Mi corazоn

Ричард замер распластавшись на небольшом уступе скалы, и затаив дыхание наблюдал за тем, как медленно и чинно, совершенно не подозревая о засаде, к ущелью продвигался караван. Все шло по намеченному плану. Дик втянув носом горячий воздух пустыни, чуть покосился на застывшего скальным изваянием Хуана. Тот, был собран и слегка прищурившись тоже разглядывал вереницу верблюдов, вокруг которых сонно топтались конные охранники. Расслабились голубчики… Оно и понятно, до города оставалось не более пяти хорн, какой безумец отважится напасть на торговцев прямо у стен Хамала? Ричард усмехнулся. Их с Хуаном в этих землях звали «черными ястребами» и местные торговцы боялись даже шепотом произносись эти два слова. Конечно, вдвоем много не навоюешь, пришлось долго и тщательно подбирать команду, но оно того стоило. Кроме них с Суавесом в «ястребах» состояло еще шестеро местных. Ричард скользнул взглядом по противоположной почти отвесной скале, в неровностях которой так же замерли Саид и Аслан, ожидая сигнала от вожака, а где-то наверху, затаился Ашот, который по свисту Хуана должен будет обрушить на караван несколько камней, создавая панику среди торговых людей и охраны. Еще трое «ястребов» засели чуть в стороне, с пистолетами. Да… Дикон слегка сжал рукоять закрепленного на поясе меча. Теперь никаких шпаг… Игры в благородство для него закончились, когда он перестал быть герцогом Окделлом, в день, когда доехав до границы Талига, он выбрался из кареты герцога Алвы и Хуан отправил ее обратно в Олларию. Тогда, соглашаясь с Хуаном, что единственным для них возможным выходом является бегство из Золотых земель, Дик без сожаления отказался от титула и фамилии. Он согласился бы на что угодно, лишь бы оградить того, кто был ему дорог от гнева и ревности монсеньора и оградиться от него самому, забыть об участи Феншо, Ричарду не удалось бы до конца жизни. Дикон понимал, что поступил с Алвой паскудно — травил эра он от безысходности, видя, что с каждым днем Рокэ становился все безумнее в своем желании обладания, чувствовал, что все могло обернуться разоблачением его сердечной привязанности к Суавесу. И тогда, Хуана ожидала бы страшная и мучительная смерть. Ричард воспользовался ядом, желая оградить от опасности того, кого любил. А Рокэ, в свою очередь не смог поднять руку на своего неверного оруженосца. Выгнал… Ричард, трясясь в темной закрытой наглухо карете, чувствовал себя подлецом, переживал, но утешала мысль о том, что с Хуаном все было хорошо и оба они все дальше убирались от столицы и маршала. «Нужно было с самого начала сказать Рокэ, что взаимность невозможна» — раз за разом повторял себе Ричард, но при этом, он понимал, что подобное признание ни к чему хорошему не привело бы, нужно было знать Алву… И он знал. А потому, без ропота, принял решение Хуана бежать в Багряные земли, в чужие и страшные края. Чужие — да… Но, оказалось, что самым страшным, чем обладала эта земля была жара. Очень скоро Дикон убедился в том, что эр Август был совершенно прав — Хуан до службы у Алвы действительно был разбойником и работорговцем и это не позволило беглецам умереть с голоду или попасть в плен, а то и еще хуже — угодить в рабство. Оказалось, что милый и заботливый Хуан — настоящий головорез, который за своего мальчика может любого разорвать голыми руками. Ричарда это не испугало, не смутило, скорее напротив, вселило уверенность в наступающем дне. Освоиться на новом месте было непросто, но Хуан, привезя Ричарда сюда, похоже точно знал, что делает, и скоро над безводными, блеклыми просторами Багряноземелья, разнесся грозный клич «Черных ястребов». Хуан Суавес собрал небольшую, но весьма умелую банду и возглавил ее с присущим своему соберано рвением и талантом. Поначалу, Суавес не желал допускать Ричарда до своего опасного ремесла, но юноша все же убедил Хуана в том, что должен встать с ним плечом к плечу. Как говорится: «и в печали, и в радости, пока смерть не разлучит нас…» банально, но как верно. Хуан хмурился, сердился, но все же уступил, когда Ричард намекнул ему, что подобное отношение может родить в нем неуверенность в своих силах. Овладеть новой техникой боя и оружием, которое намного превосходило по весу привычную шпагу, было не просто, но Ричард очень старался. Однако обвыкнуться с вечной проклятой жарой