Горькое счастье. (Flowerfell)

Меттатон        В Жаркоземье даже по ночам освещение было от лавы, огненных монстров, населяющих его всюду, и огней Столицы впереди. Это в обычное время. А сейчас, когда всё Подземелье стояло на ушах, когда все были полностью уверены, что новой войны не миновать, улицы, по всему Королевству были полны народу и большинство из них отрабатывали магические приемы. Жаркоземье не было исключением. То тут, то там в воздух летели огненные петли, сферы, волны и ещё множества подобных воплощений стихийной магии. Не говоря уже о естественном освещении тел монстров.        Поэтому было слишком светло, чтобы проехать незамеченным. А это было, без преувеличений, жизненно необходимо. Ведь, если Фриск ненавидели только устно, так как она была далеко, то у ничтожного робота такой защиты не было. Меттатон старался не попадаться никому на глаза, чтобы не навлечь на себя новых неприятностей, в дополнении к тем, что он уже успел получить за этот день. Бывшая телезвезда уже успел попасться на глаза некоторым монстрам и те с радостью бросались в этого предателя всем, что попадалось под руки, — от камней до магии, — ну или бежали к нему с кулаками, называли мусором, паразитом, ничтожеством или другими вариациями этой идеи. Хэх…        Будто Меттатон не слышал все эти слова уже тысячи раз. Будто не он жил с постоянной ненавистью к себе. Будто не ему приходилось заставлять себя выходить на улицу, где его снова поджидают презрительные взгляды и едкие слова. Это было ещё до того, как он сыграл своё последнее шоу с Фриск. Чтобы суперзвезда МТТ не делал, он всегда становился посмешищем в глазах всего Королевства. Хотя, как ни странно, даже так он чувствовал себя лучше, чем во времена, когда был незаметным приведением на улиточной ферме, живущим возле свалки.        Но такой его жизнь была до эпизода с Фриск. А во что превратилась его жизнь после этого не стоит даже говорить. Каждый житель подземного мира считал своим долгом ткнуть робота в это носом, уколоть поострее, чтобы достать до больного. Особенно щедро доставалось от Альфис, у которой МТТ теперь работал, в обмен на уникальные детали к телу. Которое, к слову, робот самостоятельно склеил из оставшихся обломков. И чинил его тоже самостоятельно. Вновь стать призраком он не хотел. Ненавидел это бесплотное состояние, даже больше, чем настигнувшую его судьбу.        Можно было пересчитать по пальцам тех, кто ограничивался по отношению к нему пренебрежительным взглядом, молчанием или тихим фырканьем. Как правило, это были те, кто знал его лично, да и тех, чего отрицать, были единицы.        Все говорят, что общество монстров так крепко сплоченное, что их единство нерушимо. Да, это так, но если ты в нем изгой, то тебе следует просто исчезнуть. Те кто послабее, уходили на Поверхность, но долго там не задерживались. Люди тоже не отличались терпимостью к тем, кто отличался от них.        Прожив так несколько дней, Меттатон всё чаще задумывался о полном магическом забвении, сравнимом с человеческим самоубийством. Настолько он чувствовал себя ничтожным. Казалось, зачем продолжать жить, когда каждый твой день наполнен болью, страхом и унижениями? Если ты никому не нужен в обоих мирах. Незачем, казалось бы. Робот твёрдо хотел себя уничтожить, но не смог этого сделать. Но не потому, что был слаб или труслив. Просто, каждый раз, когда он был готов сделать последний шаг, он слышал тихий, почти заглушенный голос в своей душе, говорящий, что ещё не всё потеряно, что нельзя сдавать, что нужно продолжать жить, даже если это очень больно.        И тогда Меттатон возвращался к своей последней страсти. К тому, что никакая ненависть не могла бы у него отнять. Последний лучик в его жизни — страсть к творчеству. Каждый раз, когда ему становилось настолько плохо, что даже слова самоутешения не помогали, он ставил перед собой зеркало, включал камеру и разыгрывал сам с собой свои любимые пьесы, монологи и постановки. Убеждая себя, что вот эта пьеса точно последняя и после неё он точно покончит с собой, поэтому нужно постараться изо всех сил. Он мог тратить целые дни на один абзац, пока не получал того, что его бы устраивало.        