Изменить мир

      На этот раз зал с колоннами не пустовал: вдоль стен стояло несколько человек, мужчин и женщин, напротив друг друга. В глотке чудовища клубился серый туман, откуда время от времени высовывались узкие влажные щупальца с присосками. И прятались, стоило им только коснуться кровавой дорожки. — С каждым разом мне всё сложнее закрывать Двери.       Голос был мелодичным и очень раздражённым. — Быть может, ты используешь не те жертвы? — второй явно принадлежал женщине старше. — Не те? Предлагаешь положить на алтарь кого-то из Детей Рода? Быть может, ты готова принести в жертву даже одну из Дочерей? А, Талина? Кого? Твою дочь? — Ты сама сказала, что кровь мужчин уже не помогает, — ответила Талина, пропустив мимо ушей слова о собственной дочери.       Но запомнила — глупая девчонка осмелилась говорить такое! Ничего, пока всё идет по плану, по её плану. Много лет назад, когда прежняя Привратница готовила себе преемницу, взгляд упал не на Лайдин, умницу и красавицу, а на Альтнею, всех достоинств у которой было… А что у неё вообще было и есть, кроме возможности с лёгкостью замыкать Круг? Лайдин имела такие же способности, разве чуть послабее. Ладно, не чуть, но всё же, обучение могло сделать даже из слабой госпожи сильную Привратницу, и доказательствами тому Морин, дальняя родственница самой Талины. Из Лайдин, после подготовки получилась бы не хуже. А она, Талина, не опасалась бы за свою власть, действуя не исподтишка, как сейчас, а открыто. Ничего, их с дочерью время ещё придёт. — А может, ты разучилась создавать Большой Круг? — спросила Талина. — Я чувствую, что дело не в этом. — В чём же? Тебе уже много лет, а ты до сих пор не выполнила свой основной долг, не дала жизнь Дочери Рода. И ты говоришь о том, что Двери закрываются с трудом? — Мне много лет? Я молода! И не тебе, родившей лишь сыновей упрекать меня в неисполнении долга! — воскликнула первая.       «Только сыновей? Ха! Ты не знаешь о Лайдин!» — Талина порадовалась, что в своё время не открыла тайну рождения девочки. Никто бы не осудил её, кому какое дело, кто был отцом малышки, если мать почтенная леди клана, но Талина уже тогда мечтала, что дочь станет Привратницей. Но закон велел выбирать её из правящей семьи, мол, нечего распылять Силы. — У тебя только две обязанности: не допускать прорыва извне сквозь Двери и принести дочь. И ты не можешь выполнить ни одну. Объясни, в чём причина этого? Быть может, ты стала терять Силу? — Может быть, — в голосе женщины появилась задумчивость, — может быть. Я чувствую, как она утекает от меня каждый раз, стоит лишь появиться прорыву. — Это плохо, Альтнея. Очень плохо. Если твоя Сила уходит, тебе стоит найти ту, что тянет из тебя твой дар. — Искать её самой? Ты сошла с ума, Талина! И потом, ты сама знаешь, как я не люблю посещать другие миры. — Замолчи, глупая девчонка. Если ты не найдёшь ту, кто тянет из тебя силу, то потеряешь всё! — старшая явно рассердилась. — Но в другом мире я буду почти обычной женщиной. А если та, другая сильнее меня? — Тогда она сменит тебя на посту Привратницы. — Я не допущу этого. Я найду её и заставлю вернуть мне всё, что она украла. — Будь осторожна, Альтнея. — Буду, Талина. Я возьму с собой своих мужей и нескольких охранников. Я не допущу, чтобы кто-то забрал мой дар. — Не забудь, что в другом мире для тебя может быть опасно, Альтнея. Особенно, если это дикий мир. — Хорошо, Талина.       Картинка подёрнулась дымкой и растаяла. Аля ещё полежала несколько минут, сохраняя в памяти красочный и необычный сон и, с неохотой, поднялась — сегодня второй зачёт, опаздывать нельзя.       Лев Анатольевич лукавил, когда говорил Але, что ничего не изменилось: он вовсе не собирался отказывать себе в удовольствии поиметь молодое и привлекательное тело. Но пятно на лице падчерицы раздражало с каждым днём всё сильнее. Дома он старался не смотреть на неё, а в колледже началась сессия, и они почти не встречались. Галина Станиславовна бдила, хищно наблюдая за всеми движениями дочери: подозрения, чуть снятые фальшиво-заботливыми словами мужа, вновь вспыхнули, когда женщина увидела выстиранную постель дочери. А ведь прошло не так много времени с последней перемены, простынь никак не могла испачкаться. Если только… и у Галины Станиславовны вновь появились нехорошие мысли: а вдруг дочь соблазнила-таки Лёвушку, а тот из благородства покрывает мерзавку? Женщина хищницей следила за Алей, подмечая все нюансы поведения, и, в конце концов, убедилась, что со стороны наглой девчонки точно не всё в порядке. А иначе, почему она так краснеет, стоит только Лёвушке войти в комнату? И Галина Станиславовна ещё сильнее стала придираться к дочери, не замечая, что муж часто останавливает очень недвусмысленный взгляд на формах девчонки.       