Не научили

Когда на тебя ни с того ни с сего падает по крупицам искреннего счастья не совсем здравый смысл, в душе горит желание порыва забиться в угол и долго молить о пощаде, адекватной судьбе и проклинать эту дуру словами: «Что я тебе сделал?!» Но Скорпиус был из ряда приличных, он был Малфоем, он был аристократом, а Альбусу порою казалось, что ругается тот вполне как маггловская гопота. И порою от его заковыристых фраз не то, что уши в трубочку сворачивались, проявлялась на свет божий необходимость немедленно записать сию странную конструкцию «что-кого-куда» на бумажку и всегда носить с собой - мало ли что. И проклинал он судьбу хоть и экстравагантно, неподобающе, почти что молча, Альбус тут сравнится со стенкой, но отделаться от нее не то, что не мог — не хотел. И теплота, та самая, от не здравого смысла, кажется родной и естественной, и подобающей, и такой-как-доктор-прописал, и не было никакого мозгового насилия и попыток морального суицида, чтобы потом ходить неживым; было тепло. Скорпиусу нравилось это ощущение. Ему даже в отчем доме не было так обжигающе горячо в душе. *** Было это где-то ближе к пятому курсу, когда ты вот такой живой и дышащий, и в тебе теплится бунтарский дух, и ты готов покорять чужие сердца. Ха. Ха. Ха. Покорение чужого сердца шло с четвертый месяц; шло оно странно, Роуз изредка вопрошала, все ли в порядке и не сошел ли там с ума от гиперактивности Ал, так странно проявившейся только сейчас, но Скорпиус уверял ее, что — нет, с мальчиком все просто очаровательно прекрасно, а твой милый носик может не суваться не в своё дело. И ведь не обидел ее Скорпиус, а Уизли всё равно морщилась, гордо задирала голову и исчезала восвояси до нового «пришествия ее вездесущего любопытства». Этот день не слишком отличался от предыдущих пяти, когда тело, требующее жизненно важного холода, плелось медленно, ноги переставляло вяло, плевало ядом на окружающих и вообще вело себя как «Малфой во времена Мальчика-который-выжил». Тут была ситуация оправданей - Скорпиус никогда не являлся напыщенной сволочью. Ну, Альбуса же любил. Всем сердцем и душой. И мог по пальцам пересчитать, и плевать, что тех всего двадцать, если учитывать пальцы на ногах, и что придется на седьмой круг подход делать, все его достоинства и качества, от которых его «я» млело, а загребущие руки кололо от потребности это тело загрести. Скорпиус просто упал на кровать. Скопиусу было глубоко наплевать, что Альбус где-то справа завозился с книжкой, с одеждой, с какой-то только ему одному понятной чертовщиной. Скорпиусу было только не наплевать, что не очень пушинистое тело уселось на его бедра. Такое горячее, такое распаленное желаниями и испорченное грехами тело прижималось к его спине, обнимало, ерзало. Маленькая гадость была наивной до одурения, думая, что Малфой не замечает его, как будто вечный стояк, от которого тот просто не знает, как избавиться. Мальчонку будто не научили. Скорпиус бы научил. Подробно. На практике. Всеми способами и даже зачет бы с удовольствием на эту тему принял, завалив «ученика» раз двести, отправляя на исправительный ми… Кхм. Подготовку, да. Или так задумано, тоже мысль в голове Скорпиуса, и он поворачивает голову набок, чтобы почувствовать чужое сумасводящее дыхание на своей щеке. — Привет. — Слабая, очень выдавленная полуулыбка, Поттер аж не впечатлился, начал смотреть скептически и двинул бедрами вперед. Скорпиус тихонечко прыснул со смеху. — Ты какой-то уставший. Проблемы? — Это он про сессию, в простонародье. Магглонародье. В ответ покачали головой. Малфой дотянулся до чужой макушки и с упоение зарылся рукой во взъерошенные волосы. Локоть на пятой секунде начал ныть. — Жара. И ты теплый. Это… Слегка напрягает. Поттер чуть отпрянул, схватив одной ладонью чужую, переплетая пальцы. Холодные. — Тебе неприятно? Если бы раздавали Оскары за самые милые мордашки и наивные вопросы на раззадоривание, этому претенденту не было бы равных. Скорпиус то ли застыл с дебильной улыбкой, то ли хихикал глупо в подушку, это было что-то среднее. Но нет, ему никогда в голову не пришло назвать это — неприятным. Да господи!.. Этот чертов парень заставляет пылать его внутреннее пепелище без добавления бензина, без какой-либо магии, ему достаточно прикоснуться любой частичкой своего тела, и всё — аут, офсайд, конец игры, красная карточка и выбывание. Никаких логично-вразумительно-трезвых мыслей. Скорпиус смеяться не перестал с нахмурившегося вида Альбуса, только извинился и попытался сдуть челку с глаз. — Сейчас, приподнимись немного. Альбус приподнялся, уперся коленями-ладонями в кровать, давая Скорпиусу перевернуться и сел обратно. С подачи Малфоя, схватившего его за шлевки штанов и усадившего на себя. Для удобства. Для хорошего вида. Для вида хорошего мальчика с горящими зелеными глазами. — Твоя маленькая головка думает не о том. Не так. Ты никогда не будешь мне неприятен. Скорпиус никогда не жалел о зря вылетевших из его рта фразах. Каждая из них