Прогноз погоды

*** Домой они зашли ровно на столько, сколько времени было нужно, чтобы переодеться, заказать номер в отеле и вызвать мисс Лопес, чтобы присмотрела за детьми в их отсутствие. А потом Дон практически засунул Синди в машину, и они понеслись в отель. Они ехали так быстро, как только это было возможно без нарушения правил. Правая рука Дона лежала на колене Синди, и тому приходилось прилагать всю силу воли, которая у него имелась, чтобы не полезть к Дону прямо сейчас. Хорошо, что была ночь. Они двигались быстро и уже через пятнадцать минут Синди увидел вывеску отеля — роскошного, дорогого, которым он бы непременно восхитился, пребывание в котором потрясло бы его воображение — но именно сейчас этот отель ничем не отличался от беседки, которую они недавно покинули. При воспоминаниях о беседке и о том, что там случилось, Синди почувствовал, как сладко заныло что-то внутри, как снова мокреет у него задница, и от вожделения его выгнуло дугой на сиденье. — Синди… — рыкнул Дон. Руки его на руле тряслись. — Детка, мы еще не внутри. — Я знаю… — выдохнул Синди. — Прости… я стараюсь терпеть… Они остановились перед входом в отель; Дон на ходу бросил ключи парковщику и практически втащил Синди внутрь. Менеджер на регистрации так долго возился с их оформлением, что Дон практически начал на него рычать, а когда тот предложил проводить их в номер, Синди показалось, что Дон сейчас оторвет несчастному менеджеру голову. Это было бы смешно, если бы не тот факт, что из Синди уже просто текло — он ощущал, как влага стекает вниз по ногам, и все тело его горело, словно он мучился лихорадкой. В номере Дон даже не стал включать свет — просто захлопнул дверь, отшвырнул ключ, сгреб Синди в охапку и поцеловал его — жадно, почти грубо, как ни разу еще не целовал. Его язык ворвался в Синдин рот, руки сгребли задницу, в следующее мгновение Дон поднял Синди в воздух, и тот мгновенно обвил ногами талию альфы. Кровать скрипнула, когда они свалились на нее, Синди — на спину, Дон — сверху. На Синди были только свитер и брюки на голое тело — Дон двумя движениями сдернул сначала первое, потом второе, и сгреб в руку правую грудь Синди, а левую накрыл ртом. Его правая рука тем временем скользнула между ягодиц, и пальцы вошли внутрь. Ощущений было столько, что Синди с трудом мог дышать. Он слышал собственные хриплые вдохи; выдохи оборачивались стонами. Он пытался стянуть с Дона футболку, но руки слушались с трудом, а ремень Донов расстегнуть он тем более не мог. Тело его выгибалось так, словно пропускало через себя электрический ток разряд за разрядом. Он не мог даже сказать, чего было больше в этой сладкой пытке — удовольствия или страдания. Потом вдруг его рывком перевернули на живот, Дон скользнул вниз, и мгновением спустя Синди ощутил его дыхание между своих ягодиц. Дон с шумом втянул воздух. — Хочу тебя сожрать, — хрипло прорычал он и вцепился зубами в ягодицу. Синди выгнуло; он закричал, рука самопроизвольно скользнула к члену, но успела только обхватить — он кончил без проникновения и практически без стимуляции, кончил только от предварительных ласк и слов! Дон рассмеялся. И, приподняв Синди под бедра, сунул под него подушку, а потом мягко вошел. Синди задержал дыхание. Сейчас, после оргазма, проникновение он ощутил по-другому — не как предвестие скорого облегчения, а наоборот, как начало нового пожара. Словно член Дона был раскаленной головней — от него внутри по телу Синди потекли волны жара, мягко ударили в голову, и он со стоном обмяк на постели — сложенные руки под головой, задница задрана вверх, ноги широко разведены. Он представления не имел, как выглядит в этот момент. А выглядел он охренительно. Дон даже остановился на мгновение — ему хотелось налюбоваться на это зрелище, на это воплощение омежьей страстной покорности. Дон входил в него как рука в сшитую на заказ перчатку — ничего лишнего, все по размеру, словно Синди был сделан специально под него. У Синди была нежная бледная кожа, на плечах и лопатках усыпанная веснушками, он широко раскинул ноги в безмолвном приглашении, его маленькая круглая задница торчала вверх и звала — Дон не мог придумать другого определения. Он положил руки Синди на бедра, фиксируя, и толкнулся вперед еще немного, хотя входить было уже некуда — он был внутри до самого конца, до самого нераскрытого пока узла у основания члена. Он смотрел, как его яйца упираются в маленькие ягодицы, как Синди чуть поворачивает голову и скашивает на него потемневший взгляд, как распахиваются его нежные губы, выталкивая беззвучное «ах». Назад — и снова вперед, как на качелях. Дону мучительно хотелось грубо вколачиваться внутрь, быстро и рвано, чтобы кончить, чтобы спустить внутрь этого тела и снова заявить свои права — и одновременно он хотел трахать Синди медленно, желательно — вечно, чтобы тот вот так вот покорно лежал под ним, тихо стонал, прекрасный в своей беспомощности. Но, конечно, Дон не мог. Он двигался все быстрее и быстрее — слишком много времени прошло с оргазма в беседке, и все это время он мучительно хотел своего омегу, а уж сколько он хотел Синди до этого — об этом даже говорить смысла не имело. Его голод даже близко не был еще утолен. Синди стонал под ним, но почти не двигался сам — только был мягкий, нежный, податливый, отвечающий на каждое движение, и это заводило невероятно. Дон зарычал, садясь на кровати и вскидывая бедра Синди высоко вверх — теперь он видел, как его член входит внутрь, как натягивается нежная кожа вокруг ствола, как течет смазка… Ему