Ловец снов

Настоящее время… И вот снова будто весь мир останавливается. Да, такое чувство Лекса испытывает не в первый раз, но сейчас почему-то оно равносильно тому моменту, когда она узнала, что больна. Казалось бы, она так долго прокручивала в голове момент, в котором Кларк все узнает, но нужно признать, как бы ты ни думал, что готов, в итоге ты все равно застываешь шокированный, мелко дрожа от страха, чувствуя, как сильно сердце колотится внутри. Ты чувствуешь страх до такой степени, что тебя начинает тошнить, и ты не понимаешь, насколько это чувство реально сейчас. Лекса понимает — что бы она сейчас ни начала говорить, в письмах, прочитанных Кларк, уже все было сказано. Она так злится на себя сейчас, что не рассказала любимой все хотя бы на день раньше, но она не уверена, что это что-то изменило бы. Она даже не уверена, на что Кларк злится больше: на ее ложь или на то, что она не сказала ей сама. Взгляд Кларк такой злой, боже, и Лексе хочется упасть перед ней на колени и молить о прощении вечность. Сделать все что угодно, чтобы любимая простила её или хотя бы не злилась, она понимает, что сейчас ничто не сможет помочь, кроме времени, но Лекса не оставляет попыток до последнего. — Отвечай! — шипит Кларк. В ее глазах застыли слезы, брови сошлись на переносице и взгляд не сходит с лица брюнетки. Она одним своим взглядом вгоняет Лексу в ужас, и сейчас ее совершенно не заботит состояние девушки. — Прости меня, — шепчет тихо Гарднер, печальными глазами смотря на любимую. Она робко тянет ладонь к коленке Кларк, но едва она прикасается тонкими пальцами к ней, как Гриффин с таким сильным раздражением отпихивает ее от себя, что брюнетка от неожиданности пошатывается и падает назад, приседая и упираясь спиной в стену. — Не прикасайся ко мне! — зло бросает Гриффин и резко вскакивает с места, швыряя письмо прямо в Лексу, отчего та зажмуривается, закрывая лицо рукой. Лекса открывает глаза и пытается встать с пола вслед за Кларк. — Посмотри на меня! — Гриффин начинает кричать, тыча пальцем себе в грудь, не сводя взгляда с брюнетки. — Ответь мне, зачем? Лекса пытается сделать шаг навстречу любимой, но та показательно от нее отступает. — Я хотела лишь лучшей жизни для тебя, — отвечает она то, что и говорила сотни раз до этого, но Кларк будто пропускает фразу мимо ушей, потому что это она уже слышала. — Я это уже слышала, но правда в том, что ты не думала обо мне, потому что ты эгоистка! Ты всегда принимала решения за всех и снова приняла, и на этот раз ты так жестко облажалась, что сломала жизнь нам! — кричит блондинка, вытирая рукой слезы, сочащиеся из глаз. — Это была не только твоя жизнь! Это была наша! Твоя, — она указывает пальцем на брюнетку, — и моя! — указывает на себя. — Ты приняла самое глупое решение в жизни и даже не спросила меня. Ты решила все сама и забрала у меня право решать! — Я знаю, — Лекса опускает глаза, тихо проговаривая эти слова, чувствуя взгляд Кларк на себе, а эхо от ее крика до сих пор разносится по всему лофту. — Кем ты себя возомнила, будто имеешь право распоряжаться моей жизнью? Ты не защитила меня, ты обрекла меня на годы страданий и жизни в одиночестве! — кричит снова Кларк, ее голос сел от криков и слез. — Я любила тебя больше всего на свете, и я бы предпочла просидеть у твоей кровати годы, терпя твои приступы злости, апатии, чем прожить эти же годы без тебя в фальшивой иллюзии нормальности! Из десяти — десять я бы выбрала тебя и никогда бы даже не задумалась о том, чтобы уйти. Даже если бы я знала, что тебе осталось недолго, я бы была каждую секунду с тобой. Потому что я любила тебя! Я любила тебя! — она кричит так яростно, что на нее почти накатывает истерика, и она смотрит в глаза Лексы и видит, как та плачет. Она замолкает, смотря на брюнетку, и плачет. Ее тело сотрясает мелкая дрожь, она слегка обезвожена и голодна, но девушка закрывает на это все глаза. — Боже! — сипит от осознания Кларк, закрывая ладонями рот. — Ты врала мне все то время, как я уехала. Ты смотрела мне в глаза и врала, — шепчет она, смотря шокировано в глаза Лексы. — Ты заставила меня поверить, что дело во