ID работы: 4768571

Марионетка

Джен
NC-17
Заморожен
8
автор
Dezertir бета
Размер:
77 страниц, 7 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
8 Нравится 4 Отзывы 1 В сборник Скачать

Глава 6

Настройки текста
      Тёмная дымка стелется по полу, заполняя затхлое помещение. Инстинктивно хочется закрыть лицо руками, но тело не подчиняется; хочется уйти подальше от зловония, но ноги словно приросли. Хочется реветь от своего жалкого состояния. В голове мыслей нет, пустота, сознание, словно белый девственный лист, но в нем нет спасения; я как загнанный в ловушку зверь, которому нигде не скрыться. Запах давит на воспалённое осознание, перед глазами пелена, — я куда-то падаю…       Я проснулась с воплем, раздирая грудь ногтями, заставляя тело дышать. Бешено клокочущее сердце никак не унималось, в голове ужасно пульсировало, и мысли находились в полном смятении. Я надеялась, что сны — вообще любые — стали для меня роскошью, но, видимо, ошибалась, — ужасы не самое приятное, тем более сейчас.       Откинув одеяло, медленно сползла с кровати; когда ложилась спать, не так ломило тело, а сейчас такое чувство, что товарный поезд меня сбил. Размяла затёкшую шею, потянулась, что аж позвонки хрустнули, и стала искать в темноте одежду. Кофту нашла без проблем, но вот штаны, отданные Джил, где-то затерялись в пучине ночного бедлама, и чтобы найти их, пришлось поднапрячься.       Выглянув в коридор, обнаружила лишь стоящую на столе одинокую свечу. Джил нигде не наблюдалось; скорее всего, спала, — на улице всё так же темно. Тихонько выбралась из комнатушки и, стянув с вешалки куртку, вышмыгнула во двор. Улица встретила нерадостно: ветерок обжог кожу, так что я посильнее укуталась в куртку, да и мои вечерние купания в ледяном озере не прошли даром — зачихала без остановки. Уткнувшись носом в рукав, чтобы не разбудить местное население, почапала к теплицам. Там и вид красивый, и атмосферненько, и никого нет — можно посидеть, подумать о насущном. Например, о кошмаре…       Иногда бывает, снится что-то явно нехорошее, но проблема в том, что ты знаешь — вокруг сон, но не можешь проснуться. Особенно если ты там главный герой. И неважно, бежишь от кого-то, прячешься или летишь с высотки, главное, что ты чувствуешь: сковывающий страх, от которого ноги перестают двигаться, панику, что сердце сжимает и останавливает дыхание, словно кто-то сидит на груди, тяжёлый и гадкий. А представьте те же ощущения, но в сто раз сильнее, — до этого момента со мной ни разу такого не было. И хотя удивляться я перестала, проведя почти неделю в городе, но боль не оставляла меня, глубоко пустив корни. Засосало, блин, под ложечкой, — тупое выражение, никогда его не понимала…       Чихать я вроде как перестала, но вылезла немного другая проблема: на том самом месте, где я хотела посидеть в одиночестве, величественно развалился Макс… И тут у меня созрел план! Он без угрызений совести напугал меня в прошлый раз, настало моё время!       Думала, может, кинуть чем-нибудь в него, камушком, например, или просто со спины подкрасться, но потом присмотрелась и поняла… Макс какой-то разбитый, грустит, что ли? Поэтому плюнула на своих тараканов и, чтобы он услышал меня и не сиганул вниз, почапала к нему.       — Рыбу ловишь силой мысли?       Выдала тупое, чтобы хоть как-то разогнать грозовые тучи над ним, но он, походу, даже не понял, что я пришла: то ли вздрогнул от неожиданности, то ли просто шарахнулся от меня. И хотя второй вариант чаще падал на чашу весов, но за время нахождения здесь поняла одно — только не с ним.       — Что стряслось? Почему не спишь под тёплым одеялом и не обнимаешь плюшевого мишку? — села рядом и просто улыбнулась.       — Тот же вопрос могу задать тебе…       Как-то неэмоционально, словно на похоронах сидит. Но потом вспомнился момент: перед тем как пойти спать, заметила, что Джил как-то очень подозрительно себя вела — нервничала больше обычного, словно места себе не находила. Тут-то мозаика наконец и собралась…       — Ты всё ещё на Джил дуешься?       — Бинго… — холодно бросил Макс, что аж мурашки заколесили по спине.       — Хреново…       Я не знала, как вести себя в подобных ситуациях: сказать что-то в знак поддержки, похлопать по спине и наврать, что всё к лучшему? Никогда таким не заморачивалась, но вот он-то поддерживал… А что делать, ума не приложу.       — Макс, пойми, она ведь хотела как лучше. Да, утаила, да, где-то приврала, но это ради тебя. Ты и так все заботы лагеря на себя взвалил, можно сказать, забыл о себе родимом, постоянно думая о людях.       