Мой Мир

Ногам было неудобно в новых узконосых ботинках, и это ощущение едва не стало последней каплей. Ну, в самом деле, думал Ваня, глядя на свое отражение в витрине аптеки, ну неудобно же, наверняка он уже пальцы себе натер, вон, даже больно… Нет уж. Пацан сказал — пацан сделал. Еще бы в гребаной аптеке хоть на две минуты никого не осталось! Без резинок как-то совсем стремно, СПИД не спит, группа риска и все такое… Но не просить же резинки при всех, это уж… Ладно. В конце концов, ему же не надо их просить. Щас зайдет, выберет нужные, подойдет к кассе, а там никто не будет рассматривать, что он за резинки взял. И вообще… Он набрал полную грудь воздуха, выдохнул и толкнул стеклянную дверь. Народу было, кстати сказать, не так чтобы много. Ваня, с независимым видом пройдясь по аптеке, якобы невзначай подошел к стойке с презервативами. Как назло, нужные никак не попадались на глаза — одни только «возбуждающие», «продлевающие», «ребристые» и еще хрен знает какие. Мучительно вглядываясь в надписи в поисках заветного слова на букву «а», Ваня вдруг почувствовал, что на него смотрят. Подавив первую исполненную ужаса мысль — консультант и щас начнет приставать с вопросами, не надо ли ему чего-нибудь подсказать, Ваня якобы случайно оглянулся. На него точно смотрели. Парень, стоявший возле стойки с баночками — косметика, что ли, какая, вернее, крема, — разглядывал его в упор, а когда Ваня на него посмотрел, чуть улыбнулся. Ваня сделал морду кирпичом и вернулся к презервативам. Внутри что-то дрожало и тоненько звенело, будто туго натянутая струна. Такой? Или не такой? Как поймешь? Ваня еще раз обернулся — вернее, искоса глянул, — но парня возле кремов уже не было. Вот черт… Ну, волосы длинные, но это же дело такое, у них вся группа с патлами, скажи кому-нибудь, что гомик, так огребешь… А как он одет? А Ваня и не разглядел, как он одет. И серег не разглядел. А что пялился — так может, ему прикольно было на лоха педального смотреть, который с резинками разобраться не может. Ваня раздраженно вздохнул — и в этот момент взгляд его упал на этикетку с заветным словом. Анальные. Смотрели на него и ржали, что называется. На кассе Ваня снова увидел этого парня — ну, или не этого, хотя вряд ли тут толпы длинноволосых брюнетов ходят. Тот стоял человека на три впереди и расплатился карточкой. Очередь подошла быстро, и когда Ваня вышел на улицу, парень все еще был там — шагал вверх по Страстному, в сторону Тверской. Туда же, куда надо было и самому Ване. Ваня едва вслух не хмыкнул — а может, они в одно место идут? Правда, это было бы совсем странно… С Тверской парень свернул в переулок, и Ваня свернул за ним. Куда конкретно идти, оказавшись в переулке, он не знал и не был уверен, что сможет найти нужное место — вряд ли же там вывеска мигает. А парень шел уверенно, между тем… И Ваня последовал за ним… И не ошибся. В клубе было темно, хоть глаз выколи, и Ваня сразу же потерял своего проводника. Фейс-контроль ощупал его взглядами, но задерживать не стали — хотя Ваня и боялся, что примут за экстремиста, который громить пришел. Вряд ли он похож на гомика, в своих-то сильно поношенных джинсах и кожанке. Но пропустили, тем не менее. Куртку можно было бы оставить в гардеробе, но Ваня не стал. Небось, не зима, и куртка не теплая. Народу в клубе было мало. Ваня чего-то такого и ждал — в конце концов, времени-то девяти нет, наверное, тут самая тусовка в полночь начинается, не раньше, а ему в одиннадцать дома надо быть. Такой у них с мамой был уговор — она ему не звонит и не дергает, и сама не дергается, но в одиннадцать он железно должен быть дома. А если остается где-нибудь, в гараже с ребятами или в гости к кому-то идет, то должен позвонить и предупредить, и сказать, где он. Но не будет же он отсюда звонить. Мама, я в гей-клубе… Бред. Ваню трясло, как перед экзаменом никогда не колбасило. Он прошел к барной стойке, ничего толком вокруг себя не видя, взобрался на высокий стул. Стойка была гладкая, деревянная, полированная, а бармен, неожиданно выросший прямо