No Good Deed

Беллатрикс была мокрой. Гермиона ощущала это в каждом месте, которого касалась ведьма. Беллатрикс сидела на ней, с ее длинных густых черных завитков капало на бледные обнаженные плечи. Халат сполз до локтей, едва прикрывая ее… достоинства. И Гермиона не могла не отметить, что они были гораздо больше тех, которые ей когда-либо приходилось видеть. И ближе. Ладно. Хорошо. Гермиона не знала, куда смотреть. Рука, сдавливающая ей шею, была влажной и угрожающей. Сглотнув от страха, она ощутила опасность достаточно ясно, когда рука прижалась еще плотнее. — Что ты задумала, крошка? Хм? — промурлыкала Беллатрикс, искривляя рот в усмешке, ее глаза пронзали девушку насквозь. Гермиона не могла думать. Ее мозг решил взять отпуск в самый неподходящий момент, когда на ней восседал один из самых жестоких Пожирателей смерти, и явно не с благородными намерениями. Беллатрикс была так… Так чертовски красива. Не имело ни малейшего смысла отрицать этот очевидный факт. Ее волосы спадали блестящим каскадом, а бледная кожа выделялась ярким контрастом, такая безупречная и неприкосновенная, за исключением длинного шрама, тянущегося вдоль выделяющихся ключиц. Гермиона уставилась на него, не в силах отвести любопытный взгляд. Она заметила капельки воды, скользящие вниз по ключицам, гипнотизирующие ее окончательно. Гриффиндорка смотрела все ниже, прослеживая взглядом влажные дорожки от капель, а затем вдруг резко подняла взгляд к потолку, потому что халат совсем перестал прикрывать отдельные части тела бесстыжей ведьмы, которую, видимо, собственный вид совершенно не смущал. Ее бедра были такими гладкими и сильными. Откуда такая мощь в такой маленькой женщине, как Беллатрикс? Гермиона чувствовала излучаемую энергию даже сквозь одежду. Даже если она приведет свою голову в порядок и попытается скинуть Беллатрикс, не было никаких гарантий, что у нее получится. Женщина была в состоянии одолеть ее и без любых палочек. А потом Беллатрикс влепила ей пощечину. Сильный удар. — Отвечай, когда тебя спрашивают, мерзавка! Гермиона побледнела и зашипела, словно дикая кошка, ее щеку обожгло болью от дерзкой пощечины. Она еще сильнее впилась ногтями в ручки кресла, чтобы удержаться от глупого поступка. — Х-хорошо, — заикалась она, стараясь ответить быстрее, прежде чем Беллатрикс снова захочет ударить ее за нерасторопность. Господи, да соберись же ты, Грейнджер! Да, она почти голая, и что, кого волнует, просто обычная сумасшедшая Беллатрикс… Боже, на ней нет даже нижнего белья. Гермиона покраснела, хотя и не была слишком удивлена. Она решительно уставилась прямо в глаза Беллатрикс. — Так-так, грязнуля, — произнесла надменно Беллатрикс, впиваясь ногтем большого пальца Гермионе в шею. — Прямо сейчас я думаю, самое время расставить все точки над «і», но только после того, как ты выкинешь все ненужные идеи, выкинешь их из своей перегруженной работой головки… Гермиона почувствовала вспышку обиды глубоко внутри, но она так устала от Беллатрикс, причиняющей ей боль, она была так напугана ею. Теперь обиды было слишком мало, она уже ничего не значила. — Слушай внимательно, крошка, потому что я не в настроении повторять дважды. Ты устала от боли, не так ли? — резко осведомилась ведьма, будто могла читать ее мысли. Она одновременно ковыряла ужасным ногтем ее шею, вызывая этим различные гримасы на лице. Только сейчас Гермиона осознала, что она оказалась в абсолютно безвыходном положении. Беллатрикс вновь ударила ее по лицу. Она хотела устного подтверждения и хотела немедленно. — Да, — выдавила Гермиона, стараясь сдерживать накатывающие слезы, но совершенно напрасно. Ненавижу ее. Ненавижу, ненавижу, ненавижу ее. Эта мантра помогала ей держаться в своем отчаянии. — Я прилично потрепала тебя сегодня, не правда ли, малышка? — холодно улыбнулась Беллатрикс, словно смаковала эту мысль. — Совсем немного больше, чем в тот раз, когда ты украла кое-что из моего хранилища, грязная маленькая воровка… Ведь так? — Да, — с усилием ответила гриффиндорка. Беллатрикс все сильнее сжимала ее шею с каждой минутой. Гермиона чувствовала, как, благодаря ведьме, ее почти высохшие рваные джинсы снова намокли. Волшебницы были так близко друг к другу, что Гермиона не могла сосредоточиться. Девушка заметила коричневые ободки вокруг зрачков ведьмы, придающие ее глазам оттенок корицы. Он