У каждого своя дорога в Рай

      На следующее утро Маша проснулась, когда часы показывали всего пять часов утра — казалось, что никакой отпуск так и не наступил и сейчас нужно будет ехать на срочный вызов. Но так лишь казалось на первый взгляд. Не смотря на ранний час, поднялась она в чудесном настроении, потому что точно знала, что сегодня не ждут её ни трупы, ни сумасшедшие потерпевшие, ничего рабочее. Отпуск наступил уже официально, и это значит, что через несколько часов она вдохнёт воздух Подмосковья и будет знакомиться с мамой Андрея.       «Как свататься еду», — всё смеялась Маша, собираясь в дорогу. Интересно, что подумала мама Синцова, когда сын сообщил, что в гости приедет не один, а с подругой? Или это только у особых категорий граждан рождаются странные мысли в голове?       Стоя под струями тёплой воды, Швецова прокручивала в голове все те вещи, которые сложила с собой. Не хотелось забыть что-нибудь важное, обычно так и бывает — всю ерунду сложил, а что-нибудь очень необходимое так и осталось лежать на полочке, не напомнив о себе. Но проверив незаписанный список, следователь была уверена, что она точно ничего не забыла.       Привычного городского шума ещё не было слышно под окнами, но Маша всё же по привычке выглянула в окно кухни, выходящее в тихий двор, и не прогадала. Точно под окнами её квартиры стояла до боли знакомая машина. Паника вдруг вспорхнула в голове, но стрелки на часах не добрались даже до половины шестого — значит, не опаздывает.       На мобильном тут же был набран знакомый номер.       — Поднимайся, Андрюша. Завтраком накормлю.       — Люблю тебя за проницательность, — ласково отозвался опер на том конце провода. — Уже иду.       С этими словами Синцов и правда вылез из своей машины. Помахал подруге в окно и уверенным шагом направился к знакомой парадной. Он бывал тут много раз. И провожал её с работы, и встречал по утрам, и приезжал просто обсудить какие-нибудь обстоятельства дела. Годы идут, а привычки остаются. И ничего плохого в хороших привычках, конечно же, нет.       — Доброе утро, Машунь, — уже закрывая за собой дверь, здоровался Андрей.       — Доброе утро, — улыбалась она. Из кухни уже пахло готовящимся завтраком, и Маша поспешно скрылась из прихожей. — Руки мой, сейчас кушать будем.       Завтрак был успешным на все времена — от яичницы с колбасой и луком на Машиной памяти не отказывался ещё ни один гость. Все без исключения уплетали это кушанье за обе щеки. И даже привередливый Гошка постоянно нахваливал такую яичницу и называл самым лучшим блюдом.       А этот факт уже точно означает победу. Ведь накормить Хрюндика — это главная проблема, которая преследует Машу изо дня в день. Она «раскалывает» бывалых преступников, выводит на чистую воду высокопоставленных людей с большими доходами и тёмным прошлым, а дома не может справиться с собственным ребёнком. Вот такое вот несоответствие образов.       — А если бы я в окно не посмотрела, так бы и сидел голодный? — спрашивала Швецова, когда завтрак был уже на финальной прямой.       — Ты бы посмотрела. Ты всегда смотришь, — заверил Синцов. И Маша была вынуждена согласиться с этим — каждый раз она выглядывает в окно, едва оказавшись рядом с ним. Не паранойя, нет, простое следовательское любопытство. Как говорится, вдруг что, а я и не в курсе. — Не хотел тебя беспокоить раньше времени. Да и ты наверняка ещё спала полчаса назад.       Ничего не говоря, Маша вновь была вынуждена подтвердить его слова — тридцать минут тому назад она досыпала последние секунды перед звонком будильника. И как только ему удаётся не ошибаться раз за разом? Словно видит её насквозь, как рентген.       — Зато тебе, я смотрю, не спалось, — резонно отметила Швецова. — Что-то случилось?       — Не переживай, всё в порядке, — успокаивал Андрей подругу — хорошо знал, что она способна навыдумывать проблем, которых даже и близко нет. — Ожидание дороги всего лишь. Иди собирайся, я помою посуду.       А меньше чем через пятнадцать минут Синцовская машина уже выезжала из Машиного двора.       Несколько часов — и они будут на финальной точке путешествия. А пока можно просто смотреть в окно, наблюдая за сменяющимися пейзажами и рассматривая машины, двигающиеся в таком же направлении или двигающиеся навстречу.       Не меняя привычки, Андрей двигался по дорожной ленте, как фигурка по шахматной доске. То обгонял сразу череду автомобилей, то как в шашках петлял с полосы на полосу, несомненно, зля других участников движения. И очень огорчался, время от времени вставая в пробку.       Маша, наученная многочисленными поездками с другом, уже не выпускала дверную ручку из своей ладони. Рука неприятно потела и затекала, но безопасность всё же вставала на первое место. Так она была больше уверена, что не улетит куда-нибудь.       «И почему я не боюсь с ним ездить?» — уже в какой раз задавала Маша себе один и тот же вопрос. Он возникал в её голове каждый раз, когда она оказывалась на пассажирском кресле Синцовской машины. И она уже давно знала, что ответит сама себе: «Доверяю Андрею. Больше никому не доверяют так, как ему».       Он прекрасно знал и этот вопрос в голове подруги, и знал ответ, который никогда не меняется. И очень радовало Синцова такое доверие к его скромной персоне. Он знал, что она искренне доверяет ему, а она знала, что он и правда не допустит того, чтобы она пострадала.       — Андрей, можно личный вопрос? — спросила Маша, когда они въехали в пробку на одной из дорог где-то между Питером и Москвой. — Нет, если ты не захочешь, можешь не отвечать.       — Нет у меня в жизни ничего такого, о чём нельзя говорить. А если что-то и есть, я уверен, что ты не станешь использовать эту информацию против меня, — Синцов с силой сжимал руками руль — ему было невыносимо стоять в пробке, не двигаясь с места. — Спрашивай, а то прямо-таки заинтриговала.       — Как я вижу, у вас с мамой очень хорошие отношения. Ты ездишь к ней всегда, — Швецова решила задать вопрос, начав с констатации фактов. Она не поднимала на друга взгляд, чувствуя, как он хочет заглянуть ей в глаза, вместо этого сконцентрировала внимание на его руках, теребящих обшивку руля. — Почему так получилось, что она в Москве живёт, а ты в Петербурге? —Маша всё же подняла на друга глаза. Но теперь уже он отвёл взгляд в сторону.       — Мама долго не могла смириться с тем, что я в другой город уехал, — признался Андрей. — Порой кажется, что кроме неё никто моего отъезда так и не заметил. Тогда получается, что совершенно правильно поступил.       Швецова смотрела на него, не сводя взгляд и уже жалела, что поддалась своему любопытству — чувствовала, что это не самые позитивные воспоминания в его жизни.       — У меня отец в Московском уголовном розыске служил. Знаешь, такой настоящий офицер, правильный милиционер, который всегда помогает и злодеев не пытает, — Маша улыбнулась, таких людей она знала, и один из них сидел с ней в одной машине. Судя по такой характеристике — весь в отца. — Я когда учёбу закончил, к нему в отдел попал. Все думали, что папа сейчас будет сыночку помогать, перспективные дела давать, от начальства прикрывать. Ага, конечно. На меня свалились дела, которые изначально можно было класть на полку «глухарей». А если попадались какие-нибудь нормальные — я вечно выслушивал речи, что всё я делаю неправильно, везде у меня ошибки. И допросы не так веду, и документы неверно заполняю…       Маша слушала друга с нескрываемым удивлением. Она прекрасно знала, как работает Синцов — у него всегда всё верно и грамотно. Даже если действует он слегка не по закону, выходит у него это так, словно так и положено поступать.       Её всегда приятно удивляла эта его особенность. Таких правильных и исполнительных, у которых и раскрытых дел больше, чем откладывается в памяти, и взысканий при этом не отыскать, к сожалению, не так много. И Маша с первого дня знакомства несказанно рада, что Судьба подарила ейц встречу с таким оперативником. Да ещё и дружит так искренне, как только можно.       — В общем, отличный курсант вдруг превратился в никчёмного опера, — подытожил Синцов. — Я едва полгода отработал. Потом в обход папе перевёлся в Петербург. Пришёл однажды, взял собранные вещи и, со словами «Мама, папа, до свидания», уехал на вокзал.       — А что папа? Неужели не пытался вернуть?       — Он хотел, даже к начальнику моему новому приезжал, — подтвердил Андрей. — Я тогда по убийству жестокому работал, пообещал папе, что если не раскрою, вернусь, а если раскрою — значит суждено мне тут работать. Когда я убийцу всё-таки нашёл, папа опять приехал. Сказал, что гордится и уважает моё решение, — на лице опера загорелась счастливая улыбка. Ведь всегда приятно и важно, когда близкие люди верят в нас. — Он потом признался, что вставлял мне палки в колёса, чтобы я не думал, что раз отец начальник, мне будет легко и всё с рук будет сходить. Его пять лет уже нет, а я всё так же продолжаю благодарить его за то, что подтолкнул меня уехать из Москвы.       — И что, не возникало мыслей назад уехать?       — Я всегда знал, что меня в Москве ждут и любят, — Синцов поднял глаза, и их с Машей взгляды встретились. В её глазах откуда-то издали поблёскивали тревогой — словно Андрей сейчас не о минувших годах рассказывал, а сообщал, что собрался уехать прочь из Питера. Он нежно сжал её руку, заметив этот блеск в глазах. — Но я нужен здесь. Я очень хорошо знаю, что в Питере есть люди, которым без меня будет плохо, — Маша улыбнулась, смущённо опустив глаза. Она прекрасно понимала, кого именно имел ввиду Андрей, говоря общим словом «люди».       Вскоре они уже свернули с автомагистрали, и машина практически полетела. Андрей наконец насладился дорогой — разогнаться можно было до превышающей правила скорости, и небольшое количество машин лишь способствовало этому.