикосновения, от каждого движения его языка внутри нее. Сколько раз, снимая напряжение со своими девочками, он представлял на их месте ее, такую соблазнительно-невинную, и вот теперь она, его пташка, была в его руках, вновь становясь настолько горячей, что, казалось, способна была растопить все снега Севера.       Когда тонкие пальцы Сансы, запутавшиеся в его волосах, сильней сжимают их, едва уловимо царапая кожу головы, а тело напрягается, готовое вот-вот вздрогнуть от оглушающей развязки, чтобы затем расслабленно обмякнуть на толстых шкурах, Бейлиш на мгновение отстраняется, заставляя рыжеволосую недовольно всхлипнуть, подаваясь бедрами вперед, желая получить больше. В этот момент он рад тому, что полумрак комнаты скрывает довольную улыбку, тронувшую его губы. Этого мгновения ему было достаточно, чтобы избавиться от едва державшихся на бедрах штанов, которые скорей мешали, чтобы тут же опять коснуться губами чувствительного комочка нервов, вбирая его, тут же скользя по нему кончиком языка, заставляя рыжеволосую со стоном выгнуться, ведя бедрами по кругу, без слов умоляя не останавливаться. Санса, рыжеволосая волчица, такая нестерпимо горячая, теперь ей никто не посмеет сделать больно. Лишь однажды, просчитавшись, он чуть не погубил ее, оставляя помимо отметин на ее теле, отметины и в ее душе.       Липкое полузабытье окутывает его, не давая вырваться из своих цепких объятий. Он даже не помнит, сколько выпил в этот вечер, единственное, что может сказать точно - это то, что перебрал, хватив лишку. Пытаясь заснуть в своей постели, которая застелена белоснежными простынями, Петир не может сделать этого – стоит ему лишь на мгновение закрыть глаза, как желудок сводит судорогой, заставляя буквально скатываться с кровати, благодаря семерых за то, что старушка Агнесс, что-то бормоча себе под нос, умудрилась поставить рядом с кроватью деревянное ведерко, избавляя юного Бейлиша от унизительного занятия, грозившего ему, в противном случае, с утра пораньше.       Кейтилин… рыжеволосая кошечка Кет. До последнего он не хотел верить в то, что она помолвлена, но сегодня... Ему было достаточно одного взгляда на этого северянина, чтобы возненавидеть его. Более походивший на один из шкафов, стоявших в Главной зале Риверрана, он не мог быть парой для хрупкой и изящной Талли. И этот запах… Петира начинало мутить от одного запаха этого Старка. Потом, после отъезда этого громилы, ему еще долго казалось, что все вокруг пропахло волчьей шерстью.       Желудок вновь сводит судорогой, как раз в тот момент, когда дверь приоткрывается и впускает в полутемную комнату свет. Тонкий девичий силуэт в обрамлении рыжих завитков замирает на пороге. Непослушными губами он шепчет:       – Кет… Ты пришла… Моя Кейтилин.       Точеная фигурка склоняется над ним, распущенные локоны, осенним водопадом струятся по ее плечам, скрывая их лица, и тихий голос шепчет:       – Петир, я пришла к тебе, мой Петир.       Он практически не помнит, как теплые девичьи ладошки тянут за рубашку, потом освобождают его от штанов, внезапно ставших такими тесными в паху. Он не помнит и того, как его ладони смыкаются на ее упругих бедрах, когда его рыжеволосая Кет оказавшись сверху, медленно насаживается на его возбужденную плоть. Он не желает помнить, как он накрывает ее губы поцелуем, заглушая ее невольный вскрик. Она была терпелива в ту ночь, рыжеволосая кошечка, подарившая ему самое ценное, что было у нее. Тягучие, плавные движения, ее пальчики, сжимающие его плечи, чувствуя приближение развязки, закушенная губа, чтобы ничем не выдать своего присутствия здесь, в комнате Петира, прекрасно осознавая, чем это может грозить ей.       