был еле виден, и Гермиона никогда раньше не замечала этого, считая, что глаза были абсолютно черного цвета. Но нет, там был коричневый, и по неизвестной причине это шокировало ее. — И тебе бы не хотелось, чтобы я продолжила в том же духе, правда? — притворно мягко выдала ведьма, слегка отстранившись от нее и облизнув губы. Они блестели в свете канделябра, и что-то внутри Гермионы скрутилось в плотный узел. Вероятно, отвращение. Беллатрикс дергала ее голову то вперед, то назад, издеваясь. — Нет, — ответила Гермиона сквозь стучащие зубы и отвернулась в сторону, стыдясь своей слабости. Просто пережди это. Ты обязана вытерпеть, чтобы выжить. Это не делает тебя слабой, убеждала она себя. Ты должна сделать все, чтобы уцелеть. — Смотри на меня, когда я разговариваю с тобой, — зашипела Беллатрикс. Гермиона тут же дернулась назад, ожидая новой пощечины, но, к счастью, ее не последовало. Может быть, Беллатрикс слишком устала для новых пыток. Если только женщина вообще была способна быть не в форме для подобных занятий. Сомневаюсь. Лучше постараться не провоцировать ее. — Было намного лучше, когда ты начинала вести себя как хорошая маленькая грязнокровка, — продолжила Беллатрикс в снисходительном тоне. — Вот как это работает, малышка. Все очень просто: ты делаешь то, о чем мы говорили, и не суешь свой нос в чужие дела, и вообще не трогаешь ничего в этом доме… — Гермиона покраснела, пойманная с поличным, когда Беллатрикс схватила свой дневник и начала размахивать им прямо перед ее лицом, а потом бросила его через всю комнату прямо на кровать. — И я не стану калечить тебя. Ну, сильно, — добавила женщина в конце, и Гермиона все поняла. Беллатрикс была права. Она не могла вынести постоянные продолжительные пытки. — Я не могу все время делать тебе больно, и убить тоже не могу, по крайней мере, на данный момент, даже если ты и заслужила это. Ты заслужила всю эту боль, ты ведь знаешь об этом? — Беллатрикс сомкнула руки вокруг ее шеи, и Гермиона захрипела, угрозы ведьмы вынуждали ее не согласиться. Это было слишком для гордости Гермионы. Она стиснула зубы до того, как могла бы сказать что-то ненужное, но Беллатрикс сразу заметила это. Она ничего не упускала, что было странным для такой безумной женщины. Ни одна реакция Гермионы не ускользала от чертовски внимательной Пожирательницы. — Ты заслужила. Ты заслуживаешь, — зарычала Беллатрикс в ответ на ее несогласие, и, Боже, их лица снова были так близко, что их дыхание смешалось (у Гермионы, правда, хрипы). — Ты заслуживаешь смерти за все, что ты сделала, грязнокровка. Ты убила… Ее хватка усилилась, и Гермиона уже не могла дышать. Она убрала свои руки с кресла и вцепилась ими в запястья Беллатрикс, задыхаясь. Эта женщина абсолютно не управляла своими эмоциями, от спокойствия и расчетливости в один миг все превращалось в неконтролируемую ярость. — Мой Господин. Величайший человек, когда-либо существовавший! Ты, жалкое отродье, каким-то образом свергнувшее самого могущественного волшебника всех времен и лишившее меня всего… Ты заслуживаешь страданий. Ты заслуживаешь смерти! Гермиона не могла ничего сделать, только вцепиться в руки Беллатрикс еще сильнее, ее горло было пережато, и она просто вытаращилась прямо в черные глаза напротив, в эту безумную тьму. Капля скатилась вниз по лицу Беллатрикс, и было совсем неясно, слеза ли это. Была ли она вообще способна на слезы? Мокрые волосы коснулись щек Гермионы, когда Беллатрикс склонилась над ней еще больше, удерживая хватку. Нет. Я не заслуживаю этого! Она пыталась сфокусироваться на этом, когда буквально ощущала настоящее удушье, но это было невозможно, и Беллатрикс заставляла ее верить во все ужасное, о чем говорила. — Я должна убить тебя за это прямо сейчас, выдушить из тебя жизнь и покончить со всем этим, взять все у той, что отняла все у меня! И я бы, Боже, я должна… — прорычала Беллатрикс, безжалостно лишая ее жизни в течение этого долгого, ужасного момента. Гермиона ощутила панику, когда начала проваливаться в темноту. Она убьет меня за него. Она убьет, и ничто не остановит ее, если она сама не сделает этого. Но с каких это пор Беллатрикс отказывала себе в своих желаниях? Однако Беллатрикс не довела дело до конца и оттолкнула Гермиону в кресло, отпустив шею. Гермиона вдыхала воздух словно рыба, выброшенная на берег, давясь и хватаясь