Это — ультранасилие, Ультранасилие, Я слышу, как воют сирены, сирены.
Тук-тук. Тук. Тук-Тук. Бам! Женщина сразу же проснулась от этих резких повторяемых постукиваний в дверь. Сомнений нет, это он. Она в темноте рукой нашарила свои идеально круглые очки, попутно скинув на серый ворсистый ковёр две баночки с антидепрессантами, и вздохнула, сев на постели. Возможно, ей послышалось. В последнее время от этих таблеток у неё разыгрывается воображение. Нет, не ошиблась, — стук опять повторился. Тот же ритм. Женщина быстро встала с заправленной чёрный цветом постели и впопыхах схватила халат, мельком глянув на часы под опять повторившийся стук. — Господи, Освальд… Опять? — проговорил тихий женский голос с хрипотцой, когда на пороге её дома снова оказался один и тот же прихрамывающий мужчина. Он вздохнул и попытался улыбнуться, но раны на губе ему не разрешили, отчего тот болезненно зашипел. Она вздохнула, пальцем протерев веко. Обернулась, чтобы посмотреть на диван, а потом вновь на мужчину. Женщина приоткрыла дверь и отошла, приглашая ночного гостя войти. — Раздевайся, — в приказном (но Освальду послышались в нем нотки заботы и усталости) тоне сказала брюнетка и вышла в ванную, шелестя чёрный халатом. Освальд огляделся. Он был здесь миллион раз, миллиард, наверное, но всякий раз, когда мужчина переступал порог маленькой милой квартиры его старшей сестры, то ощущал, будто он защищён. Он в тысячный раз оглядел её грамоты на стене: «Лучшему хирургу Готэма…», «За вклад в развитие науки медицины…» Позади маленького рабочего стола с компьютером висели три газеты, на каждой из них была разная по годам фотография персонал госпитали, и посередине, рядом с бородатым мужчиной и толстенькой женщиной стояла она, улыбаясь в камеру. Её короткие, достающие только до черных гвоздиков-серёжек волосы, выделялись на фоне белого лица. Сейчас у нее не такие короткие волосы, а простое каре, достающее до половины ее лебединой шеи. «Хирурги из госпитали Святой Марии спасли умирающего от неизлечимой, казалось бы, болезни», «Врачи из Госпитали Святой Марии нашли лекарство от неизлечимой болезни», «Местный хирург провёл сложнейшую и успешную 48-часовую операцию». Освальд осторожно снимал с себя одежду, все ещё рассматривая комнату и вдыхая запах. Пахло ванилью и яблоками. Она любит яблоки, особенно зеленые, вдруг вспомнил Освальд. Вдруг женщина вернулась, притащив с собой огромную аптечку. — Выпей это, — опять тот же тон, и Освальд повинуется. Он даже не спрашивает, что это. Женщина прищурилась, осмотрев его с ног до головы, пока он с жадностью глотал воду, так предусмотрительно оставленную ей на кофейном столике. Она вздохнула и взяла перекись. А он понял, что она в последнее время много вздыхает. Прошло минут тридцать из кряхтений и охов мужчины и тихого лепетания «потерпи чуть-чуть, совсем немного, сейчас все закончится» женщины. — У меня такое чувство, Освальд, — она в пятый раз проходится ватным спонжем по его виску, где только что зашила рану, а потом отодвигается, чтобы протянуть руку к пакетику со льдом и дать его Освальду. Мужчина под тяжёлый вздох женщины принимает пакетик и прикладывает к синяку на губе, — Такое чувство, что ты сам напрашиваешься, чтобы тебе врезали. Освальд фыркает и сразу же шипит. Боль губе не даёт выражать эмоции. Свет ночного города за окном яркими красками играет в её круглых очках. — Они, как думали, преподавали мне урок, — Освальд, сделав паузу, чтобы облизать губы, продолжил более тихим голосом, при этом нервно вздохнув, схватив своими ледяными руками её тёплые руки. — Каролина, прости, что я опять пришёл к тебе… Но не успел он закончить, как женщина прервала его, выставив перед ним ладонь и перебив: — Освальд, Освальд… — она остановилась секунды на две, вглядываясь в зеленые опущенные глаза мужчины, в которых виднелась только тоска и ужасная усталость для неё и месть и желание править для всего мира. Она поднесла к его лицу руки и, нежно схватив подбородок, заставила его поднять взгляд на нее. Синяк на бледном лице выделялся уж очень сильно. — Ты мой младший брат, забыл? Она улыбнулась и продолжила: — Я всегда здесь для