Мой Мир

Ваня вернулся домой за два дня до Нового Года — факт, до которого ему не было абсолютно никакого дела. Мама наконец успокоилась — так, как она кричала в больнице на него, она никогда раньше не кричала. Ну, или он этого не помнил, во всяком случае. Там же, в больнице, она выбила из него правду — он ей все сказал, он тогда еще был уверен, что ничего не изменилось, что у него по-прежнему есть парень, который его любит. Но оказалось, что этого парня больше нет. За четыре дня в больнице Мир не пришел, даже не позвонил, а когда Ваня позвонил сам, бездушный голос сообщил ему, что абонент не отвечает или временно недоступен. Ваня звонил, звонил и звонил, но ничего не изменилось. Тогда в первый день после выписки он поехал на Тверскую. Он не знал, застанет ли Мира, ему было все равно — он готов был прождать под дверью часы, сутки… Правда, он все же рассчитывал, что Мир дома — был день, днем ему было некуда деваться. Но Мира не было. Ваня сидел под дверью несколько часов, пока на площадке не появилась пожилая женщина с ключами в руках, направляющаяся явно к Мировой двери. Завидев Ваню, она подозрительно и подслеповато прищурилась. — Вам чего, молодой человек? Ваня медленно поднялся на ноги. — Мне… Мирослав нужен. Он тут живет. — Он съехал, — резко сказала женщина, лицо у нее стало недовольным. — Позавчера. Сердце у Вани упало. — А куда? — Не знаю, — отрезала она. — Вы идите, молодой человек. И он пошел — а что еще ему оставалось? Все было очевидно. Мир его бросил. И даже не нашел смелости прийти и сказать об этом. Хуже того, сбежал из квартиры, чтобы его уж точно не нашли. Испугался, что ли, что его в тюрьму посадят? Счел Ваню недостойным себя — типа, несовершеннолетний? Как будто это что-то меняло в Ваниной личности. Он же не лгал Миру, не притворялся кем-то другим. Мир ведь ни разу, если задуматься, не спросил Ваню, сколько ему лет. Эти мысли помогали Ване злиться на Мира, а злясь, он не чувствовал боли, но, к сожалению, эта злость была недолгой. Потом Ваню снова скручивало от тоски — он хотел увидеть Мира, коснуться его, все равно, что тот не пришел, но пусть вернется сейчас… К Ване, конечно, приходил Стас и другие парни. Все были под впечатлением, что Ваня словил передоз, да еще и на настоящей взрослой вечеринке, только один Стас понял, что значит отсутствие Мира. В последний день Ваниного пребывания в больнице он сказал: — Вань, я думаю… надо звякнуть в эту студию и сказать, что мы… ну, отказываемся… Ваня посмотрел на него. Вид у Стаса был тоскливый, понятно, почему — для него эта группа значила очень много, в разы больше, чем для Вани, а откажешься от такой возможности — так фиг знает, подвернется ли она когда-нибудь еще. И тот факт, что Стас до сих пор не прозвонил, тоже кое о чем говорил — он, конечно, не мог сделать это сам, пока оставалась хоть крошечная возможность, что Ваня скажет «нет». Но он не мог. Мир был в этой студии, как он сможет снова туда зайти, рискуя наткнуться на него, рискуя тем, что Мир пройдет мимо, сделав вид, что они не знакомы? — Не надо, — все-таки сказал Ваня. — Лучше я уйду. Найдешь другого басиста. — Вот еще, — ощетинился Стас. — Ты важнее, чем все это… Это твоя группа! Где бы были Леннон и Маккартни друг без друга, подумай? — Ну, может, Леннон был бы жив? — попробовал пошутить Ваня, но получил лишь мрачный Стасов взгляд. А на следующий день от Стаса пришла короткая смска: «Я все отменил». Ваня был дома, они с мамой как раз принесли елку — он решил, что несмотря ни на что, выстоит, что будет радоваться, не впадет в депрессию… Но эта смска словно выбила у него почву из-под ног. Она означала конец. Удивительная сказка, в которую он так неожиданно попал, закончилась. У него больше нет Мира, нет любви, нет возможности. Он просто парень из старших классов с группой в гараже и перспективой ЕГЭ и какого-нибудь дебильного института. И, конечно, гей-клубов, куда он будет приходить, чтобы найти себе парня на раз или два. Эта будущая взрослая жизнь показалась перед ним во всей своей неприглядной ясности, и Ваня свалился на кровать и свернулся в комок. Он не хотел больше жить. Не сейчас. Мама позвала его наряжать елку, но он не пошел и даже не отозвался, и она в