И ему действительно становилось немного легче от всей этой возни. У него появлялись силы жить дальше. Ну, а со следующим приступом суицидальных мыслей он начинал новую «последнюю» постановку, с полной уверенностью, что после неё ему точно конец! И что нужно постараться, ещё сильнее, чем с предыдущей. И опять тратил дни, а в редких случаях, целые недели, пока не достигал идеала! Меттатон даже придумал себе шутку:        «Нельзя опускать руки, ни одну из четырёх!»        Так он прожил эти полтора года. В его сыром, полуразрушенном доме, где единственным сухим, надёжным и ухоженным местом был большой ящик, в котором аккуратно, по порядку, выстраивались полки кассет и дисков с его творчеством. И под каждой красовалась каллиграфическая надпись с названием и датой записи.        И постепенно, когда Меттатон уже начал привыкать к такой жизни и даже научился претерпевать оскорбления в предвкушении нового вечера, обдумывая эмоциональную подачу для каждого предложения, в его жизни опять произошли изменения! Без каких-либо предпосылок в ту помойку, в которую превратилась его жизнь, ворвалась Фриск!        Да, та самая человеческая девочка, которая два года назад появилась в Подземелье, покрытая паразитирующими цветами, и с которой было сыграно последнее шоу МТТ. Но теперь она была полностью здорова. Все были шокированы её появлением. И робот тоже, но в плохом смысле. Теперь это уже он был полумертвым инвалидом, который одним своим видом вызывал жалость и брезгливость, не она, как это было раньше. Но когда в умирающем теле Фриск была такая сильная и добрая душа, роботу приходилось заставлять себя доживать до нового вечера.        Ещё тогда, больше года назад, Меттатон был поражен столь сильным духом, запертым в умирающем теле. С непониманием и сомнением он воспринимал её поддержку, добрые слова, восхищение его умом и эффектностью. Эта дурёха, у которой даже на самостоятельный шаг сил не хватало, так самоотверженно участвовала во всех устраиваемых «Звездой» викторинах, интегративных шоу, загадках, постановках и опросах, что нельзя было не замечать её Решимость и бесконечную доброту. Она поражала его каждым своим действием.        В последние минуты до его самоуничтожения, Фриск так отчаянно пыталась переубедить его и заставить жить, не понимая, что делает ему ещё больнее. Когда тебя утешает инвалид, чувствуешь себя абсолютно жалко. И после взрыва, уже в виде призрака, Меттатон видел, как она горевала над остатками его тела. А ведь он столько раз пытался её убить. Убить того, кто перевернул всю твою жизнь.        — «Да, я действительно был жалок»        С такими воспоминаниями и мыслями, робот колесил в нужном направлении. Он выбрал самую узкую тропинку в дали от основных дорог, проходящую внизу, ближе к лаве. Пожалуй, даже слишком близко, ведь его корпус постепенно нагревался, и надо бы увеличить скорость, но болтик, крепивший его колесо, совсем разболтался и держался на честном слове. В любую секунду робот мог остаться без единственного средства передвижения. Или сорваться в лаву вовсе. Сверху то и дело раздавались глухие взрывы и сыпались камушки от ударов монстров. Меттатон притормозил, пропуская перед собой крупный булыжник.        Так, потихонечку, МТТ добрался до назначенной цели. Место, которое робот так ненавидел и ещё сильнее боялся. Зловещая лаборатории Альфис возвышалась на самом краю скалы, над крутым спуском прямо в лаву — так мусор выбрасывать было проще. Как же Меттатон не хотел ехать дальше! Робот всё бы отдал, чтобы найти другой выход… Но потратив всю ночь на размышления, он точно знал, что никакого другого выхода нет. Надо идти. Не ради себя. Если бы дело заключалось только в нём, то он с удовольствием спрыгнул бы в лаву прямо сейчас! Но это ради того маленько солнышка, которое озарило его жизнь. Просто… кхм. Нужно всего лишь набраться духу.        — «Пора»        Вместо главного входа, МТТ поколесил к черному: к маленькой дверце, почти невидной за огромным сталагмитом, больше похожим на миниатюрную скалу. Именно за ней находилась дверь служебного выхода, откуда вылетали мешки с мусором, износившийся хлам… или непригодные изобретения. Последнее пугало особенно. Меттатон часто представлял, как летит с этого выступа, но сейчас это впервые могло стать правдой. Всё, что угодно, лишь бы не ехать дальше.        Медленно забивая пароль, робот каждую секунду готовился к неожиданной бомбе или чему-то подобному. У Альфис везде были камеры и она, наверняка, уже знала о его прибытии. Однако, пока что, никаких приветственных сюрпризов не последовало. Так что, въезжая внутрь тёмного коридора, Меттатон даже понадеялся, что Альфис не было в здании вовсе. Может её вызвали к Королю или она проектирует какое-нибудь новое оружие.        — А я-то думала, что это камера заглючила, — раздался из громкоговорителя под потолком скрипучий голос ящерицы. Дверь за спиной Меттатона с грохотом захлопнулась на магический замок. — Ладно бы ты, по остаткам совести, решился спрыгнуть в лаву, как порядочный мусор. Но, видимо, у тебя не то, что порядочности нету, даже последние мозги закоротило! — разом зажегся свет, с потолка на бывшего подопытного смотрела небольшая камера, а со всех сторон в стенах открылись потайные отверстия и из них высунулись усланные автоматы с самонаведением. Завершённая система безопасности, если бы кто-то прознал о чёрном входе. Правда Меттатон не знал, что она уже закончена.        — «Цель обнаружена»        — Ну, есть что сказать, прежде чем я разнесу тебя в пыль, грязный предатель?        — … Фриск        Фриск проснулась из-за яркого света, пробивающегося через окно. Что странно, ведь девочка точно помнила, как Викки зашторивала его перед сном. Желая, чтобы вновь обретённая сестрёнка хорошо выспалась, бдительна Викки сразу заметила, что кровать Фриск находится прямо напротив окна, и так как завтра обещали солнечный день, его следовало закрыть. Что она и сделала.        — «Наверное, Ник открыл, только надо спросить его зачем?»        В отеле Викки сняла весьма дорогой номер. Две комнаты, ванная, скромная кухня, — так как некоторые посетителе не доверяли поварам из такого захудалого городка, — и большая «гостиная» с телевизором, игровой приставкой и даже небольшим книжным шкафом. Из гостиной же сейчас и раздавался громкий голоса Ника и неразборчивый шум телевизора. Словом, не номер, а небольшая квартира. К счастью, на зарплату повара столичного ресторана, где даже закуски имели парочку нулей в цене, можно было себе позволить нечто подобное.        Но Фриск, как будто не замечала всей этой роскоши. Её настроение было паршивее некуда. По большей части из-за того, что этой ночью ей приснился Санс. Причём так детально, будто по-настоящему. В этом сне она тонула в какой-то чёрной, густой жиже, и не могла ни кричать, ни двигаться. И было так больно. Но тут появился этот грубый, непреклонный, импульсивный эгоист и так легко её вытащил. Даже отпустил какую-то шуточку, типа «грязная девчонка», или чего-то похожего… Хех. Идиот.        Монстры такие прямолинейные.        — «Может быть и хорошо, что меня увозят от Подземелья? Не представляю, как бы жила с таким собственником, — думала Фриск, пытаясь натянуть на себя свою полосатую кофту, что почему-то у неё не получалось. Девушка просидела так ещё некоторое время, пока не поняла, что пыталась просунуть голову в рукав. — Надо побыстрее отвлечься на что-нибудь, а то я с ума сойду.»        Выходя к своим родным, Фриск постаралась придать себе уверенный вид. Не хотелось опять выслушивать всю эту жалость и сочувствие её «ужасной» судьбе. Они даже не понимаю, что сыплют соль на раны.        — Доброе утро, Фриск! — улыбнулась Викки, вынося с миниатюрной кухни поднос с какими-то тарелками. Пахло пшеничной кашей. — У тебя что, шорты задом-наперёд одеты?        — Доброе, — «Возможно.» — Я потом переоденусь.        — Хмм. Ну ладно. Пойдём за стол, я приготовила твою любимую кашу. Ник, хватит продавливать кнопки, мы несём завтрак!        