тебя, милый, — Каролина перевела свои руки с подбородка на щеку, полностью накрывая ее большой ладонью, пока Освальд невольно наклоняется ближе к руке, и раскрыла объятья, в которые Освальд неминуемо попал. От неё пахло каким-то бальзамом с елью и чужими душами, от него - дорогим парфюмом и жаждой мести. После того, как Кара расцепила объятья, она резко встала и подала руку Освальду. Тот было подумал, что его уже выгоняют и начал искать глазами свою одежду, но женщина быстро раскусила его. — Нет, ты никуда не уйдёшь, — она сказала это так, что у мужчины почти прошли мурашки. — Я очень благодарен тебе, Кара, но мне, пожалуй, пора, — Освальд попытался встать, но организм точно дал ему понять, что сильно устал, так что мужчина упал бы, если бы сестра не успела подхватить его. Кара даже не сказала ничего, она просто устало улыбнулась ему, кладя его руку на своё плечо. Он стеснительно улыбнулся, оперевшись на женщину — больная нога все ещё давала о себе знать. — Тебе надо поспать, у меня уже постелено, — женщина довела его до своей кровати, уложила в постель и села рядом, поправляя одеяло. В спальне у его сестры пахло не так, как в остальном доме. Здесь обитал интимный, более приятный и скорее «секретный» запах. Пахло новыми простынями, апельсинами и чем-то ещё, сперва он не разобрал. — Ты говорил, что у тебя новый друг. Какой он? Освальд посмотрел ей в глаза и хитро улыбнулся, отчего Каролина вдруг вспомнила детство. Освальд тогда постоянно прятал её раскраски и также хитро улыбался, когда она бегала по комнате и искала их, переворачивая все на своём пути и проклиная её «мерзкого маленького братика». — Он коп, — женщина вздрогнула. В темноте спальни не был виден огонёк, который проскочил у мужчины, когда тот начал говорить об этом копе. — Он не такой, как остальные. Он не продажный, он справедливый. Кара хихикнула. «Справедливый». «Непродажный». И правда, алмаз среди полицейских. Женщина поправила очки и нахмурилась. — Джеймс Гордон? — спросила она, поглаживая его по голове. Она много раз видела статьи в газетах о нем и его напарнике. «Полиция нашла убийцу Уэйнов…» и бла-бла-бла. — Это тот, который тебя «убил»? Освальд облизал губы. — Да, — кратко ответил он. Было видно, что он проваливается в сон, когда с каждым разом рука его сестры приятно поглаживает голову. Кара лишь умилительно улыбнулась, вспомнив, что когда-то она также укладывала маленького Оззи спать. Женщина наклонилась и поцеловала её брата в лоб. — Спокойной ночи, — она осторожно встала и направилась спать в гостиную. *** Утром же, встав, женщина сначала приняла все это за сон. В её квартире не было и намёка присутствие её младшего брата. Только запах — крови, злобы, таблеток и дорогого парфюма, — что остался витать в гостиной, выдавал Освальда. Следующие пару месяцев он не появлялся. Только звонил три раза в месяц и спрашивал, все они в порядке, может, чем-нибудь помочь и т.д. Кара же и не уговаривала его прийти. Она понимала, что ему сейчас некогда возиться с ней, что у него есть и свои проблемы, так что даже не отвлекала его от работы, отказываясь от помощи. А помощь ей бы понадобилась. В последнее времена на улицах участились побои, и работу у женщины прибавилось втрое. Она знала, была точно уверена, что это разборки мафий между собой, и всем сердцем хотела, чтобы она не нашла потом Освальда у себя на столе, по локоть в его крови, тщетно пытаясь спасти уже бездыханное тело. Ей ужасно не нравилось то, что её ближайший человек работает на трёх мафий одновременно, и что в один момент кто-нибудь из них прознает и убьёт его. Каждый день Кара высчитывалась в некрологи, пока её сердце стучало как бешеное, и искала имя Освальд Кобблпот. Наверное, спустя месяц она получила от него письмо. Красивое и пахнущее лавандой, с золотой вырезкой на чёрном конверте. 