Мой Мир

День «Х» приближался, но, странное дело, больше ни дата, ни цифра, которая за ней стояла, не вызывали у Мира тревоги. Ну, тридцать и тридцать. Это больше не имело значения. У него был Ваня, и Мир, хотя ему и было почти тридцать, и по идее он уже должен был перестать верить в «жили долго и счастливо», был свято убежден, что именно так оно и будет. Они будут жить долго и счастливо. Он не хотел никакой вечеринки. Ему хотелось отметить этот день вместе с Ваней, и только с ним одним, но, конечно, внешний мир — в лице Андрея — вмешался. Андрей заявил, что это не по-дружески и вообще полное предательство всего и всех. Должна быть вечерина. Под это дело Андрей щедро предоставлял собственную дачу и обещал помочь финансово, а также нагнать девочек, чтобы было кому резать салаты. — Ты не зажмешь тридцатник, — сурово сказал он. — Потом делай что хочешь. Но тридцать — это святое. — Я Ваню позову, — предупредил Мир. Андрей скривился. — Да уж я и не сомневался. Хотя, конечно, звать Ваню на эту вечеринку, полную пидовок, странных девочек, которые вечно трутся вокруг тусовок, и прочей сомнительной шушеры Миру совсем не хотелось. Ваня не вязался с подобной компанией. Но ведь это была его, Мира, компания, а Ваня был его парнем. Придется как-то вязать. Встречать тридцать лет без своего парня Миру решительно не хотелось. Да и Ваня расстроится. Еще одна неприятность, связанная с Мировым днем рождения, заключалась в том, что оно приходилось на двадцать шестое декабря — иными словами, на католическое Рождество и за неделю до Нового Года. Первое еще можно было как-то пережить — в конце концов, мало кто в окружении Мира праздновал Рождество, тем более католическое, но вот второе… Как правило, за неделю до Нового Года ни у кого не было ни времени, ни желания выбираться куда-то на какую-то вечеринку. Кто-то работал, закрывая год, отрабатывая долги, кто-то разъезжался по отпускам, Ваня, был уверен Мир, наверняка будет пропадать на зачетной сессии. А двадцать шестое декабря к тому же еще и понедельник, и хотя праздновать день рождения заранее Мир не любил, и вообще, примета плохая, выбора у него особого не было — на неделю не отложишь, там Новый Год. Ваня, впрочем, никакого беспокойства не выказал. — У меня в понедельник ничего не будет, — сказал он. — А ты можешь свой график подстроить. И те, кому ты дорог, тоже подстроятся. А все остальные пусть идут лесом. Андрей, когда Мир ему это пересказал, скрипнул зубами — и взял на понедельник отгул. В общем, начало вечеринки назначили на вечер воскресенья. Даже, решил Мир, если прийти смогут только они трое, он будет счастлив. Но народу собралось неожиданно много. Мир приехал накануне — он и Ваню бы взял, но Ваня, смущаясь, ответил, что больше чем на одну ночь он не сможет, — а в воскресенье днем начал собираться народ — друзья Мира, друзья Андрея, многочисленные подружки Андрея — Мир понятия не имел, где, а главное, зачем он их находит. Становилось все шумнее, запахло едой и вином, зазвучала музыка… Ваня приехал в пять часов. Мир хотя и ждал его, выглядывая в окна каждые пять минут, все равно пропустил момент, когда Ваня вошел — услышал уже его голос из прихожей, когда тот поздоровался с Андреем, — и метнулся из кухни, не снимая фартука. Ваня разувался. На нем была толстая теплая куртка — на улице наконец ударили морозы, наверное, поэтому он решил изменить своей кожаной курточке, и он балансировал на одной ноге, с трудом стягивая с другой тяжелые сапоги. Действовал он одной рукой, потому что в левой держал завернутый в газету букет. Подбегая к нему, Мир вскользь заметил, что что-то изменилось, но только когда Ваня обнял его, поцеловал, а потом отпустил, Мир сообразил, что именно. — Ты подстригся! Ваня смущенно улыбнулся. Без