Серебро судьбы

Стурм лежал в мягкой зеленой траве на опушке, у самой кромки леса, и смотрел в небо. Над землей не было ни единого ветерка, и даже листва на деревьях не колыхалась, но в вышине воздушный поток с бешеной скоростью гнал грозное облачное воинство. Ветер причудливо обтрепал края облаков, вырезав на них изящные узоры, и превратил туманные небесные горы в драконов. Послеполуденное солнце серебрило их крылья. Целый караван летучих змеев, героев соламнийских легенд, несся в бездонной высоте. Небесная синева утомляла взгляд. Стурм перевернулся на бок и закрыл глаза. Он полюбил уходить надолго подальше от городка, даже не притворяясь, что собирается заниматься каким-то делом. Соламниец бродил по полям и лесам, иногда ложился отдохнуть на прогретую весенним солнцем землю, глядел в небо и ни о чем не думал. На краю его сознания, правда, всегда оставалась мысль о том, что его уже ничего не держит в Утехе, и нужно вернуться на родину. К тому же Рейстлинова сестра несколько раз заводила разговор о том, что у нее есть дела на севере, и была не против отправиться в путь вместе со Стурмом. Но он тянул и тянул со сборами. Стурм не имел ни малейшего понятия о том, что ждет его в Соламнии. И, по правде сказать, неизвестно, что было бы страшнее – увидеть разоренную, поруганную землю, или, наоборот, обнаружить восставшую из пепла страну рыцарей, в то время как сам Стурм успел почти забыть Кодекс и Меру. Возможно, это ему только казалось из-за предостережения Рейстлина. Но проверить в Утехе это было невозможно. Молодой рыцарь, чтобы не чувствовать себя совсем отверженным от родины, как мог соблюдал хотя бы внешние обычаи. Очередная подружка Рейстлинова братца, охая и ахая, обрезала ему волосы так, как, по воспоминаниям Стурма, носили в Соламнии. Девушке было жалко, как ей казалось, уродовать симпатичного юношу ужасной прической, но тот настоял на своем. Тупой бритвой Стурм ежедневно обдирал себе до крови щеки, чтобы были заметны усы. Он понимал, что стрижка под горшок и застарелая короста по всей нижней половине лица не прибавляют ему красоты, но стремление выглядеть настоящим соламнийцем оказывалось сильнее. Рейстлин, насколько понимал Стурм, выбрал похожий путь, и это помогало рыцарю не чувствовать себя изгоем. Маг точно так же задумывался не о привлекательности, а о своем ремесле, и все в его внешнем виде было подчинено одной цели. В то время как молодые люди Утехи коротко обрезали челку надо лбом или подвязывали волосы кожаным шнурком, Рейстлин позволял им свободно расти, а пряди у лица заправлял за уши. Это избавляло его от заботы о прическе, и, кроме того, для определенных заклинаний требовались собственные, нетронутые ножницами, волосы мага. Одевался Рейстлин в балахон с множеством потайных изнаночных карманов. Носить при себе ингредиенты для снадобий открыто он уже давно не боялся, но многие зелья следовало греть теплом своего тела. Стурм перевернулся снова на спину и задремал. Юному соламнийцу снился серебряный дракон. Вот сияющие крылатые фигуры меняют строй в небе. От стаи отделяется крохотная искорка и делает несколько широких кругов, снижаясь и превращаясь на глазах в небольшого дракончика. В чистом небе сверкают разряды молний. К деревьям опускается запах грозы и нагретого металла. Маленький дракон на неверных еще крыльях влетает под полог леса, пугается внезапной тесноты среди стволов после лазурного простора, и падает на землю. Он обиженно фыркает, встряхивая гривой из острых шипов, скручивает и распрямляет хвост со звоном… Соламниец проснулся и вскочил с бешено бьющимся сердцем. Звук, приснившийся ему, происходил не из сна. Он был чужим для этого леса, исхоженного вдоль и поперек, и потому явственно слышным на фоне шороха в подлеске и птичьих трелей в ветвях. Стурм огляделся, но вокруг не было ничего необычного. Вдруг что-то царапнуло его за ногу, через штанину, чуть повыше голенища башмака. Рыцарь опустил глаза и увидел дракончика. Существо терлось об его ногу, словно кошка. Острые зазубренные чешуйки цеплялись за ткань штанов, отчего дракончик недовольно передергивался, но занятия своего не прекращал. – Нет, – произнес соламниец то ли про себя, то ли все же вслух. – Не видение… Каждому себя уважающему герою соламнийских легенд время от времени являлись знаки судьбы. Обычно они представляли собой небесные явления, благородных животных, прекрасных девушек или детей со взрослыми