is she with you?

Утром Кара обнаружила себя привязанной к стулу точно не у себя в квартире, потому что пока что у неё нет ободранных стен и скрипуче тикающих часов сзади. Руки затекли и были туго связаны сзади, рот заткнут кляпом и заклеен скотчем, на женщине были только майка, нижнее белье и пижама, — то, в чем она вчера легла спать. Она буквально задохнулась от паники в первые пятнадцать секунд, ерзала на стуле, оглядывалась и пищала как мышка, пытаясь высвободиться из пут. Тщетно. Она застыла на месте, стоило ей развёрнуто голову, посмотреть налево и увидеть стол с предметами хирурга. Просидев так ещё минут пять, пока ноги у женщины не замёрзли от холода, а её губи не посинели, она услышали сзади шаги, и громкий, отчетливый, словно у диктора, голос разрезал тишину: — Кем ты являешься Освальду Кобблпоту? — силуэт вышел перед ней, а сзади показались ещё две здоровенные фигуры. Лица на всех троих Кара не видела, они все были в масках. — Я сниму кляп, а ты не будешь кричать, поняла? Кратко и ясно. Будто она вообще хотела кричать. Наверняка же они в каком-нибудь старом порту, где на милю не души. Огромная лапища потянулась к лицу женщины и резко остановилась у рта, будто колеблясь. Спустя секунды три ожидания, за которые Кара успела увидеть часы на руке её пыточных дел мастера, которые показывали 12:15, и, судя по свету из окон над потолком, сейчас точно не ночь, рука быстро отдернула скотч. Она выплюнула кляп. Так, она уже далеко опоздала на работу, думает женщина, ей могут позвонить и спросить, что случилось. Господи, она похищена, и её сейчас будут пытать, а её заботит только работа! — Отвечай на поставленный вопрос, — отчётливо слышится сталь в его голосе, и Каролина теряется и несколько секунд просто смотрит в никуда, но щелчок пистолета вернул её в реальность. Она не знала, но почему-то она не хочет говорить. Ей будто все равно, если она умрет, будто она думает, что это — сон. — Отвечай, — опять это странный голос диктора, а бугай сзади уже навёл на неё свою игрушку и только ждёт приказа босса, — иначе будет больно. Фигура рукой указала на стол с шприцами, ножами, щипцами и другими предметами обычно её обихода. Она сглотнула, все ещё молча и смотря похитителю прямо в глаза. — Будь по-твоему, — мужчина резко ударил её в челюсть, затем ещё раз, но теперь с другой стороны. — Теперь? Она сплюнула кровь и безразлично посмотрела ему в глаза. Он засмеялся. А потом резко выхватил пистолет у бугая и выстрелил ей в ногу, отчего женщина взвизгнула и потом заорала от боли. Красное пятно расползалось по всей синей штанине, а в ушах все ещё звенело. Она стиснула зубы как можно сильнее и прикусила язык, глотая слезы, которые текли градом по бледному лицу. Волосы упали на глаза, мешая обзору. Она могла, могла сказать ему все про Освальда, но почему она это не делает? Почему не может просто открыть рот и начать говорить? — У нас ещё много пуль, милая, — он наклонился ближе к ней. Настолько, что она могла слышать его грязное дыхание, пахнущее пивом. Женщина резко ударила его головой в переносицу или, по крайней мере, туда, где у маски была переносица. Похититель этого не ожидал, он взвыл и схватился за нос, упав пол. Сняв маску, он быстро начав вытирать кровь, одновременно с этим смеясь и поглядывая на женщину. Мужчина был круглолицым, рыжим, кое-где лысеющим и с небольшой щетиной. Скучная внешность, даже не запоминающаяся. Рыжий опять выстрелил ей в ногу, только теперь в другую. Каролина опять заорала от боли и задергалась на стуле, будто в припадке. Спустя несколько тысячелетий боли и страданий, одних и тех же вопросов, одного и того же смеха, фигур, голоса, лица, которое слишком незапоминающиеся, чтобы его запомнить, но Каре это как-то удалось, она уже не чувствовала и не воспринимала ничего. Ни боли, ни страданий, ни вопросов, что столбом шли к ней в подсознание. Она просто сидела на этом чёрством стуле, ожидая своей ближайшей смерти, в которой ни капли не сомневалась. Внутри что-то кричало: «Скажи, скажи, скажи, Освальд поймет!», но Кара не слушалась инстинктов, — она