конце концов оставила его в покое. Он лежал в ледяном оцепенении, не в силах даже укрыться, и смотрел в стену. Он вспоминал, как увидел Мира в первый раз — в аптеке, и второй раз — в клубе, вспоминал его джинсы с прорехами, его улыбку, его мягкие губы. Тогда он показался Ване идеальным. Но так ведь не бывает, верно? Никто не идеален, и Мир это показал. Бросил. Струсил. Не пришел. Ваня малодушно подумал, что лучше бы он умер, может быть, тогда Мир бы хоть расстроился, но тут же он подумал, какой удар это был бы для мамы, а ей уже хватит ударов. Потом дверь открылась, вошла мама. Она постояла немного в дверях, затем подошла ближе и села на Ванину кровать. — Ванечка, — ее рука легла на Ванино плечо. Так же звал его и Мир, подумал Ваня. Если бы он мог хоть поплакать, может быть, тогда бы ему стало легче. Но он не мог. Мама погладила его по плечу, склонилась над ним, поцеловала в щеку. Потом накрыла одеялом. Он подумал, что сейчас, наверное, она выйдет, и не почувствовал по этому поводу ни горечи, ни радости. А он сможет ли чувствовать вновь? И эта мысль тоже не принесла ничего. Но она не ушла, наоборот, легла рядом, прижавшись к его спине, и ее присутствие немного расслабило его и согрело. Он подумал, что она, наверное, знает, что он чувствует. Ведь ей было еще хуже. — Мам, — спросил он наконец хрипло, — это пройдет? — Пройдет, детка, — после паузы ответила она. Это немного утешило Ваню. Он проснулся на следующее утро, поздно — за окном было уже светло — и несколько минут лениво лежал в постели, размышляя, что уже начались каникулы, а значит, он сможет больше видеться с Миром… пока не вспомнил, что случилось. Он сходил в туалет и вернулся в кровать. Лежать было проще всего, кроме того, он снова мог заснуть, а во сне ничего не чувствуешь и, может быть, ему приснится Мир — хоть так. У него ведь даже не было фоток, они никуда не ходили, где можно было сфотографироваться — осень, холодно, сыро. У него была только одна фотография — он снял Мира на мобильник, чтобы поставить на определитель номера. Когда он вспомнил об этом, желание увидеть Мира стало нестерпимым, и он вскочил и ринулся в коридор, где в кармане куртки лежал мобильник. Разблокировав экран, Ваня увидел, что у него одно новое сообщение. Сердце ухнуло куда-то, на мгновение перестало биться, а потом вернулось и заколотилось так, что у Вани затряслись руки. Он открыл сообщение. «Ваш баланс менее 15 руб. Ваши возможности при нуле…» Несколько мгновений Ваня смотрел на экран телефона, ощущая, как черная тяжесть заполняет его. Потом медленно выключил мобильник. Не на что надеяться. У Мира было пять дней. Он снова лег в кровать, не чувствуя ни простыней, ни одеяла, ни тепла, ни холода — ничего. Кажется, мама звала его. Но Ване было нечего ответить. Он то ли уснул, то ли провалился куда-то — когда он открыл глаза, было темно, голова была словно ватой набита, и несколько мгновений Ваня соображал, что его разбудило, пока не понял — звонок в дверь. Во всяком случае, если судить по тому, что мама в коридоре звенела ключами, отпирая замок. Кто-то пришел. Наверное, кто-то из маминых подруг… Он услышал тихий голос, и что-то в нем Ваню встревожило, но он не понял, что, потому что в этот момент мама начала кричать. Ну, то есть, как кричать… Она кричала шепотом — наверное, думала, что Ваня спит, и он не мог разобрать слов, но она совершенно явно орала на того, кто стоял в дверях. А кто-то отвечал ей, тихо, и, кажется, полностью признавал свою вину, в чем бы она ни состояла. Это было невозможно, это было дико, но Ваня не стал над этим размышлять. Он подорвался из кровати и рванулся в коридор, не дав себе времени на надежду — просто чтобы убедиться. Мир стоял в дверях, замерзший, с нерастаявшими снежинками в мокрых волосах, и Ваня кинулся к нему. Он много думал, что сделает или скажет, если вдруг Мир объявится, но теперь это не имело значения. Он просто сгреб Мира в охапку и прижал к себе, со всей силы, которая у него была. Мир охнул, мгновение ничего не делал, а потом его руки обвили Ванину шею, и Ваня услышал над ухом его шепот: — Ванечка, Ванечка… Кажется, он собирался еще что-то сказать, но Ваня не дал ему такой возможности — он поцеловал Мира, удерживая