Горькое счастье. (Flowerfell)

Чара и Азриэль        Темно. Не видно ничего вокруг. И ещё очень холодно, кончики пальцев совершенно онемели, тело кололи огненные игры и кровь ощутимо пульсировала под кожей. Но хуже всего была боль. Нет, не та боль, что обжигает открытую рану, а та, что грызёт тебя изнутри. Вся твоя душа и сердце превращаются в одну большую рану, томящую, гнетущую, тебе так плохо, что хочется своими руками вырвать из себя всю жизнь, просто чтобы не чувствовать этой пытки! Стыд, разочарование и страх — вот три раскалённых кинжала, вогнанных по самую рукоять в сердце Принцессы. Она была потеряна, раздавлена, просто убита. Что она сделала не так? Где ошиблась? Когда?        Теперь она знала ответ. Да, теперь она всё знала. У неё было много времени на раздумья. Этот холодный, плотный мрак был так хорошо знаком ей. Она была здесь и раньше, в этой тьме, в этой пустоте, она была тут так долго. Это отвратительное место, но она научилась принимать его, любить, как любила Принца. И когда она увидела возможность вырваться, когда ощутила рядом с собой опустошенное тело, предоставленное Азриэлем, она так обрадовалась! Это было такое приятное чувство! Радость, воодушевление, благодарность, как давно она не испытывала ничего из этого, как долго она жила лишь страхом и горечью! Принц спас её из этого холодного ада… И это была её первая ошибка. Он не спасал её, он спасал Фриск. Пустое тело, в котором она вернулась, которое стало ей родным, было похищено у Фриск. Азриэль убил эту неизвестную девочку ради Фриск, а не ради неё, ей же просто повезло, что Принц не успел избавиться от пустого тела. Её второй ошибкой стала благодарность Принцу. Нет, вообще какая-либо положительная эмоция. После многолетнего заточения в этой темноте она просто захлебнулась теми красками, на которое была способна её душа. Это пугало. Все самые тонкие, самые яркие и вдохновляющие эмоции захлестнули её разноцветной волной. По сравнению с этим, безмолвная темнота казалась такой безмятежной. Неужели Принцесса так сильно испугалась чувств, что заточение в этом мраке показалось ей приятным? Наверное, отчасти так и было. Страх снова стать чувствительной и ранимой или страх вновь потерять все эмоции и превратиться в холодный отпечаток души. Захочешь выбрать худшее — не сразу получится. И она решила, что безмятежность — это хорошо, что именно к этому должно всё стремиться. И она убивала людей и монстров, чтобы привести их к этому проклятому безмолвию. Да, убивала, она именно Убивала их! Теперь она это точно понимала. Оказавшись снова в этой темноте, в этом холоде и безмолвии, она вспомнила, наконец-то вспомнила, как сильно ненавидела это место. Это тишина сводит с ума! От этого холода ты жалеешь, что уже не можешь умереть! Это место просто отвратительное! Но она не понимала этого, не хотела помнить, не могла. Ради чего она убивала тех людей, хотела ли она, чтобы здесь был хоть кто-нибудь? Если так, то почему здесь никого нет?!        Чара плакала. Долго, громко, не было смысла себя сдерживать, не было ни свидетелей, ни шанса на утешение. В этих слезах смешалась вся боль, всё раскаяние перед убитыми, весь гнев и грусть, которые так долго разъедали её душу, мучили её и не давали шанса на покой. И теперь она снова одна, в немой, бездонной темноте. Навсегда.        