Ловец снов

Настоящее время… Знаете, как говорят, что в определенный момент время застыло? Порой кажется, что это выражение можно понять буквально, когда все вокруг тебя затихает до ощущения глухоты. Весь внешний шум, музыка, диалоги и смех будто перестают существовать, и ты концентрируешься лишь на мыслях, что возникают в твоей голове. Кларк чувствует сейчас то же самое. Ее же собственные мысли оглушают ее. Она будто окончательно погружается в себя и пытается понять или вспомнить что-то такое, чего не заметила раньше. Пытается понять причину того, что послужило их расставанию, и что ребята от нее скрыли. Кларк злится. Она чувствует себя полнейшей идиоткой, дурочкой, вокруг которой все всё знают, а она ничего не понимает, и все проходит мимо. Это оскорбляет, злит. И Кларк никак не скрывает этого на своем лице, поднимая взгляд на друзей, сидящих напротив, смотря на опущенный взгляд Рейчел, такого же Брюса, на смотрящего на Лексу Дэвида, она оглядывает всех и в конце концов смотрит на профиль рядом сидящей Лексы и видит, как та боится даже взглянуть на нее. Кларк знает, что Лекса скрывает какую-то тайну, они говорили не один раз об этом, но то, что об этом знают все друзья, даже Наоми, невероятно злит. Внутри Кларк разрастается такой ком ярости, и нечто ему подобное встает в горле, что она больше не хочет ничего говорить или смотреть на всех них, и потому, взяв салфетку со стола и вытерев ей аккуратно уголки губ, она, не глядя на ребят, встает со стула. Лекса чувствует это и бегает взглядом по столу, лихорадочно думая, что ей делать. Кларк не говорит ничего, а просто выходит из-за стола, как чувствует холодную ладонь на своем запястье, заставляющую обернуться. — Кларк… — Лекса вскочила с места, умоляющим и грустным взглядом смотрит на любимую, но в глазах той стоит такой холод, бесстрастие, что брюнетка чувствует мороз по коже и как все внутри сжимается в тугой узел, а дышать становится будто тяжелее. Гриффин выдергивает свою руку из ее и, развернувшись, уходит, минуя танцующую толпу. Лекса собралась уже идти за ней, как сама чувствует руку на своем предплечье, и она тут же оборачивается, кидая взгляд на Питера. — Сейчас не время… — качает он головой, и он прав. Кларк сейчас настолько зла и расстроена, что от таких чувств ее может понести еще дальше, поэтому ей нужно дать время немного остыть, а потом поговорить с ней. Питер уверен, так будет лучше. Как в то же время у Лексы все внутри сжимается, и головой она понимает, что вмешиваться сейчас не стоит, а сердце просто разрывается, чтобы быть с любимой в этот момент. — Дэвид, какого хера?! — подает голос Рэйчел, наклоняясь чуть вперед, чтобы видеть мужчину, сидящего рядом через Брюса. — А что такого? — пожимает он плечами и смотрит на нее. — Это не твое право, — тише шепчет Брюс, смотря точно ему в глаза, и Дэвид это понимает, отводя взгляд. — Я с тобой позже поговорю, — Питер перекинул злой взгляд в сторону Дэвида, а после, встав, приобнял Лексу за талию. — Пойдем отойдем, милая, — его голос сразу смягчился в отношении сестры, и они вместе покинули общество друзей, минуя толпу. Все то время пока они шли по территории особняка, Лекса без остановки обводила взглядом все вокруг в надежде найти Кларк, но ее нет. — Кларк! — блондинка вытирает уголки глаз пальцем и, сделав глубокий вдох, натягивает кривую улыбку, оборачивается на голос Наоми. — Ты… Ты уходишь? Мы еще даже не… — Да, прости. Я… Знаешь, мне как-то не по себе. Я плохо себя чувствую. Мне жаль, я знаю, как для тебя это важно… — взмахивает рукой Кларк и качает головой. Наоми видит, что что-то произошло, и может, отчасти она понимает, что это могло быть связано с секретом Лексы, и потому она даже не давит на Кларк. Она понимает. — Ничего, все в порядке, ладно? Я рада, что ты была сегодня рядом, — улыбается мягко Наоми. — Знаешь что, давай я прикажу Джеку, нашему водителю, чтобы он доставил тебя домой, ладно? Это меньшее, что я могу сделать для тебя, — она снова улыбается Кларк и подходит чуть ближе к ней, приобнимая за плечи. — Спасибо, — буквально выдыхает блондинка, с благодарностью смотря на Наоми, и девушки направились к машине. Сейчас это лучшее решение для Кларк… — Я облажалась, — первое, что произносит Лекса, когда они с Питером отошли подальше от вечеринки в более тихое место. — Не ты, а Дэвид, — пытается успокоить сестру Пит. — Вот он жестко сейчас облажался, и я ему еще устрою, — парень сам на взводе, и он чувствует себя безумно виноватым перед Кларк. Если быть полностью откровенными — перед Кларк виноваты все, но больше всего Лекса. Она знает это и безумно боится того, что будет, когда Кларк узнает правду. — Я должна быть с ней, — Лекса облокачивается спиной о стену дома и задирает голову вверх, смотря на чистое звездное небо. — Я должна поговорить с ней. Мне нужно ее найти. Питер смотрит на сестру, уперев руки в бока. Он прикусывает нижнюю губу, размышляя над тем, как лучше поступить сейчас. — Это плохая идея, — говорит он, — она сейчас как бомба замедленного действия, и знаешь что? Тебе лучше не быть рядом, когда она находится на грани от взрыва. Ей нужно чуть-чуть остыть, понимаешь? Концерты сегодня никому не нужны, поверь мне, — уверяет Лексу, и та грустным взглядом смотрит на брата. — Я не могу развлекаться, зная, что она где-то тут накручивает себя, злится и еще бог знает что! — вскидывает руки Гарднер, а после, отстранившись от стены, обходит Питера и направляется в центр к гостям. — Лекса, ты куда? — идет следом за девушкой Тернер. — Хочу найти ее, — кидает через плечо Лекса, лихорадочно бегая взглядом по территории особняка, выискивая белокурую макушку. — Я поняла одно, что ее никогда не нужно оставлять одну! — она резко оборачивается к брату, что тот едва ли затормозил, чуть не врезавшись в сестру. — Один раз меня не было рядом, и она исчезла! — она смотрит точно ему в глаза. — Этого больше не случится. Питер молчит, смотря на полный решимости взгляд девушки, и лишь слабо кивает, поддерживая ее, ведь сейчас это все, что он может сделать для сестры. Поддержать ее и быть просто рядом. Кларк едет в машине, погрузившись полностью в свои мысли. Она смотрит в окно, наблюдая за вечерним Нью-Йорком, пока на фоне тихо играет джаз, а водитель изредка поглядывает через зеркало заднего вида на девушку, проверяя, все ли в порядке. До дома путь не близкий, и за это время Кларк успела полностью погрузиться в свои мысли. Она снова настолько глубоко зарывается в них, что, прикрыв глаза, пытается вспомнить моменты из прошлого. Моменты, которые происходили шесть лет назад, будто надеясь, что она найдет тот самый осколок картины, который она не замечала все это время. Она помнит, как они поехали на озеро. Помнит, что все было прекрасно. Прекрасно помнит десятки полароидных фото, где они такие счастливые. Одну из фотографий она хранит до сих пор. Кларк делает вдох и снова копается в своих воспоминаниях. Ищет ту самую брешь. Помнит, как они уезжали из Сиэтла. Лекса заболела, она тоже это помнит. Такое тяжело забыть, ведь для Кларк это было настоящим адом, но, несмотря на это, по итогу все было хорошо. Девушка открывает глаза и, прикусив губу, потирает переносицу. Она снова вздыхает и фокусирует взгляд перед собой. Хмурится, вспоминая, как уехала в Портленд. Точно! Кларк приоткрыла рот и насупилась сильнее, пытаясь максимально детально нырнуть в воспоминании о Портленде и после него. Все действительно разделилось на «до» и «после» после поездки в Портленд. Она отчетливо помнит, как Лекса уже была холодной, но Кларк не видит причины. Тогда Гриффин была убеждена, что это из-за другой женщины, но с каких пор любовницы стали настолько масштабным секретом? Если поверить Лексе, у той никого не было после Кларк, и как ни странно, она верит, но все еще не понимает причины, по которой ее бросили. Кларк точно помнит, что все началось портиться еще тогда, когда она была непосредственно в Портленде. Она помнит, как они общались по скайпу и телефону, но все общение сходило на нет с каждым днем. Девушку отвлекает то, что ее телефон, лежащий рядом на сиденье, вибрирует. Она смотрит на дисплей телефона и видит входящий от Лексы, и Кларк не тянется поднять трубку, она лишь медленно берет телефон в руки и смотрит на фотографию любимой. Она не хочет говорить