хотелось облизать это нежное отверстие, досуха его вылизать, довести Синди до того, чтобы тот вертел задницей и умолял взять его… о, он сделает это, у него еще полно времени! — Дон… — выдохнул Синди. — Дон… — Синди… — мягко позвал Дон. Синди всхлипнул, и Дон почувствовал, как сжимаются вокруг его члена стенки ануса. Он не успел ничего с этим сделать — он взорвался, изливаясь внутрь Синди. — Синди! Тот рассмеялся, уткнувшись лицом в простыню. — Прости… Дон подхватил его за талию и перевернул на спину. — Я даже узел не успел развязать! Синди улыбался, глядя на него снизу вверх, но Дон заметил, что уголки глаз у него мокрые. — Что такое? — Ничего, — Синди медленно провел рукой по глазам. — Просто… просто хорошо. Немножко чересчур. — Не было еще чересчур, — решительно возразил Дон. — Когда будет чересчур, ты поймешь. Синди снова рассмеялся, и Дон наклонился и поцеловал его в уголок глаза. — Нееет, — протянул Синди, вывернувшись. — Ты так делаешь, как будто решил, что на сегодня все. Тут уж засмеялся Дон. — Даже не надейся. Мне-то что, это же не моя задница. Синди фыркнул от смеха и вдруг толкнул Дона в плечо, и тот от неожиданности свалился на спину, а Синди перекатился наверх. — Может, поменяемся? — он игриво вскинул бровь, потом стремительно наклонился и куснул Дона за нос. — Ах, ты!.. Дон обхватил его за талию и перекатился, подминая Синди под себя, но тот снова вывернулся, и Дону пришлось повалиться обратно на спину, чтобы не разрывать контакта. Еще несколько кувырков — каждый раз, оказываясь наверху, Синди награждал Дона очередным укусом, или поцелуем, или поцелуем-укусом — нос, лоб, губу, подбородок, бровь. И это было смешно, и трогательно, и щекотно, и с каждым движением Синди словно маленькая искра вспыхивала под кожей Дона. И наконец он решительно подмял Синди под себя и впился в его губы. Синди выдохнул ему в рот и вскинул ногу, оплетая ею талию Дона. Дон рыкнул, куснул его за губу, лизнул в качестве извинения, сместился к шее, и Синди повернул голову, подставляя то место, где красным пятном пламенел укус. Дон облизал его, наслаждаясь вкусом горячей кожи под языком, и Синди застонал ему в ухо. — Трахни меня… — этот голос был почти неузнаваем — низкий, чувственный, уверенный, какого Дон от Синди не слышал никогда. А следующая фраза выбила мозг начисто: — Повяжи меня. Его будто смело. Дон зарычал и рванул его на себя, вскидывая одну ногу Синди себе на плечо, и практически сразу же его член въехал внутрь. Синди закричал и выгнулся, раскидывая руки, а Дон наклонился ниже, складывая его пополам, вжимаясь сильнее — и начал двигаться. Резко. Сильно. Больно. Вскинув руки, Синди впился ногтями ему в плечи, подтягивая себя ближе — хотя куда уж ближе, некуда… Огромный поршень ходил в нем, раздвигал его, раздирал его, и дыхание срывалось, воздух становился нестерпимо горячим, еще немного — и он просто не сможет дышать, потому что все его тело занято этим членом, ему нечем будет дышать, кроме Дона… Доновы руки на его талии, рывок — и вдруг он садится, и Синди сидит на нем верхом, на его коленях, так плотно прижатый к груди, что между ними нет места ничему, даже воздуху, и он чувствует телом пот, бегущий по груди Дона, он ощущает его запах — в воздухе не осталось ничего, кроме алкоголя, табака, кожи, — его губы на Синдиных, от поцелуя почти больно, его руки на спине, и Синди держится за его плечи, и хочет кричать, но не может, звать по имени, но не получается, надо вдохнуть, но получается только хрипеть… А потом он ощутил, как-то, что заполняло его, начало увеличиваться, как начал растягиваться его вход, принимая больше, принимая столько, сколько, казалось бы, и принять-то невозможно, и тогда новый крик вырвался из его груди. Это было больно. Это было прекрасно. Еще несколько толчков. Член Дона так глубоко, словно он прошел через все тело Синди. Толчок. И толчок. И толчок. В голове Синди взорвалась бомба. Он закричал так, как не кричал в своей жизни, даже рожая, но крика своего не услышал; его выгнуло дугой, и он упал бы на спину, если бы его не держали. Руки соскользнули с плеч Дона — он больше не мог держаться. Его крыла волна за волной, и он кричал на одной протяжной ноте, пока не ощутил, как внутри него кончает Дон. И Донов оргазм прошил его как собственный, и Синди кончил снова, с новым криком, и упал вперед, бессильно растекаясь по Доновой груди. Мгновением спустя Дон завалился на спину, увлекая его за собой. Первое, что услышал Синди, когда прекратился звон в ушах — собственное сорванное дыхание. Потом Дон проговорил: — Не могу выйти. — Не выходи… — тихо отозвался Синди. Он ощущал член Дона в себе — сейчас расслабленный, — и то большое, плотное, что раздвигало сейчас его вход. Это было волшебное чувство, ничего даже отдаленно похожего Синди не испытывал в жизни своей. — Хочу тебя, — проговорил Дон. — Хочу поставить тебя на четвереньки и выебать как сучку. — О Господи… — выдохнул Синди — он снова начал возбуждаться. — Повернись, — прошептал Дон. — Не могу… — Можешь. Расслабься и повернись. Синди выдохнул и попытался расслабиться. Ему не хотелось двигаться, не хотелось вообще шевелиться — но его снова жгло изнутри, оттуда, где цеплял его узел альфы, и Синди не знал другого способа унять это жжение. Да и не нужно ему было другого. Господи, ведь с ним уже сцеплялись, почему же сейчас все происходит так, словно он омега в свою первую течку, словно все в первый раз? Ему все-таки удалось повернуться спиной к Дону, и он почувствовал, как длинные сильные пальцы скользят по его