лицами. Образы эти, увиденные наяву, помогали рыцарю определить его предназначение. Род Светлый Меч был с видениями, можно сказать, накоротке. Предкам Стурма они являлись по несколько раз в жизни, начиная с достижения мужского возраста. Правда, злые языки утверждали, что причиной тому было семейное пристрастие мужчин рода к горячительным напиткам. Однако видения потому так и назывались, что были доступны лишь глазу. Чудо, вертевшееся у ног рыцаря, при этом было осязаемым. Дракончик, увлеченный своим порывом ласки, внезапно извернулся у ног рыцаря так, что острым гребнем на спине пропорол ему штанину, а заодно и ногу. – Ой! – Стурм отшатнулся и тут же пожалел об этом. Кто знает, вдруг это существо обидится на уязвимость человека? Дракончик подскочил на всех четырех лапах и отпрыгнул в противоположную сторону. С тревогой в зеленоватых, словно небо после летней грозы, глазах он снова подкрался к Стурму, обнюхал его башмак и чихнул, брызнув двумя струйками холодного едкого дыма из ноздрей. Дракончик замотал головкой, звеня хохолком, так, что было понятно – запах пыли и плохо выделанной кожи ему не по нраву. Потом существо заметило кровь на ткани разодранных штанов юноши, осторожно попробовало ее язычком и вдруг завертелось вокруг своей оси, словно пытаясь сбежать, но не зная, куда. Стурм осторожно протянул руку, боясь причинить дракончику вред. Тот отскочил так стремительно, что воздух вокруг него заискрился. Стурм знал о том, что такое драконобоязнь. В былые времена драконам достаточно было появиться вдали в небесах, чтобы целые города сдавались без боя. Крылатые твари одним своим присутствием лишали мужества даже самых смелых воинов, заставляли матерей бросать детей на бегу к несуществующему спасению, а те умирали от страха под открытым небом. Но серебряный дракончик сам пугался всего, чуждого ему. Однако подчинять своей воле человека он совершенно точно умел. Стурм осознавал, что ему положено удивиться. Дракон? В лесу неподалеку от Утехи? В такие времена, когда в легенды о них не верят даже дети? Но никакого изумления он не испытывал. Все так и должно быть, словно говорил ему кто-то невидимый, глубоким и звонким голосом. Серебряный дракон явился мне с ясного неба. Он не принадлежит этому миру – миру грязи и крови. Он одним своим присутствием возвращает мне веру в чудеса. Дракончик подрастет, и мы отправимся вместе… Не так уж и важно, куда. Существо наконец свыклось с запахом человека. Маленький дракон снова подскочил к Стурму и позволил ему неловко провести рукой по гребню на спине. – Ты же не улетишь сегодня? – тихо спросил его Стурм. Дракончик мотнул головкой. – Тогда где ты поселишься? Я не могу взять тебя с собой… – рыцаря передернула от мысли, что пыль дороги до Утехи осядет на великолепной драконьей чешуе, а уж что произойдет в городке, когда там обнаружат дракона – об этом и думать не стоило. Существо подпрыгнуло и хлопнуло крылышками, пытаясь взлететь. Однако через несколько взмахов дракончик упал обратно на землю. Крылья малыша, еще не окрепшие, сильно устали от перелета. Тогда он побежал в густой траве в чащу, через каждые несколько шагов останавливаясь и оглядываясь. Стурм следовал за ним. Дракончик долго плутал по лесу, пока не вывел соламнийца к небольшой темной полянке в ельнике. Там он нырнул под корни упавшего дерева, укрытые мхом, прострекотал что-то и затих. Стурм заглянул в нору. Дракончик дремал, опустив головку на передние лапы. Рыцарь не стал его беспокоить. Зная, что они еще увидятся, он пошел прочь с поляны, напрямик, запоминая дорогу – вот камыш, за ним мелкая вода, а вот ежевичник с гигантскими шипами. Больно! Чтоб он сгорел, проклятый! Стоило соламнийцу отойти от поляны, как драконья магия беззаботности и умиротворения кончилась. В его голову разом явилось такое количество мыслей, что рыцарь уселся прямо в пыль, прижимая ладони к вискам. Никаких сомнений в реальности произошедшего не было, – порванная штанина и зазубренные царапины на ноге невозможно было перепутать ни с уколами ежевичных шипов, ни с чем другим. Зато вопросов оказалось множество. Задать он их мог только Рейстлину. Правда, Стурм вознамерился ни за что не признаваться магу, с какой целью ему понадобились знания о драконах. И, в очередной раз вспоминая в мельчайших подробностях знакомство с небесным существом, Стурм внезапно понял, что беседовал с ним по-соламнийски. Ничего не было потеряно.