А может быть, где-то...

В её глазах – ландыши пробиваются нежностью, Зелёными копьями пронзают панцирь усталой земли. Ко мне тянутся виноградными лозами руки и Обвивают плечи. Беззащитная, с горячим лбом, простуженная, а губы пахнут чаем со смородиной. Дышишь на её озябшие пальцы и понимаешь: У тебя нет права дрогнуть Ни на один миг её радужно-солнечных ресниц, Ласково и устало прищуренных и держащих твоё сердце В своём сладком обхвате – Надёжно, навеки. В её сердце – боль, зубастый зверёк. Роет тоннели сквозь душу, Чтоб уйти на время, а потом по тайным ходам вдруг вернуться, Внезапно среди весны нагрянуть сборщиком скорбной дани. И она ему платит своим солнцем, своей улыбкой и радостью, Холодея и слабея, теряя живой блеск взгляда. И не можешь прогнать его, порвать его счета и заявить: Дескать, платить не будем. Потому что тоже получаешь тайной почтой эти бумажки. Молишь весну: спаси, освободи грудь от железных обручей. Я?.. Да я-то справлюсь, главное – верни улыбку ей. Мы всегда втроём, и я не имею права ревновать, Потому что эта третья – и моя родная тоже. Единородная, кровная. За пыльную пелену августа навсегда ушедшая. А та, что вечно держит моё сердце в своих нежных, слабых, мягких руках – Та, которую берегу до стона сквозь зубы, до тихого вздоха, до дрожи в пальцах – Та, без которой половина души умрёт и сердце канет в холод звёздной пустоты – Она – мои крылья. Когда её глаза наполняются тоской, Стискиваешь кулаки до белизны, до набухших жил, и сердце плачет бесслёзно Оттого, что в её мыслях сейчас не ты. И это, чёрт возьми, святое и неприкосновенное. Недосягаемое, как это тихое вечернее небо. И покорно ждёшь своей очереди. Потому что это твой выбор – Быть плечом, крылом, стеной. Она улыбнулась... И опускаешь голову к ней на колени, И чувствуешь её пальцы в волосах. За этот миг можно отдать все звёзды, все рассветы, Все вёсны, все ландыши на свете. Она смотрит в душу, и её нежность пахнет сиренью, яблоком с корицей, Смородиновыми листьями, растёртыми меж пальцев, Бархатно-лимонной мелиссой, зябким румянцем яблоневых почек... Она протягивает всё это тебе на мягких ладошках, и тут же хмелеешь без вина, Жадно впитывая подарок. Её глаза щедры и на ландыши нежности, и на осколки слёз, Которые ранят так больно, режут до крови, И каждой алой капелькой из сердца творишь маленькое целительное чудо – её улыбку. Её руки ещё щедрее глаз – лебединой лаской воскрешают из пепла. Одно касание – и ты уже неуязвим, полон сил и света, непобедим. Их нежность – твоя броня, твоя опора и энергия. И когда отягощённое весенним хмелем солнце висит в небе усталым слитком янтаря, Она прижимается доверчиво и шепчет: «Спасибо, что ты есть». Взмах её ресниц – и ты предаёшь анафеме любую мысль о том, чтобы сдаться, Уйти, отпустить её. Наверно, есть кто-то там, за светлым куполом вечернего неба... Он возложил на твои плечи Это святое обязательство, Этот долг, который сильнее любой тоски, любого сомнения – Быть с ней. И нет иного пути ни для тебя, ни для неё. Её объятия смыкаются крепко и нерушимо, в её горьковато сжатых губах – немой шёпот: «Ты – моя, я – твоя». И пьёшь эти слова жадно, чувствуя и их горчинку, и сладость. Это – больше, чем любовь. Больше, чем что-либо на свете. 3.05.16