Под одобрительный возглас среднего брата, Викки и Фриск прошлись по узенькому коридору и оказались в самой большой комнате всего номера. Огромное, распахнутое настежь, окно наполняло просторное помещение светом, напротив него стоял овальный столик на четыре человека, обставленный высокими деревянными стульчиками с подушками, оббитые бархатом на сиденьях. Ближе к стене стоял мягкий диван, при необходимости, раскладывающийся на пятерых человек, а на самой стене висел, наверное, самый большой телевизор, который Фриск видела — «В студии Меттатона и больше был» — …который она видела на Поверхности.        Наверное, за диваном находилась ещё и приставка, так как, во-первых, из-под телевизора вниз тянулись какие-то проводки, а ещё на самом телевизоре сейчас бегал любимый герой Ника, имя которого Фриск никогда не могла запомнить, и разрубал своим двуручным мечом всё, что вылезало на него из-под земли. Каждый удар сопровождался яркой анимацией, громким «Вжик», «Бах», «Скррр», а также победоносным возгласом любимого брата. За приставкой Ник всегда возвращался в пятилетний возраст. Это было даже немного мило.        Рядом с этим огромным телевизором стоял тот самый полупустой книжный шкаф, а справа от него узкое кресло и подвесная лампа. Литература нынче непопулярна.        — «А у мамы в ДОМе столько книг» — подумала Фриск, вспоминая книжные шкафы-монолиты у Ториэль.        — Ник, иди кушать, — повторила Викки уже более настойчиво, но это не сработало. Тогда Виктория продемонстрировала другой подход: — Если ты сейчас же не оторвешь свою задницу от дивана, то вылью на неё твою порцию каши и привяжу к этому…        — Понял, уже иду! — быстро отреагировал Ник.        На него такое общение всегда действовало более эффективно. Так как однажды брат уже поплатился за игнорирование её угроз. А именно: просидел несколько часов под кроватью, связанный папиным зимним шарфом за то, что использовал любимое пальто Викки в дворовых играх в качестве плаща супергероя и, как итог, уронил его в лужу. После этой истории «супергерой» недели две не разговаривал с сестрой, но, к счастью, Фриск удалось их примирить. Зато Ник и Фриск надежно запомнили в тот день, что старшая сестра слов на ветер не бросает.        Такие воспоминания пробуждали в сердце тёплое чувство ностальгии и уюта, что немного поднимало настроение, и Фриск сама не заметила, как её губы тронула лёгкая улыбка. Ей было так легко и спокойно в компании этих двух сумасшедших.        Вылетая из-за стола, Ник на ходу выключил приставку и переключил телек на какой-то канал, бросив пульт на диван. Судя по плачущим лицам и эпичной музыке, это был какой-то боевик, где только что кто-то умер.        — «Во всех историях кто-то должен пострадать.» — вспомнились наставления робота-драматурга.        — «Да хватит их вспоминать!» — разозлилась сама на себя Фриск. Настроение снова стало паршивее некуда.        Но вдруг со стороны телевизора раздалась до боли знакомая музыка. Фриск, в этот момент слово током ударило:        — «В это воскресенье шоу «Пусть Поговорят» со Стеллой Нарэн, откровение ДЕВОЧКИ ПОДЗМЕЛЬЯ, фриск*, в прямом эфире, не пропустите в 19:30, с участием приглашенного ведущего-монстра — МТТ. Такого вы ещё не слышали!!!»        Оказываете, паршивее было куда.        — Да Фриск у нас просто звезда! — одобряюще хихикнул Ник, поднимая за Фриск чашку с чаем.        — Лучше бы они спокойно дали нам её увести, — Викки осуждающе покачала головой, она явно не разделяла его энтузиазма. — Ей нужен отдых и покой, а не напоминание об этом кошмаре.        Намного-намного паршивее.        — Но разве не лучше, чтобы она обо всём рассказала, разве люди не должны знать всю правду о Подземелье?        — Как будто мы не знаем, что из себя представляют монстры, да перебить их всех надо было, а не запирать.        — Или, позволить им взаперти перебивать друг друга, тогда людские жизни на них не нужно было бы тратить. И вообще, наша Фриск про… Фриск!        Ник увидел, как Девочка лежала на столе, накрыв голову руками. Парень живо сорвался со своего места, и добежав до пульта, нажал на кнопку «ВКЛ», нечаянно зажав и все остальные кнопки тоже. Викки же подскочила к самой сестрёнке, думая, что у неё обморок, но как только ящик замолк, Фриск издала облегченный вздохнула и подняла голову, столкнувшись с обеспокоенными взглядами своих родных.        — Фриск, что с тобой? Ты в порядке? Я сейчас же вызываю доктора! Ты только не волнуйся! Воды надо? — затараторила сразу Викки, доставая свой телефон и одновременно срываясь к графину на столе.        — Н-нет, я в порядке, — неловко улыбнулась Фриск. Ник однажды пошутил, что в таком состоянии Викки похожа на наседку, и вот теперь девочка тоже замечала некоторое сходство. — Я правда в порядке, просто голова немного закружилась и всё, не надо звать доктора, честно.        Ник в это время подбежал к ней, и, не зная чем может помочь, замер в нервном напряжении. Попроси бы его сейчас Фриск сигануть с балкона, и он не задумываясь, исполнил бы это, как самое необходимое поручение. Фриск всё больше понимала, как сильно она любит свою семью.        — Ты точно хорошо себя чувствуешь? — настойчиво спросил Ник.        — Чес-слово! — выдала Фриск любимую фразу их бабушки. Это немного разрядило обстановку. Сама девочка снова выпрямилась за столом и проглотила ложечку уже подостывшей каши. — «М-м-м. Вкуснятина! Викки справедливо получает такие бешеные деньги» — Викки, это вкуснейшая каша, которою я когда-либо ела. — «И в ней нет улиточных панцирей или недоваренных спагетти, или горстей земли… А ну хватит вспоминать, я сказала!»        — Рада, что тебе нравится, — всё ещё неуверенно и настороженно всматриваясь в лицо младшей сестры, поблагодарила Викки. — Но это ещё не всё, чем я могу тебя удивить.        Ник тем временем куда-то вышел и пока его не было, Викки, игнорируя все протесты и заверения, меряла Фриск пульс и температуру, наверное, сама не зная зачем. Но вернулся Ник не один, а с тремя брикетам «Сахарной снежинки». Фриск просто запищала при виде её любимого мороженого! Да ещё и целых три брикета! Младшая сестрёнка без раздумий устроила себе прекрасный завтрак: кашу ест, мороженым закусывает, крепким чаем запивает. Что может быть вкуснее? «У Злороженщика ни чуть не хуже… Прочь из моей головы!»        Ник принялись за второй и разделил его поровну для себя и Викки, а сама девушка унесла третий брикет обратно в морозилку, тихонько ворча об неэкономии и расточительстве.        Как же всё-таки Фриск любит своих родных. И Ник, не смотря на свою напускную легкомысленность, крайне самоотверженный человек, обладающий острым чувством справедливости и благородства и немного самонадеянности. Наверное, по этому он хотел стать юристом. Сидел над учебниками как проклятый, не вылезая даже поесть, — само собой, пока Викки не звала, — наверное, даже спал над ними. И поступил! На бюджетной основе. Но за год перед выпуском, случилась та самая неприятность, о которой Фриск упоминала Сансу.        Её сумасбродный братец, видимо, пересмотревший полицейских сериалов, полез в драку с каким-то «золотым ребёнком», кажется, из-за чьего-то оскорбления. Ну Ник и разбил ему губу, поставил синяк под глазом и ссадину на щеке. На что золотые родители этого чада подали на Ника в суд «за побои». И, какая неожиданность, дело решилось в пользу золотосумых, а Ник попал в тюрьму на два года. И вышел оттуда парень совсем другим человеком. О карьере юриста он даже думать перестал, вёл себя понуро, целыми днями играл в видеоигры и даже запил.        Именно Викки тогда поставила своей целью вернуть брата, которого они с Фриск знали. И в первую очередь, она затолкала — а может быть и запинала — его на лечение от алкогольной зависимости. А Фриск же поддерживала его как могла! Даже испекла ему шоколадные кексики… Которые, правда, немного подгорели и были пересолены, но Ник всё равно съел их как самое вкусное угощение. Следующая порция всего лишь подгорела.       Наконец, родители нашли ему вариант с заочным обучением на юриста, чтобы он мог закончить образование. Денег это стоило не мало, но надежда на талант Ника и его упорство убедили их окончательно. И сёстры, во главе с Викки само-собой, вдвоём убеждали Ника попытаться ещё раз. К счастью, у них получилось.        Это было за пять месяцев до падения Фриск. «Надеюсь, с этим институтом проблем не возникло.»        