Tastare

Квартира Изаи Орихары, Синдзюку, 5:47 вечера.

Им было около двадцати шести в то конкретное воскресенье. Это был полдень, когда ярко-оранжевое небо скрылось под парой грузных облаков, принесших за собою запах осени и успокаивающую мелодию дождевых капель, разбивающихся о большие окна в квартире Изаи. Когда Шизуо вышел из душа, он обнаружил информатора сидящим в одиночестве в своем кабинете — мужчина был полон мыслей настолько, что они наверняка заполнили бы собою все пространство. На коленях у него была шахматная доска. Черный король, танцующий между пальцами Орихары, на мгновение замер, когда Изая почувствовал, как Хейваджима разворачивает его кресло, чтобы наклониться и лениво поцеловать в губы. Изая довольно хмыкнул, нашел руками рубашку и схватился за ткань, и раскрыл губы в поцелуе. Поцелуй в губы, который предшествовал прикосновению кончика носа к подбородку. Который ознаменовал собой еще один поцелуй на подбородке, прежде чем Шизуо вернулся к губам. Они поцеловались. И Шизуо улыбнулся, почувствовав на языке знакомый вкус, и снова поцеловал Изаю. На вкус, как безопасность. Разумность. И все же с Изаей было что-то не так. Какое-то незнакомое чувство стянуло его горло, как если бы кто-то накинул на шею толстую удавку. Потому что Изая Орихара носил чужие чувства на шее, как удавку. (Игра в повешенного). И мужчина вытерпел это ощущение, привычно изогнул в улыбке губы, предлагая поцеловать. — Что случилось? Орихара колебался между поцелуями, чувствуя, как губы Шизуо шевелятся, когда он тихонько шептал. Всего лишь доля секунды, и, как только мужчина открыл глаза, чтобы встретиться взглядом с карими глазами, которые анализировали его, и не выражали ничего, кроме веселья. (Разве ты не всегда проницателен?) Длинные пальцы Орихары игриво блуждали по груди Шизуо; прикосновения его оставляли за собой цепочку мурашек, и мужчина наклонился ниже, чтобы поцеловать еще раз. И Хейваджима невольно закрыл глаза, ожидая ощутить прикосновения этих мягких губ, но все, что он ощутил, — шепот. — Шизу-чан скучал по мне в душе? — Ты что, пытаешься чего-то добиться…? Слова замерли, до конца не покинув рта, когда мужчина ощутил, как Изая посасывает его нижнюю губу. — Может быть, мне нужно было пробраться к тебе, а? Много времени прошло с тех пор, как мы делали это в душе. — Изая. Ответ — еще один поцелуй. Но вкус у Изаи был совсем другой. Изая ощущался другим. Потому что Изая Орихара носил чужие чувства на шее, как удавку. Узел вокруг горла затянулся, и мужчина оказался совершенно беспомощен, и даже та настойчивость, которую он обрушил на Шизуо, оказалась неспособна что-либо скрыть. — Изая… И прежде, чем Шизуо успел закончить фразу, Орихара поднялся, и слова были поглощены поцелуем, что ознаменовал собой скрытое за томными прикосновениями отчаяние. Толчком мужчина усадил Хейваджиму в свое кресло и, когда тот удивленно воскликнул, сел на его колени. — Изая. — А еще больше времени прошло с тех пор, как мы делали это прямо здесь. — Изая, что ты?.. Орихара притянул мужчину ближе и, улыбаясь, поцеловал. — Ммм… Я могу взять отгул до конца дня, если будут веские причины. Шизуо было открыл рот, чтобы ответить, но Изая поцелуями прогнал все слова. Его руки блуждали под