за горло. Она не посмела отвести взгляд от глаз Беллатрикс, опасаясь, что этим может подстегнуть ту закончить начатое. Вероятно, женщина никогда не была более опасной, чем в моменты, когда речь заходила о Волан-де-Морте. — Но я не буду… Не сейчас. Ради Нарциссы и Драко, только поэтому. Знай, что если бы это не было им нужно, ты была бы уже трупом, грязнокровка… И я тоже. Так что сейчас мы поиграем в игру, очень простую, где ты исполняешь все, о чем мы говорили, и ты страдаешь совсем немного, пока я буду решать, что, черт возьми, делать с твоей бесполезной жизнью. Надейся, что я определюсь до того, как твой мозг перестанет поддаваться ремонту и не слетит с катушек окончательно. И я не убью тебя с концами, — рассуждала Беллатрикс твердо, возвращаясь к спокойному тону и усаживаясь обратно на гриффиндорские колени, будто секундами ранее совсем не пыталась ее убить, в то время как Гермиона давилась воздухом и кашляла. Неважно, о чем говорила Беллатрикс, Гермиона не верила, что та оставит ее в живых. Это придало ей больше уверенности в правильности ее побега до того, как случится ее смерть, до того момента, когда уже будет поздно. Когда она смотрела этим взглядом, казалось, словно ураган бушевал внутри у ведьмы при одной только мысли о своем утраченном Господине, и в эти моменты Гермиона получала новую порцию боли. Это единственное имело значение, после попытки ее убийства. Каждый раз, когда это происходило, Беллатрикс все больше погружалась в свое безумие, в свое необъятное горе. Как может такой человек как Волан-де-Морт заставить такую женщину как Беллатрикс убиваться за ним? Может быть, она была влюблена в него. Может, это был единственный человек, которому она могла посвятить свою любовь. В любом случае, Гермиона ни в чем не была уверена. Было что-то маниакальное в горе Беллатрикс, словно наркоман, утративший заветную дозу. Что бы это ни было, опасность все же была. Ведьма опасна и совершенно непредсказуема. Я должна бежать от нее, подумала Гермиона не в первый и, очевидно, не в последний раз. — Все обсудили, малышка? — промурлыкала Беллатрикс и ущипнула Гермиону за щеку, издевательски усмехаясь и наблюдая, как девочка старается поглубже вдохнуть. Гермиона оттолкнула ее руку, инстинктивно попытавшись оттолкнуть и Беллатрикс и ухватиться за что-то в поисках опоры. Попытки увенчались столкновением ее рук с грудью ведьмы, беспокойно скользнувших по чистой, свежей коже. Формы у Пожирательницы оказались плавными и мягкими. Гермиона ощутила сердцебиение (у нее все же было сердце) под своей рукой, в разительном контрасте с ее биением, которое она прочувствовала во время удушья. Что… Ох, нет, нет, нет… Гермиона отдернула руку сразу же, как только осознала, что именно произошло, и посмотрела на Беллатрикс в страхе, ожидая яростного наказания для того, кто осмелился прикоснуться к Пожирательнице. Непредсказуема. Совершенно непредсказуема. — Что такое, грязнокровка? — потребовала она, уверенно восседая на коленях Гермионы и держась за ручки кресла с обеих сторон. Халат развевался под ветром, дующего с балкона, и Гермиона посмотрела вниз на… Черт. Она дернула головой назад и стремительно покраснела. Как, черт возьми, Беллатрикс может угрожать ей лишить ее жизни, при этом будучи почти голой? Гермиона внезапно окончательно осознала, кто именно полуголый восседал у нее на коленях. Она ощутила покалывание в ладони, которой коснулась ведьмы. Женщина была абсолютно невменяемой. — Что это с тобой? Уверена, ты не должна грохнуться от нескольких небольших похлопываний, я сегодня делала с тобой вещи и похуже, — Беллатрикс склонила голову набок и нахмурила брови. Гермиона избегала ее взгляда, отчаянно краснея. Надеюсь, она отвалит от меня! Подумала она яростно и почти выпрыгнула из кресла, когда Беллатрикс зажала ее лицо в своих руках снова. — Ну? Что, черт побери, с тобой происходит? Только не говори мне, что я так напугала тебя, дура. Цисси убьет меня, — несчастно произнесла Беллатрикс, впиваясь взглядом в девушку напротив, будто это была вина Гермионы, если бы она была слишком искалеченной пытками, угрозами смерти и потерей рассудка от безумия. — Боже, твое лицо похоже на помидор, видимо, я слишком сильно хлопнула тебя… Оу. Гермиона резко напряглась. Она нервно взглянула на Беллатрикс и практически застонала от отвратительной