шее, по метке, спускаются на спину, едут вниз вдоль позвоночника. — Хочу вылизать тебя всего, — проговорил Дон. — Хочу трахнуть тебя в рот. Хочу трахнуть тебя пальцами. Рукой. Кулаком. Синди… Он так произнес его имя, словно это было заклинание. Синди всхлипнул — он ощутил, как член внутри наливается новой силой, раздвигая стенки. Не в силах — и не желая — сдерживать себя, он подался назад, и Дон охнул. — Синди… Синди толкнулся снова, и снова, и снова — он не мог больше ждать, он не мог больше терпеть Донов размеренный ритм, он хотел задать свой; упершись руками в постель, он подмахивал, как ошалевшая по весне кошка, со стонами, переходящими в вой, и в конце концов Дон начал двигаться в его ритме, рвано, быстро; он тоже стонал, и от этих звуков Синди сходил с ума. Потом пальцы Дона обвили его член, и на мгновение Синди замер — первый раз в жизни рука альфы коснулась его члена. Но Дон не дал ему рефлексировать на эту тему слишком долго. Он двинул рукой — вниз, вверх, к основанию, приласкал яйца — и Синди ощутил, как изнутри и снаружи на него накатывает оргазм. Он вскинул голову, прогибаясь в спине так, словно у него вообще не было костей, и внутри него взорвался Дон. На кровать они упали одновременно. Член Дона по-прежнему был в нем, и узел по-прежнему растягивал вход, но наконец-то Синди чувствовал что-то вроде успокоения, и Дон, кажется, тоже. Они лежали не шевелясь, только дышали, затем Дон лизнул Синди в шею, слизывая пот. — Соленый. — Я люблю тебя, — ответил ему Синди. На мгновение повисла ошеломленная пауза, потом Дон проговорил осторожно: — Я… видимо, знаю. Синди невольно хмыкнул и уткнулся лбом ему в руку. — Вообще не это полагается отвечать. Тут уже хмыкнул Дон. — А то ты сам не знаешь. — Знаю, — согласился Синди, и в воздухе повисло — но ты все равно скажи. Наконец, после еще одной небольшой паузы, Дон проговорил: — Я люблю тебя. Синди перевернулся — в этот раз получилось легче — и обвил Дона руками и ногами. Альфа обмяк на нем — он был очень тяжелый, но это было классно и совсем не мешало. — Ты спишь, — проговорил Синди, гладя его спину ладонью. — Сплю, — согласились ему в ухо. Потом Дон шевельнулся, перекатился на спину, увлекая за собой Синди и укладывая его сверху. Они так и не расцепились. — Посплю — и продолжим. — У нас выбора нет, — усмехнулся Синди. Он пошарил вокруг, нашел край покрывала и натянул его на свою мокрую от пота и потому слегка зябнущую спину. Уж что-что, а мерзнуть он больше точно не собирался. *** Спустя два месяца сложно было поверить, что когда-то в этом городе было так холодно, что отряды добровольцев кутали стволы пальм в теплые одеяла. Даже от весны уже мало что осталось — зелень по-летнему налилась силой, вишня отцвела, и на ее место заступали розовые кусты. Синди нервно переминался с ноги на ногу перед входом в клинику. Двери были стеклянные, раздвижные и такие чистые, что их вообще не было бы видно, если бы не предупреждающие знаки. За эти два месяца он так и не привык до конца, что может заходить в дорогие места — магазины, рестораны, школы, клиники, салоны — и его не только не погонят оттуда взашей, но примут и обслужат так, что только в попу останется поцеловать на прощанье. Когда он пожаловался Дону, тот хмыкнул и сказал: — Ничего, привыкнешь. Так привыкнешь, что еще и не во всякое место зайдешь — будешь нос воротить. Вот в это Синди вообще не верил. Все-таки, глубоко вздохнув, он решился. Поднялся по ступенькам — дверцы разъехались перед ним — и вошел внутрь. Вообще-то адрес этой клиники ему дал Дон. Клиника специализировалась на омегах — не на всех подряд, само собой, только на тех, чья страховка покрывала расходы — а Синдина покрывала, так сказал Дон, прибавив, что Синди может туда хоть каждый день ходить и полностью обследоваться. К этому вопиющему контрасту привыкнуть было еще сложнее, чем ко всем этим крутым местам, куда Синди теперь было позволено беспрепятственно входить. Всю жизнь он полагал, что мир жесток к омегам; наблюдая с позиции омеги при богатом альфе, он мог сказать, что мир баловал омег. В этом — верхнем — мире было все: магазины одежды специально для омег, закрытые клубы для омег, салоны красоты и клиники, телепередачи, книги, фильмы, косметика, даже специальная еда. Это выбивало из колеи. Иногда Синди даже не мог получать от этого удовольствие. В клинике его встретили с распростертыми объятиями. Он назвал свое имя и фамилию Дона — вернее, теперь это было его полное имя, но к этому Синди тоже никак не мог привыкнуть, — его страховую карточку проверили, после чего передали Синди в руки специально для него выделенного менеджера, который усадил Синди в кресло, принес ему чай и ускакал, а через пять минут вернулся и повел Синди к терапевту. Врач, конечно, был альфой. Впрочем, омеги в этой клинике тоже работали — тот же менеджер, а также ресепшионисты. Теперь, после двух месяцев жизни со своим альфой, с меткой на шее и, что уж там, с кольцом на пальце Синди уже не боялся других альф. Они больше не пытались заглянуть ему в глаза, слишком пристально посмотреть на шею или втянуть носом воздух в его присутствии. То, что Синди был омегой при альфе, было очевидно даже слепому. И это тоже было одно из тех противоречий, что тревожили Синди. Это было классное ощущение — быть омегой при альфе, особенно если учесть, что этим альфой был Дон. И одновременно это выглядело так, словно сам по себе Синди вообще ничего не значил. — И что же нас беспокоит? — сладко пропел доктор после того, как Синди пристроил свою сумку и