Азриэль не пытался успокаивать себя или строить планы по освобождению, он понимал, что этот мрак теперь его тюрьма. Его вечная крепость и единственный дом. И ведь это даже не смерть, он запер себя и Чару в тонком слое пространства между мирами живых и мёртвых. Люди называют его Чистилищем, и у каждого оно своё. Должно быть своё. Но почему тогда Азриэль продолжает слышать плач Чары, почему ему самому становится больно от этого? Она ведь сделала столько зла, стольких убила — из-за неё мир между Людьми и Монстрами оказался под угрозой. Но её страдания ощущает и он… Она ведь не всегда была такой. Азриэль хорошо помнил, как она плакала в детстве. Да, они часто дрались, и, как правило, это начиналось как игра, но под конец кто-нибудь из них постоянно оказывался битым. И как не стыдно признавать, чаще всего это был сам Азриэль. Ну, до того момента, пока она не начала поддаваться ему, чтоб не выставлять Принца слабаком перед его семьёй и будущими подданными. Азриэль это прекрасно понимал и он это просто ненавидел!        А она наоборот радовалась, когда её считали слабой. И, как ни странно, в эти моменты она становилась на уровень сильнее. Человеческая Решимость — страшная вещь, а у Чары она с самого детства на неприлично большом уровне. И когда Азриэль начинал злиться, что с ним играют в поддавки, она плакала. Плакала прямо как сейчас. О, как же он смущался в этот момент! Монстры не принимают никаких снисхождений, они с детства учатся быть сильными, но когда Чара плакала, Азриэлю всегда хотелось извиниться перед ней и утешить, но он никогда этого не делал. Она всегда плакала навзрыд, а как только успокаивалась, то становилась ещё более доброй и всепрощающей. Неужели её доброта и была причиной её нечеловеческой силы? Неизвестно. Наверное, Азриэль бы мог узнать ответ, но никогда этого не хотел, потому что он и так о нём догадывался, а незнание могло служить для отговорок и отрицаний.        Но она до сих пор плакала, так громко, так горько, почему… Почему он это слышит, почему он это чувствует… Почему в груди так невыносимо больно… Это он виноват? Он? Тот глупый план из детства, который придумал неразумный Принц! Он хотел спасти свой народ или услышать, как Чара откажется жертвовать собой! Нельзя быть такой доброй, нельзя быть такой покорной, не в их жестоком мире!!! Но она не отказалась, она покорно приняла яд и умерла, а он… И это был шанс для Монстров, но в момент, когда расправа над жителями деревни должна была уже начаться — она снова заплакала. Не хотела никого убивать. Плакса, тряпка, размазня, если ты сама была не готова убивать, то ради чего ты сама умерла! Ради чего ты приняла тот яд?! Почему не не отказалась от этого плана, неужели ты настолько не ценишь свою жизнь!        Он тоже умер в тот день, умер как Азриэль и возродился как Флави. Но Чара не вернулась ни в каком обличие, она просто исчезла. И когда он встретил Фриск, как же сильно она напомнила ему Чару. Такая же Решительная и такая же всепрощающая и добрая! Она умирала раз за разом, на одних и тех же моментах, и каждая смерть взращивала на её теле один из тех отвратительных цветов! И что она сделала, когда поняла это? Ничего! Она осталась такой же доброй, и такой же пассивной. И да, разумеется, она тоже умерла. Так же как и Чара — отдав свою жизнь другим. Но второй раз он уже не мог этого вынести, он не смог вернуть Чару, он не смог спасти её, хотя она умерла по его вине. Так пусть спасётся хотя бы Фриск, думал он. Пойти против её желания, пойти против её воли, но спасти её. И у него получилось, действительно получилось, но разве он знал, к чему это приведёт… Чара тоже вернулась. Ох, если бы он только раньше подумал об возвращении Чары, если бы он только попытался бы что-нибудь придумать, чтобы спасти ту, которую сам погубил! Но нет, отмахнуться всегда проще. Намного проще, чем осознать, что та, кого ты уничтожил, отказалась уходить в загробный мир и ждала его на том цветочном поле. Ждала, когда он спасёт её. Когда хоть кто-то спасёт её. Но никто не пришёл. Каким же ничтожеством Азриэль сейчас себя ощущал. И когда Чара вернулась, как Убийца, ему было проще сбросить вину на сумасшествие этой бездонной тьмы, чем признаться, что это он её там бросил.        