ухмылки, исказившей лицо Пожирательницы. Черт, черт, черт! Ухмылка Беллатрикс растянулась от уха до уха, прямо как у Чеширского кота. — Тебе халат не по вкусу, малышка? Ручаюсь, он стоит больше твоего гардероба, — глумилась Беллатрикс, откинувшись назад и вглядываясь прямо в гриффиндорку, а после рассмеялась от выражения лица Гермионы. — Т-ты, ты неприлична, — выпалила Гермиона, защищаясь, до того, как смогла остановить себя. Она вздрогнула, ожидая новой пощечины, но этого не произошло. Беллатрикс только взвыла от смеха. Лицо Гермионы было словно в огне. Она не знала, куда деть руки, а Беллатрикс просто продолжала ухахатываться, потому что она знала об этом, и знала почему. Не могу сказать, что хуже: этот ее смех или же пытки. Насмешки Беллатрикс можно было смело приравнять к пыткам. — Неприлична? — Беллатрикс захихикала, неприятно ущипнув Гермиону за щеку. — Не будь занудой! Мы обе девочки, грязнокровка, здесь нет ничего, чего ты не видела… Ну, может быть, немного больше того, что ты видела раньше. На этом моменте она бросила взгляд между ними и отметила очевидную разницу в размерах, и Гермиона не знала, была ли она обиженной или же смущенной. В любом случае, она уставилась на Беллатрикс. — Э-это даже не… Н-нет это не… Конечно же, было совершенно невозможным говорить ясно. Беллатрикс посмотрела на нее и ткнула пальцем ей в висок, что очень разозлило Гермиону. Она не могла позволять такого, но с Беллатрикс этого не удавалось. — Единственная причина, почему я здесь, это то, что кто-то шнырял там, где ему не положено! — И поэтому ты сидишь на мне полностью мокрая и практически голая? — огрызнулась Гермиона и оттолкнула руку Беллатрикс, послав к черту последствия. Ее смущение и возмущение только усиливалось от веселья Беллатрикс. Она перешагнула опасную черту и решила сохранить свое достоинство, тем самым раззадорив женщину. — О Боже, кто бы знал, что наша маленькая грязная девчушка такая ханжа, — Беллатрикс расхохоталась, слишком довольная, чтобы злиться, и Гермиона захлопнула рот в возмущении и бессильной обиде, слишком опасаясь сказать прямо, о чем именно она подумала. Беллатрикс была совсем нестабильна, и если гриффиндорка скажет ведьме, что та похожа на распутную корову, она уже к утру будет мертва. И снова Беллатрикс что-то прочитала в ее взгляде и резко оборвала смех, гадко ухмыльнувшись. — Ты сейчас слишком дотошна по сравнению с той вульгарной девчонкой, выкрикивающей «нахуй тебя», — Беллатрикс медленно растягивала слова, заглядывая девушке в глаза, словно кошка, заметившая птичку. Она смотрела тяжелым взглядом и выглядела куда опаснее, чем во время попытки удушить ее ранее. Это не хорошо. Гермиона снова покраснела и смутилась, ведь она совсем ничего не могла сказать против. Они смотрели друг на друга, Гермиона беспомощно, а Беллатрикс с тихим удовольствием от сложившейся ситуации. Что? Хотела громко рявкнуть Гермиона. Почему ты смотришь на меня так? Она ощутила внезапный прилив сил, чтобы сбросить Беллатрикс с себя и бежать, куда глаза глядят. — Для той, кто так печется о состоянии моей одежды, ты выглядишь слишком разгоряченной и обеспокоенной для этого, не так ли? Хм, крошка? — проворковала Беллатрикс и впилась когтями в руку Гермионы, фиксируя их положение. Ох, нет. О, нет. О Боже. Беллатрикс не собиралась упустить такую замечательную возможность, нет. Гермиона должна была скрывать свои эмоции куда лучше, не должна была допустить этого. Но было слишком поздно. Пожирательница склонилась, и Гермиона уже знала о насмешках, которые посыплются на нее, знала, что Беллатрикс не упустит возможности… И она ничего не могла изменить. Гермиона не могла даже вдохнуть, когда Беллатрикс снова полностью придавила ее к спинке кресла. В этот момент ее мозг практически отключился. О. Боже. Мой. Беллатрикс была невероятно мягкой. Она снова плотно прижалась теплой грудью к Гермионе, и та ощутила твердые от прохладного воздуха соски, и, Господи прости, она не могла дышать. Беллатрикс наклонилась к самому уху Гермионы, и ее черные локоны накрыли их обеих. У нее был запах сосновой рощи и этот аромат ладана. Опьяняющая смесь. Когда Беллатрикс заговорила, ее голос был хриплым и низким, цепляющим что-то внизу живота Гермионы, что-то, о чем она и не подозревала. — Это то, о чем ты говорила, не так ли? Нахуй меня… трахнуть меня, — зашептала