с ней сейчас. Взгляд Кларк замылился, смотря на мигающий телефон, пока сознание не вернулось к тому моменту в Портленде, в поисках той самой точки, с которой все началось. Все было хорошо, когда Кларк приехала туда. Лекса прошла повторное обследование у врача, Кларк тоже это помнит. Еще помнит, как она позвонила ей, и та сказала, что все хорошо. Все было хорошо, и Кларк снова путается, пытаясь понять, что же такого произошло, как вдруг… — Мисс Гриффин, мы на месте, — объявляет водитель, не глуша мотор. Кларк резко переводит взгляд на водителя, быстро моргая, а после смотрит в окно и видит напротив стоящую высотку. — Да, точно, — натягивает растерянную улыбку, а после, открыв дверь, выходит из машины. — Спасибо, Джек, — улыбается ему, а после направляется быстро в лофт, еле расслышав «Всего доброго, мисс Гриффин». Девушка изо всех сил старается не потерять нить воспоминаний и цепочки в целом. Она почти убеждена, что дело в здоровье Лексы… или, может, в работе? Может, это как-то связано с работой и командировкой в Мюнхен? Кларк, словно Шерлок, пытается понять истинную причину, но разве хоть одна из них стоит того, что пережила девушка за шесть лет? Ничего из этого не стоит таких страданий. Кларк влетает в лофт и, быстро захлопнув дверь, кинув ключи на комод и сняв обувь, начинает лихорадочно бегать взглядом по лофту. Что, если ответ на ее вопросы тут? Она не знает, что ищет, когда открывает все шкафчики в комоде, может, какую-то бумажку или документы, или еще что-нибудь, что даст ей ответ. Признаться, она и не думает что-то найти, но продолжает искать, будто ответ может быть здесь. Обыскав всю гостиную, она сдается, думая о том, что она параноик и ничего в доме нет. Кларк вздыхает, взяв бутылку красного вина. Открыв ее, она делает несколько глотков прямо из горлышка и устало падает на ковер, смотря на потухший камин. Кларк делает еще несколько глотков вина, а после поднимает взгляд на камин и видит фотографии с ребятами, где они все вместе в Вегасе. Она не улыбается, а лишь смотрит на фотографии с прищуром, а после застывает на пару секунд буквально, вспоминая о фотографиях с Сиэтла. Где они? Кларк ворочает головой по гостиной, пытаясь зацепиться взглядом за то место, куда бы она их могла положить шесть лет назад, а после кидает взгляд на лестницу. Точно! Кларк встаёт с ковра, чуть-чуть пошатываясь, быстро направляясь к кладовой, которая находится прямо под лестницей. Там обычно они всегда прятали новогоднюю ёлку, украшения и лишний хлам, которому нет места в лофте. Девушка открывает дверь и тут же кашляет, начиная махать рукой, ибо пыль буквально стала попадать в нос и рот. Девушка откашливается и ищет рукой выключатель. Когда свет загорается, она начинает оглядывать кладовую. Очень много вещей, пролежавших тут шесть лет, в пыли. Кларк быстро начинает оглядывать полки, пытаясь вспомнить, в чем были те фотографии. Коробка, определённо, это была коробка! Девушка поднимает взгляд выше на полки и замечает то, что искала. Она становится на цыпочки и тянется за коробкой наверху, слегка пошатываясь, она все-таки снимает ее оттуда. Открыв ее, она не видит фото, но видит нечто другое, от чего девушка начинает хмурится. Коробка не такая запылившаяся, как остальные вещи, а содержимое наводит новые вопросы на девушку. Кларк, забыв про фотографии, берет коробку и садится вместе с ней на пол, на выходе из кладовой, облокотившись о дверной косяк. Подтянув коробку ближе к себе, блондинка начинает доставать ее содержимое. Первое, что она видит, это книги. Несколько старых, немного потрёпанных книг. Она не разглядывает их долго, лишь оценивает их количество и объем, а после откладывает на пол со стороны коридора. Ее взгляд сосредоточен и слегка нахмурен, изучая что-то новое, чего она раньше не видела здесь. Следующее, что она видит, это черная косынка, которую она перебирает в руке, доли секунд разглядывая. Кладет ее к книгам, а после достает небрежно валяющиеся наушники, видит расческу, у которой есть небольшой откол, и Кларк все больше и больше не понимает, что это за вещи. Смотря на эти вещи, лежащие рядом с ней, она не понимает, что это и чьи они вообще. Девушка на дне коробке видит еще одну, чуть меньше и сразу же достает ее, быстро начиная распаковывать, ведь все это ей начинает не нравиться. Когда она открывает коробку, ее дыхание замедляется в мгновение, и все, что она успевает заметить, это связка конвертов, старая, слегка пожелтевшая фотография с озера, на которой изображена только Кларк, и еще маленькая бархатная коробочка для… обручального кольца. Кларк почему-то почувствовала, как сердце начинает колотить в грудную клетку с такой силой, что ей начинает казаться, что она задыхается. Задыхается от волнения и страха, который непонятным образом накрывает ее. Она еще в полной мере не осознает, что видит. Девушка слегка дрожащими руками тянется к коробочке и, втянув воздуха полные легкие, открывает ее и тут же перестает дышать. Она буквально затаила дыхание, смотря на обручальное кольцо. Такое красивое, волшебное, что не верит своим глазам. Сейчас она точно убеждена, что все эти вещи Лексы. Кольцо в форме пера, обтекающего палец, сделанного из белого золота, ведь Кларк не любит желтое золото, и Лекса знала это. Это кольцо настолько красиво, что Кларк чувствует, как глаза начинают слезиться от мысли, что Лекса действительно хотела сделать ей предложение. Но у Кларк всплывает куча вопросов. Почему кольцо здесь? Зачем Лексе эти книги, косынка, расческа, наушники. Что в них такого, что их нужно хранить здесь? И вообще хранить! Кларк не понимает, пока ее взгляд снова не натыкается на фотографию. Она берет ее в руки и проводит пальцами по карточке. На фото Кларк такая счастливая, она помнит этот день на озере. Лекса хранила эту фотографию. Девушка пока слабо понимает, почему Лекса вообще хранит все эти вещи, ведь за исключением некоторых — между ними нет никакой связи. Она снова смотрит на кольцо, и улыбка непроизвольно расплывается на ее губах, представляя, как Лекса делает ей предложение где-нибудь у камина, одним из теплых вечеров; а может, она бы вывезла ее куда-нибудь на природу и сделала бы это при закате; или еще лучше — в фургоне. Она улыбается шире, думая об этом и проводя пальцем по красивому металлу. Только сейчас Кларк вспоминает некие намеки Лексы на свадьбу, ее вопросы, и Гриффин никак не отрицает, что она не думала об этом. Конечно, она думала, и они открыто говорили об этом с Лексой, они планировали будущее вместе, но отличие всего этого в том, что Кларк еще ни разу не была близка к свадьбе и совместному будущему так близко, как сейчас, с этим кольцом. Когда Кларк наконец-то полюбовалась кольцом, она отложила его рядом с собой со стороны кладовой, а после тянется рукой за стопкой писем, скрепленных жгутом. Только когда девушка поднесла их ближе к себе, она наконец смогла прочесть то, что написано на самом первом из них. И то, что на нем написано, заставило сердце девушки замереть… «Для Кларк»… Семь лет назад. Нью-Йорк… Как бы Лекса сильно ни старалась скрывать свои чувства, они часто дают брешь. В выпивке, когда она одна, с Питом или в душе. Ей хочется в этот период разреветься от того, что сейчас происходит. Каждый раз смотреть в голубые глаза напротив и так врать — разрывает Лексе сердце. Разрывает ее душу. Но чем больше и чаще она это делает, тем больше уверяет себя в том, что так действительно легче и уже сходить с этого пути не стоит, когда она так близка к финалу. Кларк не заслужила ничего из того, через что она сейчас проходит. Она не заслуживает ничего из этого, и Лекса не заслуживает Кларк. Все эти мысли крутятся в голове Лексы, когда она принимает душ, забывая о том, что через двадцать минут ей нужно быть в офисе. А около часа назад Кларк послала ее ко всем чертям и ушла из дома, и конечно же Лекса переживает из-за этого. Куда ушла Гриффин, когда вернется, к кому, и хотя тут Лекса уверяет себя в том, что блондинка пошла к Рейчел, и потому делает у себя в голове пометку, чтобы позвонить Рэйч и спросить ее об этом. Лекса чувствует себя последней тварью от того, как она ведет себя с Кларк, ведь та делает все, что в ее силах, чтобы спасти отношения, а Лекса их рушит. А как известно — рушить проще, чем строить… — Я все разрушила, — закрыв