рубашкой, когда он снова поцеловал Шизуо. Он прижимался всем телом, и снова целовал. Снова. И еще разок. И Шизуо позволял целовать себя, и отвечал на прикосновения каждый раз. И ждал, когда спадет напряжение, чтобы мягкие губы Изаи не ощущали горечь отчаяния, чтобы избежать вопросов. — Ты закончил? И речь — просто шепот у ушей Орихары. Он остановился на полпути к теплой шее, глаза его расширились, когда стало очевидно, что не хватает слов, и Шизуо понял, что хрупкое мгновение его колебания было искренним только потому, что он не мог видеть чужого лица. — … — Твое молчание всегда дурной знак, Изая. (Всегда проницательный). В голосе Шизуо — серьезность, способная заглушить то и дело норовящую выскочить насмешку. Изая молчал, пряча лицо в изгибе чужой шеи, а веревка на его горле затягивалась все туже и туже. — Изая, это… — … — …Это — то самое молчание, которое предшествует всем твоим исчезновениям? (Резко. Как зверь.) И узел начал туже затягиваться. Изая отстранился, чтобы посмотреть на партнера, и что-то алое мелькнуло перед прикрытыми наполовину глазами, коснулось свисающих на лицо белокурых волос. В улыбке он приподнял уголок губ, и стянувшее его горло напряжение заставило мужчину молчать на мгновение больше необходимого. — Я ведь сказал, Шизу-чан, что больше не убегу. Его слова сопровождались улыбкой и нежным поцелуем в губы Шизуо. На вкус — явная, знакомая ложь. И, когда в ответ не последовало ни единого слова, Шизуо остался с горьким привкусом на языке и осознанием того факта, что молчание Орихары может быть много хуже его лжи. И руками он обхватил тощую фигуру, на мгновение задержался на талии, прежде чем нарушил образовавшуюся тишину громким вздохом. — Я хочу сыграть в одну игру. — Игру? — На правду. Никто не будет победителем, если кто-то не сделает первый ход, так что давай сыграем, — сказал Шизуо, указывая взглядом на шахматную доску, которая не так давно лежала на коленях Изаи, а сейчас нашла свое место на столе рядом. — В шахматы? Может, стоит опробовать что-то более простое, не требующее больших умственных затрат? Изая ожидал, что Шизуо разозлится, но вместо этого он улыбнулся. — Боишься проиграть, И-за-я-кун? Он наклонился вперед, словно собираясь поцеловать, лишь отвел губы в сторону, когда Орихара в предвкушении закрыл глаза. — Я точно знаю, — прошептал Шизуо на ухо, — что ты играешь только тогда, когда уверен в победе. — … — Что скажешь? Будем отвечать друг другу на вопросы за каждый сделанный ход. И, если я выиграю, ты расскажешь мне правду. — Правду — о чем? — Почему ты все время уходишь? (Повешенный. С очень тугой веревкой на шее). — Если ты хочешь что-то узнать обо мне, тебе нужно назначить встречу. — Да или нет, Изая? — Это звучит так, словно это — та игра, в которую только я могу проиграть. — Да или нет? — Это вызов? — Это значит «да»? Изая глазами скользнул по шахматной доске, а затем вновь посмотрел на Шизуо. Они встретились взглядами буквально на секунду, прежде чем Орихара рывком, схватившись за рубашку, притянул мужчину к себе — и это уничтожило расстояние между их губами. — Да. Поиграй со мной, — прошептал Изая в чужие губы. — Никакой лжи? — Никакой лжи. И это, как заметил Шизуо, было ложью само по себе. Довольно знакомо.