Беллатрикс, касаясь губами мочки уха Гермионы, произнося слова четко и ясно, совершенно не смущаясь. Гермиона ахнула. Трахнуть меня. Ее руки впились в талию Беллатрикс, чтобы оттолкнуть ее, притянуть ее ближе, она больше не соображала, мысли ушли. Ткань халата скользила под ее пальцами, она ощущала кожу под ним, так много кожи. Был слабый, тянущийся шум в голове Гермионы, заглушавший все возможные рациональные мысли. — Видимо, это было совсем не ругательство, малышка. Это было больше похоже на призыв. Большой палец внезапно прошелся по нижней губе Гермионы, скользя вдоль и дразня чувствительную кожу. После последующего за этим хриплого бормотания Беллатрикс, у Гермионы просто не было шансов. Она застонала. Ох… Черт. Стон был тихим и едва слышен, но это было неважно. Он прозвучал внезапно, говоря о тех желаниях Гермионы, которых она стыдилась. Если была такая вещь, в которую она бы ни за что не хотела посвящать Беллатрикс, то это была именно она. Они обе замерли в полном неверии. Глаза Гермионы распахнулись и она начала действовать без задних мыслей. Она оттолкнула хохочущую Беллатрикс всеми своими силами, и та упала на пол, завывая от распирающего ее смеха. Этот звук заполнил всю комнату, так что уши Гермионы отчаянно покраснели. Узел скрутил живот, горячая ненависть и возбуждение смешались. Беллатрикс все еще была мокрой… Как и Гермиона. Господи, почему… Почему она даже… Почему я… Отвратительная, ужасная, мерзкая, подлая, злая женщина! — Вы омерзительны! — Гермиона сплюнула и яростно вытерла рот тыльной стороной ладони, словно это могло избавить ее от прикосновения Беллатрикс, избавить тело от этой предательской реакции. Нет, это было отвращение! Она отвратительна! Кричал ее мозг телу. — О, пожалуйста, малышка, ты практически облизнулась. Боги, если бы я знала, что ты такая извращенка, я бы никогда не пришла в подобное место. Кто бы знал, что великая и хваленая грязнокровка предпочитает девочек? Неудивительно, что ты до сих пор на ногах после всего, что я сделала с тобой. Тебе, видимо, понравилось. Беллатрикс была непристойно и беспощадно жестока. Гермиона почувствовала себя жалкой и совсем маленькой. Но сказать, что Гермионе понравилось все то, что она пережила за все эти дни, будто она последняя шлюха, было ошибкой. Вся рациональность оставила девушку. — Но это ты всегда лезешь ко мне, а не я! — вырвалось от униженной и оскорбленной Гермионы. Она прекратила нервно дергаться и замерла. Бросив удивленный взгляд на Беллатрикс, она проверяла, правильно ли были поняты ее слова? Безусловно, правильно. Беллатрикс была на ногах в мгновение ока. У Гермионы была доля секунды, чтобы пожалеть о сказанном. Беллатрикс схватила ее за волосы и швырнула на пол, словно она ничего не весила. Она инстинктивно пыталась откатиться, но нога Беллатрикс придавила ее к полу. Гермиона вскрикнула от боли, и все стало по-прежнему, ужасная боль от раненной спины вернулась, и она зарыдала. Не бей меня больше, не так, как раньше, пожалуйста, я не выдержу. Она чувствовала себя жалкой, но ничего не могла с этим поделать. Она перестала извиваться, когда Беллатрикс жестко втоптала свою ногу ей между лопатками, опасаясь большего наказания. Образ Беллатрикс, швыряющей ее в камин, всплыл перед глазами, и она потеряла всю свою оставшуюся смелость. Пожалуйста, не делай мне больно. — Как ты смеешь, ты, мелкая мерзкая грязнокровка, — Беллатрикс зашипела на нее сверху, по-настоящему разгневанная на этот раз. — Как ты смеешь говорить такую гадость мне. Будто чистокровная ведьма когда-либо может быть заинтересована такой бесполезной, жалкой, грязной, мерзкой сучкой, как ты. Как будто я когда-либо могла быть заинтересованной в ком-то вроде тебя. Ты отвратительная, вонючая тварь, которую никто не в состоянии захотеть, не говоря уже о твоем статусе. Ты ничто, ты слышишь меня? Меньше, чем ничто для меня. Гермиона дрожала в ужасе и почти соглашалась с Беллатрикс. Она чувствовала, как горячие слезы обжигают ее щеки, но не смела сказать и слова против. Я ее ненавижу, я ненавижу ее, я ее ненавижу…  — Никогда не забывай свое место, паршивка. Оно прямо здесь, у меня под ногами, грязь, — Беллатрикс сплюнула, наклонившись чуть ближе к Гермионе. — Место, которому ты принадлежишь. С этими словами Беллатрикс ударила ее ногой в ноющие ребра и заставила Гермиону