сел. Синди моментально рассердился — он даже со своими детьми в такой идиотической манере никогда не разговаривал. — Вас — не знаю, — отрезал он. — Меня беспокоит отсутствие течек. По правде говоря, отсутствие течек его не беспокоило — без них было только лучше: не крыло так сильно желанием, когда они занимались сексом, можно было понежничать друг с другом, поговорить после, словом, это были занятия любовью, а не бездумная случка. Но в ту течку, что наконец соединила его и Дона, у них ничего не получилось, и Синди видел, что это сильно задевает Дона. Кажется, его альфа подозревал за собой какой-то недуг. Синди же грешил на таблетки. Его резкий тон возымел действие — доктор моментально перешел на деловой стиль общения. — Когда была последняя течка? — Два месяца назад. — Какая регулярность? — Эээ… — Синди замялся. — Я не знаю, честно говоря. У меня до этого все течки заканчивались беременностью. Доктор выгнул бровь. — Так, может, вы беременны? Синди грустно улыбнулся. — Нет, точно нет. — У вас не было вязки в последнюю течку? — Была, но я точно знаю, что беременности нет. У меня четверо детей. Я знаю, как я себя чувствую, когда беременный. — Хм… — теперь врач смотрел на него недоверчиво. — Но вы же не предохранялись? — Нет. — Вы никак не предохранялись во время вязки в течку, и считаете, что не забеременели? — он крякнул и потащил к кушетке УЗИ-аппарат. — Ложитесь. — Я говорю вам… — Да-да, — доктор отмахнулся от него, как от назойливой мухи. — Давайте мы все-таки убедимся, тогда можно будет продолжать нашу беседу более предметно. Синди пришлось лечь. Доктор задрал его майку и чуть спустил штаны, намазал живот гелем, приложил датчик. Синди смотрел на его лицо, однако то ли доктор хорошо владел собой, то ли не видел ничего интересного — его лицо оставалось таким же индифферентно-вежливым, как и во время разговора. — А что не так с вашим самочувствием? — С ним все так, — ответил Синди. — Оно хорошее. — А вы обычно болеете, когда беременны? — Да. — А ваши четверо детей — от текущего альфы? — Нет. — Ну тогда все понятно, — доктор убрал датчик от живота Синди и вытер ему живот салфетками. — Поднимайтесь. Вы болели потому, что ваши дети были от чужих альф. Вы же омега, должны знать такие вещи. — Какие вещи? — захлопал глазами Синди. Краем сознания он понимал, что оправдывает сейчас все стереотипы про тупых омег, но угнаться за доктором внезапно стало очень тяжело. Тот чуть ли глаза не закатил. — Когда омега беременеет от простого альфы, беременность может проходить плохо, а ребенок, скорее всего, рождается болезненным, и чем больше беременностей у омеги от простого альфы, тем хуже они переносятся и тем болезненней дети. Известны случаи, когда омеги умирали во время беременности или в родах или рожали мертвых детей. Однако беременность от супер-альфы — или, как вы это называете, свой альфа, — в голосе доктора прозвучала насмешка, — всегда проходит хорошо — в худшем случае омега ее вообще не заметит, пока живот не станет очевиден, в большинстве случаев у омеги значительно улучшается физическое и психологическое состояние. Дети, соответственно, тоже рождаются здоровые и сильные. Отличный способ вырастить идеально здоровую нацию. Жаль, что эта информация научным сообществом до сих пор воспринимается как миф, хотя все врачи, работающие с омегами, знают это доподлинно. Вон у вас укус на шее. Хорошо заживал? — Да, — проговорил Синди, машинально прикладывая ладонь к шее. — Только след все не сходит. — И не сойдет, — кивнул доктор. — Метка супер-альфы не сойдет никогда. С другой стороны, укус простого альфы — чужого — будет заживать плохо и болезненно, но со временем от него не останется и следа. — Простите, — проговорил Синди, у которого голова шла кругом, — так я беременный или нет? — Да, конечно, — легко проговорил доктор. — Два месяца, как вы и сказали. Хотите знать, альфа или омега? Это возможно, но сложно, потому что надо делать генетический тест… Синди мотнул головой, прижимая руку к животу. Доктор хмыкнул, глядя на него. — Я так полагаю, медицина вам больше не нужна? Синди невольно рассмеялся. — Видимо, нет. — Не беспокойтесь, — с неожиданной улыбкой проговорил доктор. — Скорее всего, это будет самая ваша лучшая беременность и самые легкие роды. На текущий момент, я имею в виду — дальше все будет только лучше. Если, конечно, вы не соберетесь рожать в пятьдесят. Синди ничего на это не ответил — он не был уверен в своем ответе, честно говоря. По городу Синди теперь передвигался не иначе как на машине с личным шофером. Когда он спустился с крыльца клиники, машина уже ждала его — наверное, шофер бы заехал на тротуар, если бы это было возможно, чтобы подсадить Синди прямо с нижней ступеньки. Вот расскажешь Дону про беременность — он же велит шоферу Синди на руках носить. Он улыбался, садясь в машину. И Дону не докажешь, что с каждым днем Синди чувствует себя лучше и лучше. На то были объективные причины — он лучше ел, больше спал, ему не надо было ежечасно соображать, где добыть еды и укрыться от холода, дождя и агрессоров, и Синди не задумывался о своем состоянии, но теперь, после слов доктора, он подумал — а что если и это Донова заслуга? Он альфа Синди, логично, что рядом с ним Синди становится лучше. И Дону, кстати, тоже. Синди это тоже заметил. Машина остановилась, и Синди вздрогнул, выходя из задумчивости. — Что? Где мы? — Возле шахматной секции мастера Лиама, — ответил ему шофер терпеливо. — Уже приехали? — удивился Синди. — Хорошо, вы подождите немного, ладно? — Разумеется, сэр, — все