Гостиная Изаи, Синдзюку, 6:12 вечера

Изая Орихара носил чужие чувства на шее, как удавку, и это было не очень красиво, когда они решили задушить его. Шизуо наблюдал, как Изая смотрел на шахматную доску перед ним потерянным, казалось, что ничего не видящим взглядом. В свою очередь Орихара наблюдал, как блондин провел белую пешку через черное и белое, поднял ее, и встретился с мужчиной взглядом, когда опустил фигуру на освободившееся место. Они оба сохраняли молчание несколько минут, прежде чем Шизуо заговорил: — Шинра однажды рассказал мне кое-что интересное о том дне десять лет назад, когда мы встретились. — Что меня удивляет, Шизу-чан, так это то, что ты принимаешь на веру все, что говорит Шинра. — А что случилось в тот день? Они встретились взглядом, и выражение лица Орихары было непроницаемым. — Это — первый вопрос? — Да. — Очень хорошо… — Орихара улыбнулся, и этот изгиб губ вызвал странное удивление в чужих глазах, — Я никогда не видел ничего и никого, кто мог бы сравниться с тобой. Ты был такой сильный, манящий, и наблюдать за тобой издалека было недостаточно… Так что я захотел поиграть. — Удар ножом в грудь — это твое представление о веселье? Орихара беспечно пожал плечами и также легко продолжил: — Я встретил монстра, что показал мне свои клыки, потому я предложил ему свою шею. — И тебе не было страшно? — А там было чего бояться? И Шизуо молчал, глядя на одинокую пешку в центре доски. Орихара принял его молчание, спокойно считывая едва заметные изменения мимики, парой любопытных глаз. — Я никогда не боялся, Шизу-чан, — добавил Изая и тут же опустил взгляд, чтобы не смотреть на Шизуо, искавшего подтверждения только что прозвучавшим словам. — … — Полагаю, теперь моя очередь. — Орихара снова пожал плечами и постучал указательным пальцем по черному королю, прежде чем сдвинуть одну из своих пешек, — Что именно тебе сказал Шинра? — Что твои слова, когда ты меня заметил, были: «Я хочу это». — Ммм. — Неужели это правда? — А ты не должен сделать ход, прежде чем спрашивать? Шизуо передвинул фигуру на шахматной доске, не обращая особого внимания на игру. Он был слишком сосредоточен на выражении лица Изаи, когда повторил: — Неужели это правда? — Да. — Изая, неужели ты?.. Его нерешительность ознаменовала молчание, которое оставило неприятное ощущение на губах Изаи. И информатор отрицательно качнул головой, указал на разбросанные по шахматному полю фигуры: — Ты задал вопрос, теперь снова моя очередь. — Ты все еще хочешь меня? — Шизу-чан, это жульничество. Может быть, нам придется тебя дисквалифицировать? — Я тоже хочу тебя, Изая. — … Изая Орихара носил чужие чувства на шее, как удавку, и они держали его привязанным к Шизуо. (Два хода. И он поставит шах. Проверим.) — Я уже сказал тебе, что не собираюсь бежать. — Да, ты это говорил. А еще ты говорил, что «никакой лжи». Глаза Орихары сузились, и он смотрел на сидящего перед ним мужчину все резче и резче. — Интересно, Шизу-чан, почему я должен играть по правилам, если ты их намеренно игнорируешь? Моя очередь. — Ладно, твой ход. Спрашивай. — О чем ты думал, когда мы встретились? — У меня было плохое, очень плохое предчувствие насчет тебя. — Как же так? — Глаза, — сказал Шизуо, почесав затылок, — мне казалось, что меня вот-вот сожрут. Губы Изаи искривились в улыбке, когда он наклонился к сидящему напротив мужчине; он уперся локтями в колени, обхватил рукой подбородок. И Шизуо повторил его движения, провел большим пальцем по кривому изгибу расширяющейся улыбки, решаясь перевести взгляд на эти пытливые, пронизывающие глаза. И, сам того не желая, наклонился ближе. В отчетливом цвете глаза Изаи плескалось безумие, и Шизуо без раздумий принял его. Он наклонился ближе. Ближе. До тех пор, пока не стало слишком близко, и Шизуо не потерял себя без единого сожаления. И он начал замечать собственные