Mi corazоn

Над пустыней медленно догорали краски заката. Тот, кто прежде откликался на имя Ричард Окделл, присел на мраморный край надгробной плиты, как делал это каждый день, последние три года. Он провел пальцами по удивительно прохладному, даже в такой жаре, мрамору, окинул печальным взглядом растущие у могилы гранаты. Красивы… Они эти деревья всегда были невероятно красивы, как то чувство, что Ричард испытывал к Суавесу. — Vine a decir adiós, mi amor…* Мрамор под пальцами ничего не ответил, но Ричард знал, что Хуан одобрил бы… «Разящий ястреб» — так можно было перевести на почти забытый Ричардом талиг, его теперешнее имя. «Благословенный глоток воды» — назывался его личный оазис, в котором они с Хуаном устроили свое, довольно богатое по местным меркам гнездо, купив клочок жизни, что располагался посреди пустыни. Это стало возможным после того, как «Черным ястребам» однажды удалось сослужить добрую службу самому Нар-шаду. Тот, был шедр к разбойникам, взяв с них клятву, завязать с налетами на караваны и позволил обосноваться в оазисе, с условием, что доступ к воде будет иметь каждый, идущий по пустыне. Хуан согласился, склонив перед властителем голову. Тут им было хорошо. Здесь навечно упокоился Суавес. Тогда Ричарду было тридцать пять. Разящий ястреб сложил крылья и сделался затворником своей водоносной жемчужины, хозяином живительных источников, к которым иногда приходили караваны, чтобы пополнить запас воды. Так было и в этот раз. Накануне, во владения Дикона занесло большой богатый караван, идущий ко двору Нар-шада, везущий, как он узнал от погонщиков, «очень важную шишку» и дальнего родственника самого Повелителя, а так же, чужеземного короля. Ястреб, давно свыкшийся с традициями приютившего его края, встретил важных гостей, выйдя к ним с открытым лицом и пригласил отдохнуть в своем доме. Откуда ж ему было знать, что та самая персона королевского достоинства окажется ему до боли знакома. Может быть, Рокэ Алва изменился, но не настолько, чтобы его нельзя было узнать лишь по острому взгляду синих глаз. И то, что в них промелькнуло, когда король далекого и чужого теперь Талига узнал своего давно пропавшего оруженосца, заставило Дика пожалеть о привычке следовать местным традициям… — Ты… — выдохнул Алва, спрыгивая со своего коня на вымощенный песчаником двор, и срывая с лица защитную ткань. Выражение на нем, было нечитаемо, голос сухим и хриплым от пустынного зноя и долгого молчания. Дик склонил голову, радуясь тому, что Хуан не дожил до этого дня. — Приветствую тебя в моем доме, о, соберано благословенного Кэналлоа и брат моего шада, — Ричард положил руку на грудь, произнося положенное приветствие, удивительно спокойный к своей будущей судьбе. Теперь Алва, во всем своем гневе, ему был не страшен, ему не отнять у Ричарда того, что было самым важным. — Это честь для меня и моего дома. — Я принимаю твое приглашение… — отозвался бывший эр, проходя в дом, делая знак свите, и охране, чтобы те оставались снаружи. Ричард удивленный тем, что все еще жив, последовал за ним. Время властно даже над сильными этого мира. Некогда красивое лицо Алвы высохло и его, прорезали морщины, густая черная грива поредела и большей частью была с проседью, на лицо падал белоснежный локон, почти такой же, какой появился у Робера после Кагеты. Прежними пожалуй остались только глаза. Ричард усадил гостя в кресло, сам сел напротив, но прежде наполнив для гостя кубок, разведенным ключевой водой, вином. До сих пор он не проронил ни слова. — Я был уверен в том, что тебя больше нет, — вымолвил Алва, сделав глоток из своего кубка и промочив пересохшее горло. — Вы были так щедры и подарили мне жизнь, — сказал Дик, вглядываясь в лицо Алвы и вспоминая рассказ Эпинэ о том, чем эта щедрость обернулась для Талига и Агариса. — Я решил воспользоваться ею по своему усмотрению. — Я жалел о том, — Алва прищурился, — Жалел о том, что… — Что не убили? — Дикон печально усмехнулся, не словом не упоминая Хуана. — Нет… — Рокэ сделал еще глоток, — что даже не попытался понять что произошло. Почему, Ричард? Дик вздрогнул вглядываясь в лицо на котором проступила едва ли не мука. Столько лет прошло, эр Рокэ, неужели… — Я любил другого человека, — честно признался Дик, — я не мог больше притворяться и ужасно боялся, что узнав, вы жестоко покараете его. — Хуан… — не вопрос, утверждение. Дик медленно кивнул. Теперь уж что? — Я понял это много позже… Злился очень. Натворил много бед, пытаясь вернуть тебя и найти его. Но, слава Создателю не нашел… — Он ушел в закат, три года назад, — зачем-то сообщил Ричард. На лице Алвы не дрогнуло ни единой мышцы, лишь глаза заблестели ярче. — Теперь ты свободен? — Теперь я иссушен и развеян по пустыне, как щепотка песка, — вздохнул Ричард. — Возвращайся со мной… — Алва поставил кубок на подлокотник кресла, напоминая Ричарду картинку из далекого прошлого. Ястреб пожевал губами и качнул головой. — Мой дом здесь… — Мне нужен герцог для Надора, молодой Ларак, который стал наместником, справляется из рук вон плохо, народ голодает, север тянет весь Талиг в омут. — Алва тяжело вздохнул, привычным жестом прикрыв глаза руками. — То, что я тебя обнаружил, сродни чуду… Все оборачивалось совершенно не так, как Ричард ожидал. Время сушит, как знойный ветер пустыни. Возможно страсть, которая сжигала Первого маршала, так же иссохла и испарилась за эти годы. Рокэ думал, что Дикона нет больше в живых… Смирился? Дик колебался с ответом, пытаясь уловить внутри себя отношение к происходящему… Сможет ли он покинуть оазис и оставить Хуана? Простил бы его Хуан, если бы он сгноил себя заживо у его могилы? — Возвращайся, — вырвал Дика из размышления снова заговоривший Рокэ, — ты нужен своему народу. Пусть не ради… меня. Горячий вечерний ветер шелестел окрашенной в розовое листвой гранатов. Дик продолжал сидеть, лаская взглядом белый камень, прощаясь с тем, кто стал главным человеком в его жизни. Уходить было мучительно, но… Хуан слишком любил его, чтобы требовать вечной верности. Хуан был бы счастлив узнать, что его соберано не держит больше на них зла, старика это угнетало до последнего дня, Дик видел. Так что же теперь? Ричард прикрыл глаза, прислушиваясь. Хуан словно благословлял его, тихо шепча на ухо гранатовыми листьями, щекоча лицо пустынным дуновением. Дик, поднялся, утерев рукавом набежавшую на глаза влагу и прежде чем уйти, прошептал: — Adios. Mi corazon…**

***

* Я пришел проститься, любовь моя… (кэналл.) ** Прощай. Мое сердце… (кэналл.)