длинных — и не всегда чистых — волос он стал выглядеть старше и, что самое интересное, неожиданно показался Миру очень красивым. Странно, а ведь он никогда не думал о Ване как о красивом парне — разве что как о симпатичном. Выбритые виски остались, а все остальное превратилось в стильный полубокс. — Нравится? — Ты красивый, — с нежностью проговорил Мир, гладя короткие Ванины волосы. — Может, мне тоже подстричься? Может, я тоже резко похорошею? — Не уж, — категорично отрезал Ваня и снова крепко обнял Мира. — Твои волосы ужасно красивые. А меня задолбало голову мыть. Это тебе. Только я щас… эту штуку сниму, — и он принялся сдирать с букета газету. Слоев было много — Ваня явно позаботился, чтобы цветы не замерзли, — а под ними оказался огромный пучок кустовых роз с ярко-алыми маленькими бутончиками. — Вот, — сказал Ваня смущенно. — Розы — это тупо, конечно, но я что-то подумал… они маленькие и красивые, прямо как ты… Мир рассмеялся и обнял Ваню одной рукой, держа букет во второй. — Они классные. Пойдем на кухню, я там как раз вожусь, заодно в воду их поставлю. — Пойдем, — согласился Ваня. — А почему ты на кухне? Ты же именинник! — А у нас традиция такая, — встрял Андрей, который, оказывается, все еще был тут и о котором и Ваня, и Мир благополучно забыли. — Именинник готовит. — Нет, у нас традиция — Мир готовит, — усмехнулся Мир, — потому что больше никто не умеет. Кто на твоем дне рождения возился со столом? — Ну, давай, расскажи своему бойфренду все секреты, — фыркнул Андрей. — Он на меня уже волком смотрит. Ваня независимо отвернулся от него к Миру: — Я тебе помогу. Мир улыбнулся и, взяв его за руку, повел на кухню. Он видел, что Андрей злится — они с Ваней явно не нравились друг другу. Но сейчас это была проблема Андрея. В конце концов, Мир ему ничем не обязан — они расстались уже давно, и инициатором был как раз Андрей. Если вообще то, что у них было, можно было назвать отношениями. Дружба с сексом. Извращение. Понятно, почему Андрей бесится — он явно считал, что Мир никуда от него не денется, и если ему, Андрею, вдруг понадобится запасной аэродром — он будет тут. А вот и нет. С некоторым оттенком горечи Мир подумал, что, наверное, если бы не Ваня, так бы оно однажды и случилось. Но Ваня был. Стоял тут рядом, резал хлеб. Мир подошел к нему сзади и обнял. — Что? — спросил Ваня — в голосе его была улыбка. — Я люблю тебя, — сказал Мир. Это вырвалось у него так просто, естественно и уместно, что он даже испугаться не успел. Ваня замер — но только на мгновение, потом его движения возобновились. — Мир, — сказал он. — Ты самое классное, что со мной случалось. — С тобой не так много еще случалось, — мягко проговорил Мир — ему снова стало вдруг очень горько, настолько, что к горлу подкатил комок. Да что с ним такое? Это все день рождения, тридцатник, все из-за этого, он размяк… Ваня положил нож, развернулся в Мировых руках и обнял его уже сам, крепко прижал к себе, почти отрывая от пола. Он станет большим и сильным мужиком, подумалось Миру. И ему страшно захотелось, чтобы это был его мужик. — Неважно, — твердо сказал Ваня. — Ничего лучше тебя уже не будет. Я точно это знаю. Не обязательно пробовать всю еду в мире, чтобы понять, что тебе нравится больше всего. — Знаешь, это довольно грустно… — пробормотал Мир, утыкаясь лицом в его плечо. Глаза уже начали мокреть. Но, наверное, Ване не очень понравится, если он расплачется. — Это классно, — возразил Ваня и прижал его к себе крепче. — Это лучше всего на свете. Мир закрыл глаза и почувствовал Ванину руку у себя в волосах. Кажется, Ваня понял, что происходит и теперь пытался его утешить. Это придало Миру сил — он оторвался от Ваниного плеча и посмотрел ему в глаза. Ваня улыбнулся в ответ и пальцем стер слезинку, все-таки