лицо руками и оперевшись локтями о коленки, стонет Кларк. — Это точно моя вина, — продолжает почти хныкать девушка. — Что? — сначала не понимает Рейчел, смотря на Кларк, сидя рядом на диване. — Ты тут уж точно ни при чем! Подруга старается всеми силами поддержать и утешить Кларк, при этом зная правду, но убедить ту в том, что Лекса точно не изменяет. — Все логично и прозрачно, как чёртов воздух! Да это, блять, гребаная шаблонная схема из тупых фильмов! — взрывается чуть ли не до истерики девушка, поднимая голову, смотря в глаза подруги. — Я уехала в Портленд на пару недель, ей стало скучно, и она завела шашни с секретаршей, скорее всего, которая клеилась к ней с самого своего найма! С сексуальной секретаршей, которая трахает тебя взглядом. Как тебе такое?! — Кларк продолжает смотреть в глаза подруги, и если бы Рейчел не знала правды, ей бы эта теория показалась как никогда логичной, и она бы усомнилась в верности Лексы. Но Рейчел точно знает, что Лекса не изменяла. — Детка, я тебе говорила и говорю сейчас, что такого быть не может. Лекса бы такого уж точно не сделала. Она же любит тебя… — Любила… — вдруг резко отвечает Кларк, смотря похолодевшим взглядом на подругу, и та немного шокировано смотрит на нее. — Не говори ерунды, — Рейчел резко встаёт с дивана. — Знаешь, что? Ты сейчас возьмешь себя в руки, нормально позавтракаешь, а потом отнесешь любимые сэндвичи Лексы к ней на работу, и вы помиритесь, ты поняла меня? Кларк смотрит на подругу исподлобья с минуту, а после все-таки сдается и кивает, и Рейчел слабо ей улыбается, понимая, что в итоге это не поможет спасти ситуацию, и Лекса никогда не передумает, и от того ей хочется плакать. Плакать, потому что на ее глазах самая прекрасная и любящая пара разрушается, и более того — она виновная в этом… Когда Кларк все-таки набралась смелости, чтобы послушать подругу и пойти к Лексе на работу с ее любимым сэндвичем, она безумно переживала и волновалась, ведь их ссора утром была довольно тяжелой, такой, которой еще ни разу у них не было. Гриффин делает глубокий вдох и прикрывает глаза, ожидая, пока лифт приедет на нужный этаж. Она пытается настроить себя только на положительную ноту, надеясь, что Лекса смягчится. и они обсудят то, что происходит, и у них еще есть шанс на то, что все можно исправить. Кларк настолько верит своим мыслям, что на ее губах появляется слабая улыбка. Девушка открывает глаза, когда двери лифта распахиваются на этаже офиса Гарднер, и Кларк тут же выходит, сворачивая за угол в сторону нужного кабинета. Кларк делает еще пару шагов к Лексе, сильно сжимая ручку рюкзака от волнения, как, подняв взгляд выше, замирает. Она непроизвольно хмурит брови, а ее рот слегка приоткрывается, а где-то в груди что-то защемило так сильно, что Кларк чувствует, как глаза начинают пощипывать. Она видит Лексу, которая скромно улыбается, стоя напротив секретарши, та, в свою очередь, улыбается слабо в ответ, что-то говоря ей, а затем прикасается слегка свой ладонью к предплечью Лексы, и брюнетка лишь прослеживает взглядом за рукой секретарши, а после что-то отвечает. Кларк хватило доли секунд, чтобы все понять, и она сама для себя не замечает, как быстро делает шаги назад, желая быстрее отсюда испариться и больше никогда не видеть это все перед своими глазами. Она не плачет. Она лишь сильнее стискивает свои зубы и лихорадочно нажимает на кнопку вызова лифта. Только что она поняла, как быстро она потеряла все… Пятью минутами ранее… — Кэтрин, мне нужно, чтобы ты передала отчет за этот месяц отцу, — подходит к сотруднице Лекса, попутно проверяя входящие на своем телефоне, а после отдает его девушке. Кэтрин смотрит на начальницу исподлобья и ей безумно стыдно за вчерашнее, и она очень хочет извиниться за свой непрофессионализм. — Будет сделано, мисс Гарднер, — кивает она и встаёт со стула, подходя к брюнетке. — Мисс Гарднер, — начинает она, и Лекса обращает взгляд на нее. — Мне безумно стыдно за то, что произошло вчера вечером в баре. Я повела себя непрофессионально и… — что-то мычит девушка, и Лекса, видя ее волнение, захотела утешить и без того пугливую сотрудницу. — Кэтрин, все в порядке. Я не могу сказать, что была удивлена этому. Это постоянный опыт в таких компаниях, и я рада, что все стало ясно, — она слабо ей улыбается, смотря в глаза, и видит, как Кэтрин расслабляется и тоже улыбается. — Все в порядке, я просто надеюсь, что подобного больше не повторится. — Да, да, — кивает на радостях Кэтрин и слегка в благодарственном жесте касается предплечья Лексы и, проследив за взглядом брюнетки, спешит убрать руку. — Ой, прошу прощения, я… — Ладно, просто отправь отчет, — снова улыбается уголками губ Гарднер, а после направляется в свой кабинет, перед этим на секунду бросив взгляд в коридор, но убедившись, что никого нет, она открыла дверь… Настоящее время… Когда Кларк достала первое письмо из стопки, а под ним, увидев еще четыре подписанных так же, не на шутку заволновалась. Ее сердце стало учащённо биться, а в голову закрались самые различные мысли, но по почерку она без сомнений поняла, что письма написаны рукой Лексы. Она сглатывает и небрежно открывает конверт, доставая письмо, начинает читать то, что написано изящным почерком. «Я не знаю точно, сколько прошло месяцев с тех пор, как ты исчезла из моей жизни. Я давно перестала обращать внимание на пустую реальность этой жизни, на течение дней и ночей. Для меня уже давно все потеряло смысл, и я не раз пыталась начать писать это письмо, и каждый раз меня что-то не устраивало, и наконец я решила просто рассказать тебе то, что чувствую и думаю… Моя любимая, родная и единственная, Кларк, я пишу это письмо с надеждой, что все-таки ты никогда его не прочтешь. Я сижу за столом, с тускло горящей лампой, из-за которой, как ни странно, мне легче становится писать, будто я совсем одна, наедине со своими мыслями о тебе. Я никогда не писала письма и слабо представляю, как это делается, но я попытаюсь. Просто я хочу сказать в нем то, что не сказала тебе в последнюю нашу встречу. Хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя больше всего на свете. Может, даже настолько сильно, что мне хватило сил и мужества отпустить тебя и дать тебе жизнь лучше, чем могла бы дать я. Сейчас ты, читая эти строки, совсем не понимаешь, что происходит и что я пишу, но не торопись, моя родная, я расскажу тебе все и попрошу прощения неоднократно за то, что сделала, ведь если ты читаешь это письмо, то значит, меня уже нет и я не имею возможности просить прощения у тебя лично, а я так не смогу… Кларк видит, что ее руки начинают мелко дрожать, а слезы застилают глаза. Она притягивает письмо еще ближе к своими глазам, чтобы читать, ведь слезы буквально не дают прочесть строки. Я сижу в квартире в Мюнхене, но мне не всегда удается быть здесь, потому что я часто провожу время в больнице. Ничего приятного в этом всем нет, но сейчас я не хочу начинать с этого. Кларк, честно, я минут двадцать сижу над этим листом и пытаюсь придумать, как мне сказать тебе то, почему ты сейчас читаешь эти строки из другой точки мира, а меня нет рядом. Почему все то, что сейчас происходит, моя вина и, наверное, мне никогда не будет прощения за мое решение. Я умираю. Кларк плачет. Читая последние строки, она буквально разревелась, закрывая лицо рукой, вытирая слезы, которые текут просто ручьём, потому что, еще не прочитав все письмо, она уже понимает. Ее губы дрожат, лицо и глаза стали краснеть от слез, но девушка, небрежно вытерев слезы, продолжает читать. Я не могу сейчас представить, что ты чувствуешь, читая эти слова. Когда ты уехала в Портленд, мы с Питом пошли в больницу, чтобы еще раз убедиться, что я в порядке. Но, еще не зная результатов, я понимала, что я не в порядке. Боль не прекращалась, я бы сказала, что она становилась сильнее, и состояние не улучшалось. Я была уверена, что я не поправляюсь на все сто процентов. Когда врач сообщил нам предварительный диагноз, я почувствовала, что в одну секунду мой мир рушится. Вот я шла туда счастливая, думая о том, как сделаю тебя счастливой, попросив твоей руки, как в следующую секунду мне сообщают о том, что никакого счастья не будет. Наверное, в тот момент Питер сломался, я плохо помню их разговор, но я была тогда слабее его, да и сейчас тоже. В