Зверь

Между широкими стволами берёзок росло несколько кустов валерьяны. Белые цветы манили, заставляя забыть об осторожности, и Калеб застывшим взглядом смотрел на растение. В лесу рядом с деревней её уже давно нельзя было найти и травники предлагали ромашку или женьшень. Но вот же, огромный куст и, наверно, не первый год цветёт. — Чего застыл? — Олав толкнул брата в бок. — Ещё свалишься в болото, поминай как звали. — Валерьяна, — пробормотал Калеб, указывая рукой на белый куст. — Забудь. Через топь не пройдём, — Олав дёрнул его за рукав, и Калеб со вздохом пошёл следом. Ягод в лесах тоже было мало. Уже и не понимал никто, зачем омеги каждое утро выходят с корзинами в лес – почти все возвращались порожняком. Не было и грибов. Лес, словно мёртвый, прогнивший и заболоченный, не годился даже на растопку. Но жить как-то надо было. И люди выживали. — Калеб валерьяну за топью углядел, — Олав помахал одному из соседей, и тот лишь недовольно понурил плечи. За топи никто не ходил. Уже лет двадцать, наверно. А раньше, поговаривали, можно было добраться почти до подножья Мёртвой горы. Тёмным исполином она поднималась над лесом и была видна из всех крупных деревень. Серым пятном виднелась и в ближайших городах, и даже на тракте у столицы можно было её углядеть. Говорили, что все беды именно с этой горы и идут, что когда-то там стоял огромный дворец и жила королевская чета, только что-то не поделили они со злыми духами, и замок, и все близлежащие земли попали под проклятье. К деревне добрались к обеду. Старики на молодняк даже не посмотрели, словно знали, что добычи никакой: год из года лес их не поддерживал. Уже давно нужно было уехать, Олав намекал, хотел в город уйти или до столицы добраться, но что травнику делать без леса? Калеб упрямился, не хотел покидать родное село, да и могилу родителей оставить не мог. Рядом с их домом стоял мальчишка и, завидев братьев, с криками бросился им навстречу. — Ильмар всех к ночи собирает – сегодня будет с небом шептаться. Говорит, все должны быть! — Будем, — ответил Калеб, а Олав недовольно поджал губы. Ильмар который месяц пытался что-то придумать и услышать ответы, но небо молчало, и жрец всё сильнее разочаровывал селян. Может, боги от него давно отвернулись и не будет больше их слов, а может, Ильмар разучился спрашивать. Но Калеб с Ильмаром был ближе, чем с любым другим. Со жрецом учился траву понимать и мешать настойки. Ильмар и сам когда-то был травником, пока ещё в лесу была трава, теперь же отдавал свои знания молодому омеге. — Не хочу на сбор идти, — сказал Олав, усаживаясь на лавку. — Я вечером с Германом встречаюсь... — Вы ещё в храм не входили, а уже ночью встречаетесь! — сердито выкрикнул Калеб. — Не стыдно? — А не стыдно! Вот пройдёт Лугнасад и поедем в город, пойдём в храм и сюда не вернёмся. Гиблое тут место, проклятое! — За тобой проклятье и пойдёт, — предупредил Калеб, но брат и слушать не стал. Вечером у священной рощи собралась почти вся деревня. Когда-то их было так много, что вставали в роще в три плотных круга, теперь же с трудом два разреженных выходило. Ильмар, старый, но ещё крепкий омега, вышел к древней иве и положил перед ней молодого козлёнка. Перерезав ему горло, полил дереву корни и начертил кровью на своих ладонях знаки. Словно подтверждая, что боги от Ильмара не отвернулись и что слышат его ещё, знаки вспыхнули красным, освещая потемневшую поляну. Вскинув руки к небу, Ильмар закачался и запел почти беззвучно и тягуче. Его мелодичный шёпот прошёлся по поляне и заставил всех замолкнуть и с напряжением всматриваться в мерно блистающие звёзды. Все ждали ответа. Одна