Но не только Викки всех поддерживала. Когда у неё самой были неприятности, то вся семья старалась поддержать её, но лучше всего это получалось у её младшего брата. Например, когда Викки уволили с её первой работы — это было кафе в торговом центре — из-за разгромного отзыва клиента, старшая сестра тоже была очень подавлена. Но, каким-то неведомым образом, — все надеялись, что не воровством, — этот безумец притащил книгу рецептов от какого-то супер-пупер-элитного шеф-повара. С автографом! И… Фриск ни разу в жизни не слышала, чтобы Викки издавала такие звуки.        Ультразвуковой визг, слышный, наверное, и в самом Подземелье, надолго врезался в память, особенно сопровождаемый картиной, как бедный Ник, старается пережить удушье благодарственных объятий их сестры. Повезло, что Викки не терпелось опробовать рецепты в действие, потому что, ещё немного побыв в таких объятьях — их братец начал бы синеть.       Но зато ближайшие полтора месяца, никто не мог зайти на кухню, не застав там Викки, склонившуюся над кастрюлями, сковородками или протвинем. Не важно день был или ночь.        Ник и Фриск однажды решили проверить, когда Викки ложится спать, но в итоге, сами заснули, не дождавшись ответа. Не удивительно, что через несколько лет работы по разным кафе и закусочным, Викки была приглашена на кастинг в тот самый ресторан, где она и работает по сей день. Или, по крайней мере, работала, когда Фриск упала в Подземелье.        Ностальгия… Вспоминать такие истории из их прошлого, смеяться над старыми шутками и глупостями — это нравилось младшенькой намного больше, чем думать об этой дурацкой завтрашней передаче.        — «А может и вправду никуда не идти, а просто уехать?»        Остаток завтрака после выключения телевизора, прошёл в тишине. Только под самый конец, когда вся каша была доедена, а Фриск принялась за третий брикет намного раньше, чем старшая сестра ожидала, Ник выдал:        — Фриск, ты эт, не переживай. Мы тебя больше в обиду не дадим.        — «Ну только не снова!»        — Ник, — вмешалась Викки, — очевидно же, что ей не хочется вспоминать об этом. Давайте больше не будем говорить ни о чём… нечеловеческом. Перетерпим завтра передачу, а на послезавтра я уже заказала автобус до Столицы.        — Хорошо, поддерживаю! Больше ни слова.        — Нет… — тихо вмешалась Фриск, чувствуя, что больше не может сдерживаться. — Вы всё не так поняли. Я не хочу… я не могу уйти.        — О чём ты говоришь? Монстры же… — Викки была крайне удивлена.        — Монстры не такие, как вы думаете! — прохрипела Фриск, ощущая, как эмоции перестают ей подчиняться. С трудом подняв взгляд, младшая продолжила говорить, смотря в недоуменные лица Ника и Викки. А ведь она так не хотела устраивать сцену: — Они не такие жестокие, коварные и страшные, как нам говорят. Монстры очень смелые и отважные, вы просто не понимаете их! У них есть доброта, верность и благородство, они очень самоотверженные! И я их люблю! Не желаю слышать ни одного плохого слова о них или о Подземелье!        — Прости, что? Ты их л… что? — Ник просто воздухом подавился.        — Да-да, именно, я люблю Подземелье. У меня там был дом, где… — «…меня прятали…» — где я жила под защитой и заботой. У меня были друзья, — «…которые хотя бы раз убивали меня или пытались это сделать…» — с которыми мы через многое прошли. Да, там было много сложностей, но не важно, что со мной случалось, или где я оказывалась, рядом всегда находились мои дорогие друзья, готовые меня защищать.        — Фриск, ты сейчас не серьёзно, так ведь? — Викки смотрела на неё, словно на сумасшедшую.        — Ещё как серьёзна! У меня там много любимых мест, например, — девочка демонстративно начала загибать пальцы: — дом в Снежнеграде, бар у Гриллби, поляна Эхо-цветов, тележка Злороженщика, с, между прочим, самым вкусным мороженым во всём Подземелье, и его саркастическими подколами. Или забавные шуточки… — «Только не о нём!» — Ма… т-то есть, Ториэль, — и хотя Фриск быстро исправилась, Ник как-то нехорошо дёрнулся, но младшую было уже не остановить. — И вообще там много очень хороших монстров.        — И один из них напал на полицейского, который тебя защищал! — Викки была не просто удивлена, она была возмущена. — А это, не считая множества несчастных убитых людей в тех деревне и больнице. Как ты вообще…        — Но это не так! — теперь уже настала очередь Фриск возмущаться. — Флауи некогда бы не сделал подобного, он очень добрый, он не может быть убийцей!        — Кто-кто? — страшным голосом поинтересовались Ник и Викки, практически одновременно и потом побледневший Ник тихо спросил: — Фриск, ты, что, знакома с тем… о ком говорили в новостях?        — Да, — так же тихо ответила Фриск, понурив голову. — Он был одним из тех, кто защищал меня в Подземелье. Этот монстр был первым кого я встретила, оказавшись в их мире, и он стал моим первым другом, — судя по исходящим со стороны звукам, кто-то из её родных собирался в обморок. — Вы просто не понимаете, в деле об убийствах всё очень сложно. Но уверяю, это не мог быть он, там орудовал человек, вы просто не понимаете!        — Да ты сама-то себя слышишь? — Викки подскочила со своего места, ударив руками по столу. — Как можно дружить с убийцами, с монстрами?! Как вообще можно иметь хоть какие-то связи с этими тварями! Они же сами ненавидят людей! И как ты вообще можешь защищать их, когда один из них напал и на тебя?!        Это был очень меткий выпад, и он поразил Фриск в самое сердце. В глазах опять защипало. Как же не хотелось вспоминать то нападение, не хотелось вспоминать его. Сама мысль о предательстве делала ей больно.        — Да. И на меня напали. — Фриск, подняла на Викки свой взгляд, полный слез и того, чего давно в себе не ощущала. В её взгляде и душе горела Решимость. — Но это не отменяет того, что именно благодаря монстрам я выжила в Подземелье. И хотя я точно знаю, что это нападение было успешно спровоцировано, и надежды на примирение быть не может, — «Монстры такие горделивые» — это не может отменить того факта, что одного из монстров я… одним… одним из монстров я очень дорожила и была с ним близка…        Слушать дальше Викки не стала. Вылетев из-за стола, она быстрым шагом направилась к своей сумке, где лежал её «рабочий» телефон, приговаривая:        — Я эту Кэрриз по судам затаскаю! "Фриск совершенно здорова." Ну она у меня получит! Я сейчас же найду нормального психолога! А лучше психотерапевта!        Ник же тут же выбежал следом. Добежав до Викки, Фриск услышала только скрип двери, которую, видимо, Ник хотел закрыть, но впопыхах не довел начатое до конца. Обо всём происходящем в другой комнате Фриск могла судить только из их разговора.        — Ник, не сейчас, я разгова… Эй! Отдай телефон! Сейчас же!        — Давай хотя бы её выслушаем! — в отличие от разгневанной Викки, Ник звучал очень напряженно или даже, испугано. — Она ведь не договорила о чём-то.        — Там нечего слушать, нашу сестру свели с ума, а эта Кэрриз ничем ей не помогла, а ещё и заверила, что с ней всё в порядке! Шарлатанка!        — Но Фриск не выглядит безумной. Взволнованной, напуганной, смущенной — да, но не безумной.        — То есть, тебе её слова показались нормальными?        — Нет, конечно! Я просто в шоке и ужасе, и тоже хочу вызвать психиатра, или как его там… Но давай сначала дослушаем её до конца. Может, она расскажет что-то такое, что изменит наше мнение.        — Что же это должно такое быть?!        — Не представляю, но вдруг что-нибудь да будет.        — Фриск, может, даже не понимает, что говорит! Она может выпалить любую ерунду и выдать её за правду, а я не собираюсь рисковать её здоровьем и будущим, опираясь на сумасшедший бред!        — Да откуда ты знаешь, что она именно сумасшедшая, а не просто напу…        — Потому что это очевидно! Я знаю, как ей будет лучше! И сделаю так как надо! А ну отдай телефон! — вдруг Викки неожиданно притихла. — Чего ты так на меня смотришь?        — Да ничего. Просто ты сейчас так на маму стала похожа.        Затем последовали несколько секунд тишины, после которых последовал тихий щелчок и ойканье Ника. Видимо, фирменный "щелбан наазания".        — Ещё раз вырвешь у меня телефон из рук и горько об этом пожалеешь.        