Девушка из Берлина: Вдова военного преступника

4 июля 1950 Генрих, я, наши трое детей и Штерны направлялись к Хадсон Ривер вместе с разнородной толпой нью-йоркцев, громко переговаривающихся между собой в ожидании фейерверка в честь Дня Независимости. В Соединённых Штатах четвёртое июля было большим праздником, вкус к которому уже давно переняли наши дети. Я сама толпу не очень-то любила, но отказать детям в фейерверке было в моих глазах просто кощунством. Генрих усадил Герти себе на плечи, чтобы малышка могла лучше видеть происходящее вокруг, в то время как Макс проделал тот же трюк с нашим младшим сыном, Хайни. При виде нашего небольшого "детского сада," добросердечные нью-йоркцы (почему их остальное население Соединённых Штатов усиленно считало грубейшими и безманерными янки до сих пор остаётся для меня загадкой) пропустили нас к самой воде, откуда Эрни и Грета, немедленно просунувшие руки через толстую решётку, могли беспрепятственно наблюдать за праздничным шоу. Нам пришлось подождать ещё минут двадцать, пока вокруг не стемнело достаточно для салюта, и как только первый огненный шар с хлопком раскрылся над нашими головами, дети разразились радостными криками, и все вокруг начали аплодировать. Миллионы цветов окрасили моё лицо, поднятое к бархатному небосклону, и я невольно крепче сжала плечи сына, стоящего передо мной, и сама чувствуя себя ребёнком в этой общей радости. А затем кто-то коснулся моего бедра. Сначала я не придала этому никакого значения, решив, что кто-то из толпы случайно задел меня, как вдруг я почувствовала чью-то руку, с явным намерением кладущую что-то в карман моего летнего платья. Я инстинктивно потянулась рукой к карману, как электрический шок пронзил мой позвоночник тысячевольтным разрядом при звуке такого знакомого, хоть и давно забытого голоса у меня над ухом: - Не оборачивайся. Эрнст, а теперь-то я жизнью своей готова была ручаться, что это был именно он, всё ещё сжимал мою руку, которую он поймал у моего кармана. Я стояла, не шевелясь и не дыша, с широко распахнутыми глазами, невидяще уставившимися в пространство передо мной, боясь хоть раз моргнуть, чтобы не дай бог не проснуться от самого прекрасного сна в моей жизни. А затем он провёл рукой по моей, от самого запястья до предплечья, легонько стиснул пальцы, будто не желая выпускать меня из рук, и затем также бесследно растворился в ночи. Я наконец вспомнила, как нужно дышать, и резко развернулась, только чтобы увидеть счастливые лица нью-йоркцев перед собой. Он уже давно исчез. Только чтобы убедиться, что я всё это не выдумала, я опустила руку в карман и нащупала маленькую записку, что он туда опустил. Я зажала в руке свою драгоценную находку и не выпускала её из пальцев всю дорогу до дома, боясь не дай бог её потерять. - Ты что-то тихая сегодня, - Генрих заметил на обратном пути, легонько толкая меня плечом. - И почему у тебя такой вид, будто ты призрака увидела? "Ты и понятия не имеешь, насколько ты близок к истине," я чуть было не сказала в ответ, но быстро взяла себя в руки и просто улыбнулась. Мне не терпелось вернуться домой, где, вместо приготовления чая для праздничного ужина, я первым делом проскользнула в ванную, закрыла за собой дверь и развернула записку дрожащими пальцами. Я сразу же узнала его почерк, хотя записка и состояла всего из нескольких слов и цифр, но я вновь и вновь покрывала эти короткие несколько слов поцелуями, утирая счастливейшие слёзы с мокрых щёк. Это был адрес: номер дома, улица и город - Вашингтон, не Нью-Йорк, но в тот момент мне разницы не было, даже если бы там стоял индекс Аляски или Гавайев. Я наконец-то знала, где его искать, и готова была пешком проделать весь путь, если пришлось бы. Так что мне были несколько каких-то часов езды? Я поймала своё отражение в зеркале, откуда на меня смотрела вдруг раз помолодевшая, та, другая Аннализа, которая, как мне казалось, погибла в развалинах военного Берлина, с огромными глазами, святящимися надеждой впервые за несколько невыносимо долгих лет. - Эрни, - я прошептала самое любимое на свете имя, улыбаясь своему отражению, и спрятала записку обратно в карман, прежде чем вернуться к семье и гостям. - Я скоро буду. Только дождись меня.