покатившуюся по Мировой щеке. Кажется, вид слез его совсем не пугал. — У меня подарок есть, — проговорил он неожиданно. — Правда? — улыбнулся Мир, глядя на него. — Правда, — улыбнулся Ваня. — У тебя же день рождения. Мир рассмеялся и протянул руку. Ваня полез в свой карман — он выглядел ужасно взволнованным, а когда достал маленькую бархатную коробочку, волнение почувствовал и Мир. — Там не то, что ты думаешь, — немедленно предупредил Ваня. Мир хмыкнул, не очень понимая, что ощущает в этот момент — разочарование или облегчение, и открыл коробку. Это была тонкая серебряная цепочка, и когда Мир потянул за нее, он увидел, что на цепочке висит что-то — что-то, он сначала принял за кулон в виде сердца и успел удивиться, что не подозревал в Ване таких девичьих сантиментов, но потом разглядел подвеску толком. Это был гитарный медиатор. Мир поднял взгляд на Ваню. Это требовало разъяснений — и Ваня его не разочаровал. — Это мой первый медиатор, — пояснил он. — То есть, как… первый нормальный. Металлический, не пластмассовый. Я просто… ну, это такая вещь… Я просто… — он пожал плечами, — хотел тебе подарить что-то дорогое. Вместо ответа Мир расстегнул цепочку и протянул ее Ване. Тот сразу понял — принял цепочку, повесил ее Миру на шею и застегнул — не с первого раза и тихо шипя сквозь зубы — замочек. — Ерунда полная, — проговорил он виновато. — Иди сюда, — сказал Мир, обнял его за шею, притянул к себе и поцеловал. Он ничего не мог сказать — даже толкового «спасибо». У него перехватывало от Вани дыхание. А ведь раньше он всегда считал, что невозможно полюбить человека больше, чем когда увидел его в первый раз, и всегда недоумевал над чужими рассуждениями из серии «с каждым годом мы любим друга все больше и больше». Он знал, что со временем чувства способны остывать; он не знал, что они могут становиться сильнее. Мир снова ощутил, как подкатывает комок с горлу, потому отстранился от Вани и глубоко вдохнул. — Продолжим, — проговорил он, надеясь, что голос звучит достаточно бодро. — А то гости останутся голодными. Плохая примета. — Правда? — спросил Ваня. — Правда. Верная примета плохой вечеринки. Ваня рассмеялся и вернулся к хлебу. Потом до самого вечера они почти не разговаривали с глазу на глаз, хотя постоянно старались держать друг друга в поле зрения. Но вечеринка — на ней оказалось, к Мирову удивлению, человек двадцать, не меньше, и откуда столько набралось? — диктовала свои правила. Надо было уделить внимание и гостям. Было неожиданно весело. Никто не заострял внимание на Мировом возрасте и не говорил дурацких тостов — Андрей пытался начать, но его никто не поддержал, то ли из уважения к Миру, то ли из страха перед собственным грядущим тридцатником. Еды было много, и она была вкусной, выпивки тоже было много, и она оказалась в большинстве приличной. Играла приятная музыка, потом, когда жевание пошло на убыль, включили Аббу, и народ пошел танцевать, а Мир, воспользовавшись тем, что ему больше не надо быть в центре внимания, подсел наконец поближе к Ване. Ваня выглядел сытым и расслабленным, и от него пахло коньяком. — Ты пил коньяк, — сообщил Мир, широко улыбаясь. — Я капитан Очевидность, да? Вместо ответа Ваня тихо рассмеялся, прижал его плотнее и зарылся носом в его волосы. — Противно пахнет? — голос его звучал слегка приглушенно. — Отлично пахнет! Я люблю запах коньяка. — Мне нравится, как после него пахнет, — признался Ваня. Говорил он не очень быстро, и Мир сообразил, что Ваня, видимо, слегка пьян. Это одновременно и умилило его, и встревожило. Может быть, имеет смысл увести его отсюда? — Ваня, ты не хочешь пойти спать? — Я хотел с тобой потанцевать, — признался Ваня. — Но если ты со мной пойдешь, то хочу. — Пойду, конечно, — улыбнулся Мир и уже