'Oswaldʼs'. Она понятия не имела, где это, но в письме было написано, что за ней дадут в восемь. И она совершенно не знала, что делать. Позже, стоя у зеркала, она осматривала себя со всех сторон. Узкие бёдра, плечи же наоборот чуть длиннее, грудь чуть больше второго размера, стройная фигура, длинные руки и ноги. Зеркало слишком маленькое для её 188 см, так что его пришлось подвинуть вниз и смотреть на себя, будто с чужого слишком низкого взгляда. Она всегда стыдилась своего роста, а это чертово зеркало все делает ещё хуже. На слишком узкие бёдра было кое-как натянуто старое, но дорогостоящее чёрное платье с чуть видными блестками. Когда-то давно это платье она купила в одном очень солидном магазине, отдав при этом кругленькую сумму. В другой, старой жизни она купила его на свадьбу. Первый раз за восемь лет, вытащив эту рухлядь из шкафа, женщина решилась надеть её. Платье все ещё было великолепно, сидело как новое, оголяя плечи и ключицы и чуть доставая до колен, а когда свет ламп падал на ткань, чуть видные красные блестки затуманено переливалась, будто напоминая, что они тут есть, но не стоит особенно акцентировать на них внимание. Женщина наконец-таки накрасилась полноценно. Если и всю оставшуюся жизнь она вообще не красилась, отмахиваясь тем, что это ужасно мешает операциям и вообще муторно, хотя иногда на особые праздники не брезгала подводкой. Но сейчас на ней подводка, тушь, помада, румяна и даже чуть-чуть теней. Каролина заглянула в бабушкину шкатулку, что та оставила ей после смерти просто в подарок, выудила оттуда старые серьги, больше похожие на антиквариат, но очень красивые. Серебряные, с красными, яркими рубинами. Бабушка говорила ей, что они очень старые и достались ей от матери, а той в свою очередь от своей матери. Кара бы даже не удивилась, если бы оказалось, что они куплены в Чайна Тауне или на барахолке за два доллара. Она вздохнула, взглянув на большие часы над зеркалом — 19:47. Надев черные туфли на совсем мизерном каблуке, она прихватила сумочку и пальто, а потом выскочила из дома. Ровно в восемь за ней заехали. Вечер был превосходен, гости слишком вежливые, она смеялась искренне три раза за вечер, когда какой-то милый мужчина с отменным чувством юмора шутил, откровенно намекая женщине на его заинтересованность в ней. Каре было плевать. Освальд тоже праздновал, но в отдалённом помещении, она зашла к нему, принеся подарок — шёлковый черно-синий шарф, что пах чем-то морозным. Он искренне поблагодарил и спросил о вечере. Она широко и правдиво улыбнулась ему, обняла и поцеловала в лоб вместо ответа. Выходя из клуба, она увидела Джеймса Гордона, что заходил туда и который бросил странный взгляд на девушку. Вернувшись домой в час ночи, она поняла, что странно отдохнула. Позже, из газет и разговоров на улице, она узнала, что Освальд теперь — Король Готэма. Она даже на удивилась, сразу почувствовав поры гордости, любви к Освальду. Но их практически сразу затмил страх. Страх, что такую важную фигуру могут убить. Он даже не зашел к ней, даже не сказал об этом ей лично. Возможно, у него много дел, да, так и есть, успокаивала себя Каролина. Ее бывший муж постоянно был занят работой, и им редко когда удавалось посидеть вместе и поговорить, пообедать. Хотя Каролина даже не настаивала, она же понимала, что Арнольд зарабатывает на их проживание. Тогда еще, Кара, сидя в его клетчатой рубашке на кухне утром, резко предложила съездить на отдых. Они хотели отдохнуть в Каннах. Арнольд тогда еле упросил начальство на отпуск. Что поделать, — видимо, у патологоанатомов не бывает отпусков. Нэсты собрали вещи, оба сияли ярче солнца от счастья. Но не успели они сесть в такси — случилась авария. Выжила только женщина. Она рыдала еще месяца три. Конечно, позже она смирилась, сожгла все его вещи, оставила только запонки в виде гусениц, когда-то подаренные ему ей. Ей они очень дороги. Каролина ровно четыре раза в месяц заходила к матери, пока та расписывала картину о том, какой Освальд у неё хороший и милый, что он один стал править рестораном. Рестораном. Ах, ну конечно, он ей ничего не рассказал, одобрила бы она как будто. Женщина кивнула и согласилась, что Освальд у них — самый лучший, пока мать наливала ей чай. Он пах бергамотом. Женщина недосыпала из-за каждодневных операции, что ей приходилось проводить. Конечно, ей отводились выходные, но за эти выходные она даже не успевала нормально отдохнуть, сходить с друзьями в бар или в ресторан с половинкой, которой у Кары