***
— Ты можешь войти, — кивнула ей Фрея, заворачивая в темную ткань окровавленный кинжал. — Не уверена, что он очнется так скоро и сразу поймет, где находится, но посиди с ним. — Думаешь, это должна сделать я? — переспросила у нее Кэролайн, понимая, что так ей высказывалась величайшая степень доверия, ведь рядом с ложем Никлауса должна была сидеть мать его ребенка и дочь. Или братья и сестры. Но никак не она. Не девушка, так и не давшая ему ответа. — Иди, — древняя ведьма мягко подтолкнула ее к двери. Эта Майклсон совершенно не походила на остальных представителей семейства, будучи мягче, понятливее и терпимее ко всему. Возможно, так Кэр казалось на первый взгляд, но это не могло не радовать, учитывая сложность общения с другими первородными. Сидя рядом с Клаусом на кровати, блондинка то и дело крутила головой из стороны в сторону, осматривая спальню, понимая, что вероятнее всего Клаус обставил ее сам. Каждая вещь здесь буквально дышала его тягой к искусству и жаждой прикоснуться к прекрасному. Впрочем, он умел это делать. Ведь Кэр до сих пор не могла выбросить из головы тот сожженный набросок, на котором была изображена она. В момент, когда пламя пожирало его, Форбс проклинала себя всеми известными ругательствами, понимая, что это не тот поступок, которым она в будущем будет гордиться, ведь он отправится в список ее худших поражений, провалов и претензий к собственной слабости. Но сейчас, оказавшись рядом с гибридом, она чувствовала себя победительницей, и остальное ее совершенно не волновало. — Не самая любимая моя комната. Странно, что ты привела меня сюда. Его хриплый тихий голос заставил Кэролайн вздрогнуть. — Впрочем, — продолжил он размышлять, — я не удивлен. Воображение услужливо выручало вновь и вновь, теша невероятными местами рядом с тобой вместо темной пустоты, и вот я здесь в твоей компании, love. Сердце Форбс, казалось, сейчас выскочит из груди. Когда оно колотилось так в последний раз? Блондинка прекрасно знала ответ. Во время того телефонного разговора. Рядом со Стефаном такого никогда не происходило. Сумасшедшее чувство. Как и вся эта авантюра со спасением первородного гибрида. — Клаус, это не… — Молчи. Приподнявшись на локтях, Майклсон потянулся к ней. Кэролайн понимала, что Никлаусу казалось, будто он снова грезит. И соблазн воспользоваться ситуацией был так велик. Поэтому она прильнула к нему, услужливо подставляя губы для поцелуя, кончиками пальцев касаясь его щек с золотисто-рыжеватой щетиной, чувствуя, как она мягко покалывает ее кожу, доказывая самой Кэр, что это не сон. По мере того, как прикосновения наполнялись страстью и требовательностью, несмотря на слабость первородного, Форбс чувствовала, что нужно признаться. Там, за дверью, его семья с нетерпением ждала мгновения, когда он откроет глаза. — Это реальность. Ты больше не узник кинжала, — прошептала она, отстраняясь, понимая, сколько времени им еще предстоит провести за серьезными разговорами и спорами, из которых каждый из них привык выходить победителем. — Я знаю, — Никлаус улыбнулся, наслаждаясь ее удивлением. — Но как? От того, что прошла боль? — В настоящем ты пахнешь полевыми цветами и весенним солнцем. Еще не зная, что же было в видениях Майклсона во время заточения, отныне Кэролайн без сомнений называла спасение первородного своим самым глупым и, одновременно, правильным поступком.IV.
24 сентября 2016 г. в 14:25
— Кто ты для него?
Марсель даже не представлял, насколько точно он задал вопрос, терзавший разум и душу Кэролайн Форбс не первый год подобно яду оборотня, медленно разъедающему сердце.
И если бы она только знала ответ, то не сомневалась бы до сих пор, предательски желая развернуться и сбежать. Добраться до своих дочерей и зарывшись носом в шелковые волосики одной из них, той, что первая попадет в ее объятия, забыть об этой вылазке как о страшном сне. Может, Никлаусу, и правда, лучше остаться персонажем городской легенды? Послужит на благо любимого города, приманивая своим шепотом любопытных туристов.
Вызволить его сейчас — признаться себе и всем остальным, что это серьезно. Что она готова принять предложение Майклсона и обещанную им вечность. Но так ли это на самом деле?
Кэр боялась спросить у себя, любит ли она его. Боялась не потому, что не знала ответа. Ее страшил именно он. Утвердительный. Без грамма сомнений и сожалений. Четкий, точный, громкий, очевидный.
Блондинка успешно скрывала это. Прятала глубоко в душе. В том уголке, куда смог достучаться только Клаус, сломав стену из ее неуверенности и привычной отрешенности второй роли. Теперь же была очередь Кэролайн побороть преграду между ними. Буквально. И чрезвычайно опасно.
Она вновь вспомнила о близняшках. Сердце защемило, но ее уверенность была несокрушима.
«Это все ради тебя, Кэролайн». Слова, когда-то произнесенные первородным, пульсировали в мыслях Форбс неспособностью отступить назад, которая привела ее к финалу этого сумасшедшего приключения. Оставалось узнать, получит ли красавица свое чудовище обратно или сгинет в шаге от него, так и не добравшись до заветной темницы Никлауса.