свернуться в клубок, опасаясь дальнейших ударов. Она открыто плакала и не могла остановиться, ощущая себя чудовищно ничтожной под взглядом Беллатрикс. Ее слова, как оказалось, били так же сильно, как и Круцио. Было совсем по-разному услышать такие слова из-за предрассудков Пожирателя смерти, и совсем другое дело лично от человека, хоть и такого ужасного. Гермиона чувствовала, как все это въедается ей в душу, уничтожая ее борьбу. Это не правда, это ложь, думала она, но с трудом могла поверить в это, лежа на полу, будучи слишком слабой и напуганной, чтобы сопротивляться. Беллатрикс дала ей пару мгновений, чтобы она смогла осознать все, а потом продолжила: — Теперь я знаю, что не смогу избавиться от всех вас, вонючих грязнокровок, но ты отвратительней их всех. От тебя несет. Я должна была оставить тебя сидеть на крыльце, в грязи и холоде, пока бы ты не окоченела до смерти, вот чего ты заслуживаешь, но, как я уже говорила, пока что я не могу этого сделать, — сказала Беллатрикс и наклонилась, чтобы схватить ее за руку. Она рывком поставила Гермиону на поджимающиеся от страха ноги. — Ты пойдешь туда, как хорошая, послушная маленькая грязнокровка, и вымоешься, пока я не смогу находиться с тобой в одной комнате. Это будет трудно, знаю, но ты постараешься. Беллатрикс протащила ее через комнату и бросила в ванную так сильно, что Гермиона чуть не врезалась головой в раковину. — Если ты не выйдешь отсюда в течение часа, я запытаю тебя до смерти, и к черту последствия, — произнесла Беллатрикс с ложно сладкой улыбкой, наблюдая из дверного проема. — И если ты дотронешься до чего-то, кроме того, что я выложила для твоих грязных ручонок, я выбью из тебя всю дурь снова, поняла? Гермиона вздрогнула, держась за раковину и избегая взгляда Беллатрикс, как испуганное животное. — Поняла? — Да, — выдохнула гриффиндорка, трясясь от страха. — Хорошая девочка, — Беллатрикс глумилась, а затем захлопнула дверь так сильно, что зеркало над раковиной затряслось, как и кости Гермионы. А потом она осталась одна. Дрожа, она склонилась над раковиной и закрыла глаза. Она чувствовала, что мир сжимается вокруг нее, удушая. Я ее ненавижу, я ненавижу ее, я не ничто, она ничто… Она сделала большой, глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Ты должна быть храброй, ты должна идти дальше, ты должна… Наконец, Гермиона открыла глаза. Она смотрела на себя в массивное, длинное зеркало над двойной раковиной, которая была элегантно оформлена в черном цвете. Гермиона огляделась: ванная была огромной, волшебным образом расширявшейся, как только переступаешь ее порог. Эта была ванна мечты, и в любой другой ситуации Гермиона бы удивилась ее красоте. Позади нее был туалет, стоявший укромно в уголке. На столешнице рядом было белое полотенце, тряпка, бутылка шампуня и мыло. Набор для нее. Она снова оглянулась и увидела ванну размером с небольшой бассейн в другом углу. Там была куча разных непонятных кранов. Коричневая плитка покрывала стены вокруг ванной и в области душа, куда могли бы поместиться с десяток человек. Душ был прямо напротив нее с огромным множеством различных насадок. Не оставалось ни одного укромного местечка. Гермиона схватила полотенце и туалетные принадлежности и пошла к душу. Она положила все вниз на высокий бортик. Пол был еще влажный от последнего использования. Это заставило почувствовать тошноту по какой-то причине. Она сбросила всю свою одежду. Она повозилась с кранами, пока ее не окатила горячая струя воды. Был небольшой приступ паники, когда из одного отверстия душа полезли розовые пузыри, и она провела несколько драгоценных минут в борьбе с розовым туманом, прежде чем Беллатрикс почует неладное. Последнее, что нужно было Гермионе, это чтобы Беллатрикс застала ее, в чем мать родила. Она стояла под горячей струей воды, упершись руками в плитку перед ней, позволяя воде расслабить ее мышцы, смочить и согреть охладевшие кости. Тряска не прекращалась даже тогда, когда Гермиона порозовела от тепла. Она наблюдала, как грязь и кровь, смешиваясь, стекали вниз. Она взглянула на себя и ужаснулась. Она была вся в черно-синих пятнах. Вся в синяках. Порезы и шрамы украшали ее тело повсюду. Ее ребра, грудь, бедра, икры и голень были в порезах, спина жгла от боли, и вода била по ране, словно кнут. Ее руки были в грязи, кровь засохла у нее под