carousel

late night step on the carousel and spend all night spinning round and round

В руках Джо любой предмет становится магическим, безумным, сбивающим с толку и выводящим из себя. В светлых глазах Каспара растворяется искрами отблеск жёлтых ламп, и тени ползут по лицам, картам, кофейному стаканчику и пластиковым фигурам в темноте. В парке холодно и темно, и крутящаяся карусель, сияющая в мороси своими старыми лампами, выделяется на фоне этой темноты как-то волшебно, словно карты в руках Джо. Он меняет фишки на монеты и шестёрки — на тузов, и, пока они крутятся вокруг оси, которую задал им кто-то другой, установивший эту карусель посреди парка, Каспар заворожен, словно привязан к Саггу. Всё в их жизни крутится вокруг таких осей, и сейчас Каспар ощущает себя до невозможности свободным делать то, что вздумается: сорваться с крючка и никогда на него не вернуться. Хрупкая фигура Джо отражается в зеркалах в центре и на крыльях лебедей, в золочёных гривах игрушечных львов и блестящей сбруе маленьких лошадей, а Каспар продолжает отвлекаться, и Джо совсем уж в лёгкую проворачивает очередной фокус. Три часа, четыре, пять… Их плечи покрываются утренней росой, и дыхание утекает в плотный предрассветный воздух паром; Джо смеется над шутками Каспара — смешно морщит нос — и крутит в руках старую колоду. Его лицо абсолютно другое в уходящих ночных тенях — грубоватое и совсем ещё мальчишеское, хоть и у Каспара не лучше, и младшему кажется, что он не будет против любого Джо. Они включают механизм снова, уже когда солнце вылазит из-за деревьев парка, и Каспар, утягиваемый Джо против движения, дышит полной грудью, ожидая чего-то. Сагг притягивает его к себе и встаёт на носочки, опаляя дыханием кожу Каспара. И когда их губы соприкасаются, так же, как и сплетённые пальцы Джо соприкасаются со спиной Каспара, Ли чувствует себя каким-то магическим, безумным, сбивающим с толку, потому что... В руках Джо что угодно становится таким, и Каспар не исключение.