этой борьбе я не одна, но только я потеряла надежду, и потому пишу тебе это письмо. В тот день ты мне позвонила, и я сказала тебе, что все хорошо. Что я здорова, но эта ложь слетела с моих губ так быстро, что я не думала о том, чтобы говорить правду, учитывая, что точно еще ничего не было известно, но в глубине души я понимала. Кларк, я больна. Мне поставили диагноз — рак нижней доли левого легкого. Я умираю, моя родная, и клянусь, я не хочу, чтобы ты видела меня сейчас такой. Я разбита, и больше не вижу смысла в жизни и того, ради чего мне бороться. Боже, я пишу это письмо и плачу от понимания того, как мне тебя не хватает. Я знаю, что ребята считают ошибкой то, что я оттолкнула тебя, но я считаю, что дала тебе лучшее. Когда ты будешь читать это письмо, пройдет много лет, и ты уже будешь счастлива, и, читая эти строки, ты, может быть, возненавидишь меня, поплачешь, но поймешь. Мое решение оттолкнуть тебя было принято не сразу, я неделями думала, кому сказать, а кому нет. Ребята и Питер узнали первыми, потому что ребятам будет не так больно, когда меня не станет, а врать Питеру было уже поздно. Ребята уговорили меня рассказать отцу, но я до последнего не хотела этого. И я каждый божий день боролась с мыслями рассказать тебе или нет. Я взвешивала все за и против, и поверь, для меня не было ничего сложнее этого решения. Я не хотела, чтобы ты видела, как любимый человек снова умирает у тебя на глазах. Я не хотела видеть твои слезы, твою надежду в глазах. Я понимала, что это сломает тебя навсегда, и если меня не станет, это будет конец. Я понимала это, потому что видела и чувствовала каждой клеточкой своей души, как ты любишь меня и никогда не уйдешь. Во мне поселилась эгоистка, которая всем своим нутром желала тебя держать рядом до последнего, пусть бы ты страдала, но была рядом. Но я, наверное, любила тебя так сильно и люблю до сих пор, что твое счастье и твоя счастливая жизнь для меня была выше собственной. Я руководствовалась такими фактами, как: ты всего лишь девушка, с которой я провела лучший год в своей жизни и, кинув тебя, внушить тебе, что я перегорела, не люблю тебя, будет лучшим решением. Я не смогла бы сказать тебе, что не люблю тебя, поэтому я делала все, что могла, чтобы ты сама это поняла и ушла. Я поняла, что тебе так будет легче. Расставание пережить легче, чем смерть. Быстрее, может быть, и, наверное, лучше ты будешь меня ненавидеть, чем скорбеть всю свою жизнь, вспоминая нас. Я просто неоднократно представляла эти картинки у себя в голове и для себя уже приняла решение, как мне поступить. Ничто мне не давалась с такой болью, как-то, что мне приходится отталкивать тебя, прогонять, ведь ты заслуживала лучшего и заслуживаешь до сих пор. А я не достойна тебя. Выше я написала, что руководствовалась тем фактом, что для меня ты всего лишь девушка, с которой я провела год, но правда в том, что за всю мою жизнь не было года счастливее, чем тот, который я провела с тобой. Ты любовь всей моей жизни, моя мечта, бесконечное воспоминание, видение, что снится мне в каждом сне. Моя родная, я вынуждена закончить это письмо, но, знаешь, что? Я напишу еще не одно, потому что я еще столько должна тебе рассказать. Сказать столько всего, чего не успела сказать в последний раз. Я люблю тебя…» Лекса входит в дом, продолжая искать в толпе гостей свою Кларк, но все тщетно, она, нервно почесывая лоб, набирает ее номер, но никто не берет трубку. — Лекс… — девушка едва слышит знакомый голос друга где-то рядом, но совсем не реагирует на него, продолжая названивать Кларк. — Лекс, послушай, мне так жаль, что я сказал это. Я виноват, я не должен был лезть в это все… — пытается извиняться пьяный Дэвид, маяча перед глазами девушки. Гарднер поднимает на него самый что ни на есть холодный взгляд, отчего у мужчины что-то защемило прямо в груди, и он понимает, насколько сильно облажался. — Ты все испортил, — шипит девушка, начиная наступать на него с каждым шагом все быстрее, от чего Дэвид делает неуверенные шаги назад, — если она уедет, это будет твоя вина! — девушка хватает его за воротник и притягивает его лицо ближе к своему, смотря прямо в его глаза. — Ты не имел никакого права вмешиваться в наши отношения… — Прости, — его глаза действительно полны сожаления за то, что он наговорил. — Лекс, прости меня… — За что ты так со мной, а? За что ты так меня ненавидишь? — она все еще держит его за ворот, смотря в глаза, и чувствует уже взгляды гостей на себе, но ей откровенно плевать. — Я сделала все для тебя, чтобы ты стал человеком. Я сделала все для тебя, и вот твоя благодарность? — ее лицо выражает все отвращение к этому человеку, и она этого совсем не пытается скрыть. — Я видеть тебя больше не хочу. С меня довольно, — шипит девушка и резко отталкивает его как раз в тот момент, когда в дом входит Питер. Дэвид никогда не хотел для Лексы плохого, он любит ее и любил всегда, ведь они через столько всего прошли вместе за семь лет. Он тоже был рядом, когда она заболела, когда была в Мюнхене. Он летал к ней так часто, как это возможно, потому что она для него значит не меньше, чем кто-либо еще. Когда у Дэвида появилась девушка, Лекса первая узнала об этом, именно она давала ему советы, она поддерживала его и выслушивала его пьяные бредни по скайпу. Он любит ее. Но еще он любит Кларк, и ему, вероятно, было совсем непросто наблюдать за тем, как его подруга мучается, как она теряется от незнания того, что они все скрывали от нее. Но еще ему было безумно стыдно смотреть в глаза подруги и врать каждый раз. Обещание, данное Лексе, сковало его по рукам и ногам против его воли. Вероятно, он больше не мог смотреть на страдания Кларк. — Что здесь происходит? — Питер смотрит то на Лексу, то на опечаленного Дэвида. — Она не берет трубку, — говорит Лекса, проводя ладонью по лицу. — Я не могу ее найти, — Питер видит, как сестра нервничает, как она боится повторить свою старую ошибку, и он ничем не может помочь. — Лекса, Пит — вот вы где, — вдруг рядом появляется улыбающаяся Наоми, и будто на автомате ребята пытаются улыбаться в ответ. — А я ищу вас. — Да, мы ищем Кларк. Ты ее, кстати, не видела? — задает вопрос Гарднер. — Оу, да. Она была немного поникшей, так что я отправила ее домой. Мой водитель отвез ее. Она не сказала тебе? — нахмуривает брови невеста, смотря на удивленную Лексу, а после и на Питера. — Нет, не сказала, — протягивает девушка, прикладывая ладонь ко лбу, начиная от страха нагонять на себя мысли о том, что она снова приедет в лофт, а там нет вещей Кларк, как случилось шесть лет назад. Больше всего на свете она боится этого. — Черт, мне нужно ехать домой… — Я вызову такси, — откликается Питер, набирая номер. — Ном, прости, что мы так рано… — начинает извиняться Лекса. — Все в порядке, я понимаю, — дружелюбно улыбается невеста, касаясь ладонью предплечья Лексы. — Главное, чтобы у вас все наладилось. — Лекс… — снова подает голос Дэвид, все еще пытаясь выпросить у Лексы прощения, но тут же чувствует ладонь Питера на своей груди, молча говоря о том, чтобы тот не подходил к ней, особенно в таком состоянии. — Я с тобой позже поговорю, — говорит ему Тернер-младший, смотря сердитым взглядом. — Лекс, такси будет через десять минут, — переводит он свое внимание на сестру, оповещая ее. Лекса лишь кивает, ожидая такси, а мысленно молясь о том, чтобы Кларк не ушла… Кларк сидит на прохладном полу в дверном проеме, рыдая так сильно, как не рыдала давно. Не передать словами, какую боль она сейчас испытывает, переваривая прочитанные ранее строки. Наконец все сошлось. Все, что не клеилось раньше: поведение Лексы, позднее появление дома, ее истощение. Все сошлось воедино. И Кларк будто по новой вспоминает все моменты до Портленда и после, будто связывая для себя общую картину, и снова начинает рыдать от полноценного осознания того, что произошло. Она злится настолько сильно, что стискивает зубы, накрывает свое лицо ладонями, все еще держа письмо в руке. Слезы текут по щекам, скатываясь по шее. Письмо уже изрядно помялось в ее руке, и местами из-за слез чернила расплылись. Она не может себя успокоить, потому что волна одна за другой ее накрывает от осознания, чего ей стоило все это. Чего по-настоящему стоило им решение Лексы. Неверное решение. Кларк еще не успевает проанализировать