его голову, не давая отстраниться. Зачем бы Мир ни вернулся, что бы он там ни собирался сказать, Ваня с неожиданной для самого себя яростью решил — не отпустит. К батарее привяжет, если понадобится. Но не отпустит. Он не сможет без Мира. Он попробовал. Он не может. Поцелуй прекратился, когда обоим перестало хватать дыхания, и только тогда Ваня вспомнил о маме. Она больше не кричала — стояла рядом, глядя на них, и выражение ее лица было одновременно и радостным, и ужасно несчастным. Ваня не успел сообразить, что это значит — мама молча развернулась и ушла в свою комнату. Мир замер, потом дернулся, потом в смятении глянул на Ваню. — Что… — Ничего, — быстро перебил Ваня. — Потом. Ты… ты проходи. Мир явно хотел сказать что-то еще, но вроде передумал. Наклонился, снял свои ботиночки и пошел следом за Ваней в его комнату. Только войдя сюда с Миром, Ваня сообразил, какой в комнате страшный бардак и какая она все-таки детская. Кажется, о том же подумал и Мир — он окинул взглядом шкаф с книгами, стол, плакаты на стенах, и лицо его исказилось. — Ваня… — Нет, — перебил его Ваня, встав к Миру вплотную и нависнув над ним всем своим немалым ростом. — Не вздумай. Да, я несовершеннолетний. Прости, что не сказал. Но это не имеет значения! Блин, мне меньше двух лет до восемнадцати, мне весной уже семнадцать исполняется! Это нечестно, Мир! Почему я должен тебя потерять только потому, что родился на два года позже, чем надо? — Ваня, — Мир заговорил, явно стараясь, чтобы голос его звучал спокойно, но у него плохо получалось, и, вглядевшись в его лицо, Ваня сообразил, что он еще никогда не видел Мира в таком раздрае и отчаянии. У него даже глаза были красные, как будто он ревел много часов или не спал несколько ночей. — Ваня, это всего лишь два года… даже полтора… ты не заметишь, как они пройдут… — Ты меня ждать, что ли, будешь?! — Ваня сорвался на крик. — Или что?! Как я буду… я тут… Мир, это нечестно! Я взрослый! Я уже давно взрослый, я отвечаю за себя, я… Дверь открылась, и Ваня замолчал, потому что в комнату вошла мама. Она посмотрела на них обоих тяжелым, уставшим взглядом, и Ваня с раскаянием подумал, что мама, кажется, тоже плакала. Все плачут из-за него. — Мама, это Мир, — проговорил он через силу. — Мирослав. Мир, это моя мама. Людмила Анатольевна. — Очень приятно, — тихо проговорил Мир. Мама посмотрела на него, потом проговорила. — Давайте поговорим, Мирослав. С глазу на глаз. — Мама… — начал Ваня, но она перебила: — А потом — с тобой. И вышла из комнаты. Мир бросил на Ваню короткий взгляд и вышел следом. *** Гена позвонил днем в пятницу. Мир был дома — если, конечно, это жилище можно было назвать домом. Он взял первое, что предложили — двухкомнатная квартира на метро Дмитровская, он ее возненавидел сразу же, как вошел, но сейчас ему не хотелось быть в месте, которые бы приносило радость. Ему не хотелось никакой радости. Он взял отгулы на всех работах и быстро забросил возникшую было идею податься куда-нибудь на новогодние каникулы. Нет. Он не заслужил ничего хорошего. Он так неистово скучал по Ване, что сам себе не верил. Разве с ним когда-нибудь раньше такое было? Все, все в этой истории было неправильно, стартово, с самого начала, такое просто не могло с ним случиться. Он же не диснеевская принцесса, в конце-то концов. Он гей из Москвы, из России, где гея, если только он не успешный, изо всех сил маскирующийся эстрадный артист, не ждет ничего хорошего. Его жизнь должна была быть унылой и однообразной: работа, одинокая квартира, случайные связи. А он осмелился рассчитывать на что-то большее, на какую-то вечную любовь — ну вот и получил. Связался с малолеткой. Эти мысли, истерзавшие Миров мозг, озвучил Андрей, заявившийся на второй день Мирова существования в новой квартире. Он говорил и говорил, пока его голос не стал звучать для Мира простым белым шумом, он говорил о том, что Мир подставился, что Ваня его подставил, что неизвестно, что бы было и что еще, кстати, может случиться, может, Мира уже в розыск подали разгневанные родители. А он ведь говорил, что Ваня его не подставит, ха-ха. Чего ждать от малолетки? Они же ни о чем не думают, им нечем, в сущности, еще, понятно, что по закону с ними