была продумана, она была осмысленной и несла в себе пинок под зад для Поттера. А Поттер был до такого гиперактивен, что его «добивание» было похоже на чёртово соблазнение и, кажется, половина их курса уже поимела этого мелкого во всех позах, что дает Скорпиусу повод каждого из них вызывать на дуэли за попорченную астрально-абстрактную невинность. А еще Альбус был слеп как крот, туп как доска и чересчур возбужден. Как что-то из разряда «возьми и поимей меня, приложи усилия». Поттер был польщен, его так напоминавшее неразумного ребенка еще несошедшими чертами лицо было чуть красновато от смущения, и глаза с трепетом смотрели на Скорпиуса под ним, но уголки губ разошлись в стороны от улыбки, и белые зубки, то и дело покусывающие нижнюю губу, хотелось видеть на расстоянии не больше пяти сантиметров и чтобы кусали они его губы. Одно движение бедрами вперед-назад, вместе с ладонями Малфоя, чьи пальцы до сих пор крепились на чужих штанах и им там вполне было удобно. А вот то, по чему прошелся Поттер, было не этично, не культурно, не по-дружески и просто нечестно. Глубокий вздох Скорпиуса, замирание Альбуса. Тот еле прикрывал свой стояк, словно «так и надо». — Поттер, свет мой, — шипел Скорпиус, тянув ухмылку, — тебя кто-нибудь учил, как снимать напряжение? — одна рука прошлась от бедра до изгиба в колене и обратно, ощущая невыносимый жар, хотя за пару прошедших минут стало лучше. — Хотя бы на словах. Хотя бы интернет. Хотя бы природа. Пожалуйста, — вторая рука, скользнув чуть вниз, прошлась по чужой упругой заднице (столько высиживать на Малфое) и провела вверх, огибая пояс и там же оставаясь. Скорпиусу так удобнее. Первая — которая правая, — сжала чертов поттеров стояк, давно маячивший перед глазами. Вместе с тонким писком Альбуса с наслаждением выдохнул и Малфой, пальцы то сжимая, то расслабляя, и борясь с потребностью лишить Поттера и штанов, и трусов. Просто. Застыл. И ждал же, когда его мальчик хоть что-то предпримет, кроме нежных прикосновений рук к его груди. — Я… — Ты, — поддакнул Скорпиус. На лице Альбуса была гамма эмоций, сплошь и рядом были и удивление, и желание, и неверие, и доведенное до точки "абсолют" тотальное доверие. Там, возможно, был страх и сомнения. Малфой ни разу не сомневался, расслабляя голову и шейные позвонки, позволяя улечься с удовольствием. Прикрывая глаза и улыбаясь, пальцы его юрко расстёгивали пуговицу и ширинку штанов, заползали под резинку чужих трусов и, о святые боги, Скорпиус мог поклясться что так Альбус еще ни разу не стонал; запрокидывая голову и поддаваясь навстречу. — Я все хотел, чтобы ты… Первым… Сделал это. Скорпиус чуть ли не взмолился, боясь, что поперхнувшийся воздухом Альбус сдохнет от банальной дрочки. — Ты сумасшедший идиот. Столько терпеть, — смотреть на Поттера Малфой морально не мог, но чувствовать его, вдыхать аромат тела и прикасаться — это заменяло ему один взор, каждую секунду, Скорпиус творил картины у себя в голове, и они ни чем не отличались от реальности. В каждой из них Альбус был желанен до поехавших мозгов, прекрасен, чтобы быть достойным предметом воспевания в одах, и вообще — Скорпиус поклялся, что если эта гадость подойдет к нему еще раз со стояком… — Я тебя зацелую. На пальцах и промеж ног Альбуса было мокро, влажно и горячо. Как в душе Скорпиуса. Поттер с блаженной благодарностью и чем-то там еще навалился на Малфоя, и тот впрочем был не против, чувствовать сопение в шею и нервные вздохи, и как пальцы дрожаще выводят рисунки на его груди. Альбус тихо шепчет: «Мне так хорошо», а Скорпиус левой рукой проводит линии вдоль позвоночника. Медленно издеваясь над милым мальчиком, оттягивая момент одним крепким зажатием у основания. Альбус целует Скорпиуса в шею, еле смыкая губы, лениво проводя языком линию. Мог бы даже укусить, но сжимать зубы не хочется. А пальцами, короткими перебираниями, доходит до пряжки ремня Малфоя. — Ты серьезно? — Скорпиус выглядит почти серьезным, если только не радость в уголках губ и глаз. — Ты можешь делать, что хочешь. Просто чтобы нам обоим было приятно, — Альбус говорит тихо, не останавливаясь ни на секунду и чуть качает в стороны своей задницей, снова ойкая и глубоко вдыхая душный воздух, а Скорпиус думает, что говорить проникновенно и искренне у того вяло получается. — Ты этого добивался последние месяцы? Чтобы я тебя растлил? И… Конечно же нет. А то Скорпиус не знает эту сексуальную малолетку. И подготовленный, небось днями и ночами, и неделями ответ Альбуса умирает в одном поцелуе, когда Малфой переворачивает его на кровать, подминает под себя, вдавливает, пытается прочувствовать всё без рук, но с пальцами на поттеровом члене до мельчайших деталей. Когда заползает языком в чужой рот, и сознание Альбуса совершает перезагрузку вместе со всем программным обеспечением; когда кусает, чтобы помнить ближайшие две недели и постоянно напоминать; когда целует, чтобы сказать, что очень любит. И не хочет терять. Когда целует, чтобы получить тот же ответ.