перед Ваней, оказался именно таким, какими, по мнению Вани, и должны были быть гомики — вертлявым и смазливым. — У нас сегодня виски с колой всего за сто пятьдесят рублей, — сообщил он, улыбаясь так, как будто Ваня сам был бокалом виски с колой, и бармен собирался его выпить. — Давайте, — буркнул Ваня и уставился в поверхность стойки. Идея прогуляться в гей-бар казалась ему все более и более безумной. Но он должен был понять. Должен был знать точно. Ваня догадывался, что, наверное, на свете есть мужики, которые, заподозрив о себе такое, предпочли бы никогда не знать правды, но сам он терпеть не мог неопределенности. Нет уж. Если он пидор, он должен знать это точно. Иначе так и проживешь всю жизнь… как не свою. Вполсилы. А жить вполсилы Ваня не собирался. Нет уж. Это не про него. Не то чтобы у Вани когда-то были к кому-то какие-то не те чувства. То есть, друзей у него всегда было навалом, но и с девчонками он тоже нормально общался, не боялся их и не мялся. В детстве, как все нормальные парни, играл в машинки и в войнушку. А что ухо пробито, ну так, во-первых, левое, а во-вторых, он же музыкант. И что ему шмотки нравятся, это тоже нормально, сколько он парней-модников знает, вполне они нормальные, не геи. Чушь все это. Подозрения у Вани появились в тот момент, когда он понял, что его не штырит от девчонок. Группу же они давно организовали, девчонок всегда вилось вокруг много, так что парни скоро начали трепаться обо всяких этих делах. Они трепались, Ваня слушал и не волновался, пока до него не дошло, что его не только эти разговоры не волнуют, но и мысли о возможных девчонках, о сексе с ними, обо всех этих сиськах, обо всех этих «присунуть», «притиснуть» и так далее его тоже не волнуют. Его даже порнуха не волновала. Но стояк-то у него происходил, значит, решил Ваня, проблема не в этом. Заподозрив неладное, он начал приглядываться к окружающим его парням. Но окружающие его парни были подростками вроде него — в прыщах, с сальными волосами, выросшие из собственных тел, вечно воняющие потом и одетые как… как подростки. Можно было бы, конечно, проверить, посмотрев какую-нибудь гейскую порнуху, но где ее взять? На домашнем компе смотреть-хранить не будешь, в инет-классе в школе все блокировано… Не у друзей же спрашивать. Вот тогда-то и пришла ему в голову идея насчет гей-клуба. Он понимал, что, по идее, в клубы его пускать не должны как несовершеннолетнего, но надеялся, что прокатит. Ростом он удался, прыщи в массе своей прошли, да и тело уже обрело форму, ему пиво давно уже продавали, не спрашивая документы, а пару раз удалось и чего покрепче купить, так что, думал Ваня, может, и пропустят… И пропустили ведь. И что теперь тут делать? Он тут от силы сможет час просидеть — потом все, бежать домой, а какова вероятность, что до десяти тут хоть какие-нибудь танцы начнутся? Да уж. Ситуевина. — Плохой день? Ваня вздрогнул и поднял голову от своего бокала. На него смотрел парень — вроде бы тот самый, из аптеки, но теперь Ваня мог разглядеть его в подробностях. Уши у парня были пробиты оба. В правом — одна большая висячая серьга, в левом — несколько мелких колечек. Длинные волосы — клевые такие волосы, густые, чуть-чуть вьются, наверное, мягкие, темные. И глаза тоже темные и такие… пушистые. Парень улыбался. Не как бармен, не по-пидорски… клево улыбался. Ласково, что ли. — Да… так… — Ваня попытался как можно небрежнее облокотиться о стойку — и задел локтем бокал. Бокал рухнул, выплеснув содержимое на стойку — и парень резко развернулся вместе со стулом, выводя колени из-под столешницы, с которой закапало — на пол и, понятное дело, на Ванины джинсы. — С-с-собака… — прошипел Ваня. — В смысле… это… извини… — Это бывает, — мягко проговорил парень — он снова улыбался. — Не переживай, на меня не попало. А твоим джинсам хуже не будет. — Это ты издеваешься? — подозрительно поинтересовался Ваня. — Подшучиваю, — не смутившись, отозвался парень. — Ты тут в первый раз, да? Это был не вопрос — и Ваня почувствовал, что краснеет. — Нуууу… я обычно в другой клуб хожу… — В какой? — парень наклонил голову, прищурившись — его глаза словно искрились, и хотя он явно над Ваней прикалывался, тот почувствовал, что тает. — Ну… в этот… там он… — Ваня махнул рукой, мучительно пытаясь припомнить страницу гей.