была упрямой, так говорила ее мать, упрямой, прямо как ее отец — моряк, что плавал раньше в тихом океане. Может и сейчас плавает, она не знает. Может, ее мать соврала ей. Но она точно знала — они с Освальдом родные только по матери, отец разный. Это было ей ясно еще с шести лет. Именно тогда она в первый раз увидела своего брата. С самого рождения ее мать жила бедно, а после рождения Кары, — так и на хлеб хватать не стало, так что женщина отдала свою дочь под опеку матери, а сама уехала устраиваться на работу в какой-то особняк. Спустя год она приехала домой. С деньгами и новостями о пополнении. Кара до поступления в школу жила у бабушки, но потом пришлось переехать к Гертруде. Они с Освальдом не сошлись характерами сразу же. Кара была озорная, веселая, добрая, отзывчивая, характерная и совершенно непринужденная девочка, которую обожали девочки и мальчики двора, она всегда умела завести толпу. Освальд же был забитым, отстраненным, скрытным мальчиком, которого постоянно унижали ровесники, отчего он получал слишком много внимания матери. Только сейчас женщине пришло на ум сравнение с солнцем и луной. Она хмыкнула собственным мыслям, тут же об это пожалев — ее губа все еще ужасно болела от постоянных ее покусываний, трещин на ней из-за высушенности. Ей приносили стакан воды только два раза. Она редко вот так садилась и вспоминала, почему же они с Освальдом все-такие сошлись потом, а не ненавидели друг друга всю жизнь. Она даже хотела сказать спасибо мучителю. Спасибо за то, что дал ей подумать над всем, что произошло. Женщина облизнула губы и широко улыбнулась воспоминаниям о мамином ванильном пироге и теплых объятьях брата, ее погибшего мужа и их неродившегося ребенка из-за бесплодия. Рыжий усмехнулся, вытирая ее кровь со своих кулаков. В ее голове понеслось, что сейчас был именно тот момент перед смертью, когда вся жизнь проносится у тебя перед глазами. Она закрыла глаза. Кара даже не поняла, что фигура, которая только что сломала ей обе ключицы, повторяя один и тот же вопрос, сейчас валяется навзничь с пулей в башке, а его приспешники, которые пытались отбиваться, тоже убиты. Она даже не обратила внимание, когда лысый мужчина, назвавшийся Виктором Сзазсом, начал развязывать ей путы, брать её на руки и нести на улицу. Она даже не поняла, когда отключилась. «Откуда ты знаешь Освальда Кобблпота?» Рыжее пятно снова появлялось там, где не должно было появляться. Она кричала: «Прочь из моей головы, немедленно!», а лицо еще больше смеялось. Проснувшись у себя дома, Кара со сто процентной уверенностью могла сказать, что это был сон. Абсолютно точно. Но раны от пуль в ногах, сломанные пальцы, разбитые в кровь скулы, губы, ключицы и большие швы на животе, что сейчас очень ноют, говорили об обратном. Женщина откашлялась, и кто-то судорожно протянул ей стакан с водой. В фокус попало лицо её самого дорого человека. — Как? — после выпитого стакана воды жжение в горле прекратилось, и говорить стало легче, но все же было больно из-за треснутых губ. — Как ты узнал? Освальд больно улыбнулся, на лице были видны следы от слез. Он быстро выбежал в кухню за ещё одним стаканом. Вернувшись в её комнату, он поднёс к её рту ещё один. Осушив тот залпом, она заглянула ему в глаза, жду ответа. — Я поставил к тебе охранников, чтобы следить за тобой, ещё три месяца назад, — Освальд перебирал свои пальцы и судорожно вздыхал, будто сейчас заплачет. — Ну, и когда они убили первого охранника, а второго только подстрелили и похитили тебя, я узнал. Сказал Виктору, чтобы он разобрался. Ну и… Освальд всхлипнул, резко вздохнул, не осмелившись посмотреть своей сестре в глаза. — Прости меня, прости, это я виноват, я не досмотрел, — слезы телки по его щекам, а Кара приметила только очередные засос и укус, что краснели на его шее. Вовремя. — Прости-прости-прости… Он захлёбывался в слезах и извинениях, а Кара просто улыбнулась, почему-то думая, что у Освальда наконец-то появился бойфренд. И он не кто иной, как Джеймс Гордон, так она думала, точнее, её интуиция. Наконец придя в себя, Нэст вытащила