Мужчина быстро забыл о своих словах, выискивая только возможности остаться наедине с падчерицей. И вскоре нашёл — после обеда в колледже почти никого не оставалось, а лаборатория была полностью в его распоряжении. — Алевтина, сегодня у тебя плавание? — спросил он однажды. — Да, в четыре часа, — подтвердила девушка. — А сейчас ты свободна? — Да…       Лев Анатольевич, окинув взглядом пустой коридор, кивнул девушке на приоткрытую дверь лаборатории. Аля понятливо юркнула туда, замирая от страха и предвкушения — за прошедшее время неприятные ощущения забылись, зато любовь, подогреваемая скромными подарками, разгорелась ещё сильнее. В лаборатории было пусто, отчим небрежно сдвинул несколько пачек бумаги на столе и уложил на него падчерицу, рассудив, что все нужные места будут у его досягаемости, а уродливого пятна видно не будет. Ошеломлённая Аля даже не успела ничего понять, как юбку задрали жадные руки, а трусики спустили вниз, до колен. И все прелюдии на этом закончились, осталось только влажное хлюпанье, жёсткий край стола, врезающийся в бедра и натужное пыхтение. Аля ждала, когда это всё закончится и думала, что больше никогда не позволит отчиму проделать это ещё раз.       И покорно пошла на следующий день, и ещё раз и ещё. Постепенно она притерпелась к неприятным ощущениям, впитывая слова Льва Анатольевича, что она очень милая, и что он очень жалеет, что женился не на той. А потом, дома, приходилось смотреть на щебет матери и снисходительную небрежную заботу отчима. — Галюнчик… ты просто божественно готовишь! — Ты мне льстишь. Хочешь ещё кусочек? — Нет, дорогая. Ты и так накормила меня до отвала. Я скоро растолстею так, что в двери не буду проходить! — Ой, не говори так! У тебя великолепная фигура, Лёвушка!       Аля покосилась на появившееся брюшко и впервые подумала, что отчим не так уж и красив: немного великоват нос, слишком узкие губы. Да и воспитание подкачало, конечно, и в провинции могут получить блестящее образование, но врождённый лоск появляется только в семьях с не одним поколением интеллигентов. А отчим, похоже, только нахватался вершков, недаром Юлия Александровна, познакомившись с зятем, брезгливо поджала губки. Тогда Аля обиделась на двоюродную бабушку, а вот сейчас впервые подумала, что…       Что, возможно, Лев Анатольевич герой не её романа. — Алевтина, не могла бы ты подать мне чаю? — и лишь только Аля услышала это чувственный баритон, как мигом забыла обо всех своих мыслях.       Недостаточно воспитан? Да и ладно, главное, он любит её, только бы мать не узнала. Но катастрофа надвигалась, хоть ни один из её участников об этом не подозревал. Сначала Аля обнаружила, что уже второй месяц не использовала прокладки. Случайно, убираясь, передвинула пачку, и тут до неё дошло — в последний раз месячные или, как говорят в рекламе, критические дни были у неё в мае. А после – ни разу. Сначала девушка удивилась, а после ей стало страшно, когда она поняла, в чём причина этой задержки. Причина в этот момент сидела за столом и ворковала с женой.       «Боже мой, если мать узнает, она же меня со свету сживёт!» — мысль о том, что следовало бы рассказать отчиму, девушке даже в голову не пришла, ведь он всегда отправлял её мыться, значит, она виновата сама, плохо старалась. Бабушке? Ни в коем случае. Кому ещё? У Али не было подруг, Маринка не в счёт да и разболтает мигом. Ох, а ведь не к кому обратиться, и что теперь делать?       Поначалу никто не замечал изменений, но однажды после завтрака, Аля направилась не в комнату, в уборную, где и оставила всё съеденное. Мать вяло удивилась, зато Лев Анатольевич проводил падчерицу цепким взглядом. А потом весь день украдкой следил за Алей. Озабоченность на следующий день сменилась подозрениями, а затем и беспокойством, когда тошнота повторилась ещё и ещё. Да так сильно, что даже Галина Станиславовна что-то заподозрила. И первое же предположение попало в точку — дочь беременна. Осталось только выяснить, от кого. Несколько дней женщина разрабатывала план, как осторожно выспросить мужа, не пал ли он жертвой коварной обольстительницы. И, наконец, Галина Станиславовна придумала, что делать. — Алевтина, у нас закончился сахар. Сходи и купи два килограмма. Вот деньги. — Хорошо, мама, — Аля взяла мятую купюру и вышла, удивляясь, куда же он делся, если только вчера купили целый мешок?       