И после очередного скрипа двери, из коридора показались Викки и Ник. Они сели на свои места за столом, воцарилось напряженное молчание, которое разрушилось только с командным тоном старшей сестры:        — Ну, рассказывай! Только — всё и с самого начала.        — «Интересно, они сами представляют, о чём сейчас меня просят?»        Фриск даже думать боялась, на какой части Викки и Ник окончательно решат, что она спятила: на том, где она расскажет, что упала в Подземелье из-за ссоры с родителями, или там, где она объяснит, что заразилась нечеловеческим вирусом, который выращивал на ней паразитирующие цветы, которые медленно высасывали из неё жизнь. Нет, наверное о том, как размножались эти цветы, говорить не стоит. Вряд ли они поверят в постоянные возрождения возле необъяснимых парящих звёздочек, так же, не надо им рассказывать о том, что её жестоко истязали и убивали те, с кем потом ей удавалось подружиться. Они сейчас явно не в состояние воспринимать подобные откровения.        Зато можно рассказать с какими монстрами она дружила, та ещё встрясочька для нервов ей родных. Например: циничный цветок социопат, или руинное привидение-садист, так же как и эмоционально неустойчивая отшельница с любовью к чёрному юмору. И как можно забыть нарциссичного скелета-военного с любовью и полной неспособностью к кулинарии, или депрессивного робота с карманной бензопилой. Да от одного из этих примеров, они могут справедливо счесть её ненормальной! Ей вообще стоит говорить обо всём этом?!        Фриск ведь хочет показать монстров с хорошей стороны, а не как сборище психов и садистов. Но как обойти тему с тем монстром, который на неё напал?        — Предупреждаю, рассказ будет длинным, — «Я просто не буду говорить о нём и всё».        — Мы догадались, — Ник, подперев голову ладонью, в ожидание смотрел на Фриск. — И начни с той части, как… Как ты там сказала? Сильно «сблизилась» с каким-то монстром?        — «Он что, мысли читает?!» — опешила Фриск, подавив первоначальный приступ гнева.        — Х-хорошо. Для начала, его, ну, того монстра, звали Санс. И, эм, я не просто дружилась с ним. Я, кхм, эм… в общем, я ему обязана. Он много мне помогал. Видите ли, так как монстры недолюбливают нас, некоторые из них, — «все» — считали своим долгом напасть на человека.        — И на тебя нападали? На ребёнка?! — возмутилась Викки.        — Да, но не все, и только иногда! - "Лучше пока приврать..." - И вот именно благодаря Сансу я не пострадала. Флауи, мой первый друг, тоже помогал мне, но он не был очень силён…        — Прости, а разве ты не говорила, что это он перебил кучу людей? — уточнил Ник.        — Говорю же вам, это был не Флауи! И, кстати, монстры тоже пострадали от этих нападений!        — Ладно, понял, извини, — Ник заткнул себя обильным глотком холодного чая.        Дальше рассказ шёл по запланированному сценарию и с запланированными правками: про болезнь - не связанную со смертями и возрождениями, конечно же! - про её дружбу с разными дружелюбными монстрами, которые ни разу не пытались её убить, и, наконец, про то, что она сильно переживает из-за ссоры с Сансом, так как знает, что его спровоцировала Стелла.        Тот ещё получился разговор. Завершив его, Фриск была полностью уверенна, что у её брата и сестры сегодня появилось несколько седых прядей.        Однако, Фриск со своей семьёй были не единственными, объятыми смущением и непониманием.        В Подземной тюрьме низкорослый скелет обнаружил запечатанное письмо, таинственным образом попавшее ему в камеру. Оно гласило:       

Перед казнью вам дадут предсмертное желание. В ваших же интересах пожелать: оказать вам Честь защищать Её Величество Королеву на завтрашней дипломатической встрече.

       И подпись: друг.        Скелет с раздражением разорвал письмо и выбросил ошмётки. Последний день его жизни ему и то не дают провести в покое!        И разом забыв про таинственное письмо, про скорую казнь и незаконченную месть, монстр долго смотрел в некуда, вспоминая нечто прекрасное. То воспоминание, на которое не жалко потратить последний день его жизнь.        «Сахарок такая милая, когда спит…»