ру со списком гей-клубов. Этот он выбрал только потому, что клуб оказался ближайшим к метро. — Понятно, — проговорил парень, не переставая улыбаться. — Решил, значит, сменить место? Это полезно. Новые знакомства, все дела… — Он поставил локоть на стойку и подпер рукой щеку. — И как тебя зовут? — Ваня, — проговорил Ваня и тут же поправился: — Иван. Друзья Джонни зовут… — Мне нравится Ваня, — парень протянул руку. — А я Мир. — Мир? — переспросил Ваня, решив, что ослышался. — Мирослав, — пояснил парень, наклоняя голову. — Но друзья зовут меня Мир. Ваня принял протянутую руку. Пожатие было странным, непривычным — не крепким и резким, как обычно встряхивают ладонь при встрече парни, а мягким, но при этом сильным, а главное — долгим. Пожав Ване руку, Мир не выпустил ладонь, а сам Ваня поймал себя на том, что ему и не хочется, чтобы Мир ее выпускал. — Итак, Ваня, — проговорил Мир и прихватил губами соломинку, торчавшую из его бокала — он пил что-то красно-желтое, слоистое, какой-то коктейль. Ваня залип на сжавших соломинку губах — выглядело это так… в общем, беспокоящее, что ли… — И чем же ты занимаешься? Ванина рука так и лежала в ладони Мира, а тот положил руку себе на колено, ну и, понятно, Ванина рука очутилась там же. — Я музыкант, — быстро ответил Ваня. Мир поднял брови и глянул на него сквозь ресницы. Ресницы у него были как щетка — густые и чернющие. Вообще сквозь них толком глаз не видно. — Музыкант? И на чем играешь? — Ну… — Ваня повертелся на стуле, пытаясь устроиться поудобнее — сделать это, не снимая руку с Мирова колена, было сложновато, а снимать — не хотелось. На Мире были светло-синие порезанные джинсы, и Ванины пальцы, средний, безымянный и мизинец, приходились как раз на эту прореху. Кожа у Мира была теплой. — На бас-гитаре. У нас группа. Мы, правда, еще не очень известные, но мы того… работаем… У нас даже концерты были! — Вот как? — Мир смотрел теперь прямо ему в глаза и снова ласково улыбался. — Вань, может, за столик пересядем? А то тут не очень удобно, да и скоро народ повалит, вообще потом столика не возьмешь. Ваня окинул взглядом зал — и правда, большая часть столиков была уже занята. Столики, кстати, почти все были не со стульями, а с маленькими и даже на вид очень мягкими диванчиками. Ване стало жарко. — Пошли? А голос у него классный, ни к селу ни к городу подумал Ваня. Такой… низкий, мягкий. Как диванчик… Что за бред лезет в голову?! — Ну, пошли, — он попытался независимо пожать плечами и едва вновь не смахнул бокал, но Мир его перехватил. Они перебрались за маленький столик — тот стоял в уголку, здесь было темно, и Мира Ваня видел плохо, но и того, что видел, ему вполне хватало. В аптеке — если это там был Мир, конечно, — на нем была куртка; сейчас же ее не было, наверное, сдал в гардероб. Одет он был просто — джинсы эти самые, обтягивающая майка с рисунком — в полумраке было непонятно, с каким, — словом, примерно как, по Ваниному мнению, и одеваются пидоры. Правда, Мир не походил на пидора — вернее, походил, но Ване не хотелось его так называть. Майка еле-еле доставала до пояса джинсов — а пояс у них был низко, на косточках, — и когда Мир двигался — особенно когда официант принес напитки, и Мир потянулся к ним через стол — Ване становилась видна полоска кожи на спине и рисунок татуировки над копчиком. Правда, что именно там было выбито, он разглядеть не мог. Майка была без рукавов, и Ваня видел Мировы руки — не накачанные, но и не дохлые или там тощие. Просто… руки. Красивые. — И давно у вас своя группа? — спрашивал Мир, потягивая через трубочку очередной коктейль. Ваня приложился к своему виски с колой — эта дрянь успела ему надоесть, но она была самой дешевой выпивкой, а у него не то чтобы денег было завались. Интересно, а у пидоров как, принято за