совсем было собрался подняться на ноги и поднять с собой Ваню, когда рядом с ними возник Андрей. — Детям пора спать? — спросил он, пьяно ухмыляясь. Ваня прищурился. — Нет, — сказал он, и голос его прозвучал совсем трезво. Мир нахмурился — кажется, Андрей был намерен начать задирать Ваню, и, кажется, Ваня намеревался ответить на провокацию. Чего Мир категорически не любил, так это разборок. — Андрюш, тебе чего?.. — начал было он, но в этот момент его окликнули: — Мир, у тебя телефон! Мир взял протянутый мобильник — и понял, что отклонить звонок не удастся. — Славна? — спросил Андрей, будто прочитав выражение Мирова лица. Мир кивнул, потом глянул на Ваню. Тот сидел, слегка нахмурившись, и Мир прекрасно понимал, почему — Ваня не знал, кто такая Славна, и это его задело. — Мне надо ответить, — сказал он одновременно Ване, Андрею и себе Ваня поднял голову и чуть улыбнулся. — Все в порядке. Я тебя тут подожду. А потом пойдем. — Спать, — подначил Андрей. — Андрюш, — строго проговорил Мир, но тут Ваня глянул на него снизу вверх, и Мир без слов понял — Ване не нужно, чтобы его защищали. И он отошел в сторону и нажал «принять», одолеваемый дурными предчувствиями. *** Весь вечер Ваня пребывал в исключительно странном состоянии — он одновременно был полон благостного счастья, как всегда бывало, когда рядом был Мир, и нервничал. Тут было полно друзей Мира. Может быть даже, его бывших парней. Тут был этот противный Андрей. Тут были девчонки. Все эти люди были ближе к Миру — по возрасту, по времени знакомства, и Ваню терзал страх, что в сравнении с ними он может проиграть. Но Мир, кажется, вовсе так не думал. Ваня все время ощущал его, даже когда Мир не находился рядом — взгляды, присутствие… Периодически ему страшно хотелось взять Мира на руки и отнести отсюда, оставить его только себе, но это, он понимал, было неправильное желание. В конце концов, Мир не принадлежит только ему. У него есть друзья, наверное, родственники какие-нибудь даже… Именно из-за нервов Ваня и выпил, почти не отдавая себе отчета в своих действиях, три рюмки коньяка. В голове начался шум, зато его наконец отпустило, и когда Мир подсел к нему, Ваня был спокоен и благостен. Состояние, которое быстро прошло, когда в разговор вмешался Андрей. Если бы не присутствие Мира, Ваня бы, наверное, врезал бы этому субъекту, который теперь уже раздражал его самим фактом своего существования. Правда, он не имел привычки бить людей, но для Андрея можно было бы сделать исключение. — Кто это — Славна? — спросил он, когда Мир отошел, бросая на него беспокойные взгляды. Андрей плюхнулся на диван, ровно на то место, где сидел Мир, и это вывело Ваню из себя еще больше. — А что, Мир тебе не рассказал? — спросил он и тут же сообщил, не дожидаясь ответа: — Славна — это его сестра. Старшая. — У него есть сестра? — спросил Ваня, не думая. — Прикинь, — оскалился Андрей. — У него и родители есть, ты не поверишь. Ваня сердито промолчал. Об этом, конечно, можно было догадаться, не просто так же Мир на свет появился. Правда, он Ване про свою семью ничего не рассказал. С другой стороны, Ваня и не спрашивал. — Он с ними не общается, — продолжал трепаться Андрей. — Точнее, они с ним — потому что гей. Только со Славной. Кстати, ее полное имя Ярославна. Прикольно их родители выпендрились? Ваня посмотрел на него с раздражением, и Андрей заржал: — Да ладно, чего ты бычишь-то, Ванюша? Расслабься! Хочешь расслабиться? Ваня глянул на него с недоумением — Андрей протягивал ему на раскрытой ладони… почтовую марку. Потом до него дошло. — Я не буду, — резко сказал он. — Да, я уже слышал, как ты Мирке запретил кокс принимать, — улыбка Андрея была холодной и острой. — А тебе не кажется, что это нахальство с твоей стороны? Он взрослый парень, имеет