Но он мог и не чувствовать вины, если бы не то касание Душ. В тот момент, когда они оба были на грани гибели, им удалось поглотить частицу души друг друга и это не только дало им сил для побега, но и навсегда связало их между собой. Если бы не частица её души в его сердце, возможно, он и не слышал бы её плача и не чувствовал её боли. Но с другой стороны, теперь у него в кои-то веки появился шанс сделать хоть что-то правильно. Он не спас её тогда, когда она больше всего нуждалась в нём, он оставил её там, где она медленно сходила с ума от отчаянья и он вновь вернул её сюда, когда ей наконец-то удалось выбраться, пусть и по ошибке! Сколько горя она пережила по его вине, прямой или косвенной — всё едино. Но теперь он может подарить ей хотя бы немного счастья. Неважно, как сложиться её жизнь по возвращению, если понадобится, он возьмет всю вину за её убийства на себя, он так решил. Всё, что он сейчас хотел — забрать её из этого ледяного ада, куда он дважды её заточил.        — Чара, — закричал он во всю глотку, и его голос эхом разнесся по бездонному пространству. — Чара, ответь мне, где ты?!        Она услышала его, он это точно почувствовал. Но она ничего не ответила. Она просто замолчала, ни всхлипа, ни стона, и на секунду Азриэль испугался, что она просто исчезла.        — Чара!!! — закричал он ещё громче. — Ты меня слышишь?!        Опять нет ответа. Полная тишина. Азриэль чувствовал её в своём сердце, она всё ещё была рядом, но она не отвечала ему. Она его боялась? Может быть, стыдилась или, наоборот, злилась на него? Может быть, Чара его ненавидела, ведь из-за него в её жизни было столько горя. И что будет, если она ему так и не ответит? Они оба будут навечно заперты в этом небытии, в этом мраке?! Лишь потому, что он упрямый козёл, который не умеет признавать своих ошибок! И только с этой мыслью Азриэль смог произнести то, что хотел сказать при каждой их ссоре, всё их детство:        — Чара, прости меня! — к горлу подкатил ком горести и стыда, но Принц просто проглотил его. — Прости, это я виноват! Я виноват, что начал всё это и что втянул тебя! Прости, что я не спас тебя, прости, что бросил в этой тьме, я не знал, к чему это приведёт!!! Мне… мне… мне очень стыдно, мне больно это говорить, но я уже просто не могу держать это в себе. Прости, что я сделал тебя несчастной!!!        Азриэль тяжело дышал, задрав голову высоко вверх, чтобы не заплакать. Он ненавидел быть уязвимым, ненавидел бессилие и поэтому он не мог допустить ещё и слёз. Потому что ему и так стоило невероятных сил, чтобы просто признаться в своих ошибках. Признать, что он абсолютно бессилен.        Но ответа так и не последовало. Азриэль беспомощно озирался вокруг, ища в темноте силуэт молодой девушки в чёрном платье. Но никто не пришёл. Теперь уже его бросили, так же как и он бросил когда-то. Азриэль опустил голову и плотно стиснул зубы, чтобы больше ничего не говорить. По длинной морде стекали, прячась в короткой белой шерсти, крупные слёзы, вызванные стыдом и гневом.        — Не плачь, Азриэль, — голос Чары звучал так близко, что Принц даже вздрогнул от неожиданности и резко обернулся, но за спиной никого не было. — Не смотри по сторонам, я стою прямо рядом с тобой. Ты не видишь меня, а я тут.        Азриэль почувствовал, как кто-то прикоснулся к его руке.        — Чара, — белошерстый монстр опустился к этой невидимой ручке и накрыл её своими большими лапами. — Чара, прости меня, я не должен был отворачиваться от тебя.        — Не извиняйся, я всё понимаю, — голос девушки задрожал. — Я надеюсь, что ты не обидишься, если я признаюсь, как сильно я ненавижу тебя.        