Девушка не пользовалась лифтом, уже по привычке, выработанной с детства, и не торопясь спустилась по лестнице. Но на улице, как оказалось, шёл дождь. Будь он не таким сильным, Аля не стала бы возвращаться за зонтом, но сплошные потоки с неба, поколебали её уверенность и заставили снова подняться на шестой этаж. И угодить прямо в эпицентр скандала: Алю не заметили — она не проходила дальше коридора, роясь в шкафу. — Я понимаю, Лев, что мужчина слаб, особенно, когда его соблазняет молодая и привлекательная девушка. Но моя собственная дочь! — Галюнчик, — лениво отвечал отчим. — Неужели ты думаешь, что я мог соблазниться этой уродкой? Ты свою дочь видела? Да на неё смотреть противно. Не знаю, кто поимел твою девку, но это не я. Ищи виновника в другом месте. — Это точно не ты? Правда? Лёвушка, скажи, это не ты? — Ну, разумеется, не я, — снисходительно проговорил тот.       И Аля поняла, что её до сих пор никто и никогда не любил, и любить не будут, что ничего не изменилось: все видят только пятно на лице и больше ничего. И Лев Анатольевич просто воспользовался ею, а когда дело стало дурно пахнуть, мигом забыл обо всём и теперь убеждает жену в своей невиновности. И ведь убедил.       А что делать ей? Вернуться домой? Она не сможет больше выносить придирки матери. Не сможет видеть человека, так обманувшего её. Не сможет сидеть с ним за одним столом, слышать его голос. И… и отчим не оставит её в покое, придумает причину, тысячу причин, заставит избавиться от ребёнка, в этом Аля была точно уверена, и по-прежнему будет использовать доступную и глупую девочку. — Нет…       Аля повернулась и вышла из квартиры, забыв о том, что собиралась взять зонт, что пошла за сахаром, что у неё нет денег и документов. Ей было всё равно.       Дождь лил, не переставая, в ботинках хлюпало, куртка, джинсы — всё промокло насквозь. Однако Але было не жарко и не холодно: ей было никак. Кусочек счастья, маленькая капелька оказалась украденной, чужой, не её. Это у нормальных девушек случаются встречи, влюблённости, свидания. А на долю таких уродок, как Аля остаётся только короткий перепих и презрительное «подмойся».       Жестокие слова отчима казались справедливыми, он же был нормальным мужчиной, а для них главное в женщине внешность. Аля с ненавистью посмотрела на своё отражение в стекле витрины.       «Уродка, о чём ты вообще думала, когда мечтала о любви?» — прошептала она. По щекам текли струи дождя, смывая солёные слезы, и впервые Аля радовалась тому, что может плакать, не скрываясь. — Уродина… — шептала она, едва передвигая ноги.       Дорожка свернула к скверу, но Аля не пошла к мокрым скамейкам — сквозь шорох дождя донёсся гудок электровоза, и девушка направилась туда, к мосту через железную дорогу. Зачем? В этот момент она не могла бы назвать причину — просто что-то тянуло её в ту сторону. Она ступила на тротуар вдоль моста и бездумно направилась по нему, касаясь рукой мокрых перил. Уже давно стемнело, мимо изредка проезжали запоздавшие машины, осторожно пробиваясь сквозь потоки воды. Аля не видела, как из пелены дождя вынырнула чёрная машина, осветила лужи острым колким светом фар. Да и что ей до каких-то машин, когда тут обрушился весь мир? И не только он — под ноги попало что-то неудобно-скользкое, и девушка стала падать прямо на дорогу, под колёса огромной фуры. Водитель едва успел среагировать, зацепив Алю самым краем, но в его машину врезался другой, ударился и, развернувшись, влетел в ограждение моста.       Аля закричала от резкой боли и замерла, глядя, как медленно падает огромная фура вниз, на железнодорожные пути, как шипит пробитый радиатор у чёрной машины, как останавливается рядом ещё одна, тоже чёрная, и оттуда выскакивают несколько мужчин. И двинулась к первой, словно её тянуло туда, словно это самое важное, что нужно сделать. Пальцы скользили, открывая ручку дверцы, а в голове звенела тонкая нить…