тем же терпеливо-утомленным тоном ответил шофер, и Синди виновато улыбнулся ему в зеркальце заднего вида. Он никак не мог привыкнуть, что этот человек приставлен к нему специально и будет ждать сколько надо и где угодно независимо от Синдиных просьб. Лиам уже закончил и пританцовывал возле школьных ворот. Он не был последним, впрочем, много ребят ждали вместе с ними. Синди решил, что, видимо, их отпустили пораньше. Кого-то уже забирали — здесь было много родителей-омег, отметил Синди. Это были хорошо одетые, стильные, важные омеги. Интересно, подумал Синди, я выгляжу так же? Лиам небрежно обнял Синди и стерпел поцелуй в щеку, после чего они загрузились в машину. Пока ехали, Лиам говорил почти не умолкая — что-то там про какого-то кандидата в мастера спорта, которого он сегодня почти обыграл и что его зовут на какой-то чемпионат, и что Дон будет очень рад, наверное, а как Синди думает? Синди восхищался в нужных местах, кивал и заверял, что Дон будет безмерно счастлив, но мысли его были не с Лиамом. Вернее, не только с ним. Вот как он, интересно, отнесется к тому, что у Синди будут дети от Дона? Не обидится ли? Не станет ли ревновать? Ведь эти дети будут намного счастливее, они не будут знать лишений, они не будут болеть… Много поводов для зависти. Синди не сомневался в Доне ни на мгновение — он был уверен, что тот никогда не станет отдавать предпочтение своим родным детям — если что, Синди был убежден, что Лиам так и останется любимчиком Дона, — но вот сможет ли сам Лиам в это поверить? — Лиам, — проговорил он наконец, прерывая поток слов. К тому моменту они почти подъехали к дому. — Слушай… Лиам замолк и сразу сделался серьезен. Все-таки он был очень взрослый, его мальчик, слишком взрослый для шести лет. — Что-то случилось? — спросил он настороженно. — У вас с Доном? — Нет, — Синди мягко положил руку ему на плечо. — У нас с Доном все хорошо. Но кое-что случилось. Мне кажется, ты должен узнать первым. В конце концов, он много что сделал в Синдиной жизни первым, его Лиам. Первым появился на свет. Первым встретил Дона. Синди притянул его к себе. — У меня будет ребенок. Он ощутил, как напрягся в его руках Лиам. Мгновением спустя он оторвался от Синди, заглядывая ему в лицо. — От Дона?! Синди кивнул — на вопрос он не обиделся. В конце концов, раньше Лиаму приходилось постоянно спрашивать, кто отец его нового брата. — Это же хорошо, наверное, да? — проговорил Лиам, глядя на Синди. Тот кивнул. — Хорошо. И в этот раз я не буду болеть. — И Дон будет рад, да? Он же хотел детей. — Ну, у него уже есть дети, — твердо проговорил Синди. — Ты, Лиль, Лори, Тим. — Это не то же самое, — голос Лиама звучал почти сердито. — Я уверен, что для Дона это то же самое. Но также я думаю, что он все равно будет рад. Он же хочет много детей. Лиам молчал — он смотрел в пол и выглядел неуверенно. — Вдруг он не будет меня больше любить? — Лиам, — Синди взял его за плечи и решительно посмотрел сыну в глаза, — когда-нибудь ты встретишь свою омегу…, а может, женщину… и женишься. Как ты думаешь, ты перестанешь любить меня и Дона после этого? — Нет, конечно, — сердито сказал Лиам. — Я всегда буду вас любить. — А потом у тебя появятся свои дети. Но ты все равно будешь любить меня, Дона, своих братьев, человека, который будет рядом с тобой, и своих детей тоже. Новый человек не отменяет любви к тому, кто уже есть. Просто любви становится больше. В конце концов, — Синди улыбнулся, — это будет твой брат тоже, и ты тоже будешь его любить, и он будет любить тебя. Лиам наконец улыбнулся. — Ну ладно тогда, — проговорил он, будто Синди спрашивал у него разрешения. Машина остановилась перед домом, шофер открыл дверцы. — А кто это будет, альфа или омега? — Не знаю пока. — Лучше бы омега, — вздохнул Лиам, потом выскочил из машины и на всех порах рванул к дому. И Синди услышал его вопль: — Дон! Дон! Я что тебе сейчас расскажу! Что ж, все правильно — и о Доновом первенце Лиам тоже расскажет ему первым. *** Синди нарезал китайскую капусту красивыми тонкими полосочками, когда ворвавшаяся на кухню мисс Лопес практически вырвала нож у него из рук. — Мистер Синди! Вы испортите маникюр! — Да ладно вам, мисс Лопес, — рассмеялся Синди. — Это всего лишь капуста. — В любом случае, вы не должны сегодня ничего делать руками, — она затрясла головой. — И вообще, мистер Синди, вы в принципе ничего не должны делать руками, иначе зачем вам я?! — Ой, да бросьте, мисс Лопес, — улыбнулся Синди, но нож положил и от стола отошел — от этой горячей женщины можно было ожидать всего, в том числе что она будет угрожать ему ножом, лишь бы он прекратил. Годы нисколько не убавили пыла мисс Лопес, надо сказать. — Куда только смотрит мистер Дон? — причитала домработница, стремительно передвигаясь по кухне. — Вот вы женаты уже пятнадцать лет, могли бы и научиться вести себя как супруг богатого человека! Берите пример с мистера Лиля или мистера Лори! — Не хочу и не буду, — категорично заявил Синди, засовывая в рот ломтик капусты. — А Лиля и Лори пороть надо было в детстве, жаль, что Дон мне не разрешил. Кстати, мне показалось, машина Лиля подъехала минут пять назад, а где он сам? Вы его не видели, мисс Лопес? — Как же, видела, — отозвалась домработница, погружая в недра духовки огромный пирог — при виде этого чуда, даже еще не выпеченного, у Синди начинали течь слюнки. — Он в саду, гуляет и делает вид, что не замечает папарацци за забором. — Он должен брать с них деньги, — сухо проговорил Синди. — Я не понимаю, он не певец, не актер, не модель, с