Someday

Старенький чайник на кухне уже минуты две надрывно свистит, умоляя о том, чтоб его наконец выключили, но Юнги всё равно не горит желанием выползти из своего одеяльного кокона. На улице зима, холод собачий, хотя декабрь только начался; Юнги забил на все дела по дому или университету и замотался в одеяло, желая согреться. Но свист раздражает уши парня до безумия и он, тяжко вздыхая, поднимается и шаркает старыми тапками до кухни. И уже в пути появляется ещё один мерзкий звук — робкий стук в дверь. Юнги с сомнением подходит к двери и спрашивает: «Кто там?» — Намджун или Хосок точно бы не так стучали, они, скорее, сразу бы выбили деревянное препятствие, попутно что-то выкрикивая в дверную скважину. — Пак Чимин, — доносится из-за двери и Юнги автоматически тянется к ручке двери, потому что: «А ты какими судьбами?» — Можно войти? — спрашивает Чимин у порога, совсем поникши, и после слабого кивка заходит. Юнги оценивающе его осматривает и понимает, что весь вид этого парня говорит о том, что ему холодно, ему страшно, ему плохо. Щёки красные точно не от небольшого предзимнего мороза, потому что к ним прилагаются и влажные глаза, раздражённые от слёз. Пак Чимин — девятнадцатилетний омега, хороший приятель Хосока по танцам; встречались с Юнги пару раз, а разговаривали от силы раза четыре, включая такие диалоги, как: «Привет, как дела?», «Ясно, пока». Юнги задумчиво чешет затылок, бросает парню лаконичное «проходи» и идёт на кухню. Руководствуясь правилом «расстроенного друга угости горячим напитком», он достаёт вторую кружку и выключает наконец этот чайник. Забрасывая в кружку ложку кофе, Юнги замечает, как за кухонный стол тихо садится Чимин без верхней одежды, нервно разминая пальцы. — Что-то случилось? — задаёт очевидный вопрос Юнги и давит в себе поток других логичных вопросов типа: «Почему из всех существующих людей, которые могут утешить, ты пришел именно ко мне?», и едких высказываний вроде: «Негоже омегам ночью по квартирам малознакомых альф шляться». — Да, — коротко отвечает Чимин и тянется трясущейся рукой к кружке. — Ну, может, расскажешь, полегчает? Юнги мысленно даёт себе ладонью по лбу, потому что именно этой фразой он попадает в капкан под названием «проблемы Пак Чимина», сам подписывает себе приговор и фактически добровольно соглашается провести ближайший час — если повезёт, а если нет, то два, — утирая слёзы и сопли малознакомого человека. — Я… — Чимин открывает рот и тут же замолкает, сглатывая ком во рту. Влага собирается в уголках его глаз, и он закрывает лицо своими маленькими пухлыми ладошками, сгибаясь пополам. Юнги моментально охватывает паника, мешающая вспомнить точное местоположение салфеток, платков или чего-то на них похожего. — Я… Не знаю, что мне… Делать, — надрывно произносит Чимин, всхлипывая и сжимая пальцами свои волосы на голове. Юнги нащупывает рукой сзади себя кухонные салфетки, которые всегда там лежали чисто для криворукого Намджуна, и протягивает их Чимину, но остаётся полностью проигнорированным. Парень подсаживается рядом, поднимает аккуратно за подбородок чужое лицо и прикладывает салфетки к щекам Чимина, которые моментально насквозь промокают. Чимин ошарашенно смотрит и чувствует, как ему в руку пихают ещё пару его «слезоутиралок». Юнги обратно отходит и прислоняется к кухонной тумбе со словами: «Сопли сам», и думает, не слишком ли он был резок и груб. Чимин, пожалуй, единственный человек во вселенной, которому вытирал слёзы Мин Юнги. И Юнги раздражённо складывает руки на груди и цедит сквозь зубы: — Либо ты говоришь, что случилось, либо ищешь жилетку для слёз за пределами моей квартиры. Чимин относительно быстро успокаивается и виновато опускает голову. Не стоило ему вообще так нагло приходить к Юнги и без причин впутывать его в свои проблемы. Но парень понимает, что один он у себя дома оставаться больше не может, а пойти ему некуда. Уж точно не к Хосоку, который, вроде как, единственный друг в Сеуле, и который умудрился именно сейчас уехать на какой-то конкурс в Кванджу на две недели. — Я идиот. Юнги бы хотел ответить чем-то вроде фразы «самокритично», но ситуация не располагает. Он промолчал и просто ждал продолжения, потому что после «я идиот», обычно следует душераздирающая история о человеческой глупости. — И я беременный, — выносит вердикт Чимин и застывает, смотря куда-то вдаль немигающим пустым взглядом. Тут вроде как есть, что сказать, хотя бы насмешливое «смело», но оно не применимо к Пак Чимину. Потому что юноше девятнадцать, он только на середине первого курса и это действительно проблема. Проблема и потому, что он один — немеченый и необручённый, и потому, что выплакал чуть ли не все глазные яблоки из-за этой «приятной новости». С фразы «я беременный» обычно начинаются приключения о горе-папаше в комедиях, но суть в том, что Юнги точно к проблеме Чимина не причастен, и выбор омегой человека, хранящего этот страшный секрет, абсолютно алогичен и абсурден. — И от кого? — Юнги уже знает, каков будет ответ, ведь Чимин иначе не у него в гостях бы сидел. — Не знаю. Я даже понятия не имею, когда это произошло. Я не помню, что спал с кем-то. Юнги удивлённо распахивает глаза. Он и сам знает по их недолгому знакомству, что Чимин не из тех, кто развлекается целыми днями с незнакомцами и ходит по сомнительным заведениям. — Врач сказал, что срок — три недели. А месяц назад прошло всего одно мероприятие, которое остаётся чёрным пятном в моей памяти. Это День Рождения одногруппника. Я много выпил, но утром проснулся один… И… Я чувствовал, что очень сильно пах кем-то, с кем не знаком. Чимин отпивает с кружки уже остывший кофе и морщится от его неприятного горького прикуса. Он по-прежнему выглядит как обиженный на весь свет ребёнок с красными глазами и искусанными, потрескавшимися губами. Но ему немного легче хотя бы потому, что он вслух рассказал о своей проблеме, а не сходил с ума в одиночестве. — Что будешь делать? — Не знаю, мне страшно думать о будущем. Юнги внимательно изучает парня и понимает, что тот уже на грани. Да, он перестал рыдать, но взгляд у него такой же тленный и испуганный, словно у него две большие стекляшки вместо глаз. И Юнги не знает, что ему сделать или сказать, чтоб не погрязать глубже в этом болоте чужих проблем, но и не обидеть Чимина. Поскольку выслушать и обогреть — это одно, а как-то помочь и поучаствовать в чей-то судьбе — это совершенно другое. Но Чимин и сам понимает, что Юнги ему ничем не обязан и что большее, что он может для него сделать, это сочувствующе похлопать по плечу. И парень, отодвигая в сторону кружку, встаёт из-за стола. — Спасибо, что уделил мне время. Мне уже пора. В ответ Юнги только серьёзно смотрит в глаза и хмурится, он знает, что за окном уже давно стемнело, и потому решает ступить одной ногой в то самое болото чужих проблем: — Ты время видел? Оставайся уже у меня, я постелю тебе на диване.