и лезущим во все щели раскаленным песком, оказалось куда сложнее, он справился и с этим. Все неудобства и лишения Ричарду в полной мере компенсировала ласка и любовь Хуана. Отношения, которые и здесь пришлось таить от чужих глаз днем, доставляли истинное наслаждение по ночам, а главное, теперь им некого было бояться — разлучить их могла действительно только лишь смерть. Но подобные мысли Дик старался гнать от себя прочь. Это время Дикон справедливо считал счастливейшим в своей жизни. Да, он стал разбойником, да, нападал на караваны, пусть он заставил себя забыть о том, что такое честь, но зато он обрел нечто, чего прежде у него никогда не было — свободу. Хуан прищурился, вглядываясь в приближающуюся добычу. За черной плотной тканью Дик не мог разглядеть его губы, но был уверен, что Суавес улыбается. — Славная нас ожидает добыча, дорито, — тихо произнес он на талиге, как делал лишь в особых случаях, на людях они разговаривали на языке шадов, неприятно режущем ухо и дерущем гортань, учить его Ричарду было сложнее, чем освоить бой ятаганом. — Почему ты так думаешь? — Дикон вглядывался в приближающуюся к засаде процессию. — Часть этих купцов гоганы, — усмехнулся Хуан, — а у этих господ всегда найдется чем разжиться. — Что ж, да благословит нас тогда Леворукий, — в тон ему отозвался Ричард, крепче сжав руку и чувствуя пальцами кожаную оплетку ятагана. Когда последний из каравана вошел в тень, которую отбрасывала скала, Хуан свистнул. Пронзительно, громко страшно. Ричард упругим мячиком подскочил на ноги и, примерившись, прыгнул на одного из караванных охранников, на лету рубя его сверкнувшим в лучах зенитного солнца клинком и сбрасывая обезглавленное тело с лошади. Послышались крики, ржание испуганных лошадей, треск камней скинутых Ашотом и отрезавших испуганным караванщикам путь назад в пустыню. Бойня началась… Ричард, сверкая глазами, во всю работал оружием. Рядом черной тенью бился Хуан… Все кончилось так же стремительно, как и началось. Охрана оказалась перебита раньше, чем поняла, что попала в засаду. Торговцы, перепуганные и галдящие, готовы были менять собственные жизни, на содержимое своих сундуков. Однако, в отличии от прочих «ястребов», Ричарда заинтересовали не драгоценности и шелка… Его внимание привлек, связанный и перекинутый через спину одного из верблюдов человек. Дик не сразу узнал его… лицо пленника было покрыто слоем грязи, но присмотревшись, ахнул. — Робер! — позабыв об осторожности, и о том, что талиг при посторонних для них с Хуаном под запретом, воскликнул Ричард, подходя к пленнику. Тот был чуть жив, но тем не менее, приоткрыв заплывшие темные глаза, нашел в себе силы посмотреть на того, кто окликнул его по имени. — Хуан! — Ричард уже бросился к верблюду, дергая того за узду и вынуждая опуститься на колени, — помоги мне, скорее. Робер пришел в себя не скоро. «Черные ястребы» давно покинули скалы, в которых напали на караван, прихватив с собой все что смогли увести. Ричард, в этот раз, к немому удивлению соратников, своей долей избрал почти издохшего чужеземца. Впрочем, возражать никто не посмел, так как Хуан был не против подобной прихоти своего мальчишки. Мальчишка же, не отходил от Эпинэ, даже после того, как они с Хуаном отмыли Робера, и уложили на свободную постель, что имелась в их жилище. — Дикон… — наконец, с трудом смог произнести Робер, все еще не веря тому, что произошло. — Да, Робер, это я, — улыбался Ричард, он давно сидел рядом, ожидая того момента, когда Эпинэ придёт в себя и сможет говорить, — теперь тебе не о чем волноваться, все будет хорошо. — Дик… я… рад тебя видеть… — чуть слышно произнес Робер, цепляясь взглядом за лицо Ричарда — все думали, что ты погиб… — Погиб? — Дикон приподнял бровь. — Да… Когда мы с Альдо были уже в Алате, на нас напала небольшая армия кэналлийцев во главе с герцогом Алвой, — Робер бросил настороженный взгляд в сторону сидящего поодаль Хуана, который дома не считал нужным скрывать лицо, и принять его за багряноземельца было довольно проблематично даже в том состоянии, в каком прибывал Робер. Несмотря ни на что, Хуан оставался сыном своей земли. — Все в порядке, — успокоил Робера Ричард, — это Хуан, мой… друг и учитель, он не причинит тебе зла. — Так вот, Дикон. — чуть помедлив и сделав глоток воды, из ковша, который Ричард поднес