Я несла какую-то чушь, далеко не всегда понимая, для чего служат произносимые слова, — порой приходилось становиться безмолвным свидетелем подобных разговоров, самой находясь где-нибудь в тени, рядом с такими же поникшими и потерянными. Закатывала глаза, пародировала, чтобы хоть как-то скрасить времяпрепровождение, но никогда не вникала в суть — скучно. Оказавшись в похожей ситуации, поняла, какой же я являлась мелочной, несносной и убогой…       Пока я вновь думала о себе, совсем отвлеклась от реальности; заторможенный Макс какое-то время пялился вперёд, вскинув бровь и скривив рот, а затем перевёл взгляд на меня. Пристально разглядывал, наверное, с минуту, потом положил ладонь мне на лоб, видимо, проверяя температуру. Его прикосновения заставили внутренне сжаться, резко кинуло в жар, а в горле колючий ком застрял; но старалась не показывать своих эмоций, того, что только от одного касания во мне просыпается вулкан. И Макс, не понимая этого и, судя по всему, окончательно запутавшись, прервал молчание.       — Ты, часом, не заболела? Ночные купания явно не пошли тебе на пользу… Чего ты такая добрая стала, а? — Как-то даже немного обидно стало от подобных слов.       Скинув руку со лба, толкнула его в плечо. Удар оказался не таким сильным, как я рассчитывала, мужик явно ожидал ответной реакции: отклонился немного в сторону, так что моя ладонь скользнула по куртке, и я, сидя на самом краю, немного трухнула, — могла всё-таки сорваться и полететь вниз. Но Макс, как всегда, проявил ловкость и скорость реакции: схватил за руку и талию, после чего подтянул к себе.       — Я тут, значит, распинаюсь, несу всякую херню, чтобы подбодрить, а ему ещё что-то не нравится!       Попытка вырваться из его лап оказалась провальной, и я, стиснув зубы, застыла в одном положении, даже дышать старалась медленней. Почувствовав, что я напряглась от близкого контакта, мужик отпустил меня.       — Успокоилась? — И получив в ответ от меня кроткий кивок, продолжил: — Я удивляюсь, как ты можешь быть доброй и милой, и одновременно такой злой стервой?       И я поникла. Совсем. На этот вопрос ответ ищу с самого появления в этом сумасшедшем месте. Меня это бесит, ставит в тупик, но одновременно радует, — отличительный знак того, что я становлюсь лучше, по крайней мере, мне так кажется. А ведь всё это началось в тот самый день, как я очнулась в той ужасной пещере. Он с первых минут общения дико бесил простотой и добродушностью, что аж блевать хотелось. Всё время ходил по пятам, боялся оставить одну — или просто следил за мной, не доверял? — а потом как добрый самаритянин всегда оказывался поблизости, вытаскивал из задницы и ни разу слова не вставил: промолчит, о чём-то своём подумает, и всё! Но все же опасно с ним «играть», — никогда не знаешь, в какой момент он может сорваться.       «Как там говорится… с кем поведёшься, от того и наберёшься? Заразилась, походу».       — Да это всё ты! Постоянно ходишь следом, помогаешь, улыбаешься. Слишком добренький, и меня такой сделал — размазнёй! Бесишь прям!..       — Это я-то размазня?! На себя посмотри! Строишь из себя принцессу, хотя и гроша не стоишь. Обиделась на весь мир, все вокруг, видите ли, плохие… Помнишь, ты говорила: «Если все идёт через жопу, значит, это твоя вина». Так вот, в том, что происходит — твоих рук дело. Ни я, ни куклы, ни сраный город в этом не виноваты. Да, может, влияние внешних факторов заставило тебя сдвинуться с точки, начать меняться, но лишь ты сама выбираешь путь для изменений. А теперь ты боишься, что недостойна – тебя пугает происходящее внутри, вот и срываешься на мне, потому что знаешь — я помогу, какой бы стервой ты ни пыталась выглядеть.       Больно. Слышать подобное от него оказалось очень неприятно и больно — правда раздирала сердце. И он, чёрт возьми, как никто другой точно знал, на что давить…       — Прости, — прошептала я, еле сдерживая чувства. Не хватало ещё разреветься, мазать сопли по лицу, унижаться перед ним. Не хочу, чтобы он видел меня слабой.       — Ты прости, погорячился… Это тоже всё твоё влияние, блин…       Я невольно улыбнулась. Каким бы клоуном он ни был, но вот поддержать и подбодрить может, пусть не стандартными методами, но явно действенными.       — Не замёрзла, а то тут стало прохладней.       — Не-а, всё пучком… — Укуталась получше, выпустила облачко пара. — Знаешь, раньше нормально переносила зиму. Правда, иногда по счетам ужас как нечем было платить, сидела месяцами без отопления, хорошо, что хоть камин имелся; вот только приходилось за дровами ходить, та ещё умора… Представь меня, размахивающую топором; я однажды себе чуть полноги не отхреначила, даже шрам остался…       — Стой, погоди, — Макс замахал рукой почти перед самым носом, тем самым сбив меня с толку. — Прости за тупой вопрос, у тебя был дом?       