из звёзд сорвалась с небосклона и рухнула куда-то рядом с Мёртвой горой. Ильмар поднялся, осмотрел всех селян и громко произнёс: — Боги напомнили нам про жертву! Мы должны принести жертву Зверю с Мёртвой горы, и проклятье уйдёт! Недовольный и испуганный шёпот пробежал по поляне. Люди переглядывались, переспрашивали, словно не поняли, о чём говорит жрец. — Но не было жертв, давно не было. Уже двадцать лет как мы не отдаём Зверю наших омег, — крикнул кто-то. — Потому и засуха, потому и скот слабый, — ответили с другой. — Ты сам, Ильмар, сказал, что не нужны нам больше жертвы! Что же изменилось? — кричали с севера. — Значит, пришло время и жертву нужно принести, — спорили с юга. Над священной рощей поднялся шум, люди ругались, пытаясь истолковать слова жреца каждый по-своему. Подняв руки, Ильмар остановил их. — Я отменил жертвы, было дело, — произнёс он, немного помявшись, — но сами вспомните, как тяжело омеги сносили свою участь? Разве заслужили мы такое отношение к своим сыновьям и мужьям? Нет, не заслужили и решили жить по своим правилам. И долго жили, справлялись как могли, но проклятье оказалось сильнее. Нам нужна жертва: омега чистый и невинный – он успокоит зверя и спасёт нашу деревню. Последние недовольные голоса умолкли и народ стал спрашивать: кого выберут, кого отдадут чудовищу на растерзание. Решили пригласить омег и из других селений. Не им же одним страдать. Ещё засветло послали гонцов, звали всех к Лугнасаду, чтобы праздник отметить и выбрать подходящую жертву. — Ты ведь невинный? — спросил у Калеба Тугмо, староста их деревушки. — Ты ведь хороший омега? — Я ещё не готов для брака, — немного испуганно прошептал юноша, — только следующей весной мне будет позволено войти в храм. — Так не для брака же, — усмехнулся Тугмо. Боги позволяли омегам вступать в брак только после двадцати, но разве сейчас молодых остановишь? Ни одного невинного брачного возраста не осталось. Поморщившись, он покачал головой, — не боись, омег будет много, не выберут тебя. — Не боюсь, — ответил Калеб, хотя самого трясло от предчувствий чего-то очень неприятного. Олав его беспокойств не разделял. Увлечённый своей влюблённостью, он мечтал о счастливой семейной жизни, строил планы и даже прикупил красивых тканей. Калеб не хотел разрушать его надежды, хотя знал, что Герман водил на сеновал не одного омегу.

***

На праздник приехало много народа. Рядом с кузницей разбили шатры для гостей и вдоль озера поставили торговые лотки. Продавали всё, даже серебро и янтарь, и Калеб целый день ходил кругами, любуясь на диковинки. У него тоже был лоток, с сушёной горчицей и красной полынью, только покупателей было мало. Под вечер в поле, где жгли костры и пускали огненные дуги, пришёл Ильмар. Он не собирал никого, не звал к себе старост, просто присел на траву и разложил рядом сушёных мышей и птиц. Ему кланялись, но обходили стороной, а Калеба же стало трясти от страха. Стараясь унять его, он направился к жрецу, чтобы поговорить, узнать о жертвоприношениях и послушать о проклятье. Но дорогу ему перегородил высокий темноволосый альфа. — Герман? — Калеб удивлённо замер. — Слышал, Тугмо тебя в списки занёс, будешь жребий сегодня тянуть. — Буду, — кивнул Калеб, не понимая, к чему этот разговор. — А я ведь помочь могу, — альфа улыбнулся и захотелось от него отойти. — Сделаю так, чтобы в жертву тебя больше не могли позвать. — Как? — удивлённо вытянул лицо Калеб. — Пойдём к сеновалу, покажу. — Улыбка на его лице стала ещё шире, а Калеб недовольно закрутил головой. — Не стыдно, Герман? Ты моего брата соблазнил, а теперь ко мне подходишь! — А чего должно быть