Я сам виноват в своей боли

Монотонный тихий шёпот, проникающий в моё полусонное состояние, ещё больше успокаивает и вводит в транс. Кто-то настойчиво мурлычет нежности, поглаживает большой ладонью голову и время от времени целует щёки и нос. Всё прекращается, стоит мне открыть глаза и проморгаться. Столкновение с холодным и серьёзным взглядом неизбежно, но так хочется продолжения этой ласки, что сердце щемит боль от непонимания и негодования. В распахнутое окно врывается ветер, раздувая шторы как паруса, и моя квартира-кораблик уплывает вместе с внезапно возникшей нежностью Чанёля. Он поднимается с кровати и ничего не говоря уходит, а я тянусь за ним, к нему, протягиваю руки и падаю на пол. Из кухни раздаётся тихий смешок и в дверном проёме появляется голова Чана. Он смотрит на то, как я барахтаюсь в попытке выбраться из плена мягкого одеяла и смеётся. И тут меня будто кипятком шпарят. Я перестаю елозить по полу и забираюсь глубже в свой кокон, чтобы ни видеть его, ни слышать, ни знать. Смех прекращается. На его смену приходит такой знакомый звук шагов, только теперь он мягкий, осторожный. Сердце пропускает удар, когда чужие руки обхватывают меня поперёк, а затем грубо вытряхивают из последней защиты. От неожиданности я пищу и нелепым пластом располагаюсь на полу. Чанёль ехидно улыбается и, откинув одеяло в сторону, обступает меня, присаживается рядом, запускает длинные пальцы в мои волосы и тянет вверх, начиная что-то нашёптывать. Я же, жмурясь от боли и кряхтя, совсем не могу уловить смысл его слов. В конце своего монолога, он целует моё ухо и резко разжимает ладонь, а я ударяюсь лбом, потому что не успеваю среагировать на два движения разом. Мой мучитель снимает что-то со стула и уходит. Слышу, как захлопывается входная дверь, и по инерции сворачиваюсь калачиком. Боже, и как можно быть таким идиотом? Зачем я снова впустил его в свои пенаты? Этот демон ворвался в мой райский сад и потоптал все цветы, что я так долго растил. Для него растил. От одной мысли о его бездушности становится дурно и что-то больно щемит в груди. - Не хочу, не буду, даже не вспомню. Всеми клятвами и молитвами. Прочь! Не надо больше! – в горле ком, а слова словно вырваны из дешёвого романа, но ни сожаления, ни слёз. – Оставь меня…. Прошу? Да, я уже сам запутался. В этом еженедельном круговороте и ежедневном расписании не хватает лишь сноски на далёкие выходные. В них нет любви и совместного счастливого будущего. В них нет ничего, что бы мне нравилось или что бы я любил. В них просто нет меня. Но там есть ты. Уйма тебя и ещё каких-то не знакомых мне людей. Лицемеры! Они все лицемеры! Дрожь прокатывается по мышцам и от этого становится холодно. Низ живота так неприятно тянет, а суставы ломит. Ночка выдалась не из лёгких. Но она не выходит за пределы тех ночей, когда было так же хорошо. И всё же, мне сейчас хорошо. Поднимаюсь с пола и натыкаюсь на одеяло. Оно пахнет тобой, чёртов Пак Чанёль. И немного мной. Со злостью запинываю проклятое одеяло под кровать и шиплю, когда мизинцем ударяюсь о ребро головки. И даже здесь ты не можешь оставить меня в покое. - Как же ты меня достал, - потираю ладонью лоб и плетусь на кухню, где меня ожидает сюрприз. На столе стоит пустая кружка, а по полу разлита вода и насыпан сахар. Я минут пять смотрю на этот погром и не могу понять, что этот чертёныш пытался сделать. А может так и задумано? Может, я снова должен играть по его сценарию? Да не за что. Я лучше умру! Ноги его здесь больше не будет! Я убеждаю себя, что такого больше никогда не произойдёт, а вечером всё повторяется снова, но на этот раз в ужесточённом виде. Около часа ночи входная дверь распахивается и грохает о стену, а коридор заполняют пьяные голоса. Я просыпаюсь и с ужасом осознаю, что утром Чанёль взял со стула ключи вместе с моей курткой. По щекам скатываются слёзы, а в голове крутится одна лишь мысль о приближающемся конце. Рот приходится закрывать руками, чтобы рыдания были совсем