Это потом, он узнал, что той ночью вместо его Кейтилин к нему приходила Ромашка-Лиза. Это потом старик Талли смотрел на него, как на прокаженного, отказываясь принимать любые извинения. Да и какие слова могли загладить то, что было уже совершено. Это потом, он не мог поднять глаза на Кейтилин, которая с удвоенной силой стала избегать его компаний. Это все будет потом. Но тогда… тогда он был просто не в силах узнать ее, теша себя смутной надеждой на то, чему никогда не суждено было сбыться.       Хрупкие пальчики рыжеволосой волчицы с силой зарываются в его волосы, сжимая их. Хриплый стон, предвестник скорой развязки рвется из ее груди, а уже через мгновение ее тело выгибается, на короткое мгновение напрягаясь до предела, чтобы в следующий миг обессилено вытянуться на шкурах. И она замирает, стараясь перевести дыхание.       С едва уловимой усмешкой на губах Пересмешник отстраняется, плавно скользя ладонями по телу Сансы, еще подрагивающему от только что пережитого оргазма, очерчивая каждый его изгиб. А в следующее мгновение он склоняется к ней, чтобы скользнуть губами по ее белоснежной коже, покрытой легкой испариной, чтобы хрипло выдохнуть ей на ухо:       – Не закрывай глаза.       Он смотрит в ее глаза, такие пронзительно-синие, кажущиеся нереальными в этой полутьме, ищет в них ответ. Ему кажутся вечностью те мгновения, на которые Санса все же отводит взгляд – его голод, его желание, бурлящее сейчас в крови, ищут выход. Когда же его пташка вновь обращает на него свой взгляд, Бейлиш читает в нем нетерпение, смешанное с желанием, пока еще робко, но уже пробивающемся сквозь клубок других чувств.       Седьмое пекло! Почему, каждый раз, когда эта рыжеволосая девочка так смотрит на него, он забывает все? Даже то, что нужно дышать. Ему кажется, что где-то глубоко внутри лопается какая-то струна, превращая его в глупца, который многое бы отдал за то, чтобы вновь увидеть в этих глазах искорки радости, как когда-то давно, еще в Королевской Гавани.       Устраиваясь поудобней между ног волчицы, Бейлиш не может сдержать тихого стона, когда его возбужденная плоть касается влажного тепла ее лона. Ни одна из его девиц, не способна была вызвать у него такую бурю, которую он испытывал, лишь только взглянув на свою рыжеволосую пташку.       Одним резким толчком он входит в нее, заполняя до упора, и на мгновение замирает, давая привыкнуть. Лишь в этот момент он понимает, что его девочка, его Санса, судорожно всхлипывает. Сквозь пелену, затуманившую его глаза, он замечает соленые капли, собравшиеся в уголках ее глаз, да плещущиеся где-то в глубине ужас и неверие в происходящие.       – Петир… – ее тихий шепот, в котором слышатся нотки горечи и боли от его столь резкого проникновения и судорожно сжатые на плече пальцы, оставляющие отметены на коже, отрезвляют его. Идиот, ослепленный своим желанием и похотью, сейчас в ее глазах он был ничуть не лучше ублюдка Рамси.       В тот момент, когда синеглазая, судорожно сглатывая, пытается оттолкнуть его, избавляясь от страха и наваждения, Бейлиш склоняется к ней, мягко касаясь губами соленых дорожек на ее пылающих щеках.       – Прости..., – едва слышно произносит он, чтобы в следующее мгновение жадно накрыть ее подрагивающие губы поцелуем, заставляя отвлечься.       Не торопясь и не разрывая поцелуй, он начинает двигаться в ней – медленно, неторопливо, постепенно чувствуя, как ее тело начинает подстраиваться, откликаясь на каждый новый толчок его бедер. Хриплые стоны, срывающиеся с ее губ, смешиваются с его, разрывая повисшую было в комнате тишину. Ее тонкие лодыжки, скрещенные у него на спине, то, как она ведет бедрами, отзываясь на каждый его толчок, принуждает Бейлиша ускорять темп, забываясь окончательно, без слов понимая ее тело.       