Вой волком

      — Может, это была собака?       — Что? — Халк, лежащий рядом, повернул голову. Он лежал ближе всего и единственный, кто услышал слова Грека. — Какая собака? Где?       Камень был горячий, но не настолько, чтобы обжечься — стояло самое начало лета. Они прошли немало, чтобы найти это место. Игнорируя тропинки, спустились по косогору через кусты шиповника к обрыву и там — кто как — скатились по почти отвесной скале вниз. Поцарапались и разбили ладони, но никто не скулил, все были веселы, потому что дело того стоило: хотя эти скалы отлично просматривались с пляжа, оттуда было не пройти, только сверху, через лес, с риском свалиться и разбиться насмерть. Купание голышом — на виду, но на недоступном для упрёков расстоянии — пробудили веру в собственную дикость. Грек прижался к камню мокрой грудью, забирая его тепло и прислушиваясь к шуму бьющих снаружи волн. Из носа сочилась вода, падала на камень и тут же высыхала. Почти все деньги потратили на еду, и тут же её съели, хохоча и выхватывая у друг друга, как стая голодных псов. Следовало придумать что-то более весомое, чем обобрать случайного алкаша, но раздражение, вызванное дурацким скоропалительным бегством, мешала Греку думать. Всё складывалось совсем не так, как он хотел. Всё было не тем.       — Тот волк в лесу, что я видел. Я подумал, может быть, это была собака? Некоторые очень похожи на волков, — Грек приподнялся на локтях.       — Не всё ли равно? — сказал Халк. — Дикая собака или волк? Волк — это и есть дикая собака. Собака, которую когда-то приручили люди. Если она порвала цепь и сбежала, значит снова стала волком.       Грек посмотрел на него задумчиво и кивнул, иногда Халк говорил дельные вещи. Грек снова лёг на камень и закрыл глаза. Он скучал по беспечности прошлых каникул. Тогда всё было именно тем, чем казалось. Никакого обмана. Волки были волками, псы — псами, шакалы...       — Слушай, по поводу Ивки, — с заминкой сказал Халк. — Она мне нравится.       — Я знаю, — ответил Грек и открыл глаза. Ива лежала дальше всех, на другом совсем маленьком камне, за Очкариком, который её отделял и будто охранял от чужих взглядов. И купалась совсем одетая, даже не в белье, а в футболке и шортах. Сегодня это моя шкура, сказала она. Никто не возражал, Очкарик был доволен, Халк и Грек вздохнули с облегчением.       — И как… ну… как мы будем её делить? — спросил Халк так, чтобы никто больше не услышал.       Кажется, они разговаривали так впервые — тихо, доверительно, только вдвоём. Грек перевернулся на спину, подложив руки под голову. Было странно лежать так голым. Странно и дико. Но больше не стыдно, как тогда в первый раз. Привыкнуть можно ко всему, подумал Грек, а потом привычка убивает радость.       — Никак. Пусть сама выбирает.       — Ты — вожак, силы не равны, — буркнул Халк.       — Ну и что ты предлагаешь?       Халк молчал. Он лежал на животе, упираясь подбородком в сложенные предплечья и водил по камню пальцем свободной руки.       — Ничего… Я просто, ну, я тоже не слабак, Грек.       — Тогда в чём проблема? — Грек сел, скрестив ноги, и ухмыльнулся. Скользнул взглядом по голому заду Халка, который уже не был таким белым, как раньше, по Очкарику, посмотрел на Иву, которая сидела к ним боком и смотрела на море. Она выглядела одиноко. Мокрые волосы облепляли лицо и не шевелились под порывами ветра.       — Просто хочу, чтобы ты знал. Я тебя уважаю, ты мой друг и вожак, но я не слабак и не трус, понятно? — Халк сжал зубы и стукнул камень кулаком. — Я не слабак!       — Никто и не считает тебя слабаком.       — Тогда почему я вечно на стрёме? Я же как Туша, разве нет? Баласт. Друзья, оставшиеся с детства, которых жалко выбрасывать? Разве не поэтому ты нас кинул и ушёл к шакалам? Потому что мы псы и трусы? Псы шакалам не друзья, Сова ведь права была, я не хотел слушать… — Халк осёкся и кинул на Грека напряжённый взгляд.       Грек ссутулился, невесело усмехнулся и покачал головой. Потом выпрямил спину и оглядел окружающие скалы и море.       — Шакалы — тоже слабаки, Халк, — сказал он. — Все — слабаки. Ты, я, Туша. Может быть, только он не слабак, — Грек кивнул на Очкарика, — и то, только потому, что не врёт себе, что сильный. Остальные только делают вид, что крутые. Все только делают вид. Играют на публику. Весь долбаный мир — подделка. Так что какая разница, слабак ты или нет? Какая разница, что Туша — долбаный поехавший шизофреник? Какая разница, что я — крыса, кинувший друзей, ради фальшивого блата у шакалов? Какая разница, Халк? Какая разница, кто мы, если мы всё равно ненастоящие?       Грек встал и потянулся.       — У меня что-то с глазами, — сказал он и потёр глаза. — Обычно всё не так ярко.       Халк смотрел на него, не мигая. Грек сплюнул через зубы, проследил, как плевок шлёпнулся в воду между скал. Внизу камни были совсем чёрными из-за отлива. Растущая на них тёмно-коричневая трава шевелилась, когда приходила волна.       — Пусть Ива выбирает, она не дура, и всё понимает. К тому же… может, мы ей оба нахуй не нужны. Она себе на уме.       Грек подошёл к краю, готовясь нырнуть, но Халк его окликнул.       — Слушай, Грек… — он сел на камне и обхватил худые ноги руками. Говорил странно, будто замёрз. — Я давно сказать хотел… Слушай, ну… кажется, это я Сову убил.       Грек обернулся, посмотрел на него несколько секунд и всё-таки прыгнул в воду.       Выбираться из «удачного места» пришлось вплавь. Забраться обратно на скалу, с которой они прыгали, в случае Халка и Ивы — съезжали на ступнях и заду, оказалось нереально. Шиповник колыхался совсем рядом, но был недостижим, как небо. Так что в деревню вернулись только к закату, ещё более изнурённые и голодные, чем утром. Одежда, сигареты и последние деньги намокли, несмотря на то, что их убрали в мешок и крепко завязали. Даже между собой почти не разговаривали, только переругивались и устало скалили зубы. На последний полтинник решили купить сигарет — на еду всё равно бы не хватило. Солнце скрылось, появились комары, громко квакали лягушки. Грек чиркнул несколько раз промокшей зажигалкой, пытаясь подкурить, потряс ей, попробовал снова и швырнул об землю.       — Как же бесит эта хуйня.       — Какая именно? — спросила Ива.       — Эта, — Грек наступил на зажигалку и прокрутил под подошвой, с мрачным удовлетворением слушая её хруст. Словно она была живая. — Вся. Эта. Хуйня. Мы, блядь, словно в жмурки играем.       — Ну хоть не в жмуриков, — коротко хохотнул Халк и замолк. С приближением сумерек всех охватила нервозность.       — Говорила вам, — сказала Ива устало, — мы умерли, и это наш ад.       — Пошли, чё встали? — махнул рукой Очкарик. — Скоро стемнеет.       — А чего это ты раскомандовался? — огрызнулась Ива. — Грек, Ботан в вожаки метит! Скажи ему! Вмажь ему! — она посмотрела на брата с такой злобой, что Очкарик, собиравшийся что-то сказать, осёкся. Молча повернулся и пошёл вперёд. — Я игру придумала, — закричала она ему вслед. — Называется «жмурки и жмурики». Сначала нужно разбить ему очки!       Грек схватил её за плечо и встряхнул.       — Не будь сукой.       Ива дико улыбалась, её била дрожь.       — Отпусти, мне больно, — повела плечом, пытаясь вырваться. Грек расцепил пальцы.       — Никогда не нападай на своих, — сказал Грек. — Поняла? Мне пофиг на ваши рамсы с братом, но никогда не нападай на своих. Скажи, что поняла.       — Я поняла, — буркнула Ива, хотела пойти вперёд, но её схватил за руку Халк. Кровь отлила от его лица, он был бледен как смерть. Она попыталась вырвать руку, но он держал её крепко.       — Мы так все потеряемся! — вскрикнул он. — Туша ушёл! Очкарик! Если мы разделимся, он, нас всех сожрет по одиночке!       — Кто нас сожрёт? — спросила Ива, неприятно улыбаясь. — Молох? Или тот, другой?       Халк не ответил.       — Дурак! Он нас уже сожрал! Сожрал! Как вы не понимаете? Где мы по-вашему?       — Держи её, — сказал Грек Халку. В глаза нещадно лезла мошкара, он тёр их, выдавливая чёрные трупики из уголков глаз, словно слёзы. Жмурки, чёртовы жмурки, думал он устало. Все разбегаются, а я не вожак, а слепой вóда. — Надо догнать Очкарика, а завтра снова поищем Тушу. Нужно держаться вместе. А ты, — он посмотрел на Иву, — заткнись.       Шли быстро — Грек впереди, Халк и Ива, держась за руки, как дети, следом за ним — боясь, что каждая минута промедления разделяет стаю всё больше. Туша, нужно найти Тушу, думал Грек, и возвращаться. Мысль о доме казалась несбыточной, вязкой, неповоротливой, словно пришедшей на ум под тяжелым кумаром. В ушах всё ещё стоял крик Ивы. «Я знаю, где мы, — сказал себе Грек, — мы в долбаном селе. Я был тут раньше, у меня тут бабка жила». Он узнавал улицы, по которым они проходили днём. Со стороны сельского центра доносилась музыка и крики. Очкарик пойдёт в толпу, подумал Грек. В толпу, к свету, к музыке, к отголоскам цивилизации. К Молоху. Среди других легче забыться... Молох дарит забвение, в этом вся фишка.       В местном доме культуры гремела дискотека. У входа рядом с облупившимися квадратными колоннами толклась галдящая толпа с банками и стаканчиками в руках, стены гудели от басов. Очкарик сидел на корточках в стороне ото всех и курил, делая вид, что не обращает ни на кого внимание. Волки приблизились, покружили вокруг, смерив местных взглядами, и остановились рядом со своим. Ива молча опустилась на землю рядом с братом и ткнулась лицом в его плечо. Грек принюхивался, прислушивался к окружающей шакальей атмосфере — она была ему до боли знакомой. Отделившись от стаи, подошёл к тому, кто казался круче остальных, и попросил огня.       — Вы с войны? — спросила девчонка из компании.       — Типа того, — Грек широко улыбнулся, показывая белые зубы. — Мы победили, если чё, не думай. Не видели тут жирного пацана? Неместный, пухлый и не в себе? Сам с собой говорит и смотрит в сторону, будто там кто-то есть.       Шакалы переглянулись, девчонка захихикала.       — Контузия, — пояснил Грек. Он не знал зачем заговорил про Тушу, просто нужно было с чего-то начать. — Пошёл отлить и заблудился.       — В посёлке, что ли? — недоверчиво спросила всё та же девчонка.       — Нет, в лесу, но, может, вышел, — пожал плечами Грек. — Не так тут много... ну, посёлков.       Шакалы снова обменялись взглядами, покачали головами. Они были заинтригованы, нарываться на драку пока никто не собирался. Грек почувствовал бы сразу. Эти шакалы ему даже нравились.       — А бабка не знаете, где живет, фамилия — Грекова?       — Хэзэ какие тут бабки живут. Типа если деревня, значит, мы всех бабок знаем? — ответил худой парень, который поделился огнем. Разговорчивая девчонка подняла с земли полторалитровую бутылку пива и протянула Греку. Он кивнул волкам, чтобы подошли.       — А пожрать у вас ничего нет? — нагло спросил Халк и заржал, давая понять, что это шутка. Очкарик уставился на одинокую, крашенную в тёмно-красный цвет девчонку, которую никто не обнимал, и многозначительно усмехнулся одной стороной рта. Между ними тут же возникла симпатия.       — Слушай, бухих твоя бабка нас точно не пустит,  — сказала Ива, когда до неё дошла очередь пить пиво. — Мы и сейчас, как бомжи с теплотрассы, — она приторно улыбнулась шакалкам. — Дороги у вас тут пиздец пыльные.       — Ну так пиздуй обратно в город, — огрызнулся кто-то из местных.        Ива прижалась боком к Греку, и он ее обнял. Халк нервно сплюнул на землю.       — Она не то имела в виду, — сказал Грек и оскалился. Погладил Иву по бедру и мокрым шортам, отгораживая от любых посягательств. — Есть вписка?       — Не нужно, — перебил Халк и наклонился к самому его уху. — Нахуй шакалов, Грек. Нахуй шакалов.       Халк стоял широко расставив ноги, руки в карманы, смотрел как обычно насмешливо, но Грек чувствовал, что глубоко внутри он нервно перебирает лапами. Наверное, это чувствовали все. Греку стало за него стыдно, но он постарался проигнорировать это чувство, опустил руку, которой обнимал Иву, и кивнул.       — Ладно, пошли. Я вспомнил, где она живет. Увидимся, братва.       Когда шум дискотеки остался далеко позади, Грек остановился. Цепи-цепи кованы, подумал он. Раскуйте нас.       — Мы стая? — спросил он, оборачиваясь. — Очкар, скажи, мы — стая?       — Стая, — ответил Очкарик, тоже останавливаясь и поднимая худые плечи вверх. — Чё не так?       Когда они играли в детстве, никто не мог заставить их расцепить руки. Он сам, вожак, первым отпустил сжимающие его ладони и ушёл в другую команду. Нужно было взяться за эти руки снова, взяться и больше не отпускать. Но глядя на них сейчас, Грек вдруг подумал, что, может быть, тот уход вовсе не был предательством. Стая бродячих псов ничуть не лучше шакалов, ни те, ни другие не могли ему дать чего он хотел.       — Тогда хули вы бегаете, одинокие, блядь, волки? — Грек посмотрел на Очкарика, откинув голову назад. Он всегда так делал, чтобы смотреть сверху вниз, демонстрируя свое превосходство. Он хотел бы, чтобы Очкарик его ударил, тот ведь был прав: на стрелку тогда стоило идти вдвоём. Туша, Халк — всё испортили. Вся их сила — это задавленная слабость. Все их "ночи", "дикость", даже убийство Совы — полузадушенный вой сумасшедшего, который не может позволить себе закричать в полную силу.       — Потому что у нас есть лапы, — сказал Очкарик и пошёл вперёд, толкнув Грека плечом. — Заебали. Какого хрена ушли оттуда, если ты опять не знаешь, куда идти? У меня с той девчонкой на мази всё было.       Грек не слушал, он перевёл взгляд на Халка, и тот опустил взгляд.       — Что? Ну что?       —  Очкар, подожди, — позвал Грек.        Очкарик остановился, засунул руки в карманы и повернулся. Грек и Халк стояли в темноте друг напротив друга и молчали. Кусали комары, Халк расчёсывал прыщ.       — А-а... Ты это по поводу Совы? — спросил он. — Хочешь, чтобы рассказал?       — А что по поводу неё?       Халк пожал плечами, улыбнулся, даже как-то преобразился,       — Почему ты её убил? — спрашивает Грек.       Халк молчит долго. Думает, пытается понять, найти рациональное объяснение, которого на самом деле нет.       — Она была не из нашей стаи.       Грек качает головой и спрашивает снова.       — Чтобы доказать, что я не трус! — выкрикивает Халк и сжимает кулаки.       — Нет, Халк, не поэтому, — говорит Грек. Халк вскидывает голову и смотрит на вожака, на Очкарика, на молчаливую, скучающую Иву. Она больше не кривляется, просто стоит и чего-то ждёт. — Ну? Почему ты убил её, Халк? — подталкивает вожак и Халк понимает. Понимает морду к чёрному небу и тоскливо воет. В этом небе нет луны, ни полной, ни огрызка — ни какой.       — Потому что я волк, — говорит Халк. — Потому что я волк, как и вы.       Грек достал сигарету из кармана, вспомнил, что прикурить нечем и засунул обратно.       — Вы, кажется, не помните, но мы убивали Сову вместе. Затащили в лес, запугали, изнасиловали и убили. Всей стаей.       Халк, сидевший на корточках и рисующий на земле перед собой невидимые каракули, поднял голову. Близнецы стояли за спиной Грека каменными изваяниями.       — Мы её убили, потому что мы волки, — Грек снова взялся за пачку, и снова отнял руку. Хотелось курить. Есть, спать. Сколько времени прошло, с тех пор, как они ушли с дискотеки? Но его слушали так внимательно, что Грек впервые за долгое время чувствовал свою силу, ту самую силу детства, когда они бежали за ним по лесу, преследуя дичь. Он вдруг вспомнил девчонку на дереве и кусочек сахара в свертке, который давал волшебную силу превращаться во что угодно. Он засмеялся. Сова, это была Сова!       — Ты чего ржёшь? — спросил Халк неуверенно.       — Да так, вспомнил кое-что — девчонку на дереве.       — Сову?       — Ты знал, что это она?       — Ну да, она с тех пор за мной и увязалась.       — А я забыл. Всё забыл, только сейчас вспомнил. А она молодец, не соврала про "лекарство" — он снова захохотал.— Хотела улететь — и улетела.       — Куда она улетела, если мы её сожрали, — нарушил молчание Очкарик.       Грек встал и подошёл к ближайшей калитке, на которую уже давно поглядывал.       — И её "лекарство" тоже мы съели, — пробормотал Халк и поднялся на ноги. — Разделили и съели. Может, так оно и действует? Ты куда?       Грек опустил руку по другую сторону калитки и открыл засов изнутри.       — Подождите меня здесь.       Во дворе стояла собачья будка, но пустая, Грек в этом убедился, когда на всякий случай заглянул внутрь, поднял цепь и снова бросил её на землю. Прошелся по двору, наклонился и потрогал траву на глядках. Участок был большой, но запущенный, чернели почвой только несколько грядок. Окна большого, совсем не похожего на тот дачный, дома были темны, только в одном мелькали блики — кто-то смотрел телевизор в темноте. Грек вышел к крыльцу и махнул волкам.       — Нашёл.       — Уверен? Темно же? — спросила Ива.       — У моей бабки собак не было, только кошки. Точно помню, — сказал Грек, смеясь, и открыл калитку. — Только тихо.       Они были уже у порога, когда раздалось рычание.       — У меня для тебя плохая новость, Грек, — сказал Халк, пятясь и сталкиваясь с теми, кто стоял позади него. — Что будем делать?       Глаза странной молчаливой собаки блестели в темноте, шерсть на загривке вздыбилась. Упираясь в землю передними лапами, пёс скалил зубы и глухо, утробно рычал. Очкарик дёрнул входную дверь, но она была закрыта изнутри на крючок. Вырвать его не составляло труда.       — Нет, не убивай его, Грек! — тихо вскрикнула Ива, когда вожак шагнул к скалящемуся, опасному, но явно испуганному псу. — Пожалуйста.       Грек присел перед собакой на корточки и протянул раскрытую ладонь.       — Тише-тише, Пират, своих не признал? — голос подействовал на пса успокаивающе, спустя несколько минут уговоров, он несмело вильнул хвостом, в чёрных блестящих глазах появилась доверчивая радость. Игриво переступив лапами, он наконец лизнул протянутую ладонь, и Грек схватил его за загривок.       — Я не понял, это чё и правда твой пёс? — пробормотал Халк, глядя, как Грек волоком тащит пса к будке. Пёс скулил и упирался, но не пытался его укусить. Признав в нём хозяина, он принимал агрессию за заслуженное наказание.       — Ты вообще ничего не понял, — сказал Очкарик. — Это просто собака, Халк.       Пока Грек надевал на собаку ошейник, та лизала ему руки.