чего он знаменитость? Лори хотя бы картины рисует. — Мистер Лиль — светский лев, — нравоучительно сказала мисс Лопес. — Конечно, он знаменит. Он эталон моды и образец для подражания для огромного количества юных омег. Синди подкатил глаза. — Отличная профессия! Лучше б они с чего-нибудь другого брали пример. В этот момент распахнулась входная дверь, и громкий голос Дона вопросил на весь дом: — А где мой прекрасный юбиляр?! — Собирался приготовить праздничный ужин самостоятельно, — наябедничала мисс Лопес, пытаясь выбросить капустную кочерыжку. Синди отнял ее и принялся жевать. — Да? — Дон появился на кухне, раскинул руки, и Синди кинулся к нему. Его подхватили в объятия, подняли в воздух и покружили. — Синди, да ты тяжелый! — Имею право, нас двое, — сказал Синди, улыбаясь. — Да тебя почти всегда двое, — пожаловался Дон. — И кто в этом виноват? — Окей, я. Что ты там ешь? — Кочерыжку он ест! — со страданием в голосе проговорил мисс Лопес. — А вчера достал яблочную кожуру из мусорного ведра и тоже съел. — Я ее помыл, — с достоинством сказал Синди. — И Лиам мне помог. Я очень люблю яблочную кожуру. И если бы вы отдали ее мне сразу, мисс Лопес, мне не пришлось бы ее доставать из мусорки. — Вы с Лиамом не меняетесь, — интонации у Дона были такие, как будто он вовсе об этом не жалел. — Мисс Лопес, пожалуйста, не выбрасывайте ничего, что хоть сколько-то съедобно, это оскорбляет религиозные чувства Синди. — Серьезно? — теперь домработница выглядела действительно встревоженной — кажется, ей неприятна была идея, что она задела чью-то веру. — Прошу прощения, мистер Синди. А что это за религия, позвольте спросить? — Культ Великой Еды, — серьезно проговорил Дон. — Очень, очень там все строго. — Ой, да ну вас, — она махнула на них рукой и занялась салатом. — А почему Лиль в саду принимает странные позы? — спросил Дон, усаживаясь на диванчик. Кухня была большая, и все семейство несказанно любило на ней тусить, поэтому Синди и решил, что диванчик будет кстати. Сам он тут же уселся мужу на колени и положил голову ему на плечо. Пальцы Дона немедленно вплелись ему в волосы. — Он позирует перед папарацци, — сказал Синди, прикрывая глаза. — Там теперь с ним еще и Кристи. Синди фыркнул. — У нас будет Лиль номер два. — Надеюсь, что нет, — Дон содрогнулся от притворного ужаса. За прошедшие пятнадцать лет Синди родил ему еще четверых детей, и эти родились точно в том же порядке, что и первые четверо — альфа, две омеги и снова альфа. Кого они ждали сейчас, Синди не знал. Дон утверждал, что это альфа и что Синди пошел на третий круг. — Между прочим, — проговорил вдруг Дон, — я должен тебе передать кое-что от Лиама. — Что? — Синди выпрямился у Дона на коленях, встревоженный. — Все в порядке? Он же придет? — Конечно, он придет, — фыркнул Дон. — Еще бы нет! — Ну, это же не твой юбилей, — Синди даже не пытался скрыть легкую ревность — во-первых, потому что Дон и так знал, и все знали, что Лиам любит альфу-отца больше, а во-вторых, потому что он не умел ничего скрывать от Дона. — Он же знает, что я ему уши оторву, если не придет, — Дон пожал плечами. — В любом случае, он спросил меня, может ли он кое-кого привести. Я сказал, что может. Ты же не против? — Нет, конечно, — проговорил Синди, хотя ему стало тревожно. — А кто это? Омега? — Без понятия, он не сказал, — вздохнул Дон. — Но в любом случае придется быть милыми родителями, как ты думаешь? Все-таки взрослый ребенок уже. — Не такой уж и взрослый, — проворчал Синди. — Двадцать один год, — и он притих, греясь на груди Дона, пока тот играл с его волосами. — Как движется твоя кампания? — Да проиграю, скорее всего, — легкомысленно отозвался Дон. — Но это ничего, я привык быть в оппозиции. Ну, и потом, ты же знаешь, выиграть там не цель, я пиарюсь больше. — Ну, было бы странно, если бы выиграл с девизом «Равные права омегам», — фыркнул Синди. — У меня не такой девиз! — Смысл такой. Ты молодец, — он погладил Дона по щеке. — Ты очень много делаешь. — Все равно медленно, — проворчал Дон. — Ладно, прорвемся. Я еще стану президентом! Хотя времени у меня, конечно, не так много. — Не прибедняйся. Ты проживешь не меньше ста двадцати трех лет, я об этом позабочусь. — Почему именно сто двадцать три?! — Красиво. Один, два, три. Дон рассмеялся и крепко прижал его к груди. — Договорились. Но ты тогда тоже должен столько прожить. Синди помотал головой. — Не, я собираюсь дожить до ста восьми лет только. — Почему так мало? — Потому что я хочу умереть в один день с тобой, а я младше тебя на пятнадцать лет, старикашка! — Господи, — проговорил от двери надменный голос, — вы два тошнотворных розовых маршмеллоу! Это был Лиль — он стоял, облокотившись рукой о дверной косяк, и Синди в очередной раз залюбовался сыном. Тот был волшебно красив — с оливково-смуглой кожей, длинной копной черных кудрей, высокий, очень стройный, с красивыми формами и восхитительными раскосыми шоколадными глазами. За прошедшие годы, серьезная часть которых уделялась физиотерапии и спорту, от ножной слабости Лиля не осталось и следа: теперь они были крепкими, стройными и длинными, и Лиль очень любил их демонстрировать. Например, сейчас, когда на нем было только коротенькое белое платье на бретельках. — Это платье или ночная рубашка? — спросил Дон строго. — Я сплю голым, — гордо проговорил Лиль. — Слишком много информации. Переоденься, ты не будешь присутствовать на юбилее своего отца в таком виде! Лиль фыркнул, но кухню покинул, и Синди услышал, как он поднимается по лестнице. — Почему они тебя