ногтями. Грязь и кровь. Грязнокровка. Внезапное отвращение заставило Гермиону схватить шампунь и брызнуть им на тряпку, и яростно тереть тело, пытаясь смыть все следы. Вода закручивала вниз сначала черные, потом коричневые, а затем красные потоки. И, наконец, чистые. Гермиона держала в руках мокрую тряпку. Она умыла лицо, а потом с рыданиями рухнула на пол, чтобы вытереть левую руку от мыла и снова прочитать надпись. Грязнокровка. Она видела, как написанное красными чернилами в дневнике уродует ее кожу на руке зазубренными шрамами. Ненавидеть ее. Ненавидеть то, что она не в силах смыть. Она не могла выбросить это из головы. Слышала снова и снова насмешливый голос. Грязнокровка. Рыдая, она уткнулась лицом в руки, впиваясь костяшками пальцев в голову, стараясь говорить не слишком громко. Мы выиграли. Мы выиграли войну. Все должно было быть хорошо, подумала она, ломаясь. Мы выиграли. Я должна быть сейчас в безопасности. Я должна быть с моими друзьями и семьей. Я должна быть с ними, а не здесь, в этой дыре с ней! Все, что должно было быть, уже позади. Волан-де-Морт мертв. Беллатрикс тоже должна быть мертва. Я бы предпочла умереть. Нет, не предпочла бы, но все же. Гермиона начала тереть глаза, в попытке остановить слезы. Я хочу домой. Рыдания, в конце концов, прекратились, и она просто сидела там, голая и обнимающая себя саму. Она использовала большую часть отведенного ей часа сидя на полу. Гермиона оцепенело поднялась и вымыла волосы, борясь с запутавшимися клубками своими пальцами. Она больше не тряслась, но ощущала странную пустоту внутри себя. Шок. Ты в шоке. В конце концов, все это обрушилось на тебя разом. Но это не помогло. Она перекрыла кран со скрипучим звуком. Она высыхала в мертвой тишине, непоколебимо, несмотря на боль, обтирая полотенцем свои раны. Она вышла из душа и внезапно остановилась, словно врезалась в стену. Что именно я надену? Была еще одна волна тревоги от мысли, что ей придется надеть снова эти ужасные лохмотья, которые она носила днем ранее. Днем? Подождите, сколько же дней прошло? Сколько времени прошло с тех пор, как они покинули Гринготтс на спине дракона, как вступили на территорию Хогсмида, как вели войну? Когда она спала в последний раз? Сколько времени они провели в других местах? Где они были сейчас? Черный замок. Черный песчаный пляж. Блэксорн, Великобритания. Гермиона огляделась, дезориентировавшись, и, наконец, заметила что-то на черной тумбе. Там лежала серебристо-серая атласная рубашка, и она не замечала ее раньше. Ее желудок перевернулся. — Пожалуйста, пусть это не ее, — прошептала она, — пожалуйста. Она не была уверена, что смогла бы вынести одежду Беллатрикс на себе. Она утешала себя мыслью, что, конечно, Беллатрикс никогда бы не позволила Гермионе надеть что-нибудь, принадлежащее ей. Вероятно, это просто была запасная одежка, валявшаяся в безопасном доме. От нее пахло, словно из шкафа, и это радовало. Гермиона скользнула в нее через голову, и рубашка накрыла ее тело, сглаживая ушибленную кожу. Это была, несомненно, самая дорогая одежда, которую она когда-либо носила. Гермиона повернулась к зеркалу. Ну… По крайней мере, теперь она была чистой. Сорочка была единственной одеждой, но она приятно сидела на ней. Не было никакого нижнего белья, и Гермиона поняла, что это будет очередным предлогом для Беллатрикс, чтобы помучить ее. Плевать. Она слишком устала, чтобы заботиться. Копоть и кровь исчезли с ее лица, и она выглядела как совершенно другой человек. Она казалась теперь меньше и тоньше. Ее волосы все еще были в беспорядке, но она не посмела прикоснуться к расческе, и теперь она хотя бы была чистой. Ее правый опухший глаз был закрыт. Ее другой глаз смотрел на нее безучастно, а губы слегка приоткрылись. Вот почему я издала тот звук, когда она коснулась меня, подумала Гермиона с внезапной вспышкой дикой ненависти, прорвавшейся сквозь онемение. Она причиняла мне боль. Много раз. Она всегда делала это. Я не привязана к этой злой суке. Нет. Раздался хилый стук в дверь, выбивший всю ненависть из Гермионы. Она напряглась всем телом и наполовину сжалась, наполовину прислушалась к голосу, раздавшемуся секунду спустя. — Время вышло, грязнуля! Выходи! Или я должна тебя вытянуть оттуда за гнездо, которое ты называешь волосами? — проревела Беллатрикс сквозь дверь. Гермиона вздохнула. Она