других парней платить? И кто тогда должен платить? И кстати, он пьет уже второй бокал. Как бы не нажраться… не ел ведь ничего с обеда… — Да с двенадцати лет, — он снова глотнул коктейль и поморщился. — Уже вот… Четыре года играем, едва не сказал он — но, к счастью, не сказал. Еще не хватало Миру узнать, что Ваня несовершеннолетний. Все, пиши пропало… А что пропало-то? На что он рассчитывает? — Уже вот что? — спросил Мир. — Слушай, а тут дают чего-нибудь поесть? — решил сменить тему Ваня. Мир улыбнулся уголком рта. — А ты голодный? — Ну, с обеда не ел, — ответил Ваня. И вдохновенно добавил: — Я же с учебы. В смысле, из универа. — До скольки же ты учишься, бедняжка? — в глазах Мира было самое настоящее сочувствие. — Вторая смена, что ли? — Ага, — кивнул Ваня. — До восьми торчали сегодня. — Бедный… В следующее мгновение Ваня вздрогнул — потому что рука Мира проехалась по его волосам, задержалась на мгновение на шее, а потом скользнула вниз, по спине. Мелькнула мысль — а вдруг он актив? Ваня внимательно посмотрел на Мира. Тот улыбался. Призывно. — У нас тоже такое случалось, — проговорил он. — Но я любил вторую смену. Когда учился? — Почему? — удивился Ваня. Сам он вторую смену терпеть не мог — не день, а не пойми что. Лучше уж в первой половине дня отмучиться, а потом гулять свободно. Да и вообще, во вторую смену толком нет времени порепетировать. — Да я каждую ночь гулял, — весело ответил Мир. — Так что спасибо, если к первой паре успевал проснуться. Так что мне вторая смена была как первая, — он подсел поближе к Ване и положил руку ему на плечо. — Здесь из еды только бутеры, да и те дороги, как космические корабли. Так что не советую. — И придвинулся совсем вплотную, так что его нос почти коснулся Ваниного. — А что советуешь? — спросил Ваня. То ли это было из-за выпивки, то ли от волнения, а может, потому что Мир сидел так близко, только Ване стало вдруг очень жарко. И очень… хорошо. Не хотелось отсаживаться. — Можем пойти ко мне, — голос у Мира стал совсем низким, слегка хрипловатым, а рука его, лежавшая на Ванином плече, показалась тому ужасно горячей — но это не было неприятно. — Я неплохо готовлю. Во всяком случае, никто не жаловался… — Мне домой надо, — тихо проговорил Ваня. Глаза Мира были прямо напротив его собственных — черные и глубокие, как… как колодцы. — К жене и детям? — ласково спросил Мир. — Нет… — Тогда ничего срочного… В следующее мгновение Ваня ощутил прикосновение к губам — прохладное и легкое. Губы Мира слегка пахли ментолом и табаком. Курит, что ли… А тут еще ни разу… Дальше у Вани думать не получилось. Он, правда, так и не понял, кто кого поцеловал, но его язык вдруг оказался у Мира во рту, а губы — на Мировых губах, а руки — на талии, а потом и ниже, на заднице. Рот Мира был горячим и сладким на вкус, из-за коктейля, наверное, язык — быстрым и сильным, губы — мягкими, задница — упругой. Ване доводилось читать в книжках — и друзья рассказывали — как может снести от поцелуя, до того, что вообще не соображаешь, где ты находишься и есть ли рядом люди, — и он всегда считал это чушью и преувеличением для красного словца. Он ни разу в своей жизни не напился до потери сознания и вообще себе не представлял, как можно утратить над собой контроль. Оказалось, что можно. Он целовал Мира, не отдавая себе отчета в том, где он и кто он; казалось, он забыл все, что было до этого поцелуя, его не интересовало, что происходит сейчас, а будущее и вовсе не существовало. Он навалился на Мира, подминая его под себя, беспорядочно шаря руками по его телу, забираясь под майку, под штаны — те были ужасно узкими, прилипали к телу, как вторая кожа, и Ваня, не задумываясь, понял, что надо сделать — он расстегнул Мировы штаны и потянул их вниз. Ему не было дела до того, что вокруг люди, он попросту не помнил, что они находятся в баре, откуда их потенциально могут выкинуть за непристойное поведение — и, кажется, Мир об этом не помнил тоже, а может, просто знал об этом баре больше, чем Ваня. Он уже тоже расстегнул Ванины штаны, рука