Азриэль не удивился этому заявлению и уж точно не обиделся. Наверное, он бы скорее обиделся, если бы Чара вновь стала такой же всепрощающей. Но нет, теперь, свободная от своего безумия и беспристрастно глядя на всё прошлое, она была в праве ненавидеть его.        — Нет, не обижусь.        — Хорошо, потому что я ненавижу тебя ровно настолько, насколько и люблю.        Азриэль вздрогнул и сильнее сжал белые лапы. Он не мог понять, как можно любить того, кого ненавидишь и как можно прощать того, кто тебя обидел. Он хотел спросить у неё это, но она опередила его и ответила сама.        — О, нет, ты не думай, что я всё забыла, и я правда ненавижу тебя, за ту боль и безумие, что я перенесла, однако, я любила тебя ещё до того, как ты в первый раз предал меня. С самого нашего детства. Ты был такой гордый, но всегда находился рядом со мной, ты привёл меня в семью, которая приняла меня и которая стала мне родной. Ты всегда был таким самокритичным, и меня всё время критиковал. Я помню, как тебя раздражала моя доброта, как ты пытался заставить меня стать жестче. Но при этом ты никому не позволял обижать меня и всегда был готов заступиться. Поэтому я полюбила тебя, — она замолчала на некоторое время, но потом продолжила: — Когда же ты предложил отравиться и спасти монстров, я доверилась тебе, я ошиблась и умерла. Я не стала уходить в иной мир, потому что ждала тебя, но я опять ошиблась и обезумела. Я… я теперь действительно понимаю, что обезумела, и все те жертвы, чьи жизни я прервала, будут висеть на мне до самой смерти. И поэтому я возненавидела тебя. И поэтому сейчас я не знаю, какое чувство во мне сильнее. Я и люблю и ненавижу тебя, мой Принц, и я не знаю, что с этим можно делать, — в её голосе послышались всхлипы. — Но я не могу описать, как я счастлива, что ты позвал меня сейчас, что ты попросил прощения и что сейчас ты выслушал меня. С-спасибо!        Азриэль с трудом сдерживал свои эмоции, хотя горький ком в горле безжалостно першил, а сердце билось так сильно, что грудь наверное могла бы разорваться.        — Ты очень жестокая, Чара, — на выдохе произнёс Принц, вставая на ноги. — Ты говоришь, что ненавидишь меня, а потом признаешься в любви. Ты уверяешь меня, что не знаешь какое из чувств сильнее, но при этом плачешь, когда благодаришь меня.        Чара не ответила, хотя Азриэль практически точно знал, что она сейчас покраснела.        — Чара, пожалуйста, дай мне вторую руку, — Принц выставил вторую руку в сторону.        — Что ты собираешься делать? — удивленно спросила Чара, докоснувшись невидимой ручкой до раскрытой ладони Монстра.        — Я собираюсь вытащить нас отсюда! — гордо заявил Азриэль, крепко сжимая руки Чары и слыша её смущенный вздох. — Но для этого ты должна передать мне немного твоей Решимости.        Чара не стала спрашивать, зачем, просто в очередной раз доверилась Азриэлю.        — «И даже ничего не уточнила» — с фальшивым разочарованием подумал Азриэль. — «Эта девчонка неисправима!» Тело монстра начало нагреваться, потом у Азриэля заложило уши и потемнело в глазах, но он не остановил Чару — ему нужно было больше Решимости.       Нужный уровень был достигнут, когда Принц увидел перед собой вырисовавшийся женский силуэт в чёрном платье. Девушка смотрела на него обеспокоенным взглядом, но продолжала отдавать ему свою Решимость.        Передав Монстру всё до последней капли, Чара побледнела и едва не рухнула вниз, но Азриэль поймал её, хоть она и обвисла на его руках, словно тряпка. Теперь у Азриэля была и человеческая Решимость и магия Монстра! И он мог спокойно вырваться из этого Чистилища. И было бы ложью говорить, что Азриэль не подумал о том, что он мог сделать это и один, будучи уверенным, что обессиленная Чара уж точно не сможет вырваться в мир живых. И побледневшая девушка смотрела на него из-под полуприкрытых век, почувствовав эту скорую мысль Принца и мелко задрожав.        — Не бойся, Чара, — сказал он, прижав её к себе. — Я бы не посмел оставить тебя в третий раз. Мы выберемся вместе…       Фриск        Стелла мчалась к ней и Меттатону едва ли не бегом, так что оператор едва-едва мог за ней поспевать и при этом держать камеру ровно. При их приближении Фриск вцепилась в руку МТТ, словно он мог как-то защитить её от этой желтушной репортёрши!        — О, Фриск! — начала Сталла нараспев, — Как я рада тебя видеть в полном здравии, дитятко моё! Как ты себя чувствуешь? Что ты можешь рассказать про нападения Монстра, ты его узнала?!        — Нет, — безэмоционально сказала Фриск. — Я его не узнала. То, что я жила в Подземелье, не означает, что я знаю всех монстров в лицо.        — Ясно, — Стелла явно не поверила, чему свидетельствовали надменно надутые губки. — Как себя чувствует офицер Марк?        — Его оперируют. Больше ничего не известно.        — Будем надеяться, что он поправится, его потеря стала бы страшным ударом для Поверхности. К тому же, он-то уж точно видел нападающего.        От этих слов Фриск едва не побледнела, но её спасло, что Меттатон крепче взял её за руку и она успокоилась.       — Кстати, Фриск, не познакомишь нас со своим другом? — Стелла сделала жест оператору, чтобы снял эту железную коробку на колёсике в полный рост. — Я думала, что Монстрам запрещён вход в больницы.        — Меттатон — робот, — поправила её Фриск, в подробности она вдаваться не хотела.        Стелла раздраженно закатила глаза и сделала оператору жест, чтобы он прекратил съёмку.        — Фриск, родная, пожалуйста, добавь больше жизни. На тебя смотрит вся Поверхность, все твои фанаты, а ты едва-едва рот открываешь. В прошлый раз нам самим пришлось всё добавлять!       — В… «В прошлый раз»?! — «Точно, они же меня уже снимали… О, нет». — Скажите пожалуйста, этот репортаж вышел вчера, так ведь?        — О, ты его смотрела? Отлично, тогда ты знаешь, что на кону! И так, давай продолжим!        — А я больше не хочу с вами разговаривать, теперь я поняла, что это всё из-за вас произошло!        — О, неужели, это почему же?        — Вы всё перевираете, вы постоянно врёте! В Подземелье не одни чудовища, там и мои друзья есть, я хотела туда вернуться, я не хочу жить со своей семьёй, которые проявляли ко мне внимания даже меньше, чем те, кого вы зовёте Монстрами! Я хотела жить со своими друзьями, а из-за вашего желтушного репортажа меня там считают лгуньей и предательницей и теперь мне некуда идти!        Стелла смерила её безразличным взглядом и спокойно ответила:        — Не моя вина, что люди любят громкие слухи и скандальные темы. Я просто делаю свою работу и даю людям то, что они хотят получить — скандал. И если для этого мне нужно немного приукрасить правду — в этом нет ничего постыдного. Ты и сама меня поймёшь, когда подрастешь для взрослой работы. О, и, кстати, не хотела бы начать? — Стелла протянула ей небольшую визитку с адресом и логотипом телевизионной компании. — Через несколько дней мы устраиваем новый выпуск нашего популярного ток-шоу «Пусть поговорят», на тему тебя, кстати. Не хотела бы принять участие в качестве приглашённого гостя? Это будет бомба!        — Да как вы сме… — но тут Фриск почувствовала, как дрожит рука Меттатона, и эта дрожь совсем не походила на страх, так как при ней робот стоял прямо, ровно, с высоко поднятым корпусом и тут у Фриск появилась невероятная и безумная идея: — Да, я согласна прийти на ваше шоу, но с двумя условиями! Во-первых, я приведу с собой друга-монстра. Второе, передача будет в Прямом эфире!       — Хорошо, это я устрою, — Стелла коварно улыбнулась, кажется она предвкушала нечто сенсационное!