слушаются, а меня нет? — Ну я же альфа, — с отвратительным самодовольством ответил Дон. — И этот человек… — начал было Синди, но договорить не успел — с лестницы раздался вопль: — Смотри, куда прешь, коровища! — Сам смотри, сученыш! — Грабли свои расставил! — Убери свою черную жопу с дороги! — О, божественные звуки, — Дон откинул голову на спинку дивана. — Синди, напомни мне, почему я не разрешал тебе их пороть? — Ты считал, что это жестоко, — Синди поднялся на ноги — надо было идти наводить порядок. В этот момент в кухню влетел Кристи — восьмилетний омега из, как Дон выражался, «второй партии». — А Лиль и Лори ругаются! — наябедничал он весело. — А мы поняли! — в тон ему ответил Дон. — Это, знаешь, сложно пропустить. Кристи рассмеялся и полез к отцу на колени. — А Саша к тесту готовится, сейчас он тоже начнет орать. Кристи как в воду глядел — он едва успел договорить, как к воплям присоединился третий голос: — Заткнитесь, вы, тупые суки! — Сам заткнись, шмакодявка! — в один голос заорали Лори и Лиль. — Вы мне мешаете, две долбанутые шлюхи! — Окей, — проговорил Дон, — я понимаю, откуда Лиль и Лори нахватались таких слов, но Саша-то? — От них же и подцепил, — сказал Синди. — Камень, ножницы, бумага? — Сиди, у тебя праздник, — Дон поднялся на ноги, но в этот момент входная дверь снова открылась — прозвонил колокольчик, — раздался голос Лиама: — Не обращай внимания — это мои братья-омеги, они всегда так орут. — О Боже! — Синди в панике оглянулся на Дона. — Это Лиам и его… Еще же ничего не готово! И я не одет! — Успокойся, ты отлично выглядишь, — сказал Дон. Едва он договорил, как они вошли на кухню — Лиам, невысокий, коренастый, в студенчестве отрастивший лохматую гриву, и в очках — минус у него был совсем маленький, но Лиам считал, что очки придают ему солидности; и рядом с ним — высокая, очень худая, очень красивая, с длинными блестящими волосами, без сомнения, — девушка. — О… — вырвалось у Синди. Дон рядом тоже явно удивился. — Привет всем, — в голосе Лиама звучало напряжение. — Это Виктория. Вики, это мои родители, Синди и Дон. — Очень приятно, — Виктория шагнула вперед, протягивая руку. Синди машинально пожал ее, Дон тоже. Лиам переминался с ноги на ногу. — Вики работает в модельном агентстве, — сообщил он. — Мы познакомились в клубе… в общем, вот так. Виктория улыбнулась немного виновато и вцепилась Лиаму в локоть. Этот жест показался Синди таким инстинктивным и искренним, что он моментально растаял. — Очень приятно, Вики, — проговорил он. — Я домохозяин, ничего выдающегося, а мой муж политик… — Да, я знаю, — улыбнулась Вики. — Лиам мне все уже про вас рассказал. А вы же сказки пишете? — Нууу… — Что, Лиам прям все рассказал? — выгнул бровь Дон — он, видимо, не собирался сдаваться так же быстро, как Синди. — Все, — Вики улыбнулась ему немного нервно. — Всю… историю. — Вики сирота, — сердито сказал Лиам, как будто оправдываясь. — Тоже. — Ну, у меня были приемные родители, — сказала она, неловко улыбаясь. — Перестаньте мучить девочку, — сказал Синди решительно. — Лучше поставьте стол уже наконец. Мисс Лопес, когда можно будет накрывать? — Еще двадцать минут, мистер Синди, — сказала деликатная домработница, до этой минуты удачно делавшая вид, как будто ее вообще нет. — Отлично, вполне можно пока открыть вино, — распорядился Синди. — Дон, я бы не отказался от аперитива и Вики, наверное, тоже. Кстати, почему я не слышу Лиля и Лори? — Потому что они под дверью подслушивают, — пробормотал Лиам. — Мы тоже будем аперитив! — заявил Лори за себя и за брата, появляясь в дверях. — Ты весь в краске, — Синди наморщил нос. — Пахнет, между прочим. Иди, переоденься. — А почему нет Тима? — услышал он вопрос Лиама, обращенный к Дону, когда они двинулись в гостиную, чтобы поставить стол. — Куда делся единственный нормальный человек в этом дурдоме? Ответа Дона Синди уже не услышал. Лиль и Лори скрылись наверху, чтобы переодеться. Саша тоже ушел, ворча под нос. На кухне остался только Кристи, свернувшийся на диване, мисс Лопес, Синди и Вики. — Шумно тут, да? — спросил Синди, улыбаясь. Вики кивнула. — Мне нравится, у моих родителей — приемных, я имею в виду, — была только я, так что у нас было тихо и довольно одиноко. — Так Лиам действительно вам все рассказал? Про нашу жизнь до встречи с Доном тоже? Вики снова улыбнулась. — Рассказал. Он не может об этом молчать. Он очень вами гордится? — Мной? По-моему, он больше гордится Доном. Вики качнула головой. — Он любит Дона, это да, но вами он очень гордится, говорит, что вы сделали невозможное. Наверное, он прав. Я лично не представляю, как выжить в такой ситуации. Синди почувствовал, что краснеет. — Ничего особенного я не сделал. — А вам, наверное, неожиданно, что Лиам привел девушку? — спросила вдруг Вики. — Я мало общался с женщинами, — признался Синди. — Было время, когда я даже боялся женщин. — Женщины мало общаются с омегами, — Вики пожала плечами. — Я не понимаю, почему. Каждый найдет в конце концов своего человека. Если так случится, что женщины исчезнут с лица Земли — значит, таков путь эволюции. Пока же не исчезли. Синди кивнул, хотя в этот момент он не мог перестать думать о гипотетическом омеге, предназначенном для Лиама, который, возможно, останется без своего альфы. Словно прочитав его мысли, Виктория весело проговорила: — Ну, и вообще, мы же с Лиамом пока не женимся. Кто знает, что будет дальше! Прозвенел колокольчик. Синди улыбнулся Виктории. — Это, видимо, Тим с братьями вернулись. Почти тут же раздался лай — тявкал