нельзя трахаться, это же все равно что с животными неразумными. И зачем это Миру вообще? Ему что, потрахаться не с кем? Половина их друзей с удовольствием откликнется. Да в любой бар пойти — Мир там без труда склеит себе сколько хочет парней. И, в конце концов, всегда есть он, Андрей. Если Мира уж совсем никто не захочет — ну, когда он станет старым и морщинистым. Он говорил все это то в шутку, то с явным желанием разозлить, то утешающим голосом; Миру не хотелось его слушать, ему вообще хотелось выгнать Андрея взашей, потому что все это случилось из-за него, но у него не было сил, кроме того, ему очень не хотелось оставаться одному. В конце концов, в чем-то Андрей был прав. Он-то точно всегда у Мира был. А если бы не его выходка с наркотой, Мир бы так и жил до сих пор в неведении. Черт его знает, когда мы бы это потом выплыло, может, все было бы еще хуже. Мир слабо верил, что кто-то придет в ближайшее время за ним, чтобы посадить в тюрьму, но кто знает, что бы было, если бы их отношения с Ваней зашли дальше? А потом он стискивал зубы и едва не выть начинал в подушку. Лучше бы не знал. Лучше бы все оставалось как прежде. Он хотел Ваню. Себе, рядом, под бок, внутри себя… для секса, для разговоров, для совместных завтраков… он просто хотел вернуть Ваню. А в пятницу позвонил Гена, и первое, что он сказал, было: — Твои малолетки совсем охуели?! Голос его был исполнен такого праведного негодования, что Мир — он был один, дремал, потому что Андрей наконец ушел, устав добиваться от него реакции на свои слова и действия — даже проснулся. — Что случилось, Ген? — Звонит мне сегодня этот их, простигосподи, фронтмен, — проговорил Гена звенящим от злости голосом, — и заявляет, что они, видите ли, решили отказаться от работы с нами. Они! Отказаться! Группа, вашу мать! Звезды подворотни! Отказываются от работы с нами, нет, ты представляешь?! Тоже мне, блядь, группа Радиохед! — Отказались? — Мир сел. — А ты что им сказал? — Представляешь, — проговорил Гена уже чуть поспокойнее, — я так охренел, что даже не знал, что сказать. Вместо того, чтобы послать, такой — ну, может, вы подумаете… А этот шкет мне — нет, мы решили, и повесил трубку. Нет, ты представляешь?! — Гена, — произнес Мир, и так, видимо, прозвучал его голос, что возмущенный звон в трубке моментально стих. — Ты погоди… это у меня с ними небольшой… конфликт вышел. Я поговорю. Я попрошу их вернуться. — Мирка, — серьезно сказал Гена, — слушай, забей. Если у вас там какая-то склока, ну их на хер. Да я таких найду мешок, у меня каждый день у крыльца ошиваются, на прослушивание хотят, и на е-мейл демки шлют, задолбали. — Нет, — твердо сказал Мир. — Они должны… они молодцы. У них получится. Просто они маленькие и глупые. Я разберусь, Ген. Ты пока… не закрывай проект. — Да он еще не открыт толком, — буркнул Гена, и на том они попрощались. Еще несколько минут после разговора Мир сидел, глядя на телефон. Проще всего, конечно, было позвонить Ване… но он не мог позвонить Ване. Он же ни разу ему не позвонил за эти дни, он даже симку сменил, а Ваня ведь был в больнице. Внезапно с острым раскаянием Мир понял, что он натворил. Он знал, что с Ваней все в порядке — Андрей узнал, врач же, в конце концов, но Ваня-то не знал, что Мир знает. Наверняка звонил, хотел поговорить, хотел понять…, а ему даже не хватило смелости прийти и объясниться… Но если бы он пришел, смог бы он потом уйти? А зачем ты должен уходить, спросил он сам себя? В конце концов, разве хоть раз за время вашего знакомства тебе пришло в голову, что Ване так мало лет? Он взрослый, разумный парень, в конце концов, что за дебильный закон, кто его придумал?! Ты не прав, тут же сказал он себе, закон есть закон, люди, не достигшие совершеннолетия, не имеют права решать за себя, они под опекой родителей, ты соблазнил, совратил его, ты, возможно, лишил его остатков детства, ты не прав! Но ты не пришел и не объяснился, ты оставил его одного в неведении, ты опять не прав. Ты кругом не прав… Еще несколько мучительных минут спустя Мир выбрал из телефонной книжки номер Ваниного друга Стаса, который сам Ваня ему и дал, чтобы Мир передал продюсеру, так как именно Стас должен был стать их главным официальным