к его растресканным и больным губам, Робер продолжал, — они крушили все на своем пути, Алва действовал не именем Талига, помня о «Золотом договоре», он творил бесчинство от себя лично. Вломившись в наш дом в Сакаци, первое что сказал Алва, видом больше походящий на разбойника и пирата, чем на того человека, который помог мне в Кагете, были слова о тебе: « Господа, извольте вернуть мне моего оруженосца!». Он искал тебя, Ричард и почему-то у нас. — Меня? — Дикон вздрогнул. За прошедшее время он привык к мысли, что кошмар по имени Рокэ Алва, остался где-то далеко в прошлом… Оказалось, что монсеньор все же передумал на счёт своей необдуманной щедрости и решил-таки поквитаться со своим отравителем. Или же… или же не смог смириться с потерей любовника… нет, не так — любимого. Ричард зябко передернул плечами. — Как давно это было? — спросил, заинтересовавшийся рассказом Эпинэ, Хуан. — Не могу сказать точно… — Робер запустил пальцы в спутанную челку, одна из прядей которой была белого цвета. Раньше Дикон не видел этой седины. Робер продолжал: — Около двух лет назад, может раньше, не могу сказать точнее. Алва разыскивал Ричарда, круша все на своём пути. А еще, Ворон убил Альдо. Безжалостно, как-то равнодушно, одним ударом, сказав при этом нечто странное, что принц незаконно присвоил не принадлежащее ему имя. Меня он не тронул. Оставил оплакивать погибшего друга. Позже, я узнал, что Алва прошелся небольшим, но смертоносным ураганом по всему Талигу, натворил бед в Агарисе, разделав под орех магнусов, гоганов, и просто тех, кому не посчастливилось попасться под его руку. Я не поверил бы этому, если бы не видел твоего монсеоньора в Алате. Что между вами произошло? Как получилось, что он искал тебя? Ричард глянул на Хуана лицо которого стало темнее тучи. Тот поймал взгляд Дика и прикрыл глаза. Робер ждал ответа. Таиться от него Ричард смысла не видел. — Я пытался отравить его и он отослал меня из Олларии и из Талига вообще. Возможно после он передумал, но к тому времени я покинул Золотые земли. Робер ничего не сказал, но на его лице появилась тень жалости. Ричард гадая кого сейчас жалеет Эпинэ поспешил сменить тему. — А как ты попал в плен? — спросил он понимая, что ответ Робера ему почти не интересен. Сейчас их с Хуаном волновало совершенно иное. Робер тихо и устало начал свой рассказ. — После того, как Дорак скончался от разрыва сердца, Алва словно сорвался с цепи, сея хаос и рыща по Талигу и близлежащим к нему странам в поисках… — Робер запнулся, но Дик и без того понял кого разыскивал маршал, Робер продолжал, — …своего пропавшего оруженосца, в Золотых землях начался совершеннийший беспредел. Опасаясь за жизнь родных и наплевав на запрет возвращения в Талиг, я, потеряв друга, сюзерена и смысл оставаться в Алате, двинулся в Эпинэ. По дороге на меня напали, и похитили. Выяснив мою личность и то, что я являюсь герцогом, похитители попытались требовать за меня выкуп у семьи, но отец умер, а мать и сестры едва сводили концы с концами… Робер закрыл глаза и тяжело вздохнул. Ричард понял, что каждое слово дается ему с большим трудом и тем не менее, Иноходец продолжал. Рассказал, как отчаявшиеся похитители, продержав пленника у себя больше года, просто продали его в рабство. Тихо поведал о том, как он мотался по свету в оковах, не желая смириться со своим положением, пока однажды не попал в тот самый караван, на который сегодня совершила набег банда «ястребов». Эпинэ говорил много, но Дик к своему стыду его почти не слушал. Он глядя на потускневшее лицо Хуана и думал о том, что побег из Талига был единственно правильным решением. Робер все говорил, тихо, через силу, бесцветно… А Ричарду внезапно остро захотелось остаться наедине с Суавесом и просто, обняв того за плечи и уверить любимого, что они оба не виноваты в том, что властитель Кэналлоа потерял над собой контроль и пустился во все тяжкие в попытках вернуть себе то, что ему не принадлежало. А еще, хотелось положить голову, Хуану на плечо и пообещать, что все наладится, войдет в прежнее русло, что маршал скоро поймёт, что вернуть оруженосца не получится, осознает потерю и смирится с этим, придет в себя, когда-нибудь… Хотелось, чтобы Хуан в это поверил, не рвал себе душу и успокоился, даже несмотря на то, что Дикон заведомо знал, что сказал бы неправду.