Крот, корги, которого они завели через год после смерти Зверя, когда общесемейное горе наконец немного утихло. Крот был не Зверь, конечно — слишком молодой и бодрый, и хотя Дон говорил, что Зверь в его возрасте был такой же, Синди сложно было в это поверить. Тем не менее, теперь все любили Крота. Однако в кухню пес, по своему обыкновению, не ворвался, и Синди поспешил в холл полюбопытствовать, что же задержало Крота. Когда он вошел, Тим как раз опускал на пол большую картонную коробку. Вид у него был решительный и виноватый одновременно. Двое других альф, четырнадцатилетний первенец Дона Кай и самый младший, Майк, едва ли не приплясывали рядом. Этот решительный вид Тима был Синди очень хорошо знаком. Его младшее дитя улиц всю жизнь жил, что-то преодолевая — болезнь, потом слабость, потом всеобщее неверие в себя… Синди все никак не мог забыть слова, сказанные Доном в больнице — может, он не будет бегать марафон, но он будет жить. Тим будто услышал эти слова и запомнил — именно марафонским бегом он и занимался. — Что случилось, малыш? — спросил он, подходя ближе. Ему показалось, что в коробке происходит какая-то возня. Не говоря ни слова, Тим кивнул на коробку, и Синди заглянул туда. Там, на ворохе грязных тряпок, лежала кошка — маленькая, трехцветная, очень грязная и худая. А вокруг нее — четыре таких же грязных и худых котенка, которые отчаянно пытались сосать — а сосать, видимо, было нечего. У Синди перехватило дыхание. Он присел рядом, осторожно коснулся головы мамы-кошки — она потянулась за лаской, и у Синди чуть слезы не навернулись на глаза. — Так, — проговорил он, — Кай, иди на кухню, попроси мисс Лопес нарубить кусочек сырого мяса, и еще молока захвати. Нам будет нужна какая-нибудь пипетка, наверное. Куда бы их отнести? — В гараж, — Дон подошел неслышно и теперь заглядывал Синди через плечо. — Там тепло. Лиам за его спиной рассмеялся, и даже Лори и Лиль фыркнули. — Что? — сердито спросил Тим. — Что вы смеетесь? — Ничего, младший братец, — проговорил Лори насмешливо. — Тебе не понять. — Хватит вам, — сказал Синди, улыбаясь почти что сквозь слезы. — Дон, отнесешь? Тот, ухмыляясь, поднял коробку, а Синди поспешил вперед, чтобы открыть дверь. Тим тронулся следом за Доном, а за Тимом с неимоверно важным видом — Крот. — Это он их нашел, — сказал Тим, кивнув на собаку. — Будет им за папашу тогда, — хмыкнул Дон, ставя коробку на пол. Примчался Кай с едой, потом мисс Лопес притащила старое одеяло. Постепенно все семейство перекочевало в гараж: Саша и Лори кормили котят из пипеток, пока Синди скармливал мясо их маме, Кристи сосредоточенно запихивал грязные тряпки в мусорный мешок, Тим и Кай спорили, надо ли оставить эту коробку или найти другую, поновее, Лиль, Лиам и Вики просто наблюдали. Дон сидел рядом с Синди и гладил кошку. Мисс Лопес ушла накрывать на стол. — А аперитив забыли! — неожиданно сказал Лиам. — Тащи бутылку сюда! — распорядился Дон. Лиам ушел и вернулся через две минуты с бутылкой мартини, бокалами, оливками и мисс Лопес. Еще пять минут ушло на разливание, раскладывание оливок и раздачу бокалов — Кристи и Майк получили по маленькому пакету сока. — За юбиляра! — провозгласил Дон, и все было присоединились, но Синди покачал головой. — Нет, это потом, — сказал он. — Давайте выпьем за сострадание. По-моему, это будет правильно. Дон обнял его. — Нет, дорогой мой, тогда мы должны пить за любовь. Или за Лиама. Или за морозы. Сострадание тут ни при чем. — Можно за меня, я согласен, — с серьезным видом кивнул Лиам. — На том и порешили, — улыбнулся Дон, и они все выпили. Потом они выпили еще, а потом переместились за стол, и там была еда, и вино, и еще тосты, и шутки, и поздравления, а потом Синди открывал подарки, а потом все сидели и болтали, и танцевали, и пошли гулять под звездами, и вернулись домой, когда ночь перевалила далеко за полночь, и нужно было ложиться спать. А ночью Синди проснулся от того, что кто-то мягко запрыгнул на кровать. Он приоткрыл глаза, рассчитывая увидеть Крота — хотя по ощущениям на Крота было непохоже, — но это была кошка с одним из своих котят в зубах. Она уложила котенка на свободную подушку, спрыгнула с кровати и ушла. Синди лежал тихо, не шевелясь, прижимаясь спиной к груди Дона. Тот не проснулся и даже не пошевелился — неожиданное нашествие на их кровать, похоже, никак его не побеспокоило. Под его размеренное дыхание Синди едва не заснул снова, но тут кошка вернулась — со вторым своим детенышем. Потом она принесла третьего, потом четвертого. Уложила их всех в клубок, тщательно облизала и устроилась рядом. Котята разместились, уткнувшись мордочками ей в живот — опять сосали молоко. — Хорошее место ты нашла, — пробормотал Синди, глядя на нее. Она подняла голову и посмотрела на него в ответ — спокойным, умным, понимающим взглядом. — Прямо как я. Она закрыла глаза, задремывая. Еще несколько минут Синди смотрел на нее и ее детей. Дон дышал ему в ухо, и Синди одновременно хотелось разбудить его, чтобы показать ему умилительную картину — и слушать его спокойное дыхание всю ночь напролет. Однако вскоре веки его сомкнулись, и он тоже уснул. Когда он проснулся, за окном пели птицы, в ванной шумела вода, а голос диктора по радио говорил: — …и сегодня синоптики обещают нам солнце, синее небо без единого облачка и плюс двадцать один градус в тени. Все вперед на пляж! Если вы особенно закаленный или приехали с севера, можете даже искупаться, хотя вода, конечно, еще холодная. Нет уж, подумал Синди, ныряя под одеяло. Ничего больше холодного в его жизни.