Поколебавшись еще мгновение, Кэр усмехнулась. С самого начала она действовала на эмоциях. Глупо и безрассудно. Даже оживила опасного ведьмака ради вызволения Майклсона. Потрясающая неосторожность и необоснованность действий. Но это работало. Это помогло достичь ей места в «Бойне», где сейчас она переступала с ноги на ногу, не зная как ответить монстру, пленившему древнего гибрида. Похоже, выход из положения нашелся так же спонтанно и неожиданно, как Кэролайн решилась заняться спасением Никлауса. Если до этого запал помогал ей, то почему бы сейчас повторно не использовать его же?
Не промолвив ни слова, Форбс просто бросилась на Марселя, зная, что вряд ли сможет выжить в этой схватке. Но удача шла за ней по пятам. И Кэр просто-напросто не верилось, что за мгновение до победы она смогла бы ее покинуть.
Блондинка не достигла своей цели, ведь сильным толчком была отброшена к стене. Той самой, за которой находился Клаус. Кажется, от удара в ней даже появилась трещина.
Крик, полный боли заставил девушку поднять взгляд. Всю ярость и силу ее противника приняла на себя Ками, укушенная Марселем и отлетевшая в сторону после его удара. Все произошло молниеносно, и он так же не успел заметить подмены, теперь ошарашено взирая на ту, которую только что отравил. Лекарства и спасения по-прежнему не существовало. По крайней мере, он не знал об этом. Его приятельница была обречена.
Но Марселя больше заботила Кэролайн, бьющаяся об стену вновь и вновь, чтобы добраться до первородного гибрида. Кажется, она выплескивала всю скопившуюся в ней ярость, обрушивая ее на кирпичную кладку, которая поддавалась напору хрупкой блондинки. Не могла не поддаться. Форбс всегда достигала своего, и сейчас главной целью для нее был Майклсон.
Подступиться к Кэр ему не дали. Готовящийся к нападению Марсель рухнул на землю, схватившись за голову, когда из-за угла вывернула Бонни в сопровождении Валери, только и мечтавшей использовать магию, переполнявшую ее тело. С другой стороны наступала Фрея, так же колдовавшая против него в этот момент. Забрать силы Жерара они не могли. Но удерживать его, подарив Кэролайн несколько драгоценных минут, у них получилось.
Когда стена была разобрана, блондинка взглянула на Никлауса, и ужаснулась. Он походил на древнюю припыленную мумию, похороненную заживо в одинокой темнице, про которую забыли все. Измученный израненный страдающий одинокий волк, оставшийся один на один со своими кошмарами и страхами, коих у него было превеликое множество, хоть Майклсон никогда не умел признаваться в этом.
Первородный вывалился в ее объятия, даже не зная, что наконец видение стало явью. Что тонкие пальчики Кэролайн сейчас стирали ниточки паутинок с его ресниц. Что это ее горькие горячие слезы омывали кожу Клауса, став для него целебным утолением изнурительной бесконечной муки.
— Еще успеешь налюбоваться, — рявкнула Бонни, подгоняя Форбс, заставляя ее скорее забрать Майклсона отсюда.
Блондинка взглянула на подругу. Та держалась из последних сил. По губам Беннет уже струилась кровь, хлынувшая носом. Марсель был могущественен, и малейшее промедление могло погубить всех, ведь Фрея и Валери выглядели не лучше.
Кэр мимолетно посмотрела на Ками. Та была уже в агонии. Бешено стучавшее от волнения сердце лишь быстрее разгоняло яд по ее организму, отравляя светловолосую женщину все сильнее с каждым ударом. Валери не успела бы ее спасти. Не смогла бы. Они обе понимали это, даже не услышав ответа еретика. Поэтому Ками кивнула Кэролайн на прощание, и, глянув на Никлауса, которого она в последний раз видела после страшного суда над ним, закрыла глаза, с блаженной улыбкой ожидая наступления смерти. По крайней мере, теперь она знала, что первородный был спасен. Об его истинных чувствах думать не хотелось. Не сейчас. Не в шаге от последнего вдоха.
Через минуту все было кончено. Блондинка исчезла, забрав с собой Майклсона. Испарилась и троица ведьм, появившихся из ниоткуда и вернувшихся туда за миг. Остался лишь Марсель да бездыханное тело Ками, ставшей жертвой своей пагубной любви.
Кэролайн не раз оглядывалась через плечо, думая о светловолосой женщине, появившейся на ее пороге и оставившей след в этой истории в качестве самоотверженной слепой преданности несмотря ни на что. Пожалуй, Форбс не боялась смерти. Она лишь страшилась, что ее постигнет та же участь. Что когда Клаус очнется, то Кэр очень скоро превратится в ту, кто будет для него никем. Ведь родственные связи у Майклсонов куда сильнее братской любви Сальваторе.
Червячок сомнения всегда подтачивал ее сердце. Безупречная Кэролайн была грешна этим с самого детства. Неуверенность стала грехом для нее наравне с проклятием второго места, которое она занимала регулярно, хотя всегда стремилась к большему. И только Никлаус мог унять это. Забрать все ее печали. Дать почувствовать, что она не просто первая, а единственная. И продлить это ощущение на вечность. Долгую и бесконечную или ничтожно короткую, но им предстояло выяснить это вместе.
В этот миг Форбс вновь вспомнила о дочерях. Именно Джозетт и Элизабет научили ее желать всего. Требовать к себе того самого бескорыстного чувства любви и самоотдачи, которое они испытывали друг к другу. С самого первого крика ее девочек зарождалась их странная семья, построенная на этих чувствах. И принимая должность мамы Кэрри, она заняла для них ту ступень на пьедестале, к которой стремилась всю свою жизнь, не прекращая делать это после смерти. Отныне Кэролайн просто не умела быть «одной из», и до болезненного ощущения в груди желала, чтобы Клаус оказался готов к этому несмотря ни на что.