лицом. Трубку взяли тут же, и по резкому «Да?» в трубке Мир сразу понял, что и он забит в Стасову телефонную трубку. Тем не менее, он сказал: — Привет, Стас, это Мир. Помнишь меня? — Ну? — мрачно спросили в телефоне. Мир перевел дыхание: — Я слышал от Гены, что вы намерены отказаться от контракта… — Ты за этим звонишь? — перебил его Стас. — Да, — ответил Мир, растерявшись от неожиданности. — Тогда пошел ты на хуй, урод, — резко проговорил Стас, и трубка опустела. Мир сел на кровать, крепко сжимая телефон в руках. Он не плакал с того самого вечера, когда «скорая» увезла Ваню, но сейчас слезы полились сами, таким потоком, словно в нем какие-то шлюзы прорвало. Он пытался унять их, пытался вытереть, но они все лились и лились, и тогда Мир плюнул и выбрал из книжки номер Вани. И тут же механический голос ответил: «Абонент не отвечает или временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее». Он тут же попробовал снова — и получил то же самое. Что же, и Ваня тоже не хочет говорить с ним? Наверное, это справедливо… Но остановиться Мир уже не мог. Не дав себе времени подумать, он позвонил Гене. — Ген, привет. Можешь поднять мне их контактные данные? Мне нужен домашний адрес Вани. Да, Соколова. *** Это была довольно простая комната, меньше, чем Ванина. Мир сообразил, что, наверное, квартира двухкомнатная, и большую комнату, которая должны была быть гостиной, отдали Ване, а маленькую мать забрала себе. Здесь все было скромно и предсказуемо: раскладная софа, небольшой платяной шкаф, стол с компьютером, книжные полки. Женщина подошла к столу и взяла что-то с него. — Садитесь, — проговорила она наконец, махнув рукой в сторону софы. Мир сел. Она повернулась к нему — в руках она держала фотографию в рамке. — Это мой муж, — сказала она. — Иван Соколов. Старший. Повинуясь ее взгляду, Мир протянул руку и взял фотку. На ней был парень, очень похожий на Ваню, даже возраста почти того же, только волосы у него были еще короче, чем у Вани сейчас, и скромнее подстрижены. Мир поднял вопросительный взгляд на женщину. Вид у нее был напряженный. — Тут ему семнадцать, — сказала она. — Ровно. Фото в день рождения сделано. Это был его последний день рождения. — Людмила Анатольевна, мне так жаль… — начал он, шокированный спокойствием ее голоса и самим фактом, но она махнула рукой, и он смолк. — Мир, вам сколько лет? — Тридцать исполнилось, — тихо ответил Мир — ему снова стало нестерпимо стыдно. — А мне тридцать четыре, — она криво и невесело улыбнулась. — Не самая та разница для имени-отчества, а? Мир кивнул, а она добавила уже поспокойнее: — Меня обычной зовут Милой. — Что с ним случилось? — спросил Мир. — Он был очень честен и не любил никакой несправедливости, — ответила она с горечью в голосе. — Поэтому влез в драку, и получил удар ножом. Он даже не узнал, что у него ребенок будет. Я хотела сказать, да так и не нашла подходящего случая. Мы вообще-то не собирались так рано заводить детей. Мы даже женаты не были. Так вышло. Она замолчала, и Мир тоже молчал — он не знал, что тут можно сказать. — Я когда Ваньку увидела в этом состоянии, — она кивнула в сторону коридора, — очень испугалась. Если б я не была беременна тогда, я бы с собой покончила. А потом, когда Ванька появился, стало как-то полегче. Но у него-то этого нет… — Мила, простите меня… — начал было Мир, но она снова перебила: — За что именно? За то, что ты головой не думаешь, и когда видишь перед собой мальчишку, не способен понять, что это мальчишка? Или за то, что ты к парню, которого сам траванул на своей вечеринке, не можешь даже в больницу прийти? За что тебя прощать?! Она нависла над ним, ее голос все повышался и повышался, и Мир боялся поднять голову — у него было ощущение, что его сейчас начнут трясти. — Я бы тебя даже на порог не пустила, — проговорила она. — Но я не хочу, чтобы Ваньке было плохо. Мне совсем не весело, что он гей, а что он влюбился в тебя — это еще хуже, я, блядь, охренительно сомневаюсь, что ты его заслуживаешь! Но я не хочу, чтобы… чтобы он был как я. Она замолчала. Мир, стиснув кулаки, смотрел в пол. Она права, она была во всем права. Сначала он ступил, а потом струсил. А между этими двумя актами он позволил Андрею накачать