в полной мере, пока она только-только начинает понимать. Девушка немедля откладывает этот лист и открывает следующее на очереди письмо, небрежно распаковывая его и доставая. Рукой она вытирает влажный нос и глаза, а после, сквозь плач, начинает читать… «Привет, родная. Точно не помню, сколько прошло недель с прошлого письма. У меня не было сил писать его, потому что я безумно устала. Я быстро устаю, и мне так больно, боже. Я думала, что справлюсь, но это тяжелее, чем казалось с самого начала. Я чувствую, как медленно теряю себя. Я бы точно не хотела, чтобы ты видела меня такой. Мне хочется плакать каждый день, потому что каждый день я задаю себе вопрос: «Почему я?». Я просто не могу понять, что я сделала не так. Я плачу чаще, чем когда-либо, потому что это все, что я могу. Я слабею, можешь себе такое представить? Меня рыдающую, но вот что делает с человеком близость смерти, удивительно. Но я очень стараюсь держаться при отце, Пите, при ребятах. Они борются, и я не хочу показывать им, что сдалась уже давно. Меня буквально накрывает с каждым днем, я чувствую, как во мне растет та самая стена, которая отгораживает меня от них. Тебе это знакомо, как никому другому. Если бы ты знала, как я скучаю по тебе. Ты не можешь себе представить, как мне тебя не хватает. Ты снишься мне каждый божий день, во сне у нас все хорошо. Во сне я сделала тебе предложение руки и сердца на том самом озере в Сиэтле, помнишь? Ты такая счастливая, Кларк, и больше всего на свете я мечтала об этом. Я вынашивала идею, чтобы попросить твоей руки, месяцами, мечтая сделать это. Все должно было быть по-другому — не так. Ты, наверное, понятия не имеешь, но я хотела тебя вернуть. Когда я наконец поняла, что не выдержу все это без тебя, что ты нужна мне — было поздно. Я просто билась в истерике, моля Питера найти тебя, но он не смог. Он сказал мне, что тебя больше нет, что ты исчезла. В тот самый момент я поняла, что не хочу больше бороться. Больше нет ради кого. Я все потеряла по своей же вине. Ты никогда не простишь меня, я знаю. Я лишь грею себя мыслями о том, что ты счастлива с другим человеком. Что ты забыла меня и нашла свое счастье, нашла человека, который полюбит тебя всем своим сердцем, и ты полюбишь его. Я не знаю, сколько мне осталось. Я балансирую на грани жизни и смерти, у меня либо есть шанс, либо в одно мгновение его больше не будет. Если начнутся метастазы — меня уже будет не спасти. Опухоль находится рядом с сердцем, и одному богу известно, что со мной будет. Надеюсь, я смогу дожить до операции. Мне страшно. Больше всего я боюсь умирать медленно, потому что мне уже невыносимо больно. Мое дыхание становится для меня настоящим адом, и с каждым днем легче не становится. Я быстро устаю, я все время хочу спать. Наверное, мне лучше не писать тебе, что со мной сейчас происходит, уверена, тебе и без того плохо. Отец нашел хорошего врача мне. Лучшего, как он сказал. Не уверена, что она поможет мне, но я буду бороться хотя бы ради них. Они не сдаются, а я не буду показывать, что сдалась. Наверное, я закончу это письмо, потому что время сейчас три часа ночи, и мне нужно спать. Я очень люблю тебя. Со всей своей любовью, Лекса…» — Боже мой, — сквозь плач протягивает Кларк, закрывая лицо ладонями. Ее руки мелко дрожат, лицо неприятно щиплет от соленых слез, а в душе столько боли. Столько боли от осознания потраченных лет. От осознания того, что пока Лекса боролась за жизнь, цепляясь всеми силами, Кларк пыталась ее ненавидеть, ища замену и утешение в постели с другой. Вот какова правда. Ей больно от очередного осознания того, что Кларк в действительности никого не нашла и осталась одна. Что все, что писала Лекса, ничего не произошло. Будто эти письма из параллельной вселенной, в которой Лекса умерла, а Кларк нашла другую, будто эти письма по ошибке очутились здесь, где быть их не должно. Ей так больно, и она отчетливо понимает, как сильно она злится. Злость — это то самое чувство, которое не проходит, а лишь с каждым письмом нарастает. Кларк еще не все осознала в полной мере, но то, что уже смогла, начинает разрушать ее изнутри… Кларк еще раз берет в руки косынку, ощупывая ее пальцами, на этот раз смотря на нее совсем другим взглядом, подносит ее ближе к себе и снова не сдерживает слез. Она сжимает ее в своей ладони, позволяя слезам скатываться по ее щекам. — Что же ты наделала… — проговорила она шепотом, больше похожий на скулеж. — Что же ты наделала… Семь лет назад. Нью-Йорк… Кларк разбита. Теперь ей все стало ясно. Девушка, совершенно забыв о внешнем мире, бредет по улицам Нью-Йорка, думая лишь о том, в какой момент все рухнуло. Все сходится. У Лексы действительно есть другая, и ее поведение в последние недели подтверждает все это, и от осознания этого Кларк едва пытается не разрыдаться на глазах у всех. Она не хочет идти домой, совсем не хочет, и потому направляется в центральный парк в поисках уютного, тихого места, чтобы побыть наедине с собой и обо всем подумать. Когда Кларк наконец находит уютное место, где нет ни единой души, то позволяет себе разрыдаться от обиды, злости и бессилия. Когда она начинает думать о жизни без Лексы, ей будто становится тяжело дышать, будто не может быть жизни без нее. Как же она снова начнет жизнь без ее Лексы? Она больше не видит такой жизни, и от того начинает еще больше рыдать, ведь она понимает, что для них уже все кончено. Лекса больше не любит ее, она перегорела. Кларк стала для нее очередной девицей, которая прошла через ее постель. Вот что теперь видит Кларк. Лекса последние недели только и делала, как показывала Кларк то, что сказать в лицо не может. Она не любит ее больше, а блондинка изо всех сил цеплялась за Лексу, пытаясь вернуть то, чего уже нет, и вот только теперь девушка осознает, что их отношениям, вероятно, пришел конец. Лекса бросит ее, она точно бросит — вот все, о чем думает Гриффин и, закрыв глаза, позволяет слезам скатываться по ее щекам. В глубине души Кларк еще верит, что если они поговорят, все выяснят, то смогут все вернуть, эта надежда с каждой минутой начинает угасать, ведь реальность происходящего сегодня сильно дает ей по лицу. Кларк привел в чувство звонок от Рейчел, и когда подруга спросила, как все прошло, девушка рассказала все подруге, и конечно же, рыжая всеми силами пыталась защитить Лексу, сказала, что этого не может быть, но головой понимает, что Лекса могла бы пойти на что угодно, чтобы оттолкнуть Кларк. И от этого становится невыносимо больно. Когда Лекса приходит домой, ее никто не встречает. В лофте тихо, пусто, от чего на сердце становится так грустно, одиноко. Когда она осознает, сколько уже времени, чувствует испуг от того, что в такое позднее время Кларк нет дома, и девушка сразу начинает проверять вещи в доме, к ее облегчению, все на месте. Лекса предполагает, что Кларк снова осталась у Рейчел. Гарднер, поднимаясь на второй этаж в спальню, попутно набирает номер подруги, чтобы уточнить, у нее ли Кларк, ведь она переживает безумно сильно. — Привет, Рэйч, — начинает девушка, заходя в спальную. — Я хотела спросить, Кларк у тебя? Уже довольно поздно, ее нет дома. — Привет. У меня ее нет, и, полагаю, не будет, — голос подруги на том конце злой и холодный. — Как нет? Где она?! — будто по щелчку в груди Лексы что-то защемило от страха, что с ее блондинкой что-то случилось, или она уехала, и на нее начинает накатывать паника. — Она сегодня заходила к тебе в офис, хотела сделать приятное, но ты уже мило любезничала со своей секретаршей, — поясняет Рэйч, и Лекса от осознания выдыхает и прикрывает глаза, становясь напротив окна. — Ты знала, что последние недели она спрашивала у нас, а не изменяешь ли ты ей? Мы, конечно же, опровергали ее догадки, но, знаешь что, твое поведение говорит лишь о том, что ты разлюбила ее и изменила. И клянусь, не знала бы я правды, я бы согласилась с Кларк. Ты все время обращаешься с ней, как ни с кем, а потом она видит, как ты улыбаешься какой-то секретарше, а ей ты не даришь ни одной улыбки, даже намека. Я не знаю, чего ты хочешь. В одно мгновение ты ее отталкиваешь, а в другое волнуешься и лезешь из кожи вон, чтобы узнать, что она в порядке. Если ты решила ее кинуть, то сделай это, перестань ее мучить. Я не могу смотреть, как она плачет, пытается на что-то надеяться. Черт