смахнула последнюю слезу и подошла к двери. Ты должна быть храброй. Ты должна идти, подумала она, собрав в кулак последние резервы своих сил. — Ты спишь на полу, — произнесла Беллатрикс, как только дверь открылась. Она указала на маленькое, бледно-зеленое одеяльце, которое было едва больше, чем полотенце, а потом ткнула на место подле кровати. Там не было никакой подушки. Это было больше, чем она ожидала, если честно. Я ненавижу ее. Ненавижу ее, ненавижу, ненавижу. Гермиона молча кивнула, посмотрев на Беллатрикс через плечо. Ей было все равно. Просто дайте мне лечь. Дай мне поспать. Пожалуйста. Просто дайте мне спать, подумала она. К счастью, Беллатрикс, казалось, была столь же измучена событиями дня, как и она. Действительно ли это все произошло так быстро? В одну секунду она в буре боевых действий плечом к плечу с друзьями, в другую заложница безумной женщины, которая обвиняет ее в смерти любимого Темного Лорда… Смешно думать, что когда-то ее родители ожидали, что она последует их стопам и станет стоматологом. — Если ты вдруг решишь разбудить меня, то вылетишь через балкон, — сообщила ей Беллатрикс, словно не могла жить слишком долго без угроз в адрес Гермионы. Почему Гермионе вдруг бы вздумалось будить спящего медведя? Она не была самоубийцей. — Ты ненормальна, но не достаточно глупа, чтобы осмелиться испытать меня, я уверена. В любом случае, чтобы ты там ни задумала, это не сработает, уверяю тебя. Ты застряла здесь со мной, — сказала Беллатрикс. Тебе, кажется, очень понравилась вся эта ситуация с топтанием моей спины, обиженный голос шепнул в задней части ума Гермионы. Она проигнорировала его, в основном, потому, что Пожирательница была права. Все это место было покрыто охранными чарами, и у Гермионы не было ни малейшей надежды взломать их, особенно без палочки. И она не имела ни единого шанса против Беллатрикс даже с палочкой. После продолжительного взгляда на Гермиону, Беллатрикс, наконец, отвернулась от нее и подошла к кровати. Она скользнула под простыни и взмахнула палочкой, погрузив их в темноту. Затем она повернулась на сторону, обращенной к Гермионе, и закрыла глаза. Гермиона подождала, просто смотря, было ли безопасно двигаться. Через минуту, с облегчением, что все позади, Гермиона смирилась с холодным твердым полом. Однако, когда она подошла к кровати, Беллатрикс вытянула руку и схватила ее за запястье. Гермиона не могла остановить ужас, охвативший ее в тот момент. Почему Беллатрикс была так чертовски быстра? Серьезно, это было плохо для ее сердца. Ведь она была уже немолода, так ведь? Она не выглядела на свой возраст и не двигалась, как нужно. Это не имело никого смысла. Беллатрикс медленно повернула ее руку, и Гермиона просто позволила ей сделать это. Блестящие белые рубцы поблескивали в темноте, горло Гермионы сжалось при их виде, но она слишком устала, чтобы расстраиваться еще больше. Беллатрикс смотрела на шрамы, ее большой палец поглаживал кругами запястье Гермионы. Брюнетка вдохнула через нос медленно, желая принять безумие Беллатрикс ради своего же здравомыслия. — Грязнокровка, — пробормотала Беллатрикс с отвращением, но было там что-то устрашающее, чувство наслаждения промелькнуло в прикрытых глазах ведьмы. Желудок Гермионы упал куда-то вниз, несмотря на ее усилия. А потом Беллатрикс резко оттолкнула ее руку. Изумленная, но слишком напряженная, чтобы радоваться, Гермиона ждала, что будет дальше. Беллатрикс просто хмуро глянула на нее в темноте, и, в конце концов, устав стоять, Гермиона просто легла на пол у кровати. Она свернулась под крошечным зеленым одеялом и не смогла не посмотреть на Беллатрикс, когда Пожирательница взглянула с края кровати на нее, по-видимому, не совсем закончив. Как и всегда, на самом деле. Ее глаза светились в темноте, так что ободки цвета корицы в ее глазах казались ярче, сверкая как у кошки. — Теперь ты моя, крошка. Чем раньше ты это осознаешь, тем лучше для тебя. Моя. Снова это слово, решетка на все существо Гермионы. Но она ничего не отдаст. Этот урок она выучила у Беллатрикс. Удовлетворенная ее молчанием, Беллатрикс повернулась с раздражением. Гермиона закрыла глаза, готовая к долгой бессонной ночи, ворочаться в холоде изо всех сил и стараться освоиться на полу, готовая к мучающим мыслям о Беллатрикс, о доме, о друзьях… Но, закрыв глаза, она мгновенно уснула.