движения только тогда, когда практически склонился над шахматной доской, лицо Изаи было так близко, что их носы практически соприкасались, но разделяли из чужие пальцы, которые ритмично постукивали по его нижней губе. — Да… — Голос Шизуо превратился в хриплое бормотание, от которого у него перехватило горло, — Вот так просто. — Пожрать чудовище? — Орихара хихикнул, и Шизуо наклонил голову, безмолвно прося убрать пальцы, но они продолжали прижиматься к его губам, — А это вообще возможно? — Я думал, невозможное тебя никогда не останавливало. Шизуо снова наклонил голову, прося о поцелуе, но к губам его все еще прижимались прохладные пальцы.  — Шизу-чан, игра. — Ммм? — Твой ход. Шизуо почувствовал, как шепот Орихары коснулся его губ, и медленно открыл глаза, как только чужие слова обрели смысл в сознании. Он отодвинулся с тяжелым вздохом, в котором сквозили разочарование и нетерпение, и на мгновение взглянул на доску, прежде чем скользнуть конем по клеткам. — Шахматы — это не совсем та игра, в которую можно играть в одиночку. — Это не вопрос. — Ты играешь по собственным правилам и передвигаешь фигуры в соответствии с окружающими тебя людьми. Так? — Что-то вроде того.  — И какой фигурой был бы я? Орихара оторвался от разглядывания темных фигур перед собой и поднял взгляд на Шизуо с озорной улыбкой на губах. Он пожал плечами и мягко коснулся пальцами нескольких темных фигурок, прежде чем спросить: — Как думаешь, какая?  — Отвечать вопросом на вопрос против правил. — С каких пор? — С этого момента. И улыбка на его губах стала шире, когда Изая снова перевел взгляд на шахматную доску между ними. Громко вздохнув, мужчина взял в руки черную пешку и поднял ее на уровень глаз, переводя взгляд с фигуры на сидящего перед ним человека. — Ты ведь не был бы обычной пешкой? И прежде, чем Шизуо успел ответить, Орихара отрицательно качнул головой, поставил фигуру обратно на поле. Он цокнул языком и коснулся пальцами ладьи и королевы, но не сдвинул их с места. — Нет. Шизу-чан — это главное произведение. И это оставляет нам всего два варианта, — сказал Изая. — Ладья — это очень мощная фигура, чтобы поставить мат, но в самом начале она бесполезна поскольку захвачена другими фигурами, и она вынуждена ждать, пока ей расчистят путь. Это не очень-то похоже на тебя, не так ли? Но королева… Королева может делать все, что ей заблагорассудится. Это — не только самая сильная фигура, но и единственная, кто свободно бродит по доске, идет на большие расстояния, чтобы бороться за короля. Глазами Шизуо следил за грациозными движениями рук Изаи, когда он поднимал королеву, и наклонялся к нему, закрываясь от ощущения целомудренного прикосновения губ к своим. Руки Изаи потянулись к Хейваджиме, когда он уступил во втором поцелуе, прижимая королеву к ладони правой руки, будто давая ему ожидаемый ответ. — И это делает тебя моим королем? — прошептал Хейваджима в чужие губы и ощутил, как Изая замолчал, услышав слова. (Король — важный, но все же самый слабый. Чтобы двигаться, нужны жертвы. Король беспомощен, если оставить его без защиты. Проверим.) И, когда Изая открыл рот, чтобы ответить, узел на его горле сжался сильнее, и невысказанные слова вдруг почувствовались на языке, как горсть пепла во рту. Услышав глубокий вдох и чувствуя, как уголки губ дрожат от попыток никогда не колебаться, Шизуо понял, что пока Изая целовал его, он отчаянно пытался что-то сказать. Потому что Изая Орихара носил чужие чувства на шее, как удавку. И, пока он искал безопасную ложь, правда была готова задушить его до смерти. — И что, ты готов на все, чтобы сражаться за меня до смерти? — Готов. (Проверим.) — Я — наблюдатель. Я мог бы передвинуть одну или две пешки, чтобы сделать что-то интересное, но я не принимаю участия в этой игре, — пробормотал мужчина хриплым голосом с подрагивающей улыбкой