нет. Однажды, забавы ради, она решилась снова найти этот «Oswaldʼs» и проверить, все ли у Освальда в порядке. Конечно, это было отговорки ради. Она знала, что к него все в порядке, но все равно захотела увидеть. Поспрашивая тут и там, она приехала по нужному адресу, и женщину еле пустили. Оказывается, она пришла не очень вовремя и еще, что Освальд больше тут не ошивается. Иногда правда принимает важных гостей, но в основном находится где-то еще. За столиком рядом с баром сидел сам Освальд и его «неизменный друг-детектив» Джеймс Гордон. Женщина резко остановилась у входа, чуть спрятавшись за углом, и начала наблюдать за парой. Глаза её младшего брата блестели. Блестели так, как не блестели бы при общении с другим любым человеком, она знает, она с ним практически всю жизнь жила. Он буквально кричал, что влюблен в детектива, кричал, что хочет наладить отношения. Гордон же видимо даже не замечал этого. Или не хотел замечать. Он сидел, выкатив своё неизменное «каменное лицо», и даже когда Освальд улыбнулся ему, Гордон только со странным отвращением посмотрел на него и подумал, что этого мужчину стоит бояться. И он был чёрточки прав. Освальд осторожно кладет руку на колено Джеймса. А тот резко хватает ее и сжимает пальцы крепкой хваткой, быстро отводя его руку и наклоняясь так близко, что Кара уже не уверена, что это то, что ей приемлемо видеть. Он смотри на него, что-то шептал, отчего-то Освальд вспыхнул красным от плеч до ушей и чуть не подпрыгнул со стула. Кара улыбнулась. Кажется, им есть, что скрывать, подумала женщина и постучала ногтем по дереву, наблюдая за «прелюдиями». После, обговорив что-то, Джеймс встал и направился к выходу, одарив бугаев и Кару холодным взглядом, наполненным… чем-то другим. Когда дверь за ним захлопнулась, Освальд отвернулся к сцене, даже не замечая подходившую к нему женщину. — Привет, — голос, долго не говоривший, дал слабину и женщина сразу же кашлянула. Освальд тут же вздрогнул и развернулся. Он поменялся в лице, — вот что сразу заметила бывшая Кобблпот. Около глаз заметило пролегли мешки, а черные круги около нижних век ещё больше усиливались при таком освещении. Он улыбнулся, удивился и почему-то счастливо рассмеялся. — Привет, — мужчина встал, и она почувствовала на этот раз другой запах, исходящий от него. Резкий, чужой, не бьющий в нос. Женщина протянула руки, чтобы обнять его, а Освальд и вовсе не сопротивлялся. Он сам подольнул к ней. Из-за разницы в росте на двадцать сантиметров, Освальд уткнулся носом ей в ключицы и случайно вдохнул запах. От нее пахло спиртом, перекисью и будто чей-то кровью. В её объятьях так тепло, так уютно. — Как ты, милый? — тихо спросила женщина, все ещё держа объятья и поглаживая её пингвинёнка по голове. Ох, как же он ненавидел это прозвище. «Её пингвинёнок» что-то промычал и распустил объятья. Оба почувствовали себя замерзшими сразу же. — Все хорошо, Кара, — он улыбнулся, садясь на стул и рукой показывая ей на тот, где только что сидел детектив. — А что у тебя? — О, — она немного помедлила, облизнув губы и поправив очки, — все в порядке. Нет, все не в порядке, и они оба это знают. Кобблпот отвернулся к стойке, чтобы подозвать бармена. Видимо, он думал, что женщина собралась пить. Как только он развернул голову, Кара увидела на его шее что-то синее цвета космоса, половину которого скрывал фрак. Она сразу поняла, что это не синяк. — Нет, нет, Освальд, я не буду, — женщина уселась поудобнее, оттягивая свою неизменную юбку-карандаш. — Ох, — Освальд повернулся обратно и уложил руки на столике. — Тогда… Чем могу помочь, дорогая? Женщина тихо и мягко рассмеялась. — Я… — она запнулась и тоже положила руки на стол, поглаживая его пальцы. Его руки были очень холодные. — Мне не нужна помощь, я пришла потому что хотела удостовериться, что с тобой все в порядке. Освальд приоткрыл рот. Тысяча мыслей проскочила у него в голове в этот момент. Он поднял палец и хотел что-то сказать, но быстро закрыл рот и опустил свободную руку. Другую руку грели пальцы женщины. Ему казалось, что в этот момент он готов выдать что угодно. Кара встала со стула и села уже на стол, смотряultra
21 июня 2017 г. в 22:53