Ему казалось, что они знают друг друга уже добрую сотню лет, понимая один другого с полу-взгляда, с полу-вздоха. Он на мгновение замирает, словно подразнивая ее, заставляя Сансу с недовольным всхлипом податься бедрами на встречу, умоляя не останавливаться, вызывая на его губах улыбку, которая, пожалуй, впервые, затрагивает и его глаза. А уже в следующее мгновение ее пальчики с силой сжимают его плечи, оставляя на них новые следы, срывая с его губ хриплые стоны.       Каждый его толчок, каждое движение ее бедер, приближает их обоих к такой долгожданной развязке, срываясь с губ хриплыми стонами, замедляя течение времени, делая все вокруг них нереальным и неважным. Снег, валящий крупными хлопьями за окном, скрывающий все в округе белой пеленой, тихий вой, доносящийся откуда-то извне, собравшиеся под крышей Винтерфелла лорды Севера, шумно празднующие очередную свадьбу, даже засевшие в Королевской гавани остатки Ланнистеров, больше походившие на пауков, собранных в одной банке, сейчас все это не имело никакого значения.       Склоняясь к волчице, Бейлиш скользит губами по ее шее, едва уловимо касаясь мраморной кожи, которая кажется нереально белой, оттененная ослепительно огненными волосами, разметавшимися по волчьим шкурам.       – Не закрывай глаза, – едва слышно шепчет мужчина, опаляя ее своим дыханием.       Санса распахивает ресницы, заставляя его на короткое мгновение замереть, забывая обо всем, проваливаясь под лед и заставляя его сердце пропускать удар за ударом. Ее пальчики, скользящие по раскаленной коже, оставляют едва заметные следы, от чего по спине пробегает дрожь. Ее губы, в какой-то момент, коснувшиеся его лица, скользнувшие по скуле, опалившие кожу на шее, тихим выдохом, переходящим в стон, просят не останавливаться, не произнося при этом ни слова.       Толчок, еще один и тело его пташки выгибается, от захлестнувшей ее волны оргазма, вырывая из ее груди хриплый стон:       – Петир.       Его имя, сорвавшееся с ее губ громким стоном, захлестывает его новой волной желания, которое тут же скатывается вниз, переворачивая все внутри с ног на голову. До этого момента он думал, что уже ничего не сможет отозваться такой приятной болью где-то под ребрами, там, где уже давно все было заполнено едкой тягучей желчью.       Он, увлекаемый рыжеволосой, держится не долго, следуя за ней. Его тело сотрясает оргазм такой силы, которой он не испытывал уже много лет. Орошая ее лоно, он не спешит выходить из нее, плавно скользя по белоснежной коже, еще покрытой легкой испариной. Бейлиш мягко касается полуоткрытых губ северянки, едва слышно выдыхая:       – Доверься мне. Я не подведу тебя, – и лишь потом перекатывается на кровать, притягивая свою Леди к себе и укрывая обоих шкурами.       Губы Пересмешника трогает едва уловимая улыбка, когда разморенная Санса пристраивается на его плече, обвивая руками, словно боясь чего-то. Он зарывается пальцами в ее рыжие кудри, еще влажные после бурной ночи, перебирая их, скользя по тонкой шее под ними, едва уловимо очерчивая контуры плеча. Уже засыпая, мужчина чувствует довольство от того, что наконец-то получил то, ради чего совершал большинство своих шагов, плетя свою паутину и сочиняя песни.       