Каменные драконы

      Они выехали ранним утром. Рассвет окрашивал верхушки башен, его алые нитки напоминали стяги. Над процессией реяло гордое знамя. Мать не любила его разворачивать. Золотой лев над Дредфортом вызывал много вопросов. Золотой на лазурно-голубом, с луной и солнцами по краям. Селвин знал свой герб очень хорошо, гордился им, хотя здесь на Севере его и не любили.       Впереди колонны маячили близнецы. Их золотые головы выныривали из утреннего тумана то здесь, то там, похожие на снопы соломы. Он неохотно признавал, что брат и сестра лучше него ездили на лошадях. Зато его дракон, вернее, драконица, была самой крупной. На её спине Селвин терялся как былинка, однако она слушалась. Каждый раз. Беспрекословно. И она была всегда. Малышом он учился ходить, цепляясь за чешуйки на её хвосте.       Сейчас драконица без всадника следовала за колонной. Она не могла долго находиться с ним в разлуке, Селвин ощущал её тревогу как свою. К сожалению, лететь на драконе вперёд было неразумно, требовалось подготовить обитателей Винтерфелла к их появлению. Драконы Дженны и Герольда, про которых все также думали, что они близнецы, если у драконов вообще бывают близнецы, остались в замке. То ли у них был более независимый характер, то ли они были моложе, но юные синие создания с васильковыми глазами и золотистыми гребнями по спинам легко отпускали от себя своих всадников. И Дженна, и Герольд уже умели на них летать, хотя мать бдительно следила, чтобы они не баловались и не улетали далеко. Селвина это смущало. В их возрасте Селвин уже вернулся из первого полета на Тарт. Впрочем, он разделял сомнения матери как относительно драконов, так и относительно всадников — вся четверка была слишком взбалмошной и юной, чтобы оставлять их без присмотра.       Дорога заняла весь день. И он был прекрасен. Отец без устали рассказывал разные истории, а маленькая Кира практически не слезала с его колен. Она засыпала у него на седле, и просыпалась, и ревновала его к другим детям. Я вел бы себя так же, если бы увидел отца в четыре года впервые, подумал Селвин. Близнецы непрерывно дрались пять лет назад, когда делили его внимание. И выучились писать, только чтобы общаться с отцом. Их смешили и радовали его письма, в особенности корявый почерк. Как он сам утверждал, научиться махать мечом левой рукой было существенно проще, чем писать. Слава богу, я не мейстер, смеялся он, писать много не приходится. Но письма приходили не надиктованные в аккуратной мейстерской вязи, а кривые и косые, с кляксами. Он любил отцовские письма не меньше младших. Однако теперь, став старше, он чувствовал себя главной опорой матери на время отсутствия отца. То есть почти постоянно. Он уже умел сражаться достаточно хорошо, чтобы прикрывать ей тыл. Однако из лука он никогда не научится стрелять так, как его старая знакомая.       Лучница. Тонкие волосы колышет ветер, руки сжимают лук, а в глазах искорки. Он не видел её почти два года, со времен последнего визита к деду. Он скучал по ней, но предлога к встрече не было. Мама все неохотнее отпускала его летать на драконе в окрестностях. А до места их постоянных встреч был день пути. ***       Древний замок встретил их холодом. Огромные камни его стен издалека создавали впечатление, что он невелик. Чем ближе они подъезжали, тем большим он становился. Огромные увитые плющом стены, казалось, вросли в землю давным-давно и стояли здесь с начала времен. По сравнению с Дредфортом же замок был чудовищно велик. — Стоит, зараза, — бросил сквозь зубы отец. — Всех нас перестоит. — Ты видел его раньше? — спросил Селвин с интересом. — Однажды много-много лет назад, — отец нахмурился, откидывая со лба прядь волос. — В тот раз все было иначе, я был молод.       Отец оглянулся на мать, отставшую от них. Она была достаточно далеко. — Я был глуп и заносчив как юнец. В пекло, я сильно изменился с тех пор, но по-прежнему ненавижу Винтерфелл. В первый визит сюда я запустил цепочку событий, которая сломала хребет моей жизни. Я не жду хорошего от этой поездки. Я много лет служу Королеве верой и правдой, но мне постоянно напоминают о старых грехах. Как будто их можно однажды забыть! Никогда не совершай того, о чем будешь жалеть всю жизнь, мой мальчик. — Мы не всегда можем выбирать, — парировал сын, подгоняя коня. Мать была все ближе. — Ты прав, — отец поднял на него глаза, и в них светилась нескрываемая скорбь. — Не всегда. Но иногда мы еще и выбираем неверно. Постарайся не ошибиться.       