его скользнула под трусы и сжала Ванин член. Не задумываясь и не сомневаясь, Ваня сделал то же самое. Ему не понадобилось много времени — он кончил в Мирову руку, губами впиваясь в его рот — только это спасло Ваню от того, чтобы начать кричать. Мир чуть поотстал — но Ваня и не думал выпускать его член из руки, пока в ладони не стало мокро — только тогда после оргазма пришло облегчение, и он лег на колени своему первому любовнику. Мир, тихонько хмыкая, чего-то возился рядом, и Ваня, с трудом разлепив налившиеся сном веки, увидел, что Мир вытирает следы их непристойного поведения с дивана. Тут же вернулось ощущение реальности, и Ваня резко сел и огляделся. Никто на них не смотрел — то ли ничего не заметили, то ли тут такое было в порядке вещей. Ваня осторожно посмотрел на Мира. Тот легонько улыбался, складывая на столик испачканные салфетки, потом поднял голову и встретил взгляд Вани. — Так что ты думаешь насчет пойти ко мне и поужинать? — Мне правда надо домой, — выдохнул Ваня, не сводя с него глаз. В лице Мира, показалось ему, промелькнуло разочарование. — Почему же так обязательно? — У меня режим, — соврал Ваня и прикусил язык тут же. Ну что стоило сочинить, что он живет в общаге, и та в одиннадцать закрывается? Но говорить про маму еще хуже — Ваня был убежден, что ни один совершеннолетний парень не живет с мамой, и если он ее упомянет, это будет выглядеть подозрительно. Мир выгнул бровь. — Прям режим? Все так серьезно? — Ага, — проговорил Ваня, изо всех сил пытаясь принять независимый вид и не походить на идиота. — А ты… дашь мне свой телефон? Лицо Мира чуть прояснилось. — А ты впишешь меня в свой режим? Ваня едва не рассмеялся от облегчения — так весело и кокетливо прозвучали эти слова. Мир на него не сердился. — Я что-нибудь придумаю. — Ловлю на слове, — улыбнулся Мир. — Тогда уж и ты дай мне свой. Пусть все продолжает быть обоюдно. Ваня вспыхнул. Когда он окончательно собрался уходить, Мир сказал, что проводит его до выхода. Там они проторчали еще минут десять — Ваня никак не мог оторваться от Мира, а тот то ли тоже не мог, то ли мог, но не хотел… словом, они прощались долго, вдумчиво, практически не отрываясь друг от друга. Потом Ваня наконец пришел в себя, практически отодрал себя от Мира и сказал, отчаянно заглядывая ему в лицо: — Я тебе позвоню. Я тебе обязательно позвоню! Мир улыбнулся. — Только не рано утром, договорились? Ваня широко улыбнулся, напоследок еще раз поцеловал Мира, крепко прижав его к себе — тело у Мира было удивительное, сильное, и при этом такое податливое, словно он ничего не любил больше, чем обниматься, — и наконец ушел. До метро он практически бежал — было двадцать пять минут одиннадцатого, он уже практически опаздывал. Не то чтобы мама будет сердиться, если он придет чуть позже, но ведь блин слово же давал. Не позже одиннадцати! Ни разу еще не опоздал. Он бежал, и в голове его мешались мысли о том, что от Пушкинской до Беляево ехать двадцать восемь минут, а если поехать с Тверской с пересадкой на Новокузнецкой, то будет двадцать семь, а тут каждая минута на счету, и о том, что Мир вот остался в клубе, и что он там щас будет делать? Вдруг еще кого-то найдет? Это были не самые приятные мысли… Он действительно опоздал, но совсем чуть-чуть, минуты на две, и мама ничего ему не сказала — послала на кухню ужинать, а сама ушла в гостиную досматривать сериал. Ваня поклевал еду, но есть ему не хотелось совсем — хотелось пройтись колесом, покататься по полу на спине, открыть окно и поорать, вылезти на крышу и… тоже поорать. Вместо этого он пришел в гостиную, улегся на диван рядом с мамой и от избытка чувств потерся об нее головой, как кошка. — Хороший был день? — спросила мама, улыбаясь. Ваня кивнул и зарылся лицом в ее юбку. Очень хотелось рассказать все, и одновременно не рассказывать ничего — не от страха, потому что он знал, что мама ему слова плохого не скажет, даже если он признается, что на самом деле пришелец из космоса, а потому, что случившееся сегодня было… невыразимо словами. И не для всех.