Сквозь жар распаленного страстью тела, до Сансы не сразу доходит, что Пересмешник просто играет с нею. Она не понимает того, зачем ему отстраняться, когда секунду назад было так хорошо. Быть может, если бы она разглядела довольную улыбку на его губах, то все стало бы ясно. Но, увы, опустить взгляд и наблюдать за тем, как он касается губами возбужденной плоти, как проводит языком по лону и скользит внутрь, было выше ее сил. Мимо нее проскользнул тот момент, когда мужчина избавился от последней детали одежды. Седьмое пекло, да она вообще не заметила этого, прикусывая нижнюю губу от разрывающих ее ощущений, таких непривычных и таких приятных.       Вновь почувствовав прикосновение губ к клитору, она хватила приоткрытыми губами воздух и чуть не захлебнулась собственным стоном, вырвавшимся из груди. Она почти умоляюще вела бедрами, чувствуя себя близкой к тому экстазу, который уже однажды испытала от его близости. Старк никогда и думать не могла, что могут существовать столь сладкие ласки. Она вообще не желала думать об этом ранее, витая в облаках. Имея совершенно другие интересы, девушка игнорировала развлечения подобного рода, считая их низкими и недостойными Леди. Это было развратно, низко и казалось просто отвратительным. Ровно до тех пор, пока она не оказалась в руках Бейлиша. Ровно до тех пор, пока он не получил от нее единственное оставшееся – ее хрупкую гордость, отброшенную стеклом к его ногам и разбившуюся на осколки.       Точно так же, как на осколки разлеталась она сама, одной рукой хватаясь за шкуры, а пальцами другой, зарываясь в волосы Пересмешника. Хриплый не то стон, не то всхлип заполнил покои, ударился о замерзшие стены и наверняка оказался слышен снаружи. В какой-то момент ей показалось, будто ее больше нет в теле, что выгнулось напряженной струной. Казалось, что она не сможет выдержать хлесткого наслаждения, пронзившего ее насквозь. Это ощущение было во много раз сильнее боли. Оно почти полностью перекрывало воспоминания о звериной жестокости, затопляя сознание экстазом и убаюкивая на волнах расслабления. Обессилено растянувшись на мягком мехе, Санса едва ощутимо подрагивала, жадно хватая воздух губами.       Ладони Бейлиша, скользящие по телу, только усиливали дрожь. Они будто бы находили отклик где-то под ее кожей, там, где он был полновластным хозяином. Проклятье, он был в каждой капле крови, ядом распространившись в ней, в каждом сантиметре тела, податливо реагирующего только лишь на его прикосновения. Ощущение его губ на коже постепенно возвращало ее к реальности, но почти сразу же хриплый шепот на ухо вызывал трепет. Петир говорил ей не закрывать глаз, и она не закрывала их. Старк не отводила взгляда, широко распахнутыми глазами утопая в его серо-зеленых, напоминающих ей сейчас хвойные леса Севера.       В ней не было ни капли страха, когда Лорд-Протектор расположился меж стройных ног. Она не переставала смотреть в его лицо, даже когда почувствовала, как напряженный от возбуждения член упирается во влажную плоть. Ужас поселяется в ней чуть позже, когда резким толчком он проникает глубоко внутрь, на всю длину. Всхлипывая от боли, рыжеволосая отмечает, что Мизинцем его прозвали явно не из-за размера достоинства. Уж точно не из-за него. Ей кажется, что к этому она не привыкнет никогда: к боли и к ощущению, будто тебя хотят разорвать на части. Понимая, что это та самая плата, которую она сама предложила, Санса сдерживает новый всхлип, но не может ничего сделать со слезами, скатывающимися с уголков глаз.       В ее взгляде застывает страх и неверие в происходящее. Он обещал!.. обещал, что не сделает больно. Но снова лгал.       – Петир… – имя судорожным шепотом срывается с губ, когда она впивается ногтями в его плечи.       