право делать что хочет. Ты же тоже делаешь что хочешь, верно? Трахаешься с парнем, коньяк вон пьешь. Так с чего ты решил, что можешь ему запрещать? — Я ему не запрещал! — огрызнулся Ваня. — Ну, как же, — вскинул бровь Андрей. — Ты же сказал ему — не принимать. Вообще, ты знаешь, Мир не особо любит, когда им командуют. Хотя я не знаю, может, ты исключение? Тот господин, которого он ждал всю жизнь? — Андрей снова оскалился с выражением, которое явно означало, что он не верит ни слову из того, что говорит. — Как ты вообще можешь запрещать что-то, чего сам не пробовал? Ты же не пробовал? — Нет, — коротко сказал Ваня. — Почему? Мал еще? — Потому что не хочу! — Нельзя хотеть или не хотеть того, чего не знаешь. Ты попробуй, — он усмехнулся. — Или ты боишься, что станешь наркоманом? — он сделал страшные глаза. — С одного раза ничего не будет. Попробуй. Чтобы хоть знать, о чем говоришь. — Мир не наркоман, — проговорил Ваня, глядя ему в глаза. — Верно, — легко ответил Андрей. — Но это не значит, что ему не нравится. Ваня сидел и не двигался. Андрей хмыкнул. — Детский сад, — пробормотал он. Взял марку с ладони, разделил на две части и теперь уже протянул Ване половину. — Вот, детская доза. Показать тебе, что делать? Не дожидаясь Ваниного ответа, он открыл рот и положил половинку себе на язык. И ухмыльнулся — противно донельзя. Чего я боюсь, подумал Ваня? И правда, с одного раза наркоманом же не стану… Мама расстроится… если узнает. Он вдруг вспомнил, каким горячим, жадным, страстным был Мир, принявший кокаин… Как это было клево — и как стремно ему стало потом, когда он понял… Вдруг и Миру будет противно? Но ведь он, Ваня, музыкант! Что он за музыкант, который ни разу наркоты ни принимал? Он принял половину марки из рук Андрея. Тут же ему показалось, что он слышит, как его окликает Мир, и Ваня быстро, чтобы его не успели остановить, сунул бумажку в рот. За спиной голос Мира воскликнул: — Ваня! Ваня обернулся, чувствуя себя крайне глупо. Марка размокала на языке, и, не придумав, что сделать еще, Ваня сглотнул. Не происходило абсолютно ничего, не считая того, что Мир стоял за спинкой дивана с телефоном в руке, ошеломленный и возмущенный одновременно. — Ваня! — повторил он, потом перевел взгляд на Андрея. — Андрей! Андрей смеялся. — Да ладно тебе, Мирка. Подумаешь, лишил мальчика невинности. Зато ты теперь тоже сможешь принять, у меня на всех есть. Народ вокруг приветственно зашумел, хотя лица у многих были несколько натянутые. Мир снова смотрел на Ваню. — Ваня… — проговорил он в третий раз, явно не зная, что еще сказать. Ваня начал подниматься на ноги. — Мир, да все в порядке, — сказал он — это было сущей правдой, он даже никаких признаков прихода не чувствовал, может, потому что первый раз? — Я вообще ничего не чувствую. Андрей заржал: — Вот они, современные юнцы, ничего не знают про классическую наркоту. Полчаса, Ванюша, до прихода, и это в лучшем случае. Стараясь не обращать на него внимания, Ваня встал, повернулся, чтобы пойти к Миру — и вот тут что-то произошло. Ему одновременно сдавило голову и грудь. Ваня попытался вдохнуть побольше воздуха, но не смог. Картинка по бокам вдруг исчезла — остался только коридор перед глазами, в конце которого было лицо Мира, и по этому лицу Ваня понял — Мир знает, что с ним что-то не так. Голова закружилась, а потом резко и сильно заболела. Ваня вдруг понял, что в комнате стало нечем дышать. Или он не может вдохнуть, словно его душат. Он рванул ворот, и от резкого движения его повело. Он услышал крик — глухо, словно уши его были заложены ватой. Голову снова сдавило, сильно и мучительно, ноги стали слабыми — а потом на Ваню обрушилась темнота. *** Как в кошмарном сне, в котором двигаешься медленно, слишком медленно, чтобы