руки из-под одеяла, которые полностью были покрыты бинтами и пластырями, и положила на мокрое от слез лицо её Освальда. — Все хорошо, — она улыбнулась, а Освальдц стало страшно. — Я думаю, что тебе нужно уехать на месяц-два, — тихо проговорил её младший брат, а бывшая Кобблпот согласилась. — Куда-нибудь. Она кивнула, поняв, что так лучше для него. Освальд погладил ее по руке, а она задумалась, когда это от отношений «не подходи ко мне» они поездом-экспрессом доехали до отношений «я доверю тебе не только жизнь, но и мои мысли». Возможно, это случилось сразу после смерти мужа или даже раньше. Тогда Кара замкнулась. Просто закрылась ото всех стеной, была словно глухая и слепая, она не чувствовала чужих поглаживаний по ее сгорбившейся от горя спины, не видела полных сожаления взглядов сквозь пелену своих слез, не слышала подбадривающих слов. Тогда к ней и пришел Освальд. Не понятно почему, но он единственный, кто оставался с ней по ночам и давал просто сидеть рядом и проливать слезы на его идеально чистые костюмы. Много дней он просто приходил к ней, молчал, пока молчала она, и улыбался. Кара сразу же вспомнила, что подруга детства, Мариэлла, звала ее к себе после смерти мужа. Мариэлла Кристин Ироуинг была наследницей богатого дома, но, когда случился кризис, их бизнес разрушился, и они стали чуть богаче среднестатистической семьи. Распродали все: бассейны, коттеджи, лошадей, фермы. Купили себе одну четырехкомнатную квартиру в центре Готэма, и Мари перешла в настоящую школу. Тогда она и встретила Кару, веселую Кару, которая прикроет тебя ото всех и развеселит, когда надо. Женщина усмехнулась своим мыслям, пока Освальд желал ей скорейшего выздоровления и целовал ее лоб и руки. Мари в школе была всегда популярна, так что у нее сейчас наверняка вставная грудь, покрашенные белые волосы, переезд в какой-нибудь огромный город-миллионник, один-два безмозглых идиота, которые только бегают и просят деньги, визжат и действуют на нервы, загорелый муж-бугай, который уезжает в «командировку» во Флориду каждую неделю, а еще куча внутренних проблем и разладов с мужем. Все как у людей. Она звучала радостно и весело, прикрываясь тем, что у них новый дом, они хотят к рождеству наполнить его смехом и весельем. Кара тогда вежливо отказала, сославшись на похороны Арнольда. Конечно, она не хоронила его. Его прах она закопала в ближайшем саду, посадив там вишневое дерево. Но сейчас самое время позвонить ей, притворится, что тебе интересно выслушивать ее проблемы, а потом выдумать что-нибудь и сказать, что ты готова увидеть ее и ее семью. Просто. Ее старая подруга ответила сразу же, будто сидела у телефона и ждала ее звонка. Она с радостью в голосе согласилась приютить погостить Кару, отметив, что это будет чистое веселье. Кара хмыкнула. Мариэлла сказала, что живет в Сан-Франциско. В солнечном Франциско, который находится буквально на другом берегу Штатов, а на самолете лететь туда практически 4 часа. Но Освальд уверял ее: это будет того стоить. Спустя неделю, собрав все вещи и замазав все синяки, она стояла у порога своего дома. Она покидала Готэм. Не первый раз, конечно, но все-таки. Освальд посещал ее каждый день, спрашивал о ее состоянии, а Кара лишь беспокоилась о букете засосов, что с каждым днем расцветали еще больше. Она была рада, так искренне рада за ее младшего братика, то готова была расплакаться прямо сейчас. Так что женщина решила навестить Освальда перед уездом. Через полчаса на уже стояла у его «апартаментов», охранники как-то слишком просто ее пропустили, женщина даже не ожидала такого. У двери в его, так сказать, кабинет она услышала всхлипы и стоны. Первое, что пришло в голову: «Он плачет». Так что же она ждет? Руки дрожат, она боится его спугнуть, поэтому женщина осторожно приоткрывает дверь и видит странную картину. Освальд, ее милый младший братик, сидит на столе голый, но прикрытый Джимом Гордоном кем-то, дерет спину Джима Городона кого-то, насаживаясь на член Джима Гордона и тихо выстанывая «джимджимджимджим», его ноги впились в задницу партнера, волосы выбились из