Ваню наркотой. Острое желание пойти и немедленно прыгнуть с моста накрыло Мира с головой. И все же… он должен был как-то оправдаться. Хотя бы попытаться. — Я… перестал думать, что такое произойдет со мной, — проговорил он наконец через силу. — Такое… чудо. Я должен был понять, что…, но это было слишком здорово, чтобы думать о плохом. Еще никто не был со мной таким, как Ваня…, а я уже думал, что слишком стар, чтобы влюбиться. Я был неосторожен…, но ведь Ваня не сказал мне, — он поднял голову, глядя на нее. — Он знал, а я нет. Это я подставлялся, не он. И когда я узнал, это было так… больно. Я не думал, что он может обмануть меня. Так… подвести под удар… — Он ребенок… — начала Мила, но ее перебил звонкий голос: — Я не ребенок! Ваня стоял в дверях и разгневанно смотрел на мать. — Вот это было совершенно не детское заявление! — резко проговорила она, но Ваня снова перебил: — Ты сама мне много раз говорила, что я не ребенок, что я могу принимать решения. Ты мне сказала, что я могу делать что хочу с группой, если не заброшу учебу. Мы с тобой договорились, что если я пойму, что группа бесперпективна, до конца школы, то пойду учиться дальше. Ты мне позволяешь решать самому. — Видимо, зря, — сердито сказала она. — Ты понимаешь, что ты сделал? Ты понимаешь, что Мир из-за тебя совершил преступление? Уголовно наказуемое преступление? За это в тюрьму сажают, Вань! Ваня побледнел, но упрямо проговорил: — И кто бы его посадил в тюрьму? Ты? — Я — нет, — проговорила Мила — она явно старалась казаться спокойнее, чем была на самом деле. — Но… я не знаю, учителя, если бы кто-то из них узнал. Какие-нибудь недруги Мира… — Мама, — голос Вани звучал очень по-взрослому, — разве кому-то есть дело? — То есть, ты считаешь, можно совершать преступление, если остаешься безнаказанным?! — Нет! — сердито воскликнул Ваня. — Но что мне сейчас-то делать?! Что мне делать?! Он качнулся на носках, словно собирался войти в комнату, потом резко развернулся на месте и уткнулся лбом в дверной косяк. Стало тихо. Лицо Милы было полно муки, но она стояла на месте и не двигалась, словно не знала, что ей делать. И тогда Мир понял, что надо делать ему. Он поднялся на ноги, подошел к Ване и мягкое развернул его к себе, положив руки на плечи. Ваня тут же обнял его и уткнулся лицом в плечо. Плечу стало мокро. — Не бросай меня, — прошептал Ваня. — Прости, я… я подставил тебя…, но теперь я не могу. Я не смогу. Я не выдержу. — Я знаю, — проговорил Мир, обнимая Ваню за шею. Наконец ему становилось привычно спокойно — он знал теперь, что должен сделать. Не зря же Мила показала ему фотографию своего мужа. Жизнь слишком коротка. Сегодня ты еще несовершеннолетний, а завтра человека, которого ты любишь, может не стать на свете. Если тебе повезет, у тебя останется память, как осталась она у Милы, лучшее, что можно придумать — ребенок от любимого человека. Но если вы — два парня, считайте, что вам не повезло. Есть правильные вещи, пусть даже они не всегда законны. В конце концов, когда-то у нас в стране действовал закон, запрещавший людям одного пола любить друг друга. — Я знаю, — повторил Мир. — Я тут. Я люблю тебя. Ваня стиснул его, крепко, до костного хруста, оторвал от пола и поцеловал. Эпилог Андрей вошел в кафе, плюхнулся за столик напротив Мира и приказал: — Говори. — И тебе привет, — отозвался Мир и покрутил соломинку в стакане с латте, не зная, с чего начать разговор. То, что он собирался сказать, по-хорошему, не стоило бы обсуждать с Андреем, но больше было не с кем. С Ваней Мир мог говорить обо всем — кроме самого Вани. Андрею, очевидно, быстро надоело ждать, потому что он спросил нетерпеливо: — Что, он наконец решил тебя бросить и найти себе молоденького? Ему тридцать ведь, как-никак, тебя как раз в этом возрасте на молодых потянуло. Мир мрачно посмотрел на него. — Спасибо. Я думал, ты вроде мой друг. — Конечно! Поэтому желаю тебе только добра. Твой Ваня склонен к насилию! Уверен, он и тебя бьет, просто ты не признаешься. Мир улыбнулся, но не Андрею, а своим мыслям. Разумеется, Ваня его не бил. Миру вообще было сложно представить, что Ваня может кого-то побить, поэтому когда Ваня сам лично пришел к нему и признался, что побил Андрея, Мир