убежать, Мир смотрел, как Ваня впивается рукой в ворот своей футболки, а потом валится на пол. Кажется, кто-то закричал. Андрей все еще смеялся. Потом кто-то крикнул: — «Скорую» вызывайте! А еще кто-то: — Передоз! Тогда Мир очнулся и рванулся к Ване. Упал рядом с ним, ударившись коленями об пол, хлопнул Ваню по одной щеке, по другой, но тот не открывал глаза и, кажется, даже не дышал. Тогда Мир зажал ему нос — пальцы были странно неловкие, словно не его вовсе, — открыл рот и вдохнул в Ваню воздух. Кажется, грудь у того поднялась, и Мир продолжил. Он не помнил, сколько он так продолжал, он вообще смутно помнил, что было дальше. Кто-то оттащил его от Вани. Появились люди в синей одежде, и та часть сознания, что еще отвечала за реальность, сказала Миру, что это, наверное, бригада скорой помощи. Потом перед ним возникло лицо в очках, и кто-то спросил Мира: — Кто за него отвечает? — Что? — переспросил Мир. — Он несовершеннолетний, — терпеливо пояснили очки. — Кто за него отвечает? — Несовершеннолетний? — тупо повторил Мир, словно слышал это словно впервые. И тогда он увидел это — страницу паспорта, ее развернули прямо перед его глазами, там была фотография, на которой Мир с трудом узнал Ваню, фамилия, имя и отчество: Соколов Иван Иванович, и год рождения — тысяча девятьсот девяносто пятый. — Девяносто пятый… — одними губами повторил Мир. Паспорт захлопнулся. Очки посмотрели на Мира безо всякого выражения, а потом исчезли. Исчезли все. Стало пусто. Мир стоял посреди пустой комнаты и смотрел на то место, где упал Ваня — сейчас его там не было, и Мир понял, что не может сообразить, куда Ваня делся. Они увезли его? Но почему? Разве ему не должны были сделать какой-нибудь укол, чтобы ему стало лучше, зачем увозить? Девяносто пятый. Кто-то подошел к Миру, взял его за плечи, подвел к дивану, посадил. Несколько секунд Мир глупо надеялся, что это Ваня. Потом, когда ему протянули стакан с коричневой жидкостью, он увидел, что рядом с ним Андрей. — Девяносто пятый, — проговорил Мир — его словно заело на этой цифре. — Я пошел в девятый класс. Мой последний класс в школе. — Не рановато ли? — голос Андрея был сух. — Я рано в школу пошел, — не думая, отозвался Мир. — В шесть. — Мир! — в голосе Андрея звучало, кажется, отчаяние. — Мир, я же говорил тебе! Ты хоть понимаешь, что теперь начнется? Они же в полицию сообщат! Родители приедут! Они заяву на тебя напишут, ты понимаешь? Тебя посадят! Мир глотнул из стакана — кажется, это коньяк, но вкуса он не ощутил. Он пил и пил, пока коньяк в стакане не кончился, а когда кончился, протянул руку — бутылка стояла тут, на журнальном столике, — и налил еще. Его начало трясти, и зубы застучали о кромку стакана. — Блядь, да каким чудом они ментов не вызывали сразу! — орал Андрей. — Ты хоть понимаешь, что бы было?! Тут же наркота была, Мир! Я еле успел все убрать, пока скорая приехала! Да мы бы сели все! У меня, блядь, практика, ты понимаешь! Мир встал и подошел к нему. Андрей посмотрел на него. — Что? И тогда Мир ударил его по лицу. Потом еще раз, и еще, и еще. Он бил его и бил — по лицу, по голове, по плечам, Андрей уворачивался, и Мир бил, куда попадал. Его трясло — от злости, от страха, от ненависти — ко всему. К Андрею с его наркотой и тупыми воплями. К миру с его дебильными законами. К себе со своей глупостью и доверчивостью. К Ване… к Ване с его улыбками, добротой, нежными руками, ласковыми взглядами, с его детскими понтами, с его паспортом, с его ложью, с его предательством. Он плакал, не замечая слез, и рыдания наконец взяли верх, он сел на пол, обняв себя за плечи. Он почувствовал, что Андрей сел рядом и пытается обнять, и оттолкнул его. Ему не нужен был Андрей. Ему нужен был Ваня. И, подумав об этом, Мир заплакал еще горше.