Вот тут я немного окосела. Он всерьёз думал, что я всю жизнь на улице тусовалась? Ой-йо, какого же он мнения обо мне…       — Притормози.       Глядя на изнывающую от любопытства моську, с досады закатила глаза. Не то чтобы мне не хотелось говорить о них… даже не так, они настолько круто изменили мою жизнь, что вспоминать их не имею права, а не только говорить… Ведь есть на свете добрые люди, которые залатают твои раны, поднимут на ноги, потому что они такие же, как и ты, — брошенные и никому не нужные.       — После того как меня нашли патрульные, ну, ты в курсе, я какое-то время провалялась в больнице. Так как документов никаких не нашлось, опознать меня оказалось затруднительно, ещё бы, личико мне тоже слегка подправили… Но потом когда пришла в сознание, спустя дня три или четыре, начались допросы. Я, естественно, нема как рыбка, но копы не отвязывались. А когда встала угроза, что меня упекут в колонию для несовершеннолетних, улизнула. Но идти было некуда, шлялась по подворотням, связалась с «хорошей» компанией, которая подсадила на наркотики. А потом мне всё надоело, и лучшим посчитала свести счёты с жизнью. Тут-то меня и нашли Элли и Питер Донован, милая пожилая семейная пара.       — Они тебя приютили?       — Не просто приютили. Они дали крышу над головой, еду и цель — двигаться дальше. Помогли завязать, устроили в школу. Прикинь, я даже туда ходила. Но один несчастный случай забрал и их из моей жизни.       — А что случилось? — прервал Макс.       — На трассе в них въехали пьяные придурки. Исход — мгновенная смерть… Опеку надо мной взяла кузина Элли, та ещё сука, хорошо, что пособие мне приходило, а не ей. В приют меня не сдала, но очень хотела, пришлось надавить. Но, несмотря на всё, жизнь снова пошла под откос: денег не хватало, и пришлось устроиться официанткой. В какой-то момент я стала танцовщицей. В общем, снова потеряла голову, забросила учёбу, скатилась на дно. Как ты понял, ничего интересного. Потом в один прекрасный день поняла, что хватит унижений, развязной жизни, вновь взялась за учёбу, поступила в колледж. Думала, что жизнь более-менее налаживается, а нет, меня похитили, привезли в срань господню, чуть не обратили в кукольный легион. Не жизнь, а сказка — чем дальше, тем страшнее.       — Весело… — протянул Макс, но осёкся. — Я не имею в виду, что всё это весело, а просто… — Устало потёр глаза. — Ну, ты меня поняла.       — Да поняла я, расслабься.       Всё-таки легко и непринуждённо с ним общаться, словно знакомы под срачку лет. Хорошо иметь друзей: на место поставят, подзатыльников надают — и будешь этому только рад, — да вдобавок добрым словом поддержат и делом помогут. При этом никому ничего не должна, или должна? Разве что поддерживать нормальные отношения, помогать в ответ, когда необходимо или же просто так… Вот почему мне никто никогда не объяснял механизм взаимодействия с друзьями? Мда, может, потому, что я стерва?       — Я знаю, как нам выйти из этой ситуации.       Его восторженный возглас немного напугал меня; на лице одна гримаса сменялась другой, и я, окончательно не вкуривая, о чём он толкует, спросила:       — Ты о чём сейчас? — медленно повернув голову, подозрительно спросила я.       Но он лишь оскалился… не злобно, а в предвкушении чего-то столь грандиозного и умопомрачительного, отчего стало страшно за себя. Что может взбрести в голову мужику, живущему здесь — сколько? — десять лет?       Подумать и впасть в оцепенение мне не дали, а, крепко схватив за подмышки, поставили и развернули.       — Будем тебя перевоспитывать! Для начала поможешь Джил: еда, уборка, и чем вы там, женщины, должны заниматься? Потом отнесёшь парням на лодочную обед, а после этого ко мне — крыша прохудилась, будешь помогать. А там ещё работёнка найдётся.       Я просто стояла, выпучив глаза и открыв рот. Не, я, конечно, ожидала подвоха, но не такого: какая из меня кухарка, да тем более помощник? Я толком кашеварить-то не умею, даже яичницу с трудом приготовлю: либо спалю, либо получится со скорлупой. Всю жизнь на полуфабрикатах, не считая бесплатных обедов и ужинов в кабаке, где я работала, и то, если была моя смена. А физический труд: ни гвоздь забить, ни болтик закрутить, а всё почему? — Потому что руки из жопы. Хоть и жила самостоятельно, так ничему и не научилась.       Но возражения не принимались, да что там, я даже не могла их произнести. Молча дотолкали до дома Джил, объявили правила игры, всучили инвентарь — и в поле!