Во дворе было шумно. Вероятно, замок ждал не только их. Кругом сновали люди. Их разместили на ночлег не в гостевом доме, а в огромной башне, при виде которой отца передернуло. Хозяйка не вышла их встретить, однако позже служанка зашла за матерью. Когда мать вернулась, ее лицо было пунцовым, а руки дрожали. — Что бы тебе ни сказала Санса, ты ни в чем не виновата, — начал отец, успокаивая ее. — Нет, я в порядке, — заявила неожиданно мать, — Леди Санса преломит с нами хлеб утром, ей нездоровится. Нам накроют стол, мы увидим ее только утром. — Сел, выйди на минутку, — попросил отец голосом, которого невозможно было ослушаться. Мальчик молча кивнул, но прикрыл дверь недостаточно плотно, замерев за дверью. Однажды его любопытство сгубит его.       Едва он вышел, мать разрыдалась шумно, как девочка. Отец успокаивал ее. Он спрашивал: — Что? Скажи, тебе станет легче… — Джейме, нет. Прошу тебя. — Хочешь, чтобы я предстал перед ней сам сейчас? — отец волновался за них, это было слышно в его голосе. — Я привыкла, послушай, привыкла. — Просто скажи мне дословно. Я Цареубийца, припомни, человек без чести. Я знаю все, что обо мне говорят. — Она обещала… обещала преломить с нами хлеб, если ты воздержишься от убийства детей в стенах замка. И попросила на всякий случай… — мать запнулась, — не делить с тобой постель, чтобы ты не взялся за старое. — О-о. Я определенно зол, — отец шумно втянул ртом воздух. — От этого я никогда не избавлюсь.       Затем дверь резко распахнулась и так же резко бухнула. Селвин замер, пораженный. Отец знал, что я слушаю? Или что? Он так и не узнает, сказал он себе, тихо отправившись в отведенную ему комнату. На соседней кровати спала малышка Кира, умаявшаяся за день.       Он так и не понял, нравится ли ему замок. Ночь упала слишком внезапно. Наскоро перекусив, он провалился в сон.       Его разбудил лай собаки, надрывный и протяжный. И крик ребенка. Он вскочил на кровати и понял, что постель Киры пуста. Он в одних брюках рванул во двор, когда увидел огромного черного пса, наступающего на девочку. Рядом в тени стены стоял огромный мужчина с обожженным лицом и усмехался. — Она не кусается, — пророкотал он, — нечего тут орать. — А-а-а, — Кира кричала надрывно, словно собака за ней гналась. Собака стояла прямо перед ней, преграждая дорогу. Селвин рванул наперерез, собака обернула к нему морду, когда из тени выступили еще две. Он не успеет, понял он, когда вторая и третья псины начали подходить к девочке ближе.       Вдруг пропела стрела, звонко рассекла воздух и воткнулась в землю перед мордой первой собаки. Та фыркнула пораженно. Оперенье стрелы было светло-серым, смутно знакомым ему. Кира побелела и застыла как столб. Селвин задрал голову и увидел на стене силуэт стреляющего. А потом услышал звонкий голос: — Псарь, отзови собак! Мигом! — Да пошла ты, — ответил ей мужчина с обожженным лицом. — Следующую стрелу я всажу ей в глаз, — предупредила девушка. — На таком расстоянии я не промахиваюсь. Я смотрю, хваленое гостеприимство Винтерфелла не распространяется на маленьких девочек!       Мужчина медленно сплюнул и позвал псов: — Ко мне, Хват! Бэта, Сэра, ко мне.       Девушка выпрямилась и одним плавным движением опустила стрелу в колчан. Сердце Селвина пропустило удар. Оперенье стрелы, звонкий голос, растрепанные волосы. Он должен был догадаться. — Слышь, кто ты такая и какого черта делаешь на стене? — обратился к ней обожженный. — Обойдешься, псарь, у меня дело к твоей хозяйке.       Девушка легко сбежала вниз по лестнице, шепнув что-то стражникам. Они молча переглянулись и, порядком испуганные, начали открывать ворота… В них вошли пятеро людей, одетых в самые невообразимые лохмотья. Один из них, темноволосый мужчина, сплошь заросший бородой до густо-синих глаз, потрепал девушку по голове. Она присела в карикатурном реверансе и пнула носком сапога камень.       Селвин обнял Киру, успокаивая, баюкая в своих руках. Он не удивился, когда увидел отца. Тот принял у Селвина ношу, утешая дочь. Вполглаза отец наблюдал за двором, когда Селвин собрался с мыслями и позвал тихо, шагнув к девушке, но она почему-то услышала: — Лучница. Девушка обернулась к нему, темный силуэт на фоне стены. Она стала другой, немного выросла, отрастила две темных косички, торчащие за ушами. Она была крепче той девочки, с которой они встречали рассвет, старше. Другой. Ее глаза блеснули, когда она посмотрела на него. Губы раскрылись в улыбке, и он увидел щербинку между ее верхними зубами. — Всадник, — выдохнула она и в три прыжка метнулась к нему, повиснув на шее на глазах оторопевших людей. Селвин закрыл глаза, обнимая ее, вдохнул ее запах и неожиданно для себя оторвал от земли, кружа. Она засмеялась, а ему казалось, что он может летать безо всякого дракона.