Каменные драконы

Конюшонок исподлобья глянул на всадника, когда тот пронесся мимо, не остановившись у гостиницы. Грязная дорога хлюпала под копытами. Всадник помедлил лишь немного у покосившейся вывески, словно что-то вспоминал, да бросил это занятие и рванул дальше. Комья летели в лужи, грязь переливалась через края глинистой колеи, проторенной телегами. — Вы не найдете другой гостиницы! — прокричал мальчишка отчаянно. — На дни пути никакого жилья, сир. — Плевать, — буркнул всадник без надежды на то, что его услышат. Мальчишка ошибся. Всадник знал эти земли. О да, он их знал. Вдыхал ноздрями едкий запах пожарищ, слышал стоны умирающих, видел черные сотни воронов, кружащие над разоренными деревнями. Он был ужасен, облик войны в Речных Землях, и была у него пёсья голова. Желтый плащ Клиганов никогда не развевался здесь в открытую, но люди знали. Он не собирался что-то доказывать. То, что не успел сжечь и разграбить Григор, было сожжено и разграблено Скоморохами, а может, и Братством. Слухи ходили разные. Толку было говорить о гордости, о чести, когда ты утратил свой шлем, оставив прошлую жизнь позади? Не все могилы хранят, некоторые стремятся погрести в своей ненасытной утробе редкие беспокойные души. Он был в шаге от виселицы, покинув Тихий остров, и все же он выбрал эту дорогу. Обитель сделала его другим. Он познал монотонный труд до ломоты в суставах, скудный стол и благословение тишины до полного просветления. И все же за всеми постами, за обетами и исповедями одна искра никак не хотела гаснуть. И было у нее северное имя и рыжие волосы, подобные пламени. Последняя непокоренная страсть. Он спешился, ведя коня в чащу. Ему следовало быть осмотрительнее. Возможность поспать на мягком в трактире по дороге могла стоить ему дорого. Узнает Братство — вздернут, узнают власти — вздернут… В пекло, разница ему, чья веревка обовьет шею? Костерок не хотел разгораться, дым стлался низко. Морось дождя висела над травой мелкой серой пеленой, словно септонское одеяние. Человек, называвшийся когда-то Сандором Клиганом, молчал, глядя в огонь. Нужен ли он ей? Истощенному войнами Cеверу нужны любые бойцы. Старики, едва способные подняться, опираясь на копья. Мальчишки-оруженосцы, как тот утренний конюшонок, едва отпустившие мамкину юбку. Калеки, бездомные… Даже бабы, по слухам. Скоро все они потянутся под знамена Королевы Севера. И лягут рядом стар и млад… И все-таки нужен ли ей бывший пес короля Джоффри? Свидетель ее позора и мучитель, постыдно бежавший с поля боя дезертир и бывший убийца. Бывший ли? Отчего меч сияет, как водная гладь ранним летним утром? Отчего таким легким кажется каждый вдох? Нет раскаяния., отступило отчаяние? В глубине души он знал ответ. У него есть цель. И та, что есть эта цель, пока не подозревает, кто к ней едет. Зато он знал твердо, куда и зачем. Цену своему решению. Когда-то он хотел и славы, и подвигов, и доказать гребаному миру, каков он. Хотел служить такому, кто был бы достоин. Время расставило точки, время избавило его от тяги к подвигам. Он не желал убийств, но был на них способен. Девчонка должна быть под присмотром — это он знал наверняка. Она притягивала к себе несчастья и беды, и все из-за бесконечного щебета и этого ее дурацкого благородства. Упрямица не хотела открывать глаза на реальный мир, пребывая в своих иллюзиях, где все было сплошь розовым, вафельным, рыцари были галантны, дамы прекрасны, небо ясным… Ни войн, ни бед, только слюни и патока. Пса передернуло. Он был создан для боя. По-прежнему крепок и силен. Раны его закрылись, сознание прояснилось. Воздержание от питья спиртного давалось ему все легче, но не теперь. Он ехал к ней, летел пущенной стрелой, сминая под копытами коня остатки раскисшей дороги Речных Земель, Перешейка, Севера, чтобы наконец стать защитником. А что делать с ней самой, Сандору было невдомек. Он благороден в той же степени, в какой она способна мыслить разумно. *** Он лишь однажды бывал севернее Перешейка, да и сам Перешеек видел не впервые. Мрачная жуть этой болотистой гати вызывала у него беспокойство, но остановить не смогла. В пекло ядовитый плющ и змей, в пекло львоящеров. Дорога одна — не промахнешься. Неведомый, прозванный потом Уловом, косил на него и храпел, но не беспокоился слишком сильно. Как и его хозяин. Что будет — то будет. Он смирял разум, хотя надежда нет-нет, да проглядывала в его разуме. Что, если он нужен? Что за дрянью напичкана его голова? С чего он так решил? Думаешь, в духе книжонок, что она читала в детстве, Пес въедет в замок под звуки труб, а Пташка будет смотреть со стены, а потом с размаху упадет в его руки? Он сплюнул, отер тыльной