на губах. — Лжец. — Я… — Ты играешь хорошо. Потому что я тащу тебя к доске, чтобы ты со мной поиграл. Быть может, ты хочешь верить, что остаешься всего лишь сторонним наблюдателем, чтобы сберечь иллюзию, что ты — какой-то там Бог над всеми нами, но ты такая же часть этой игры, как и мы все, Изая. Я играю не один. (Проверим). Взгляд Изаи метнулся от темной клетки к сидящему напротив человеку. Широко распахнутые глаза казались испуганными и, как только Орихара попытался избежать пристального взгляда Хейваджимы, тот схватил мужчину за подбородок указательным и большим пальцами, буквально заставляя посмотреть на него. — Может, это покажется тебе чем-то новым, но ты играешь давно. Я отказываюсь, если тебя нет рядом, если ты не рискуешь своей шеей так же, как я. И ты продолжаешь эту игру, Изая, даже если пытаешься убежать и спрятаться. И поэтому мой следующий вопрос: почему? (Проверим). Потому что Изая Орихара носил чужие чувства на шее, как удавку. А Хейваджима Шизуо был его палачом. Изая попытался вырваться, попытался отвернуться в поисках еще одной успокаивающей лжи, чтобы прикрыться, спрятаться, но рука Шизуо была твердой, и он не допускал в чужом взгляде ни капли оправданий. И он наклонился над доской, передвинул одну из фигур и потянулся ко рту Изаи, словно в попытке найти истину в этих слегка приоткрытых губах. Они поцеловались. Шизуо на вкус — проигранная битва. Приторный десерт. Токсичная зависимость. Словно месяцы тоски. Словно горько-сладкий любовник. Словно скрытое желание. Но, прежде всего, — вкус поражения. — Потому что это весело, Шизу-чан. — Лжец. — Потому что мне скучно. — Лжец. — Потому что… — Лжец. Лжец. Лжец. Они снова поцеловались. Пальцы Шизуо скользнули под подбородок, и Изая ощутил, как мужчина улыбнулся в поцелуй. Как будто он знал ответ. Как будто он только что узнал правду. Изая отстранился и прижался к Хейваджиме с закрытыми глазами, улыбаясь уголками рта. Разум гудел, и слова внезапно потеряли смысл, опрометчиво выскальзывая из горла одновременно с речью Шизуо: — Мат. — Потому что я люблю тебя. Потому что Изая Орихара носил чужие чувства на шее, как удавку. Потому что они задушили его, когда земля ушла из-под ног. Его широко распахнутые глаза уставились на испуганного Шизуо, пока сам Орихара пытался собрать воедино осколки масок. Ужасающая попытка улыбнуться, заведомо провальная, потому что молчание Хейваджимы резонировало в ушах. Вот, что бывает, когда позволяешь сердцу взять верх. Хрупкое-хрупкое сердце остается разбитым вдребезги на полу. С его словами. С его улыбками. С его смехом. С его широко раскрытыми глазами. С его испуганным молчанием. (Ты проиграл. Мат.) -…Ты?.. Тяжелое молчание повисло в воздухе, облепило плечи, когда глаза Орихары наполнились недоверием. Когда он положил пешку слева от победного хода Шизуо. Потому что Изая Орихара носил чужие чувства на шее, как удавку. И он предвидел приближение, жестокий конец, которого невозможно было избежать. Он оставлен голым, беззащитным, с сжавшими горло словами. Потому что признание было выигрышным ходом. Но это изначально была проигрышная игра. Не имея возможности полагаться на собственные слова, не в силах справиться с чувствами, вызванными признанием, Изая встал. Он повернулся на пятках, и Хейваджима в ужасе смотрел на него, пока мужчина надевал пальто, отпирал входную дверь. — Изая… Изая захлопнул за собой дверь и вышел. В наступившей тишине Шизуо услышал, как хлопнула дверь. Раз. Другой. Третий. Он услышал исповедь в шепоте Изаи, услышал едва слышный вздох. Он услышал искренность в словах Изаи. Услышал страх в своем молчании. Когда Шизуо взял в руки свой мобильник, услышал правду, которую только что выиграл. И, когда он поднес телефон к уху, то только услышал лаконичное. Привет, это Изая Орихара. К сожалению, я не могу сейчас ответить на звонок…