возьми, брось ее! Брось и не причиняй ей больше боль! — Лекса никогда не слышала, как Рейчел злится настолько сильно, но от ее слов, что пора отпустить Кларк, Лекса пускает слезу. — Я… я не могу, — шепчет сипло девушка, вытирая слезы пальцами, смотря в окно напротив, наблюдая за тем, как начинается дождь. — Я не могу, я люблю ее… — она зажмуривает глаза, начиная рыдать и бить легонько себя по голове, стискивая зубы. — Я знаю, — голос подруги стал мягче. — Но она страдает. Ты же не хочешь, чтобы она страдала? Если нет, ты должна отпустить ее. Ты должна дать ей понять, что не любишь ее. Черт, я не верю в то, что говорю тебе это, но я не хочу, чтобы она страдала. И если для нее варианта лучше нет, то лучше этот. — Я не представляю жизни без нее, Рэйч, — голос Лексы звучит сипло от слез, — как я отпущу ее… — Расставание никогда не бывает легким, но помни, что еще можно передумать, но если ты скажешь правду, легче ей уже не будет, — утешает подругу Рейчел и лишь слышит всхлипы. Лекса бросает трубку и кидает телефон на кровать, а сама позволяет себе разрыдаться от того, что придется сделать. Она не может представить жизнь без Кларк, но Кларк будет лучше без нее, вот что понимает Лекса и, вытерев слезы, полностью обращает взор в окно. На улице довольно темно, а дождь льет как из ведра. Лексе легче находиться в темной комнате, так ей кажется, никто не увидит ее слабость, и она может еще немного порыдать, высвободить в себе эту боль. Но уже спустя час все еще стоя у окна, сложив руки на груди, Лекса слышит захлопнувшуюся дверь внизу, и ее сердце забилось в сто крат сильнее. Она прикрывает глаза и прикусывает губу, когда через пару минут слышит тихие шаги около комнаты. Кларк стоит в центре комнаты, наблюдая за стоящей к ней спиной Лексой, и снова начинает плакать, просто потому что по-другому не может. Девушка вся промокла, и ее слезы вперемешку с каплями дождя стекают по ее коже. Она чувствует себя разбитой, брошенной и одинокой в этой комнате. Ненужной. Во всей комнате повисла гробовая тишина, и слышно лишь звуки дождя и шум машин. Они молчат. Лекса боится открывать глаза, и потому она лишь слушает слабое дыхание Кларк сзади, боясь что-то сказать. А Кларк всхлипывает, поднося руку ко рту и отводя взгляд куда-то в сторону. Кажется, они обе понимают, какой разговор их ждет. Они понимают, что сейчас будет, и ни одна не решается положить концу начало. Кларк смотрит куда-то в сторону, не решаясь произнести ни слова, но она понимает, что так длиться вечность не может. — Еще пару месяцев назад я даже представить себе не могла, что все может произойти именно так, — сквозь плачь тихо говорит Кларк, не решаясь смотреть на Лексу. — Я была убеждена, что этого дня никогда не произойдет, — шепчет девушка и переводит взгляд на брюнетку. Лекса зажмуривается и поджимает губы, чтобы не разрыдаться. — Я долго думала о том, что же послужило тому, что все происходит вот так, и я поняла, что должна услышать это от тебя, прежде чем мы разрушим все то, что было у нас, — Кларк делает небольшой шаг навстречу. — Ты больше ничего не чувствуешь ко мне? — на этих словах голос девушки совсем осип, а слезы сами начинают скатываться по щекам. И Лекса всем своим нутром кричит про себя, что любит, любит и будет любить, а язык не поворачивается что-либо сказать. Она понимает, что никогда не сможет сказать Кларк, что не любит ее. И потому она молчит, в надежде, что Кларк сама поймет, и Лексе не придется говорить этого. Она молчит, и Кларк начинает злиться. — Отвечай мне! У тебя кто-то есть? — она смотрит в спину девушки. Лекса не может ей ответить прямо. Она любит Кларк, но соврать ей не может и никогда не сможет. Это выше ее. — Ты не любишь меня? — ее голос дрожит, и в нем так много боли. Так много боли… Лекса поднимает подбородок выше, открывая глаза и смотря на ливень за окном. Она делает глубокий вздох, а после довольно четко, для ее состояния, произносит: — Мне жаль… И в этот момент в груди Кларк будто что-то оборвалось, и она уверена, что оборвалась та самая ничтожно маленькая надежда. Теперь все становится ясно, и девушка не сдерживает всхлип, прикрывая ладонью рот. — Как же так, — сквозь плачь шепчет Кларк, качая головой, — как же так… Лекса, набравшись побольше сил, оборачивается лицом к Кларк и показывает ей маску холода и безразличия, как она умеет. — Мне жаль, что все так произошло. Надеюсь, ты когда-нибудь простишь меня, — Лекса всеми силами старается, что бы ее голос не дрожал, а слезы не пошли градом из глаз, и потому, посмотрев в глаза девушки еще немного, она вновь отворачивается к окну, не в силах больше смотреть на страдания Кларк. — Ты действительно не любишь меня, — шокировано шепчет Кларк, видя во взгляде Лексы лишь одно безразличие, и просто злится от того, что только она сама страдает от расставания, а Лекса остыла и совсем ничего не чувствует. — Как такое могло произойти… — Мне жаль, Кларк… — Я знаю, что тебе жаль! Ты можешь сказать что-нибудь другое, кроме того, что тебе жаль! — ее голос срывается на крик, но Лекса молчит. Кларк хватается за голову и начинает рыдать, не зная, что ей делать. Она лихорадочно думает, как ей сейчас быть, и первое, что приходит в голову, это уйти из дома. Она не сможет оставаться с Лексой. Больше нет. Девушка, даже не посмотрев на брюнетку еще раз, вылетает из комнаты, быстро спускается вниз, минуя гостиную, хватает свои ключи от фургона и вылетает из лофта, громко хлопая дверью. Когда Лекса слышит захлопнувшуюся дверь, она, наконец, дает волю своим чувствам и начинает плакать, садясь на пол. Неужели это конец? Неужели так все и закончится? Она еще не осознает, что потеряла любовь всей своей жизни навсегда. Она еще не осознает, какую ошибку совершила… Настоящее время… Кларк открывает следующее письмо. Слезы немного утихли, и она набралась смелости, чтобы прочесть новое. Она понимает, что должна прочесть их все. «Сегодня впервые за пару недель мне стало легче. Боль чуть-чуть утихла, и меня не тошнит, как это бывает довольно часто. Я знаю, это не лучшие слова, чтобы начать письмо, но, по правде, я не знаю, что тебе сказать. Все очень плохо, Кларк. Я все больше понимаю, что не смогу победить, лечение меня истощает. Шансов ничтожно мало, и самое ужасное из всего этого, что тебя нет рядом. Я могу видеть тебя лишь во снах, ты рядом. Ты видишься мне. Я рада, что твоя фотография была в моем бумажнике, потому что это все, что не дает мне забывать черты твоего лица. Я сильно боюсь забыть твои прекрасные голубые глаза, твою улыбку, твой смех, твоего ловца. Пока я все еще храню эти воспоминания у себя в голове, но как надолго меня хватит? Я не знаю. Совсем недавно Питер молился, представляешь? Он молился, прося Бога о помощи, о чуде, Кларк. А все, о чем думала я, слушая его, это о том, что он останется один, когда я умру. Как же он будет без меня? Его это сломает, он уже ломается, он сам на себя не похож. Мне невыносимо видеть его таким, я бы хотела, когда эти письма попадут к тебе, чтобы ты позаботилась о нем. Присмотрела, чтобы он обрел успокоение и счастье после меня. Я так боюсь оставлять его, Кларк. Его это сломает, он запьет и снова сядет на наркотики, я точно знаю это, и я боюсь этого всем своим сердцем. Пожалуйста, не оставляй его, молю тебя… Кларк прикрыла рот ладонью, плача и читая эти строки, замечая на письме высохшие следы от слез, и она понимает, что Лекса тогда тоже плакала. Он так молод, юн, он не заслужил всего этого. Никто не заслуживает пройти через такое, и я понимаю, что правильно поступила, отпустив тебя. Я знаю, ты злишься, ты считаешь мое решение проявлением эгоизма, а я считаю это проявлением самой настоящей любви. В тот вечер ты спросила меня, люблю ли я тебя, а я не могла ответить тебе прямо. Все внутри меня кричало о том, как сильно я люблю тебя, настолько сильно, что готова была отпустить, ради твоего счастья, надеюсь, не зря. Мне было невыносимо тяжело смотреть тебе в глаза, но еще тяжелее сказать, что не люблю, ведь такую ложь я не смогла бы произнести никогда. Все, что я могла произнести тогда, что мне жаль. За мою ложь, за то, что причиняю тебе боль. Сейчас я снова понимаю, что была права. Ты бы страдала до сих пор, а я бы не смогла вынести страдания еще одного близкого мне человека. Просто не