Девушка из Берлина: Вдова военного преступника

1 Октября 1946 Почти год спустя с открытия первого в истории военного трибунала, где судили немецких военных преступников, судьи вынесли свои приговоры двадцати трём обвиняемым. Во время заключительной речи обвинения, которую прокурор зачитал ещё в июле, он заявил, что обвинение держало Эрнста лично ответственным за массовое убийство мирного населения в оккупированных территориях, приведённое в исполнение Einsatzgruppen под его командованием; задержание, заключение и последующую казнь расовых и политических врагов нацистского режима; установление и управление концентрационными лагерями; эксплуатацию заключённых в данных лагерях в качестве рабской рабочей силы; заключение и последующую казнь людей, чьи родственники были объявлены врагами государства; за реквизицию и уничтожение частной и государственной собственности; убийство заключённых в тюрьмах СД; преследование евреев; преследование церкви и религиозных меньшинств... Списку, зачитываемому прокурором, казалось, не будет конца, и с каждым новым пунктом обвинения от огонька той крохотной надежды, что ещё теплилась у меня внутри, на то, что Эрнста хотя бы приговорят пожизненно вместо смертной казни, к концу этой речи уже ничего не осталось. И я сидела, молча сложив руки на коленях и слушала радио, будто это мне, а не ему должны были вынести сегодня вердикт. "Подсудимый Эрнст Кальтенбруннер был признан Международным Военным Трибуналом невиновным по первому пункту. Трибунал нашёл его виновным на основании пунктов два и три. Приговор - смерть через повешение." Судья продолжил зачитывать остальные вердикты, но я больше ничего не слышала. Мир остановился в ту минуту для меня, и ничего больше не оставалось, кроме как уронить голову на руки и рыдать в голос, будто это помогло бы делу... Догадавшись о причине моих слёз, или же услышав слова судьи из другой комнаты, Генрих поспешил утешить меня, усевшись рядом и гладя меня по волосам, тихо говоря что-то успокаивающее, но я его не слушала. Война давно закончилась и всё, что я от всех них слышала после подписания капитуляции, было то, как наладится моя жизнь и как всё будет замечательно, и вот эти самые люди теперь собирались хладнокровно повестить отца моего ребёнка за преступления, ответственность за которые должны были бы нести его командиры. Ну и как мне после такого оставалось хоть кому-то верить? *** Я машинально мыла посуду, намыливая тарелку за тарелкой, в то время как мысли мои были очень и очень далеко, что в принципе было моим нормальным состоянием в последнее время. Малыш Эрнст во что-то играл на одеялке, что я расстелила для него на полу. Я была настолько погружена в свои мысли, что даже не услышала вначале звонка, и обратила внимание на настойчивый шум, только когда в дверь не начали стучать. Очнувшись наконец от своего оцепенения, я наспех вытерла руки о передник и пошла открыть дверь. - Добрый день, миссис Розенберг, - на пороге стоял агент Фостер. - Разрешите войти на минутку? Дело важное. - Да, конечно. - Я отступила в сторону, пропуская его. - Но Генрих на работе... - Я знаю. Я пришёл к вам. Эрни, который не любил когда кто-либо говорил с его матерью без его надзора, немедленно выбежал из кухни и ухватился за мою ногу. Я подняла его на руки. - У нас гости, Эрни. Что мы обычно говорим гостям? - Привет. Я улыбнулась и чмокнула малыша в мягкую как пёрышко щёчку. Агента Фостера он знал по его частым визитам; незнакомым же людям он вместо "привет" обычно говорил "уйди." - Здравствуйте, молодой человек. - Агент Фостер тепло улыбнулся мальчику и снял шляпу, снова переводя взгляд на меня. - Миссис Розенберг, причина, по которой я здесь, весьма деликатна... - Вы можете говорить при моём сыне. Может, хотите кофе? Или чаю? - Нет, благодарю вас, это займёт всего минуту. Он немного неловко переступил с ноги на ногу, будто собираясь с мыслями. Весьма несвойственное поведение для всегда уверенного в себе агента разведки. Похоже было, будто он нервничал; я нахмурилась. - Миссис Розенберг, как вы должно быть уже знаете, Международный Военный Трибунал приговорил доктора Кальтенбруннера за совершённые военные преступления к... в общем... - Он мёртв? - Сразу же перебила его я, невольно стискивая сына в руках. - Нет, нет, пока нет. - Агент Фостер покачал головой с мягкой улыбкой, которая, однако, сразу же исчезла. Я снова начала дышать. - Но ввиду того, что... вы ведь понимаете... приговор в скором времени приведут в исполнение... В общем, его последним желанием было увидеть вас и вашего сына. Трибунал официально на подобные визиты разрешения никогда не даст, но у меня там свои связи, и... Скажем так, я всё организовал, если вы конечно хотите поехать. - Хочу ли я поехать? О чём вы вообще спрашиваете? Да я всех вот уже полтора года умоляла разрешить мне его повидать! - Ну что ж, в таком случае всё решено. Я заберу вас завтра ровно в семь утра, и мы сразу же поедем в аэропорт. Я лично буду сопровождать вас в Германию и обратно. Я радостно закивала, едва сдерживая своё волнение. - Не берите с собой много вещей, пожалуйста. В Нюрнберге мы проведём всего несколько часов. Возьмите только то, что вам может потребоваться для мальчика, ну и документы, естественно. - Спасибо вам огромное. Я и выразить не могу, как я ценю то, что вы для нас сделали. Держа Эрни на одной руке, я протянула вторую американцу. Он крепко пожал её, слегка поклонился и вышел. Я же ещё какое-то время стояла посреди коридора, не веря до конца в то, что мне наконец-то разрешат его увидеть, пусть и в последний раз. Я прикрыла глаза, закусив губу и повторяя как мантру: только не плачь при сыне, не плачь при сыне, не плачь...