А в следующий миг она не выдерживает и пытается мягко оттолкнуть его. Сглатывая слезы, она отводит взгляд и упирается ладонями в его грудь. Слишком неуверенно, чтобы действительно оттолкнуть мужчину. Его нежность ранит ее сильнее ножа, когда губы собирают слезы с ее щек. Санса не верит его тихому «прости». Но когда он жадно целует ее, все остальное отходит на задний план.       Хрупкие ладони скользят по его груди выше, руки обвивают плечи, пальцы цепко хватаются за спину, когда он неспешно начинает двигаться. Гамма неприятных ощущений постепенно тает и вместе с этим, Старк начинает отвечать его губам. Давая ему возможность приручить себя, девушка сама не замечает, в какой момент начинает подстраиваться под его ритм. Хриплые стоны один за другим рвутся из ее груди, когда она обхватывает его ногами и скрещивает их на спине Пересмешника.       Вытерпев столько боли и унижения от Болтонского бастарда, она не думала, что когда-то сможет получить удовольствия от близости с кем-то. Но Петир оказывается ее якорем, за который она хватается, отчаянно желая почувствовать себя живой. И, видит небо, она чувствует себя такой живой, как никогда, когда он раз за разом проникает в нее на всю длину, медленно движется обратно и снова заполняет собой, когда после этих дразнящих скольжений он делает резкие толчки, вновь зарождая в ней жар, что вот-вот грозится стать нестерпимым.       Она отклоняет голову, подставляя шею жадным губам своего мужчины. Сладко замирая от того, как он целует за ушком, Старк задерживает дыхание, когда слышит его вновь повторенную не то просьбу, не то приказ. Его дыхание на коже кажется таким правильным, будто все это время она стремилась только к одному, чувствовать его здесь и сейчас.       Ловя его взгляд, Санса нежно проводит пальцами по шраму, царапает плечо и тянется ближе, чтобы коснуться поцелуем уголка губ, скользнуть своими по острой скуле и жарко выдохнуть в его шею, срываясь на стон. Почти отчаянно она хватается руками за его предплечья и обвивает шею, когда после пары неожиданно резких, но не торопливых толчков, внутри что-то напряженно замирает и вдруг взрывается невыносимым наслаждением. Пальцы ног сводит оргазменной судорогой, охваченная которой, Санса стонет его имя:       – Петир!       Продолжая прижиматься к мужчине ослабевшим телом, синеглазая изумленно приоткрывает губы, чувствуя, как по телу мужчины проходит дрожь. А в следующий миг, она широко распахнутыми глазами смотрит на него, чувствуя, как он изливается глубоко внутри.       Ей всегда было мерзко чувствовать в себе семя Рамси, но сейчас все меняется. Кем она стала, если ей нравилось это ощущение? Нравилось быть заполненной Пересмешником… Быть может она стала одной из его шлюх? Высокородная Леди, превратившаяся в одну из его девиц. Вот только как бы то ни было, Санса четко знала, что с этого дня его слова приобретают силу. Она его, а он ее. Ничто не изменит этого. Никакая сила за Узким морем, древние страхи из-за Стены или же безумная королева на Железном троне.       Восстанавливая дыхание, она дает ему притянуть себя ближе и чуть ерзает, устраиваясь удобнее, когда он накрывает обоих шкурами. Она принадлежала ему, а он ей – эта простая мысль приносит ей успокоение, когда рыжеволосая льнет ближе и устраивается на плече мужчины. Санса мягко улыбается, когда он обнимает ее, она опускает ладошку на грудь Бейлиша и слабо поглаживает, не в силах бороться с тяжелеющими веками. Истома охватывает тело, стоит Лорду Харренхолла зарыться пальцами во влажные волосы. Его ласки убаюкивают ее ничуть не хуже, чем некогда сказки старой Нэн. Засыпая, Старк представляет, как проводит кончиком язычка по старому шраму Петира. Неосознанно, она обвивает его торс во сне рукой, не желая, чтобы эти тепло и ощущение безопасности растворились с рассветом.