А судьи кто?

Слово «отец» все еще непривычно режет слух. Самсон каждый раз вздрагивает, слыша это обращение, в мыслях одергивает себя и поворачивается. Но привыкнуть никак не может. От того, что ребенок был нежданным? От того, что он никогда не видел себя в роли отца? Самсон знает настоящий ответ, но не решается окончательно принять его. Красный лириум преображает тело — меняет его от и до, начиная от бескрайней силы и заканчивая доводящей до безумия, столь же прекрасной сколь и отвратительной песнью. Самсон никогда не задумывался о другом его влиянии, но это выяснили за него. Красный лириум — пораженный скверной синий, а, значит, скверна в нем сделает организм стерильным — вероятно, полностью, ведь красный лириум куда страшнее скверны. Как оказалось, не полностью. Красный лириум преображает тело. Изменения, внесенные им, уже не обратимы. Через боль, через муки он впитал в Самсона силу, пустив по телу красной порослью. Краснолириумное дитя — первое, на его памяти, Самсон не помнил ни одного красного храмовника, кто смог зачать ребенка — было почти экспериментом. Очередным. Это дитя, по расчетам, должно было родиться с силой, превосходящей человеческую. Что мог бы сделать ребенок, родившись магом, Самсон предпочитал не думать, но догадывался, что ставка идет именно на это. Этот ребенок мог стать великим. Но родился Даррен — мальчик, полностью отрезанный от Тени. Самсон часто смеялся над своей исключительностью. Он должен был сдохнуть в канаве Клоаки от лириумной ломки и раны, нанесенной Калленом, но выжил и стал генералом армии древнего магистра. Он должен был сойти с ума и умереть после года принятия красного лириума, но протянул уже десять. Судьба сделала его в какой-то мере особенным, и каждый раз это все равно выходило для него боком. И вот, снова, эта исключительность сыграла злую шутку. Только теперь он сломал жизнь собственному ребенку. Исход воздействия красного лириума на тело, даже при глубоком изучении, до конца не предсказан, хотя и очевиден. И, конечно, именно в его случае мутация дала обратный эффект. Самсону хотелось смеяться в голос — из-за его слепой веры в свою правоту его ребенок родился усмиренным. Не принимай он красный лириум этого бы не случилось. С другой стороны, не принимай он красный лириум, не было бы вообще никакого ребенка. Но от этого не легче. Миллион раз Самсон убеждает себя, что он не виноват, но стоит взглянуть в пустые глаза Даррена, как вина накрывает с удвоенной силой. Ему мерещится лириумное клеймо на лбу и бумажная птичка в руках — не видеть в его лице Мэддокса не получается, и чувство вины грызет Самсона еще сильнее. Смотреть ему в глаза подобно пытке. Самсон понимает, что Даррен не виноват, но не может вести себя иначе — никто не может. Усмиренные не могут чувствовать обиды, не могут разочаровываться, но отделаться от мысли, что, избегая Даррена, он причиняет ему боль, Самсон не может. Он просто не может принять тот факт, что маленький мальчик перед ним абсолютно бесчувственен. Самсон знает, что ребенка надо учить и воспитывать, надо проводить с ним время. И пытается. Мучаясь выбором, он решает, что можно попробовать заняться изготовлением фигурок из дерева. Для обычного шестилетнего ребенка это было бы слишком сложно, но из-за отсутствия связи с Тенью Даррен развит не по годам. Самсон долго выбирает нужные куски, а затем нерешительно топчется у комнаты сына, пока тот сам не открывает дверь. Даррен соглашается — конечно, он соглашается, ведь его научили слушаться взрослых. Самсон быстро отмахивается от дурного настроя, который приносят эти мысли — он старается думать о том, как Даррен увлеченно возьмется за дело. Он надеется, что так будет. Он верит. Коротко объяснив, что к чему (Самсон чувствует себя, как перед своими первыми Истязаниями), он усаживается рядом и берется за нож. Почувствовав на себе взгляд, Самсон поворачивается к сыну, который выжидающе смотрит на него, не притрагиваясь к инструментам. — Делай, как я тебе объяснил. Вырежи что-нибудь, что придет в голову, — бросает Самсон, выдавливая из себя полуулыбку. — А потом мы их раскрасим. Я в этом не мастер, но можно будет попросить маму — у нее выйдет аккуратнее. Самсон и сам не заметил, как увлекся. Хоть руки и дрожали, но справлялся он довольно ловко: итогом стал вполне себе похожий на живого мабари. Самсон осторожно сдул стружку, не без удовлетворения рассматривая результат своих стараний. У него начинало получаться — и не только резьба. Самсон повернулся к Даррену — он наверняка еще не закончил, значит помощь будет лишним поводом совместной работы. В груди болезненно сжалось, когда вместо резной фигурки Самсон увидел тот же деревянный брусок, что клал на стол. А Даррен смотрел на него все тем же пустым взглядом. — Ты не дал мне точного задания. Самсон с гулким звуком поставил деревянного мабари на стол и прикрыл глаза. — Отец? Мне сделать такую же? — Даррен взял игрушку в руки, внимательно рассматривая ее и самого Самсона, словно пытаясь понять причину резкой перемены в настроении. Он почти видел, как в голове сына напряженно крутятся шестеренки. — Твоя вышла замечательной. А затем Даррен улыбнулся. Самсон не выдержал и закрыл лицо рукой, пряча за ней гримасу боли — от фальшивости этой улыбки на лице шестилетнего ребенка горло сдавил колючий ком. А от того, что он снова не смог скрыть свою боль от сына, и тот даже попытался его утешить, Самсону захотелось себя ударить. Он с самого рождения Даррена понимал, что он ничего не сможет дать ему. Хуже всего было то, что тот и не просил. Порой Самсону казалось, что стоит Даррену озвучить свои желания или попросить помощи, как всё сразу станет проще — и тут же усмехался сам себе. Этого никогда не произойдёт. Даррен ни о чем не просит, если может сделать сам. Он не плачет, не смеется, не капризничает. В свои шесть лет он ведет себя совсем не так, как должен ребенок его лет. Да что там, многие взрослые — дети в сравнении с ним. И, казалось бы, что здесь плохого? Не видеть улыбки своего ребенка. Не слышать его смеха. Не радоваться вместе успехам и не переживать поражения. Самсон всегда считал себя слишком далеким от такого, но, видимо, инстинкты все же сильнее — иначе он не мог объяснить, почему так больно видеть Даррена таким. Даррен трогает его за плечо и показывает точь-в-точь сделанного мабари из дерева. Он встречается взглядом с глазами ребенка, в которых снова нет ничего, кроме бесконечной пустоты и равнодушия. Самсон проклинает себя за то, что хочет отвернуться.