стороной руки губы, приминая отросшую жесткую бороду. О чем он думает? Может, еще и свадьбу сыграют… Скулы его свело судорогой от всех этих мыслей. Мечты останутся мечтами, он не ребенок, чтобы верить в свои "хочу". На горизонте появилась темная башня, вернее, ее развалины, увенчанные туманными испарениями окрестного болота. Два флага вились над зубцами — черный лютоволк, не виденный им никогда прежде, и зеленый мужик с трезубцем. Второе знамя принадлежало Мандерли, он встречал такое на турнирах. Значит, это правда, Санса заняла Север, девчонке хватило ума выставить пост на Рву Кейлин. Теперь ни одна мышь не могла выбежать незамеченной, но это и затрудняло ему проезд на Север. Он должен был что-то придумать. Капюшон его плаща он надвинул пониже и потрусил к воротам. Его окликнули с башни. Две головы в шлемах торчали над зубцами, дождь падал почти отвесно. — Кого там несет ночью? Сандор мысленно ухмыльнулся. Идея приехать в сумерках была хороша. — Септон Рональд, — громко сказал он. — Я с Тихого Острова и держу путь в Винтерфелл. — На кой в Винтерфелле септоны? — крякнули со стены неодобрительно. — Был ворон от леди Сансы Старк, — ляпнул наугад Рональд. За шумом дождя было не разобрать слов, но скрежет ржавой решетки он расслышал, а затем и звук поднимающегося моста. Он въехал на деревянный настил. Под решеткой его ждал крепкий мужик в камзоле с трезубцем на груди. — Здоров ты для септона, — прищурившись, сказал стражник. — Пути веры извилисты, — ответил Сандор, не давая увидеть лицо за капюшоном. — Человек не рождается септоном. — Так и по какому делу ты едешь в Винтерфелл? — Септон нужен в Винтерфелле. Там до войны была септа, и ее отстроили, осталось освятить. — Никаких распоряжений про септона не поступало, — хмыкнул кряжистый. — В нашу обитель на Тихом острове менее луны назад прибыл гонец от Сансы Старк. Женщина, именуемая Бриенной из Тарта. Она передала весть уже после ворона. Мужчина задумался. Решетка между ними была поднята над землей на фут, что делало попадание в башню с конем невозможным. Пройти-то он бы прошел, но продолжать путь без коня… — Ждите, — буркнул он и ушел в недра караулки, нырнув в боковую дверь надвратной башни. Издалека сквозь шум воды доносились звуки перебранки. Потом что-то проскрежетало по камню, словно отодвинули тяжелое кресло, и послышались шаги. Звук, доносясь из тумана, нарастал и все больше приближался. Наконец просвет на выезде из башни перегородила новая фигура. Если первый стражник был широк, то этот был по-настоящему огромен. Тучный человек в заляпанном камзоле подошел ближе, а за ним выскочил первый, на ходу говоря: — Но ведь ворона не было… — Делать ей нечего, только воронов гонять, — отрезал тучный. — Не пропускать никого, лорд Мандерли, вы же… — Да, знаю я все… — буркнул второй, ковыляя ближе к решетке. А потом обратился к Сандору: — Отчего с мечом? — Время такое. Одним верным словом не выходит добиться того, что может меч и верное слово. — И то верно, — ощерился тучный. — Имя у вас есть? — Септон Рональд. — Я бывал в обители на Тихом Острове. Давно. Как поживает брат Норберт? — По-прежнему потчует послушников историями о своих подвигах на Трезубце, — ответил Сандор, понимая, что это проверка. — Да, он это умеет. Добрая проповедь — что может быть лучше? Сдается мне, вы нашли общий язык с братом, и вам было, о чем рассказать друг другу. Тучный подмигнул, окидывая его с ног до головы пронзительным взглядом. — Это так, лорд Мандерли, — ответил Сандор покорно. — Что ж, проежайте, — он дал знак первому стражу поднять решетку. — И разделите нашу трапезу. Клиган въехал под свод башни и ответил: — Дорога моя долга и трудна, меня ждут в обители. Там мало рук. Я продолжу путь, с вашего позволения. Мандерли глянул на него странным взглядом, словно узнал, но разрешил проехать. Конь нес его навстречу судьбе. Он клял на чем свет стоит погоду и необходимость прятаться. Переломы ныли, особенно ребра. Септонское одеяние пропитала морось, и оно казалось тяжелым, как доспех. Он отъехал как мог далеко и остановился на ночлег в глубине леса под разлапистой елью. Не разводя костра, он забрался под нижние ветви, где было сухо и мягко. Его постель из прелой хвои показалась ему пуховой периной после долгой дороги. Утро, когда он завидел Винтерфелл, было ясным. Он не таился больше под одеждой септона, а меч за спиной издалека выдавал в нем рыцаря. Она не ждет его. Никто в этом мире его не ждет. Но теперь, когда он может выбирать, за что умирать, он будет жить иначе. И продаст свою шкуру подороже той, кому действительно сможет быть полезен. Умрет, если надо. И будет жить, если надо. Пес выбрал Хозяйку.