***

      Я абсолютно потеряла счёт времени. Ноги-руки больше мне не подчинялись, в ушах по-прежнему стоял гул, а в горле такой ком, будто землю горстями хавала.       Начиналось всё с безобидного… После того как Макс привёл меня к Джил и объявил о перевоспитании, я тут же получила в руки ведро и швабру, воодушевляющий пинок под зад, а вдогонку наказ — помыть полы в доме. Это являлось самым элементарным из того, что я умела. Драить полы приходилось каждый день и по нескольку раз, — в основном в кабаке, рано утром, когда остатки пьющих старпёров покидали на карачках заведение, и несколько реже у себя дома. Но для Джил чистота в доме значила куда больше, чем для кого бы то ни было, поэтому пришлось всё перемывать. Заставила бы пройти ещё несколько заходов, но я включила голодную Бекку… Как оказалось, зря.       Не то чтобы я не хотела есть, а просто пришлось вместе с Джил готовить обед. Как итог: заляпалась в муке, пальцы порезаны, обожжён язык, волосы в какой-то фигне. Джил за этот день услышала столько новых слов, что пригрозила, если не перестану материться, буду за каждый мат получать по губам. И к травмированному языку добавились опухшие губы. Это она ещё легонько ладошкой хлопала. Представила картину, как милая женщина бегает за мной по дому, готовая сковородкой ушатать. Пришлось терпеть, изворачиваться, слова подбирать грамотно, чтобы ни единое плохое слово не вылетело из моих уст. И мне удавалось, по крайней мере, последние несколько часов.       Обед молитвами и унижениями наконец оказался готов, и мне предстояла туманная прогулка. Засунув под куртку запечатанную миску с едой, направилась к лодочной. Как обычно, несколько раз поскользнулась, чуть не упала, но еда осталась целая. Парни встретили очень радостно, хотя и переживали, чего так долго с обедом. Питер, как всегда, был на позитиве, чем смог и меня заразить; истории рассказывал, шутил, подкалывал своего напарника, но тот не особо веселился. И это понятно, я бы тоже оказалась не в духе, если друг начал болтать направо и налево о неудачных похождениях. Отпускать меня не хотели, видите ли, скучно им вдвоём, поговорить больше не с кем, если только с рыбками, а я новенькая и интересная личность, или жертва, как сморозил Дастин. Но стоило упомянуть грозного Макса и поставленную цель меня перевоспитать — чуть ли не пинками выгнали. Вот паршивцы! А я им обед несла, развлекала… Пояснили гады тем, что спорить с ним нельзя, себе дороже — добавит дежурств вне очереди, и прощай свобода.       Топать решила медленней, тем самым пыталась растянуть свою свободу, но туман и морозец нашёптывали: «Иди быстрей, а то окоченеешь!». Пришлось прибавить шаг, и, уже спустя каких-то пять минут, нашла Макса по отборной ругани. Нет, он не матерился, но заворачивал такие идиомы, что хоть блокнотик заводи и записывай; видимо, тоже Джил обучала — её школа. Пока я восхищалась его словарному запасу, меня успели заметить, и уже в мою сторону полетели грозные возгласы. Но мы птицы гордые: как шли не спеша, так и шли… Потом получила нагоняй от Макса, что я редкостный тормоз! Видите ли, по его подсчётам я должна была прийти ещё час назад, и это с учётом затраченного времени на дорогу и переговоры. Мне впаяли наряд вне очереди и заставили подавать слесарные инструменты; хорошо, хоть доски не таскала, а то точно бы замертво пала на поле битвы с крышей.       В итоге ран на руках прибавилось, хоть полностью кисти заматывай бинтами, вылезла шишка на лбу от упавшей прогнившей доски, спина болела, словно мне в обед сто лет — в общем, день удался на славу, меня отымели как могли, при этом не прилагая усилий…       — Бекка, хватит филонить, иди, помоги парням, — скомандовал Макс, даже не взглянув в мою сторону.       Может, я там полуживая валяюсь с окровавленной головой. Ну а что делать? — Унижения надо принимать мужественно и стойко, прежде всего доказать себе, что я не размазня. Даже язвить в таком состоянии не хотелось: молча встала и направилась на улицу, схватив по дороге ведёрко с гвоздями.       — Гвозди, гвозди, есть ещё гвозди. Налетай, не скупись, отдаю даром… Поторопись…       — Что-то… не радостная какая-то, — показалось заляпанное лицо Томаса с крыши, — совсем замотал?       — Я все слышу, — донеслось из дома, — в крыше дыра, если что. Хочешь ещё час сверхурочки?       — Да что я-то сделал? — вопросил Томас, разводя руки, так что чуть не выронил молоток. Чуть-чуть, и прилетело бы мне по голове, тогда уж точно понимай, как звали…       Я, давясь словами от злости и возмущения, просто повесила ведро на крючок и поспешила удалиться, чтобы не высказать всё, что думаю, в грубой форме.       — Эй! Ты куда? — показался Макс в дверях с тряпкой в руках. — Кто работать будет?       — Знаешь что?! — гнев готов был выплеснуться наружу, благодаря ему даже второе дыхание открылось. — Меня чуть дважды не пришибли: один раз доской, второй — молотком, только что! Я устала, сил моих больше нет терпеть…       — А кому легко? — прервал мужик на полуслове. — Думаешь, нам легко? Пацаны так каждый день вкалывают, даже больше. А то, что тебя чуть не пришибло — с кем не бывает? Надо хоть изредка быть внимательной, а не ходить сонной мухой. Десять минут на перерыв, а потом бегом сюда — перевоспитание только началось!       — Ты!.. Да я!       Возмущение накрыло сознание алой пеленой и смело бы Макса матерной волной, если бы не крики, раздавшиеся где-то поблизости. Искать взглядом было бессмысленно, тем более, когда эхо разносило звуки по всему лагерю; а вот Макса как ветром сдуло, кинул тряпку и бросился к воротам. Ну правильно, куда ещё бежать, если в лагере всё спокойно, люди туда-сюда снуют, значит — за воротами что-то стряслось. И только потом меня осенило — сон. Возможно, это не просто смесь чувств и эмоций, а предупреждение…       Я почти сорвалась с места, как подбежавший ко мне Томас всучил куртку и легонько подтолкнул в спину; даже не заметила, что все это время стояла на холоде, но не чувствовала его.       Найти Макса оказалось несложно. Ребята, что дежурили на мосту, о чем-то бурно переговаривались и размахивали руками, но вот разобрать в чём причина так и не смогла. Вспомнила старикашку, он обычно в такие моменты подавал сигналы, но маяк молчал; сквозь плотный туман даже еле заметный лучик мелькал, но сейчас его нет — ничего.       — Бекка, — Макс схватил за плечо и резко развернул к себе, — беги к Джил, предупреди её.       — О чём? — паника зарождалась медленно, но Макс отчётливо её услышал в моём голосе.       — Что-то надвигается…       Не знаю почему, но я неслась как угорелая; это неоднозначное «что-то надвигается» как обухом по голове шандарахнуло. Напряжение пропитало воздух, детей от глаз подальше спрятали в домиках, а мужики, как псы сторожевые, выстроились, готовые наброситься на первого встречного. В дом к Джил влетела пулей, чуть не снесла дверь. Женщины не оказалось на месте, что оказалось для меня неожиданностью; она всегда, когда нужна, находилась здесь. Паника всё сильнее завладевала моим разумом, я просто не знала, куда идти, где её искать, да и вообще, что делать! Хотелось осесть в прихожей, подтянуть колени к груди — от безысходности, от своей беспомощности… Но мысленная оплеуха быстро привела в чувства.       — Соберись, тряпка!..       Выбежав на улицу, стала взглядом искать знакомый силуэт и попутно вспоминать, куда она могла пойти. Всплывало разное: гуляет с Джо, или сидит с ней в гостях (девчушка любительница ночевать в разных лачугах), или пошла звать работяг на ужин, что вероятнее всего, но тогда бы они пулей летели сюда. Или же… Мимолётная мысль всплыла в подсознании и уже почти снова затерялась, если бы взгляд не упал на девушку с тазиком овощей. Хлопнув себя по лбу, запахнула куртку и побежала к теплицам.       Не успела я отбежать от домиков, как на пути встретилась встревоженная Джил с корзинкой овощей. Поймав её за рукав, сложилась пополам, восстанавливая дыхание и унимая дрожь во всем теле.       — Милая, что стряслось? Где Макс? — голос её оказался таким же, как и у Макса, обеспокоенным, но одновременно твёрдым и уверенным.       Выдохнув полной грудью, выпрямилась и потуже завязала свои волосы в хвосте.       — Понятия не имею… Сначала крики какие-то услышали, потом Макс послал к тебе и просил передать, что надвигается что-то, — выдала как на духу, забирая корзинку у крайне встревоженной женщины. — Что происходит, Джил?       Джил, не говоря ни слова, схватила меня за рукав и потянула обратно в лагерь. Я за ней еле поспевала, несколько раз чуть не уронила корзинку. Пыталась даже вырвать её, но я держалась на своём, хотя не понятно почему… Может, потому, что она тратила время и силы, чтобы собрать урожай, а теперь намеревается тащить на себе? Ну уж нет! Весь день батрачила с ней и поняла одно, что такой труд, как готовка и иже с ним, надо уважать… даже если что-то или кто-то надвигается.       Объяснений далее так и не последовало; зайдя в домик Джил, я первым делом отнесла корзинку с овощами и налила кружку воды, — от таких вот забегов в горле не только першит, но, такое чувство, что пустыня образовалась.       — Объясни, что происходит? — выпив залпом, ещё раз задала интересующий вопрос бегающей по дому женщине. — И хватит носиться, уже в глазах рябит.       Джил резко остановилась, так что у меня опять паника началась: за языком, ясное дело, не слежу, и о последствиях позабыла — вот точно когда-нибудь прилетит фирменный хук.       — Если Макс говорит, что дела плохи — значит, так оно и есть. В таких случаях мы стараемся быть наготове.       — Даже не имея представления, что конкретно происходит? — скривила гримасу, будто лимона наелась. — Нет, ну серьёзно, не зная всей ситуации, сложно принимать разумные решения и тем более приготовиться. Даже если куклы наступают, необходимо знать, сколько их, чем вооружены, насколько агрессивны. Уже от этого необходимо строить линию обороны и разрабатывать стратегию.       Женщина просто зависла с открытым ртом. Сама от себя не ожидала, что выдам такую ересь, но в ней ведь имелся смысл. Правда?       — И не смотри на меня так, слышала где-то, вот и всё, — и пожала плечами.       Вот честно, не день, а какой-то калейдоскоп: Макс со своими исправительными работами пыль поднял, потом наряд на кухню влепил — меня там по-всякому, — а затем ещё и в строители записали. И в довершение возникла чрезвычайная ситуация, про которую никто и ничего не знает. Знала бы, приехала сюда раньше, за острыми ощущениями. Ей-богу, прям парк аттракционов для мазохистов и любителей острых ощущений.       Но дальше дела приняли другой поворот: Джил, схватив меня под ручку, быстрым шагом вывела из дома, буркнув под нос: «Ты чертовски права». За пределами лагеря собралась толпа мужиков, Макс ими уверенно командовал, отсылая в разных направлениях. Нас он заметил только тогда, когда Джил, стоя позади него, несколько раз ткнула указательным пальцем в спину. Сначала мужик не понял, что, кто и какого черта, хотел наорать, но завидев хмурую женщину и мою в предвкушении улыбающуюся мордашку, изменился в лице… но ненадолго.       — Ты… — пальцем указал на меня, — что ты тут делаешь? И ты? — жертвой гневного взгляда стала уже Джил.       — Бекка права: ты отсылаешь её ко мне, говоришь загадками, но мы не знаем, что происходит, и как с этим бороться! Поэтому ты сейчас же всё рассказываешь!       Скрестив руки на груди, Джил, чуть сощурившись, сверлила взглядом опешившего Макса. Он поначалу даже сказать ничего не мог: то открывал, то закрывал рот, прям как рыбёшка, которую парни на лодочной ловят. И я подумала, вот это власть она имеет над ним; хватает одного гневного взгляда и грозного слова, как всё — мужик в ауте. Интересно, так все женщины могут, или только с Джил прокатывает.       После не такого, как показалось, долгого мозгового штурма, Макс всё же сдался: плечи повесил и принялся массировать виски.       — Парни на лодочной проверяли сетку и нашли… — мужик осёкся и посмотрел на меня, внимательно так, словно пытался что-то найти в моих глазах, а потом закончил: — труп.       Мурашки мерзко забегали по хребту, отчего я вздрогнула и укуталась сильнее. Джил еле слышно охнула и зажала рот рукой; она даже не знала, кто этот несчастный, а по её виду создавалось ощущение, словно потеряла кого-то родного и близкого. Наверное, так оно и есть, ведь в лагере люди настолько сплочённые, каждый готов встать горой за другого, оскалить зубы и при малейшем движении вгрызться в глотку противнику. Рядом с ними я ощущала себя лишней, чужаком, что вторгся на территорию священного места… со своими проблемами, со своей тёмной сущностью. А что, если…       — Кто это был? — старалась говорить спокойно, твёрдо, но попытка оказалась неудачной: голос сорвался, выдавая волнение.       — А как ты думаешь? — не скрывая истинного раздражения, спросил мужик, сокращая расстояние между нами.       Я лишь пожала плечами; язык присох, так что ничего сказать на его выпад не смогла, ноги как будто вообще приросли. От такого злого Макса можно ожидать что угодно… Ударить не ударит, а вот наорать может, да так, что провалиться под землю потом захочется. И вот думай, что ему надо. Как будто я экстрасенс, должна знать обо всём, что происходит в мире. Или же… или этот параноик думает, что я кого-то пришила? Ну это уже слишком!       — Ты думаешь, что я приложила руку? — нахмурившись, в упор посмотрела на Макса. — Вот скажи мне, ты идиот?       Мужик, шедший на меня с таким напором, чуть ли не шарахнулся от подобного заявления. Может, он вовсе и не это имел в виду, а я на него так накинулась? Тогда чего он вообще от меня хочет?!       — И перестань на меня так таращиться, словно я у тебя миллион украла!       — Они нашли… старикана, что на маяке жил. Да, я подумал на тебя, ты после того визита сама не своя, но не думал, что специально, мало ли что между вами произошло… Я хотел выяснить, причастна ты или нет. Твои слова могут обмануть, Бекка, но глаза — нет.       У меня прям камень с сердца упал… не от того, что старикашка умер, с этим надо ещё разобраться, а от слов Макса вот легче стало, и всё тут...       Вот тупая его черта: выводит, а потом смотрит на реакцию. Я ведь тоже в любой момент могу бомбануть, высказать всё, что думаю. Ему явно не понравится, так почему он достаёт меня?       Нет, или всё же я чересчур мнительная: напридумываю всякого, потом приходится ещё и разбираться, что бред, а что может сгодиться за правду. Мои мысли словно существуют отдельно от тела, за ними иногда фиг угонишься, потому что накручиваю много, додумываю там, где не надо, а иногда пустота на месте очевидного… вакуум. А когда оттуда выкачивают воздух, я теряю связь с реальностью, тело не подчиняется приказам, и становлюсь самой настоящей… марионеткой.       — Почему просто не сказал? Не спросил у меня? — спокойно, без эмоций, смотря прямо ему в глаза, уточнила я, ибо не знала, как ещё реагировать.       — Надеялся, что сама всё расскажешь, но, видимо, ошибался.       — А не думал ли ты, что я просто… боюсь. — Макс нахмурился, причём сильно. Возможно, он догадывался, но до конца так и не смог осознать, что же происходит на самом деле… со мной. — Боюсь, что всё окажется правдой, что придётся сделать то, что не смогу. Что я боюсь… себя.       — Милая, ты о чём?       Хорошо, что к этому моменту все разошлись кто куда, не хотелось, чтобы были свидетели: мне хватало косых взглядов и неодобрительных возгласов в лагере. Люди не хотят принимать меня, им страшно за своих близких, за свой дом — осколок безопасности и спокойствия, что с таким трудом, буквально потом и кровью, они возводили в этом гиблом месте. Будь кто-то другой, ладно: пересилят себя, обучат и однажды даже назовут другом. Но что надо сделать, чтобы люди приняли меня... чтобы я приняла себя, отбросив прошлое, и научилась жить и радоваться каждому мгновению?       — Бекка.       Макс положил руку мне на плечо и немного сдавил. Вернувшись из мыслей, поняла, что смотрела куда-то совершенно в другую сторону, туда, где располагался город, населённый куклами.       — Хватит жить в этом коконе. Ты выше этого, лучше. Победив свои страхи, ты навсегда вырвешься из рамок боли и одиночества. Жизнь обретёт краски. Но ты должна захотеть… Позволь нам помочь тебе.       В словах не чувствовалось ни лжи, что так искусно скрывают за такими речами, ни фальши, что делает уязвимым перед другими, лишь искренность. Разве люди способны на доброту? И при этом взамен ничего не прося?       Я постоянно сторонилась всех. Жила в своём мире с большими каменными стенами, вокруг которых растёт колючий кустарник, но мне там уже неуютно, чувствовала себя загнанной в угол мышью. Правда, хватит! Пора меняться, становиться умней, решительней… свободной от оков, и выйти, наконец, из каменного лабиринта, что так долго возводила вокруг себя.       — Может, чаю? — невинным до жути голосом вклинилась Джил.       Я улыбнулась и закивала как болванчик. И нет, я всё же рада, что именно эти люди меня окружают: немного чокнутые, но чертовски добрые.

***

      Это уже переходит в своеобразную чайную церемонию: в домике Джил, где так уютно и спокойно, сидя с поджатыми ногами на диване под тёплым пледом с кружкой ароматного напитка, — душистые травы и цветы собираются столь кропотливым трудом, засушиваются, а уже потом заваривается и настаивается великолепный успокаивающий чай. Но даже он не всегда способен разрядить обстановку. Макс дулся на Джил, поэтому предпочёл диван обычному месту за столом, — под плед не стал залазить, да и я бы не пустила. Однако в какой-то момент всё сдвинулось с места; Джил предложила ещё чаю, я согласилась, а когда моя кружка оказалась полной, женщина решила долить Максу. Тот, конечно, так и сидел набыченный, пока я не закатила глаза и не высказала всё, что думаю по этому поводу, — мягко, естественно.       Указала на то, что они как дети малые, которые не поделили куличики в песочнице, если кому-то что-то не нравится — выскажись, и не заметишь, как полегчает. Мужик сначала на меня пялился, намекая, типа сам недавно такое же мне предлагал, но я и тут отвертелась: пояснила тем, что пока они во всём не разберутся, разговора со мной не будет.       И тут началось самое интересное…       Сначала Макс высказал всё, потом Джил. Естественно, ему было больно, что один дорогой человек умолчал о смерти другого близкого человека, в свою очередь, этот дорогой человек не хотел разбивать сердце своему близкому человеку. Вконец, запутавшись, женщина решила начать всё сначала.       Оказывается, в один не очень хороший день произошёл несчастный случай. Во время строительства домика обрушилась крыша, Карла и ещё нескольких ребят пришлось доставать из-под завала. Основной удар принял на себя именно Карл, у него-то и оказалось больше травм. Джил уже тогда тесно общалась с ним, но дела дальше не продвигались, — пришлось выпутать у неё, сама она, конечно, отказывалась говорить. Её домик всегда принимал большое количество народа: кто просто высказаться хотел, кому требовался совет или простая поддержка, а кто-то нуждался в банальной перевязке. Вот в тот день женщина и узнала о его странных серых отметинах.       Мужик поделился этой ношей: как-то отправился на маяк, узнать, что да как, но нашёл старика. Тот ему лапшу столетнюю начал вешать, скорее всего, пробрал словесный понос, ещё бы… столько не общаться с людьми. Но Карл был не из тех, кто поспешно осудит и назовёт человека, даже такого, конченым психом. Наведывался к нему иногда, тот рассказывал истории, понемногу вводил в курс относительно города и кукол. Тогда-то Карл и понял, что лучше уже не станет, а противостояние с куклами хорошим не кончится. Старикашка, мягко говоря, обиделся и просил более не появляться на пороге его маяка. Как итог, выставил по периметру ловушки, чтобы больше ни одна любопытная тварь не вывернула его и без того потрёпанную душу наизнанку.       