тихими. Я впервые готов признать свои страхи, чёрт возьми, я боюсь, Пак Чанёль! Доволен? Но не тебя. Боюсь умереть, здесь и сейчас от рук твоих дружков. Сколько их там? Пять? Или шесть? Не хочу быть пущенным по кругу. Прощу, пройди мимо, ляг спать. Слышу копошение и то, как закрывается дверь, а затем смех двух голосов, один из которых я узнаю из тысячи. Прячусь за диван, располагаясь поближе к окну, чтобы успеть сбежать, если придётся. В сердце таится надежда, что всё обойдётся, но она рушиться, стоит двум мужчинам оказаться в моей спальне. Господи, как мерзко наблюдать, как твой любимый раздевает другого и мягко опускает его на постель, которая ещё утром была общей для вас. От такого душа стекленеет и трескается, а сердце сковывает ледяной осколок. Слёзы постепенно высыхают, и смерть уже не кажется такой пугающей. Я как Кай, из Снежной Королевы, только в современной интерпретации и с альтернативным концом, где не будет воссоединения с Гердой. - Как ты мог? – тихо шепчу, сжимая ладони в кулаки. - Ведь ты же любишь меня? Я читал в твоих глазах страсть? Или я ошибся? Так глупо ошибся. Больше не могу терпеть, всё, я выскажусь, я выгоню, я смогу. Выбираюсь из своего убежища и цепенею. Чанёль сидит на краю кровати и теребит в руках мою любимую мягкую игрушку, а его пассия мужского пола недоуменно пялится на него, хлопая ресничками. Я мигом прячусь обратно. Ни за что не пропущу спектакль с моим монстром в главной роли. Чан что-то бормочет, кажется не связное, но нежное. Со стороны это выглядит как признание в любви мягкой игрушке. От вида такого Чанёля у меня сердце из груди выпрыгивает, ломая корку льда к чёртовой матери. А вот у ночного гостя нижняя челюсть опускается настолько, что, кажется, пола касается. Он отчаянно пытается растолкать Ёля, но получает в ответ мат и хлёсткий удар по лицу. Резко отползаю назад до упора и подбираю колени к груди. - Что происходит? – лихо отрезвевший парень подскакивает на ноги и закатывает скандал. - Убирайся! – слышу, как Чанель грузно выдыхает, а затем поднимается и повышает голос. – Я сказал, пошёл вон! - Что случилось, Чанёль? - какой неугомонный, лучше бы послушал старшего и убрался из моей квартиры да поскорее. - Просто уходи, - тон сменяется на более мягкий, и мой изменник выдерживает не хилую паузу, перед тем как продолжить, а я представляю на его лице улыбку. – Я… люблю… его… - снова пауза. – Он ушёл из-за тебя! Нет из-за меня! Из-за всех вас! Слышу, как голос любимого ломается, превращаясь в доселе не знакомый мне, полный нежности, сожаления и горя. Но что он такое говорит? Куда я ушёл? Я же здесь. Поднимаюсь на ноги и, насколько это возможно, быстро выбираюсь из-за дивана и уже на бегу кричу: - Чанни, я здесь! Слышишь, я здесь! – слёзы заполняют глаза, но внутри так легко, а потом… Я пытаюсь обнять его, но ничего не выходит. Всё как в тумане, и тишина. Чанёль не обращает на меня внимания, лишь как-то беззвучно кричит на рядом стоящего парнишку, машет руками, что попадают по моему лицу, но в тоже время не приносят боли и проходят вскользь. Я в полном не понимании верчу головой и натыкаюсь на фото в рамочке и на рядом стоящие часы. Смотрю на них около минуты, но они не меняют своего значения. Они не работают? Но утром всё было нормально. Оборачиваюсь на любимого, который уже успел выпроводить любовничка и теперь сидит на диване, продолжая вертеть в руках игрушку. - Да что происходит? – сажусь рядом с ним, но ничего не меняется. Один из нас явно сошёл с ума. - Мне так жаль, Бёкхён. Прости… мне правда жаль… - он, усаживает игрушку рядом и прячет лицо в ладонях. – Это я был виноват в твоей боли. Я был причиной твоих слёз. Теперь тебя больше нет. А значит, что в собственной боли виноват тоже я сам. Прости… Он рыдает, и я вместе с ним. Плачу, кричу, пытаюсь успокоить его, но ничего, совсем ничего. Ты не прав, Пак Чанёль. Я сам виноват в своей боли. Поэтому я не позволю чувствовать её тебе. Поэтому… я всё ещё здесь.