стыдно, если ты красив и пахнешь сладко? — Уходи с дороги, — недовольно крикнул омега, но Герман только рассмеялся, привлекая лишнее внимание, а потом обхватил Калеба медвежьими ручищами и прижал к своим губам. — Что творишь? — Калеб вырвался и злобно стукнул Германа по груди. — Пошёл с дороги, или пожалеешь! — Сам пожалеешь, — с усмешкой бросил Герман, но преследовать не стал. Добравшись до жреца, Калеб склонил голову и, получив его позволение, присел рядом. От Ильмара странно пахло, чем-то горьким вперемешку с мёртвой кровью. Запах старости и принесённых жертв. Но Калеб к его запаху привык. — Не пошла торговля? — спросил жрец. — Нечего было продавать. — Если проклятье уйдёт, то вернутся травы в лес. Может, даже болото подсохнет и соберём в этом году клюкву. — А если меня выберут? — тихо, еле слышно спросил Калеб, так чтоб за криками веселящейся молодёжи и не услышал его жрец, но тот услышал, вздохнул о чём-то, а потом потрепал по волосам, как в детстве часто делал. — Значит, так боги решили. Не бойся, Калеб, это только поначалу страшно, но никто из жертв не погиб, только переживали сильно и леса боялись долго. Но ты-то бояться не будешь, я знаю. — Наверно, — кивнул Калеб. — Расскажи об этом звере? И о проклятье расскажи. — Да что рассказывать? Ты сам знаешь сказку о Королях Аскаре и Эмбеле. Почти три столетия назад была наша земля процветающей и сильной, но силе этой завидовали, и соседние королевства развязали войну. Эмбел тогда слаб был, носил своего первенца, а Аскар на войну ушёл, вот и пробрались злые силы во дворец, убили и омегу, и дитя. Аскар безутешен был, обратился к тёмному колдовству, чтобы злодеев наказать, но то ли ошибся в чём-то, то ли колдуны из других королевств его опередили, но проклятье пало на нас. С тех пор уже дюжина поколений сменилась, король заперт своим проклятьем и все наши земли страдают. — А со Зверем что? — Раз в год мы должны были отдавать Зверю невинного омегу брачного возраста. Чудовище их брюхатило и преследовало, мы несчастных оберегали как могли, и все дети от Зверя рождались раньше срока – чёрные, сморщенные, уродливые и мёртвые. Вроде всего месяц мытарства, но смотреть на мучения несчастных омег было выше моих сил и я жертвы отменил. Сам видишь, к чему привело – скот слаб, поля пусты, а леса прогнили. Проклятье растянулось до самого города, скоро и там беды начнутся. Если не будет жертвы в этом году, в следующем, может, и некого отдавать будет. — Теперь снова... каждый год омегу в лес водить будешь? — Постараюсь не каждый, — Ильмар встал, резко и бодро, словно и не за пятьдесят ему пошло. — Время, — произнёс он и, подняв над головой боуран, застучал призывный ритм. Песни смолкли, костры затлели, и звёзды засияли ярче. Все деревенские и гости потянулись к поляне, а Ильмар вышел в центр и, продолжая стучать в боуран, стал петь песню о королевской чете и постигнувшем их проклятье. Голос у жреца был хриплым и низким, звучал тихо, но разносился до самого озера, и все неподвижно стояли, вслушиваясь в его слова. Когда песня закончилась, Ильмар громко выкрикнул: — Пусть будет выбрана жертва! Калеб сделал шаг вперёд. Казалось, ноги сами ведут его, так же как и других юношей. Рядом с ним встало ещё с десяток молодых омег, кто вскоре мог оказаться один на один с жутким чудовищем. Ильмар вытряс из рукавов трупики мышей и птиц, и те зашевелились, задёргались, задрыгали высушенными лапками, пока одна из птичек не взлетела, пропорхала над головами, заливаясь соловьём, и опустилась Калебу на протянутые руки. — Выбор сделан, — прохрипел жрец, а Калеб изумлённо уставился на мёртвую птицу в своих ладонях.