смогла. Кларк, ты любовь всей моей жизни. Я никогда не любила кого-то так, как люблю тебя, и буду любить до самых последних дней своей жизни. Ты та, о ком я думаю каждое утро, и та, о ком думаю прежде, чем уснуть. Твой образ всегда со мной. Я хочу, чтобы ты помнила это. Ты та, с кем я вижу свое будущее, которое могло бы быть. Надеюсь, что ты сейчас счастлива. Я так надеюсь, что все, что я сделала, не было напрасным. Что ты все-таки стала счастливой, и я приняла верное решение. Пожалуй, мне нужно закругляться, меня ждет ряд процедур. В больнице не так весело, как в квартире, но ничего не поделать. Шэрон, мой врач, пытается заставить меня мыслить оптимистично, но правда в том, что в моем состоянии уже нет ничего оптимистичного. Я умираю, но она пытается меня разубедить, уверяя в том, что шанс есть и мы выиграем. Посмотрим, на чьей стороне окажется правда… Я люблю тебя и надеюсь, что это не последнее мое письмо. Твоя Лекса…» — Лекса, такси у дома, — оповещает сестру Питер, подзывая ее. Лекса кивает ему и, еще раз попрощавшись с невестой, быстрым шагом бредет к машине. — Не дай ей уйти, — Питер смотрит девушке прямо в глаза, и Лекса, возвращая взгляд, кивает, улыбаясь уголком губ. Девушка садится в машину, и спустя минуту та трогается с места. Все, о чем думает Лекса, смотря на ночной Нью-Йорк, так это о том, чтобы Кларк не сбежала. Лекса продолжает звонить на номер любимой, но та не поднимает трубку, и брюнетка чувствует настоящий ураган волнения и страха где-то в груди, и это ее просто убивает. Может, в глубине души она понимает, что произойдет что-то ужасное и, наверное, это то, чего она так боялась. Разговор о прошлом случится, ведь после сегодняшнего нет смысла больше врать. Пора раскрыть Кларк правду и получить заслуженное наказание — вот о чем думает Гарднер, крепко сжимая телефон в руке и смотря на ночной Нью-Йорк, но, как назло, такси останавливается посреди дороги. — Почему мы остановились? — задает вопрос девушка, обращаясь к таксисту. — Похоже на пробку, мисс, — отвечает водитель, разглядывая дорогу впереди, ища обходные пути. И Лекса стискивает зубы крепче, прикрывая глаза и успокаивая себя, ибо злость и паника начинают накатывать на нее с новой силой. Девушка нервно постукивает пальцами по подлокотнику на дверце машины, смотря в окно, но машины стоят на месте, и пробка совсем не рассасывается. — Может, как-то можно сократить, объехать? — задает вопрос Лекса. — Здесь никак, — отвечает сразу же водитель. И Лекса понимает, что ей проще всего идти дальше пешком, ведь осталось всего несколько кварталов. Она протягивает водителю деньги и выходит из такси, быстрым шагом направляясь домой. Все, что угодно, только бы быстрее увидеть любимую. Слезы на щеках Кларк уже почти высохли, и ей кажется, что плакать ей и вовсе нечем. Ее полностью накрыло, и она чувствует, как становится апатичной, все внутри опустело, и осталась лишь боль, обида и злость. Она открывает четвертое письмо, все еще чувствуя такой ураган чувств, что, по правде говоря, она не ручается за себя совершенно. Она даже не представляет, сколько должно пройти времени, чтобы переварить все это, успокоить себя и свою душу. Простить. И возможно ли вообще простить такую ложь… «Сегодня я совсем не хочу говорить о своем самочувствии, лечении, потому что ничего хорошего не происходит. Я не знаю, сколько еще смогу написать тебе писем, родная, поэтому хочу немного поговорить с тобой, рассказать что-то, чего уже никогда не смогу. Отчасти у меня складывается впечатление, что мы действительно разговариваем, и от этого мне становится легче. Мой отец разбит, ты бы видела его. Таким он был в последний раз тогда, когда нам сообщили о том, что мамы больше нет. Его это уничтожило, он оттолкнул от себя всех, даже меня. Я просто боюсь представить, что с ним сделает мой уход. Я ничем не могу ему помочь, утешить, а он же старается утешить меня и мучает себя за то, что не может помочь мне. К сожалению, от него я не смогла утаить свою болезнь, у меня бы не получилось, ведь он же мой отец. И все же я рада, что утаила эту правду от тебя. Ненавидь меня, может, тебе будет легче, но теперь я понимаю, что приняла верное решение. Никто, и уж особенно ты, не заслуживает такой жизни, такой боли и еще одной скорби. Каждый день я вспоминаю время, проведенное вместе. Нашу первую встречу, ты помнишь ее? Боже, я сейчас не могу сдержать улыбку, вспоминая ее. Я впервые себя почувствовала такой уязвимой с девушкой. Ты была так прекрасна, боже, что я до сих пор помню твой образ, твою улыбку и игривый взгляд. Ты очаровала меня. А помнишь наше первое свидание? Наш поход в кино на «В джазе только девушки». Мы петляли с тобой кругами, только чтобы не расставаться. Тогда я впервые почувствовала по-настоящему комфорт и спокойствие с человеком, и этим человеком была ты. Я помню, когда впервые ты взяла меня за руку, это было настолько невинно, и ты так волновала меня, что я чувствовала, как мое сердце бьется с тобой в сотни раз быстрее нормы, просто от уже того, что ты смотришь на меня, улыбаешься мне. Я никогда не забуду это чувство. Я никогда не забуду наш первый поцелуй, который напугал меня до смерти. Тогда я осознала в полной мере, что влюбилась по уши в простую девушку, которую встретила в заброшенном переулке. В девушку, которая изменила мой мир. Я готова отдать жизнь прямо сейчас за твой поцелуй. Готова отдать все, чтобы еще раз увидеть тебя, прикоснуться к тебе и поцеловать. Моя родная, я хочу, что ты помнила обо мне только светлые моменты, сохранила в памяти меня такой. Я искренне надеюсь, что подарила тебе достаточно любви, счастья. Этот один год, прожитый с тобой, стоит больше, чем век без тебя. Я бесконечно сильно люблю тебя, любила и буду любить, и искренне надеюсь, что это письмо не последнее…» Кларк закрывает глаза, и ее руки от бессилия опускаются на колени. Она запрокидывает голову назад и позволяет слезам снова скатываться по щекам, она совсем не контролирует себя, потому что боль в ее груди прорвала брешь в ее сердце, и муки куда сильнее, чем при их расставании. Это выше ее… Семь лет назад. Нью-Йорк… Уже второй день Кларк скитается по Нью-Йорку в фургоне, ни разу не вернувшись в лофт. На телефоне сотни пропущенных от ребят, но ни одного от Лексы. Кларк не выходит на связь, она полностью разбита, и все, что ей сейчас нужно, это переварить то, что произошло двумя днями ранее. Она плачет все это время и не понимает, как все к этому пришло. Как так получилось, что в один миг они клялись быть вечность вместе, а в другой все кончено. Разве так бывает? Кларк на собственной шкуре ощущает — еще как бывает! Ее фургончик вот уже день стоит неподвижно в старом районе города подальше от лофта, буквально в другой точке города, и все это время Кларк убивается по Лексе и страдает от расставания. Она не может себе представить, как будет жить без нее. Лекса изменила всю ее жизнь, изменила ее мир, подарила столько любви и счастья, что Кларк никогда не получала за всю свою жизнь, и Лекса же отобрала это все у нее, будто отрезала ей крылья, и Кларк больше никогда не сможет взлететь. Полюбить… Если сейчас она что и чувствует, так это дикую боль в сердце, пустоту в душе, дыру, которую больше нечем заполнить, и может быть, ее никогда и никто не сможет заполнить, вот о чем думает девушка. Пока Кларк страдает от расставания, переваривая все то, что произошло, Лекса тем временем дико переживает от того, что Кларк нет на связи. Она понимает, что не может звонить любимой, и потому заставляет ребят названивать ей каждые пять минут, но все безрезультатно, и Лекса паникует еще больше. Она лишь искренне надеется, что Кларк не натворила глупостей. Она утешает себя мыслями о том, что Кларк и раньше уходила из дома, конечно, не на двое суток, но тем не менее она всегда возвращалась, и Лекса терпеливо ждет ее. Когда наступил вечер третьего дня, в душе Кларк все опустело. Она больше не бьется в слезах, не гадает, как дальше жить. Она хочет посмотреть Лексе в глаза еще раз, чтобы понять или убедиться, что все то, что произошло в тот вечер, правда, и все кончено, но она едва надеется, что Лекса передумала и они снова сойдутся. Но Кларк должна посмотреть ей в глаза прежде, чем покинуть брюнетку раз и навсегда. — Что-нибудь известно о ее нахождении? — спрашивает