Карл забыл про старикашку, пока судьба не вынудила его наведаться в город, там-то он и увидел своего демона. Но Джил не знала, кого он видел на самом деле; до последнего держал втайне, а моя не очень скромная персона смогла прояснить ситуацию. После этого мужик целыми днями хандрил, говорил, что нездоровится, а по ночам снятся кошмары. Доходило до того, что он просто боялся спать. Психическое состояние ухудшалось с каждым днём, он по-тихому затухал. Пока однажды не сбросился с обрыва…       Рассказав обо всём, Джил как будто помолодела, ещё бы, тащить на себе мёртвый, в прямом смысле, груз очень тяжело. Она чувствовала вину, что не смогла помочь Карлу. Начала плакать. Видеть, как добрая душой женщина мажет по лицу слёзы, очень печально, поэтому Макс, отбросив обиды, принялся её утешать. Эмоции зашкаливали, хотелось тоже пореветь, — просто так, за компанию. Уж больно печальная история получилась.       А вот когда все успокоились, внимание переключилось на меня; теперь хотели услышать мой рассказ. Вот только что рассказывать и с чего начать — не знала. Могла, конечно, поведать, как спасла котёнка из-под колёс машины, правда, сама приложилась бочиной об капот, но это явно не то, что они хотят услышать.       — Ну, мы все во внимании, — откинувшись на диване и закинув ногу на ногу, устремил взгляд на меня Макс.       — Да… не знаю даже, что рассказать-то… — замямлила, перекатывая в руке кружку.       — Начни откуда-нибудь издалека, — посоветовала Джил.       Теперь встал вопрос: издалека — это насколько в дебри, и где берёт оно начало…       — Ну…       Повисла пауза.       — Ладно, — не выдержал Макс, — почему ты отправилась к маяку?       Я выдохнула полной грудью, отпила чай и начала:       — Всё из-за того, что мне было плохо. Я чувствовала себя разбитой после встречи с ней. В защиту Карла скажу, что он ещё держался молодцом... Я вспомнила слова старикашки о том, что её надо бояться и бла-бла-бла. Вот и отправилась к нему… за ответами.       — Могла бы сказать мне, — опечаленный отвернулся Макс.       — Я не знала, что делать! Тогда мне казалось, что это лучший... да чёрт... единственный выход. Из меня словно душу выкачали. Видел бы ты её, понял… Я была в состоянии аффекта, ладно?!       — Хорош, милая, а что дальше? — плавно обруливая тему, Джил вернула разговор в нужную колею.       — Дальше, мы поговорили, он рассказал про себя, как приехал в город, как всех в итоге погубил. Но толком ничего не сказал: как бороться с ней, как закрыть этот кукольный театр. Всё время приходилось загадки отгадывать…       Я выдохнула и почувствовала давящую усталость. Давящую именно на мозг; голова начинала болеть то ли от воспоминаний, то ли просто от плодотворного дня. Но мне даже пяти секунд не дали помолчать, как потребовали продолжения.       — Может, он тебе что-то говорил, ну, не знаю, странное… чересчур странное.       Вскинув бровь, посмотрела на Макса. Ей-богу, да весь разговор являлся эталоном странности от начала, до завершения. Причём даже не помню, как ушла и почему. Ноги словно сами захотели покинуть маяк, ведь в тот момент голова совершенно не о том думала. А о чём же? Я подвисла…       — Он говорил о тех, кто управляет городом, откуда они появляются... Ещё о том, что струсил, не смог это остановить… Ещё такую фразу в конце кинул… — Я массировала виски как могла. Кажется, от этого голова только сильнее разболелась.       — Стоп! — неожиданно выкрикнул Макс, чем испугал меня. — Мог остановить? Как?       — Разбить зеркало, — пожала плечами.       — Вот так просто: разбить, и всё?       — Ну не просто. Разбить может только тот, кто прошёл трансформацию, но не такую, как вы все, а, скорее, как я. Мой демон и так явился на свет, и это бред, конечно, но, может, я в зеркале отображаться не буду… Как могла заметить, у тебя и дома ни одного нет.       — У нас ни у кого нет… — отстранённо отозвался Макс, а Джил лишь в очередной раз ахнула.       Но это вполне объяснимо, вот просто раньше не задумывалась над этим. Если причиной всему зеркало, то имелась вероятность, что и остальные могли трансформировать людей, — с учётом, что старикашка их изготавливал. Не все, но какие-то. Над этим, видимо, и задумался Макс, да и Джил, кажется, тоже начала что-то понимать, но держали свои мысли при себе и мне не говорили. Даже если это бредовая идея, почему не поделиться?       — А что за фраза? — первой из мозгового штурма вынырнула Джил.       А вот что он сказал напоследок — смутно помню. Да и не слушала уже… Вот на кой чёрт он решил покончить с собой?! Мы могли бы, как и Карл, навещать его, старикашка истории рассказывал, может, что-то путное поведал. Например, о демонах. А что, вопросов уйма, и ответить на них мог только старикан: почему у нас с демонами связь налаживается, всяко не только оттого, что они наша тёмная сущность; почему я ощущала рядом с ней такую боль, а от её касания становилось легче телу, но не душе. А ещё лучше, как избавиться от своего демона…       — Твою ж… за ногу… — стукнула себя по лбу, — вот дура!       — Ты это о чём? — вопрос Макса был немного многозначным.       — Я знаю, что произошло. Ты прав, Макс, что-то действительно надвигается…
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.