идеальной прически, глаза закрыты в блаженном наслаждении, и лицо от уха до уха покрыто красной дорожкой смущения. Его тело содрогалось от резких толчков партнера и при каждой фрикции от стонал еще больше, закусывая мочку уха у партнера. Женщина округлила глаза и стояла, тупо смотрела на это действие секунд пять, а потом осторожно закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Она только что застала своего младшего брата криминалаубийцупреступника трахуещегося не с кем-то, а с полицейским, который вроде ловить его должен, а не долбить. Она прикрывает рот рукой и тихо начинает смеяться. Она так рада, но не знает, чему. Ей так хорошо, будто не Освальда за этими дверями трахают, а ее. Она так гордиться, но не понимает, чем. Все эти чувства смешались в одно целое, и теперь издают резкое и противное визжание, голова кружится и в ухе звенит так, будто она под кокаином. Когда Освальд провожает Джима, он находит записку прямо у дверей. Он без раздумий узнает почерк, — большой и размашистый. «Если ты это читаешь, то я уже уехала. Сегодня зашла к тебе не вовремя. Прости. Я очень рада за тебя вас. Если что, у тебя есть мой номер. Люблю тебя, К.» Освальд покраснел от одной мысли, что его старшая сестра могла увидеть его, когда он заглатывал член Джима, вбирал его в себя, а что еще хуже — выставлял перед ним задницу, пока тот вылизывал там все. Он скомкал письмо и выкинул его в ближайшую мусорку. Он надеется, что они не будут об этом говорить. Она в этом городе уже три месяца, она обходила все, что только можно, и ей абсолютно точно скучно. Практически с самых первых суждений о Мариэлле она была права, — у нее есть муж, постоянно уезжающий в командировки, ее грудь увеличилась на два размера, они живут в городе-миллионнике, но у нее покрашенные ярко-рыжие волосы до середины шеи и нет детей. Каждый вечер они с Мари покупали вино и пили, болтали о чем угодно. О ближайших соседях, о Готэме, о родителях, о жизни. Им было хорошо, Мари в основном говорила о прошлом, об их отношениях, о ее муже и сожалениях. Кара просто слушала, иногда отвечала на вопросы Мари. Ей приятно ставить Мари на фон и думать о своих проблемах. За первый месяц, что она была в Сан-Франциско, Освальд написал и позвонил ей где-то тысячу раз и спрашивал, все ли в порядке, интересовался пребыванием, а потом звонки резко закончились. В следующем месяце стал дежурно каждое воскресенье в 16:00 присылать СМС с текстом «Все в порядке?», на который Кара дежурно отвечала «Да». На третий месяц СМС вообще закончились. Кара успокаивала себя, что он занят и совершенно не валяется где-то абсолютно не дышащий. При таких мыслях к низ живота сокращался, а из горла будто что-то лезло назад, сердце резко стучало в груди и руки начинали дрожать. Валяясь в кровати в четыре ночи без нормального сна уже два месяца, она вздыхает. И когда она стала такой сентиментальной? На четвертый месяц муж Мариэллы приехал из командировки только в первый раз, а на следующий день снова уехал. В ту ночь даже Мэри не спала, поэтому она позвала Кару к себе. Через пять минут они уже целовались. *** — Мы слишком сильно взъерошили прошлое, — тихо сказала Мари, голой спиной сидя к Каре, которая рисовала круги на ее шее. Кровать была теплая, человек рядом тоже. За окном только начинало светать, небо было такого же цвета, что и волосы у Мари. Молодой Огонь. В голове у Кары была метель. — Еще не поздно вернуть все обратно, — также тихо проговорила Кара в ее ухо, убирая ее волосы. Мари развернулась к ней, ее глаза были наполнены слезами, отчего Каре захотелось слизать их, схватить ее за плечи и обнимать очень долго. Но Каролина устала. Кара приоткрыла губы, бесшумно вздыхая. Мари долго всматривалась в ее глаза, иногда покачивая головой, но никогда не отводя взгляд. Она просто положила на ее грудь голову, чуть всхлипнув, будто это объясняло все. Для Кары объясняло. Буквально через час за Каролиной громко захлопнулась дверь.

Он ударил меня, а мне показалось, что поцеловал. Я слышу, как плачут скрипки, скрипки. Отдай мне это ультранасилие до конца.