Лекса, склонившись над столом, подписывая документы, обращаясь к Питу. Он вздыхает, смотря в толпу посетителей, а после переводит взгляд на сестру. — Сегодня днем она заходила к Гарри в кафе, — говорит он, и Лекса поднимает на него взгляд. — Он сказал, что она была разбита. На ней не было лица. Лекса чувствует ком в горле, и ее губы слег подрагивают, только чтобы сдержать свои чувства. — Она не заслужила этого, — сипло шепчет она, смотря на брата, но тот смотрит за ее спину, и видит в его глазах боль, грусть и море сожаления, и Лекса понимает. Кларк заходит в бар, ища взглядом один и единственный образ, и находит быстро, на том самом месте, где и всегда. Брюнетка стоит спиной к ней, но Кларк замечает, как Лекса выгибается в спине, ее осанка становится ровной, а после девушка оборачивается назад и встречается взглядом с голубыми глазами. Все казалось застыло. Кларк будто не слышит музыки и голоса людей, а видит лишь зеленые глаза, в которых нет ни капли сожаления, печали. Лекса стоит от нее в десяти шагах, но Кларк видит достаточно в ее взгляде. В нем больше нет любви, лишь одна пустота, и теперь она окончательно понимает, что вот он, конец. Перед ней стоит девушка, которая когда-то любила ее, а теперь в том, когда-то полном любви и нежности взгляде, лишь холод и безразличие. Лекса смотрит на нее, а внутри все разрывается от боли. Хочется бросить все и броситься к любимой, обнять и поцеловать. Сказать, как сильно она любит ее, и что хочет провести всю свою жизнь с ней, но этого не будет. Она заставляет себя сыграть последнюю сцену в этой пьесе, и все закончится. Один господь бог знает, чего ей стоит смотреть на любовь всей своей жизни так. Они смотрят друг другу в глаза пару минут, никто ничего не говорит, потому что по взглядам все становится ясно. Никакие слова уже не помогут, они сказали друг другу все еще тем вечером. Вот и все. Кларк всхлипывает от осознания этого и прикрывает рот ладонью, но Лекса продолжает держать взгляд до тех пор, пока Кларк не делает пару шагов назад, а после разворачивается и сквозь толпу покидает бар. И только тогда Лекса понимает, что ее ноги чуть ли не подкашиваются, в ее груди будто выбило все дыхание, и она плюхается на стул, хватаясь за грудь и смотря перед собой шокированным взглядом. — Мне жаль… — шепчет Питер, кладя руку на плечо сестры. Когда Лекса поздно ночью возвращается домой, она не осознает в полной мере, что сегодня произошло, и стоит ей только переступить порог дома, как она понимает, что что-то не так. Включает свет и видит, что одежды Кларк нет в прихожей, и моментально чувствует, как сильно забилось ее сердце в груди. — О, нет, — шепчет она и, кинув сумку, бежит через гостиную на второй этаж. Она замечает на ходу, как частично опустел лофт. В нем нет всего, что принадлежало Кларк, ее поделок, каких-то фото, вещей. Всего, что принадлежало ей. Когда Лекса наконец-то заходит в комнату и видит опустевшие шкафы, пустые полки в ванной, она понимает, что Кларк ушла. Девушка достает обручальное кольцо и со слезами смотрит на него, поглаживая пальцами. Неужели она так и не увидит его. Кларк забрала с собой все. Ничего не оставила в память о себе, лишь пустоту. Лофт опустел, будто потерял свой свет, каким его наделила блондинка. Потерял жизнь. Лекса пытается найти в полках хоть что-нибудь от Кларк, но ничего не сохранилось, и когда она окончательно осознала это, в груди будто что-то щелкнуло. Теперь она в полной мере прочувствовала, что все это не игра, что все по-настоящему, что Кларк ушла и больше никогда не появится в ее жизни. Только сейчас Лекса осознает, что больше никогда не увидит свою любимую, не услышит ее голос, не поймает ее улыбку, не почувствует ее нежные и заботливые прикосновения… Девушка небрежно кладет кольцо на комод, а после чувствует, как ей становится тяжело дышать, она начинает рыдать, падая на колени, и хватается за грудь, чувствуя, как воздуха катастрофически не хватает. Она рыдает, паника в полной мере накрыла ее от осознания потери любимой. Она не может рыдать и плакать, ей больно. Девушка начинает кашлять, перед глазами все темнеет, и она уже плохо ощущает почву под собой. — Лекса! Лекса! — едва-едва слышит знакомый голос брата девушка, но почти не чувствует, как он касается ее, как берет ее лицо в свои ладони, что-то крича. Все, что видит и запоминает девушка прежде, чем отключиться — это образ ее белокурого ангела… Настоящее время… Лекса бежит по улицам города, но лёгкие ей не позволяют делать это долго, и девушке приходится быстро идти, ведь она желает быстрее оказаться рядом с Кларк, поговорить с ней. Осталось совсем чуть-чуть. Пару кварталов, и она уже дома. Все, о чем думает брюнетка, так это о том, чтобы только Кларк не исчезла. Тем временем Кларк открывает последнее письмо. Наверное, на больше ее бы не хватило. Сердце бы не выдержало еще больше боли. «Что-то мне подсказывает, что это мое последнее письмо, родная. Послезавтра у меня операция, и вероятность, что я выживу, катастрофически мала. Мы столько шли к этой операции, но, скорее всего, это напрасно. У меня нет сил и веры в лучшее, но есть надежда. Маленькая крупица. За все то время, что я провела здесь, в больнице, умерло от рака больше десяти человек. Никто не выиграл, Кларк. С таким диагнозом, как у меня, шансы так ничтожны, что их буквально нет. Все, что может меня спасти, так это чудо, а я в чудеса едва ли верю. Наверное, мне в этом письме стоит попрощаться. Я не умею прощаться, родная. Ты знаешь это. Мне хочется еще столько всего тебе сказать, рассказать. Мне так хочется сейчас обнять тебя, поцеловать. Боже, как же мне не хватает тебя… Прости меня за всю ту боль, что я причинила тебе. За расставание. И снова прости за боль от этих писем. За вскрытые раны, но ты заслуживаешь знать правду, даже таким образом. Я хочу, чтобы ты помнила и знала, что я люблю тебя. И я поборюсь за наше будущее. Почему-то от части я верю, что если выиграю эту битву, то когда-нибудь судьба нас снова сведет, и мы начнем все сначала, веришь? Я верю в это. Что если я выживу, значит, все это было ради нас с тобой. Нашего будущего. Я поборюсь, обещаю. Этот кусочек надежды вселила в меня Шэрон, она заставила меня поверить, что если я выиграю, то верну тебя, чего бы мне это ни стоило. И мысли об этом дают мне силы. Когда Лекса подходит к высотке, она поднимает голову вверх и, сделав глубокий вдох, входит внутрь, направляясь прямиком к лифту. Сердце бьется как сумасшедшее. Прости меня за все, любовь моя. Хочу, чтобы ты знала, что твой образ со мной до конца. Безумно хочу, чтобы ты обрела свое счастье и ни о чем не сожалела, не корила себя. Я думаю о тебе каждую секунду, и ты всегда со мной. Береги себя, живи и ни о чем не сожалей, молю тебя. Я люблю тебя, твоя Лекса…» Когда Лекса открывает дверь лофта, она с дикими страхом и волнением боится войти в него и увидеть его вновь пустым, как шесть лет назад. Она проходит внутрь, видит одежду Кларк и частично выдыхает. — Кларк? — прикрикивает девушка и, не услышав ничего в ответ, кидает сумку на пол и проходит в гостиную, оглядывает кругом все. На столике лежит телефон блондинки, включен свет. Лекса испуганным взглядом оглядывает лофт и собирается было идти на второй этаж, как замечает под лестницей белокурую макушку и застывает, смотря в ее спину. Кларк сидит на полу, вокруг нее раскиданы вещи. Девушка не двигается, держа в руке помятый лист бумаги. Лекса медленным шагом идет к ней, а сердце с каждым разом бьет в груди все сильнее и сильнее, потому что она понимает… — Кларк? — ее голос сиплый, а шаги такие неуверенные. Лекса подходит к ней ближе, становится рядом с ней, смотря на блондинку сверху вниз, и мгновенно все понимает. В руках девушки прочитанные письма, разобранная коробка с прошлым и раскрытая коробочка с кольцом. Брюнетка прикладывает ладонь ко рту, и слезы начинают подступать к глазам. Когда Кларк поднимает взгляд, то в нем читается настоящая злость, холод, апатия. Глаза мокрые от слез, лицо опухло и покраснело. Один бог знает, сколько она пролила слез на этих письмах. — Нет… — шепчет Лекса и медленно спускается на колени, качая головой, начиная плакать. — Нет… Кларк не сводит с нее свой холодный взгляд, и все, что она произносит, смотря в глаза напротив, это: — Зачем?