Someday

Утро встречает Юнги не ярким светом и солнечными лучами, а ощущением немеющих от холода кончиков пальцев. Он нехотя встает и сразу стягивает со спинки стула утеплённую кофту и кутается в неё, попутно впихивая ноги в тапки. Парень, сжимаясь от холода, медленно плетётся в ванную, чтобы принять спасительный горячий душ. А после нужно будет поставить на кухне чайник. На часах без пяти восемь, а Юнги, шмыгая носом, раздражённо помешивает сахар в кружке. Он по привычке отпивает два глотка и ставит кружку в раковину, замечая там ещё две вчерашние. Юнги хмурится и тихо крадётся в зал, бесшумно заглядывая из дверного проёма в гостевую комнату, чтобы узнать, спит ли там ещё Чимин. У него совсем вылетело из головы, что следует в первую очередь проверить, удобно ли его гостю на диване, а не попивать кофе на кухне. Но зайдя в зал, он замечает на диване только большой комок пледа, под которым сжался Чимин. Юнги украдкой вздыхает и решает не будить его, а безмолвно помочь: он стягивает со своей кровати мягкое пуховое одеяло и переносит его в гостиную. Ему-то оно уже не понадобится, а вот его гостю не помешало бы. Юнги аккуратно накидывает одеяло на Чимина, накрывая плечи и ноги, надеясь, что не сильно его беспокоит. Но Чимин неожиданно выныривает из складок плотной ткани и смотрит на Юнги внимательно. — Спасибо. Юнги замечает чужой взгляд, но не останавливается, он также расправляет одеяло в ногах Чимина и только едва слышно говорит: «Спи дальше, я не буду мешать». После этого он возвращается в свою комнату, а Чимин засыпает ещё на часа два, потому что он ужасно устал от всего, и сон — единственное лекарство, которое способно помочь избавиться от нервного напряжения хоть ненадолго. Но, проснувшись, ему не легче, а к тому же страшно и волнительно. Парень встаёт и идёт на звуки, доносящиеся с кухни, туда, где гремит посудой Юнги. — Прости, что не ухожу, — виновато говорит Чимин и усаживается на табуретку. — Не могу находиться дома. Как только остаюсь один на один со своими мыслями, становится так плохо. — Я понимаю, — сухо отвечает Юнги, выливая на сковородку яйцо. — Ты собираешься ещё кому-нибудь рассказать о своей беременности? — Только не сейчас. Я не могу, это слишком тяжело. Юнги поджимает губы и вновь замолкает. Зачем что-то ещё говорить и лезть не в своё дело, если он и так уже достаточно вчера впутался в эту историю своим «оставайся». — Мне самому трудно это принять, не говоря уже о том, чтобы рассказать о своей беременности близким, — начал Чимин. — В семье я единственный ребенок, единственная надежда… Но я так вляпался. Чимин внимательно следит за действиями Юнги и попутно продолжает рассказ, потому как тот ни слова не произносит больше и лишь безэмоционально занимается своими делами. — И мне безумно стыдно за это. Отец будет мной разочарован… Юнги переворачивает лопаткой глазунью и выключает плиту. Он оборачивается и опирается на кухонную тумбу, смотря на Чимина чересчур серьёзно. — А ты не думал сделать аборт? — Думал, — честно признаётся Чимин, — но за это мне будет ещё более стыдно. Мне кажется, это неправильно и несправедливо вот так лишать кого-то жизни, даже ещё не родившегося. Шипение сковородки приглушает все остальные звуки, а Юнги смотрит на Чимина всё так же хмуро и согласно кивает. Он действительно не может понять этого парня, но решает ничего не отвечать и оставить выбор Чимина без комментариев. И Чимин ему за это искренне благодарен, потому что любое чужое слово может заставить его усомниться в собственных решениях. Омега встаёт с табуретки и уходит в прихожую одеваться — чужое гостеприимство не может длиться вечно. — Чимин, ты не позавтракаешь со мной? — спрашивает Юнги, опираясь о дверной косяк. — Нет, меня ужасно мутит, нет аппетита. Юнги задумчиво тянет: «М-м, ясно», и смотрит, как парень натягивает на плечи куртку и застёгивает молнию. Чимин проверяет свои вещи по карманам и поднимает взгляд на хозяина квартиры с немой просьбой в глазах открыть входную дверь, всё же чёрт знает, каким образом она открывается и какой замок из трёх рабочий. Но Юнги долго смотрит на Чимина и думает о том, что он похож на потерянного воробушка, жалобно хлопающего глазками в поисках верного пути. Парень подходит ближе и обматывает шею Чимина своим шарфом крупной вязки, что свисал минуту назад с полки тумбы. Чимин неловко улыбается уголками губ и благодарит, а Юнги только убирает свои руки подальше от шарфа и делает ещё один шаг в болото проблем Пак Чимина: — Я не против, если ты снова придёшь ко мне, если станет совсем тяжко.