Девушка из Берлина: Вдова военного преступника

Линц, Австрия, 4 Октября 1944 Я не хотела ехать, но он меня заставил. За руку вывел из дома и усадил в машину, предварительно побросав в дорожную сумку несколько платьев мне на смену на те пару дней, что мы должны были провести в Австрии. Я не могла слишком уж возражать; в конце концов это был его день рождения, да и не оставил бы он меня одну в Берлине с постоянными бомбёжками. - Там же будет твоя жена, - попыталась привести я свой последний аргумент по пути на военный аэродром. - Как я ей в глаза буду смотреть? - Она о нас ничего не знает. К тому же, здесь я тебя не оставлю. Берлин провожал нас серым дождём и промозглым ветром; Линц же встретил нас безоблачным синим небом и яркими пиками горных цепей, прозрачным воздухом и долгожданной тишиной. Я почти забыла уже, каково это было - тишина; после непрерывного рокота самолётов над головой, отдалённых взрывов и дрожащей земли, противовоздушных сирен и артиллерии тишина эта теперь казалась чем-то неестественным. По дороге к дому Эрнста мы сидели, прижавшись друг к другу на заднем сиденье, и я вдруг вспомнила, что когда ещё была совсем маленькой девочкой, я закрывала уши руками во время грозы, пытаясь заставить грохочущий мир вокруг исчезнуть. Гром и молнии по-прежнему были там, снаружи, но я-то их не слышала, а значит и не боялась больше. Вот и сейчас то давно забытое, детское чувство вдруг вернулось ко мне, в этом обманчиво пасторальном Линце. Мне думалось, что оба мы так отчаянно пытались заставить себя верить, что всё каким-то образом непременно закончится хорошо, и что если мы только будем держать друг друга за руку, весь мир снаружи исчезнет и останемся только мы одни. - Мне безумно страшно. - я наконец осмелилась произнести это вслух. Эрнст обернул руку вокруг моих плеч и прижал меня к себе ещё крепче. - Чего ты боишься? У тебя же есть я. - А что, если ты не всегда будешь рядом? Эта тема была нашим негласным табу, но это никак не меняло того факта, что оба мы прекрасно знали, что когда Германия проиграет войну - а сейчас это было всего лишь вопросом считанных месяцев - все члены правительства вместе с РСХА, СС и СД должны будут предстать перед международным военным трибуналом, чтобы ответить за все военные преступления, о которых мир наконец-то узнал. Американские, Британские и Советские лидеры уже решили их участь на Тегеранской конференции, вместе с участью самой Германии, уже поделённой на оккупационные зоны на их картах. Я знала обо всём этом от Ингрид. - Ну куда же я денусь? "Вот и хорошо, солги мне, заставь меня поверить в невозможное. Мне так нужно иметь сейчас хоть какую-то веру, и в кого, как не в тебя, сильного и уверенного, всегда знающего, что делать, всегда находящего выход из любой самой безвыходной ситуации... В кого же мне ещё остаётся верить, как не в тебя?" - Я всегда буду рядом. Обещаю, - добавил он и кивнул, будто в подтверждение своих слов. - Я тебе верю. Я пыталась оставаться насколько можно более невидимой на протяжении всего вечера, прячась за широкой спиной Отто по большей части; несмотря на своё крайне занятое расписание, он ни за что не пропустил бы день рождения лучшего друга. Я с жадностью наблюдала, как Эрнст играл со своими детьми, счастливыми до бесконечности получить наконец-то безраздельное внимание их постоянно отсутствующего отца. Было очень больно думать, что скорее всего я никогда не увижу, как он играет вот так с нашим ребёнком. Медленно, измучивая себя собственными мыслями, я начала потихоньку выцарапывать его из своего сердца, пытаясь отстранить себя от его семьи, потому как это с ними ему придётся бежать, когда всё будет официально окончено для нашей страны. Скорее всего он уже приготовил паспорта для своей жены и детей, и может где-то в Южной Америке, куда собирались бежать все высокопоставленные военные преступники, они начнут новую жизнь, и всё у них будет хорошо, и... И я больше не могла ничего видеть из-за застилающих глаза слёз. Я вышла на улицу, в прохладную австрийскую ночь, и подняла лицо к бархатному небу над головой. Здесь даже звёзды были другие, большие и яркие, совсем не как в Берлине. "Пока я смотрю вверх, слёзы не катятся по щекам, а значит, я так и буду стоять, пока боль в груди не поутихнет. Когда же я в последний раз вот так смотрела на звёзды? Ах да, всё верно, с Генрихом, в самое первое лето после того, как мы поженились. Мы собирались провести выходные за городом, но на полдороги наша машина перегрелась и встала. Генрих тогда постелил на землю свой китель, и мы легли на него, глядя на ночное небо и наслаждаясь вином, что прихватили с собой. Мы не говорили ни о чём, просто лежали и смотрели на небо." Мы с Генрихом всегда понимали друг друга без слов. А затем он пришёл и разрушил мой маленький, хрупкий мирок, уложил меня на осколки, что остались от него и занялся со мной любовью. Такой уж он был человек, мой Эрни: всегда получал то, чего хотел. А я всё равно его любила, не смотря ни на что... Швейцарская граница отсюда не так уж и далеко, да и паспорт у меня был при себе. Если прямо сейчас взять машину и сесть на ближайший поезд, я уже завтра утром буду в Цюрихе. А оттуда все мы - мама, папа, Генрих, Урсула, Макс, Грета и я исчезли бы без следа. После открытия второго фронта Цюрих был наводнён агентами американской контрразведки, они вывезли бы нас за считанные часы. Нужно только собраться с силами и поехать, прямо сейчас собраться и уйти, пока ещё не стало слишком поздно... - Ты куда от меня сбежала? Голос Эрнста окутал меня мягким одеялом, и ночь вдруг перестала казаться такой холодной. - Просто хотела подышать свежим воздухом. А ты почему не внутри с гостями? - Потому что ты не там. Куда ты, туда и я, помнишь наш уговор? Вот так всё и было между нами: так просто и в то же время так безнадёжно запутанно.