ему не верил до тех пор, пока не увидел собственно Андрея с синяком под глазом и шатающимся мостом на зубах, который подтвердил Ванину историю. Это было через пару месяцев после того, как они помирились — Мир, мучимый сомнениями, делился ими с Андреем, а тот подливал масла в огонь, пока полный раскаяния Мир не пришел к Ване и не попытался порвать с ним еще раз. После чего, собственно, Ваня и пошел разговаривать с Андреем. Что особенно возмутило последнего — двинув ему в глаз, а потом в челюсть, Ваня извинился. — Охренеть просто! — жаловался Андрей. — Извинился он! Вежливый такой, что пиздец! Но больше он Мира в совращении малолетних не обвинял. — Я не знаю, что он решил, — признался Мир наконец, когда пауза затянулась. — Я просто… не знаю. Он что-то делает в последнее время, и скрывает это от меня. Кому-то звонит… Куда-то ездит… Я спрашивал у Стасика, так он глаза начинает прятать. — И у тебя подозрения, что у него интрижка, — кивнул Андрей. — Логично. И скорее всего, так оно и есть. Мир покачал головой. — Я не думаю, что Ваня завел бы интрижку. Он… честный. Просто он мог кого-то найти… и собирается мне об этом сказать. У нас с ним встреча через полчаса. — Ааааа, — протянул Андрей и на всякий случай оглянулся через плечо. — Где, тут? Мир улыбнулся. — Нет, на площади, возле памятника. Где началось наше первое свидание. — Там же начнется и последнее, — Андрей поднял Миров стакан, салютуя, и допил латте в два глотка. — Мирка, чего переживаешь? Вернешься ко мне! Я тебе всегда рад. — Чего это я вернусь к тебе? — спросил Мир недовольно. — Я от тебя не уходил. Это ты ушел, и задолго до Вани. — Ну, снова сойдемся, — жизнерадостно ответил Андрей. — Мирка, мы созданы друг для друга. Два старых пидора, у которых никого нет… — Это у тебя никого нет, — проговорил Мир жестко, так, как сам от себя не ожидал, и поднялся на ноги. — А у меня есть Ваня. — Это пока, — ответил Андрей, но Мир прошел мимо него, не попрощавшись, и вышел на улицу. До встречи с Ваней было еще много времени; Мир прошел на площадь и сел на свободную скамейку. В этот раз у него не было с собой нетбука, и даже наушников от телефона не было, сейчас Мир ездил на машине, а не в метро — Ваня настоял. Да и не в настроении Мир был что-то слушать. В самом ли деле Ваня решил уйти от него? Не то чтобы Мир такого не ждал… Все-таки, у них большая разница в возрасте, Миру сорок четыре, а Ване всего тридцать, он еще молодой человек, а Мир — то, что называется «зрелый». Оно, конечно, маленькая собачка до старости щенок, но все же… Миру не хотелось так думать о Ване, он знал, что Ваня честный, что он искренний, что он ненавидит обижать людей, но так было еще хуже — ведь если Ваня в кого-то влюбился, то ему сейчас, наверное, тоже плохо…, а если Мир будет жалеть Ваню, кто пожалеет самого Мира? — Привет. Мир подпрыгнул и обернулся. Ваня стоял над ним, сияя широкой и немного смущенной улыбкой, а в руках у него был букет георгинов, и со щемящей нежностью Мир подумал, что Ваня совсем не изменился. Разве что волосы короткие, ростом повыше и в плечах шире. Разве что сформировался. Мужчина, не мальчик. Его мужчина. — Привет. — Тебе, — Ваня протянул цветы. — В этот раз не забыл. Пошли? — Куда? — спросил Мир, принимая цветы. — В переход, — ответил Ваня, хитро прищурившись. Потом вдруг стал серьезен. — Что-то случилось? — С чего ты взял? — Ты не улыбаешься. Мир улыбнулся. Наверное, улыбка получилась вымученной, потому что взгляд Вани так и остался обеспокоенным. Чтобы сменить тему, Мир, по-прежнему улыбаясь, спросил: — А где твои темные очки? Узнают же. — А пусть, — легко улыбнулся Ваня. — Я же со своим парнем. Он взял Мира за руку, и они пошли в сторону перехода. Как и тогда, они шли молча, но в этот раз у Мира были совершенно другие ощущения. Он все еще помнил свои чувства тогда. Ему было забавно, немножко удивительно — мальчик оказался совсем не таким, какими Мир представлял себе мальчиков, а еще он понимал, зачем ведет Ваню домой, и это возбуждало во всех смыслах. Но теперь-то куда они идут? У Мира больше нет квартиры в переулке возле Тверской улицы. Теперь они живут в доме на Новых Черемушках — отличный район, отличный вид из окон. Не крыши, не центр, но все же… — Ваня, куда мы идем? — не выдержал он наконец. — Узнаешь, — Ваня глянул на него и коротко улыбнулся. — Я хочу тебя… познакомить. Сердце у Мира упало. Неужели его предчувствия оказались верны? Ему вдруг подумалось, что, наверное, это девушка. Если бы Ваня решил променять его на что-то, это было бы что-то правильное. А что может быть более правильно, чем девушка? Ему ведь даже искать не надо. Вокруг него много девушек, вокруг его Вани, замечательного, талантливого Вани, у которого все получилось даже лучше, чем мечталось. Слезы подкатили к горлу, но Мир глубоко вздохнул, отгоняя их и надеясь, что Ваня ничего не заметит. С Тверской он свернул, не думая, в бывший свой переулок, но тут же опомнился и оглянулся на Ваню. Ваня, однако, кивнул и снова улыбнулся. Они пошли прямо. Они даже завернули в тот же двор, и Мир посмотрел было на Ваню удивленно, но тот подвел его все же к другому дому, который, впрочем, стоял очень близко к бывшему Мирову. Почти так же. Внезапная догадка осенила Мира, но она была так далека от его подозрений и так… хороша, что он не дал мысли продолжиться. Он затолкал ее в глубину сознания, не позволяя прорасти в душе даже крошечному ростку надежды. Нет, он не должен надеяться. Он умрет, если надежда окажется ложной. В подъезде, в который они вошли, был точно такой же старый лифт с решеткой. И Ваня, так же как и Мир тогда, не вошел в него, а пошел пешком по лестнице, и Мир последовал за ним. Когда преодолевали последний пролет перед пятым этажом, Ваня достал ключи. Мир замер на середине лестницы, глядя на это. Ваня обернулся. — Ну чего ты? Поднимайся. Мир прошел последние несколько ступеней, не чуя под собой ног. Ваня, явно взбудораженный и взволнованный, вставил ключ в замок — Мир увидел, что руки у него слегка дрожат, — повернул его и открыл дверь. — И с кем ты меня хотел познакомить? — не своим голосом спросил Мир. Ваня как будто не услышал его. Он окинул Мира оценивающим взглядом, потом проговорил: — Нет, так не годится, — подошел к Миру и вдруг легко поднял его на руки. Мир ахнул, а Ваня шагнул через порог и внес его в квартиру. Это была почти такая же квартира, как та, в которой он жил, когда они познакомились. Разве что в этой был сделан ремонт, превративший крохотное двухкомнатное жилье в приличную студию. Ваня пронес его немного вперед, и тогда Мир увидел окно — солнце садилось, окрашивая в красное крыши. — Как тебе вид? — спросил Ваня. Мир сморгнул слезы, уткнулся Ване в плечо и крепко обнял его за шею. — Я думал, ты решил меня бросить! — воскликнул он. — С ума сошел, что ли? — спросил Ваня. — Ты же ушибешься! — Не делай так больше! — Мир стукнул его кулаком по плечу. — Не заставляй меня волноваться! — Я хотел сделать сюрприз! — воскликнул Ваня, улыбаясь. — Мир, ты чего? Я люблю тебя и буду любить до самой смерти. Если я что-то темню — значит, я готовлю сюрприз. Это же очевидно! Мир посмотрел Ване в лицо — оно выражало такое недоумение, что он рассмеялся. — Прости, Вань… В ответ его поцеловали, и Мир крепче прижался к Ване, который, кажется, решил никогда не спускать его с рук. Что ж, Мир не возражал. И когда его уронили на кровать, тоже не стал возражать. Ваня был его счастьем, неожиданным счастьем, счастьем, на которое он, возможно, не имел права. Но Мир не хотел об этом думать. Это был его Ваня. Они целовались, пока не заболели губы, и тогда Мир начал раздевать Ваню, а тот — его в свою очередь, они кувыркались на постели, запутывая друг друга в одежду и покрывало, целуясь, смеясь, а потом Ваня вдруг властно подмял Мира под себя, и Миру оставалось только оплести его ногами, и потом… Они двигались одновременно, они дышали одновременно, они не сводили друг с друга глаз, и Ваня то гладил Миру лицо, убирая волосы со взмокшего лба, то ласкал его плечи и шею, то прихватывал его под бедра, усиливая движения, но что бы он ни делал, пальцы его второй руки оставались переплетенными с пальцами Мира, и именно это, именно это рукопожатие, сильное, судорожное, ласковое, верное, именно оно, как ничто другое, яснее ясного говорило Миру — я с тобой. Я твой. Я никогда не обману тебя. Я никогда не предам тебя. Я твой любовник. Я твой друг. Я твой муж. А ты — мой Мир.