мне. Что это я разрушила нас, что я что-то сделала не так и ты разлюбила меня… — Я лишь думала, что защищаю тебя… По-другому ты бы не отпустила меня… — Закрой рот! — закричала Кларк. — Не смей даже говорить о том, что ты защищала меня. Ты защищала лишь себя. Ты думала лишь о себе! Боже, ты даже ребят заставила молчать! Ты втянула их всех в это дерьмо. Ты выставила меня глупой овцой, которая ничего вокруг не видит, не понимает, устроила весь этот глупый спектакль, только чтобы я не узнала правду! — Я не жалею о том, что приняла это решение… — Ты издеваешься? — шокировано произносит Гриффин. — Посмотри на нас! В том, что сейчас происходит, только твоя вина. Не моя, а твоя! Господи, — уже спокойнее проговаривает Кларк, — как же я тебя ненавижу. Мне противно даже смотреть на тебя и в твое лживое лицо! Эти слова больно кольнули Лексу, отчего все внутри сжалось, и ей стало казаться, что, возможно, это был последний шанс на нормальные отношения между ними. — Я передумала все на свете, гадая, что же послужило разрыву между нами, и измена была худшим вариантом, и даже тогда я была готова простить тебя, потому что любила. Но к такому я не была готова. Это причинило боль куда сильнее, чем-то, когда я думала, что у тебя есть другая. Ты посчитала меня слабой, ты недооценила и даже и не пыталась думать о том, чего бы хотела я, и не дала мне право решать. Ты просто решила выбросить меня ровно так же, как приютить. Ты дала мне все, а потом в один миг забрала у меня это, — Кларк рыдает, и у нее уже нет сил больше кричать, истерить. — Я думала, что простила тебя за это, но, похоже, это не так! Я так сильно ненавижу тебя сейчас! Гриффин резко разворачивается и спешно направляется на второй этаж, босиком поднимаясь по ступенькам в неудобном платье. Лекса не спеша поднимается за ней. — Что ты делаешь? — задает осторожно вопрос брюнетка, боясь сказать любое лишнее слово. — Я не могу находиться рядом с тобой, — отвечает Кларк, забегая в комнату в поисках телефона, и видит стационарный. Сразу же набирает номер такси, и спустя пару секунд оператор отвечает. Девушка вызывает такси до аэропорта, а Лекса не на шутку испугалась. — Прошу тебя, не уходи, — умоляюще протягивает Лекса, подбегая к Кларк, хватая ее за руку, моля остаться. — Не бросай меня, прошу! Кларк, положив трубку на стол, с такой злостью посмотрела на Лексу. — Не бросать? Ты издеваешься надо мной, я не понимаю? Я никогда тебя не бросала, это ты меня бросала. Всегда бросала меня ты! Не смей меня даже просить об этом, у тебя нет никакого права, — шипит она и отдергивает свою руку от нее. — Ты потеряла мое доверие и меня, — произносит девушка, а после, обойдя Лексу, стягивает с себя платье и спешно ищет любую удобную одежду. Находит в комоде джинсы и футболку, быстро одеваясь. Кларк носится по комнате, словно ураган, быстро складывая в свой небольшой чемоданчик пару вещей, документы и немного денег. Лекса стоит в центре комнаты и даже не в силах пошевелиться, с ужасом наблюдая, как Кларк собирается уйти от нее. — Я люблю тебя, — шепчет Лекса, наблюдая за любимой. — Я сделаю все, что скажешь, только молю, останься, не оставляй меня… — умоляет она, рискованно близко подходя к Кларк. — Ты хоть понимаешь, что я даже смотреть не могу на тебя? Я не хочу ни секунды больше проводить с тобой, — Кларк хватает свой чемоданчик и покидает комнату, спускаясь в гостиную. Лекса бежит следом, попутно пишет сообщение Питеру, что дело плохо. — Ты же любишь меня, Кларк! — кричит ей вслед Лекса. — И в который раз убеждаюсь, что нет проклятия хуже, — отвечает Кларк, не отрицая, что она все еще любит Лексу, и почему-то брюнетке от этого на крупицу стало легче. — Не оставляй меня, не оставляй меня! — молит Лекса, догоняя Гриффин, хватая ее за руку, заставляя остановится. — Не прикасайся ко мне, — Кларк снова выдергивает свою руку, смотря злым взглядом на Гарднер. — Ты хоть раз задумывалась, что было бы со мной, если бы спустя несколько лет я узнала, что ты умерла, пока я, ненавидя тебя, пыталась жить счастливой жизнью, а ты тем временем боролась за жизнь? Ты себе как, блять, это представляла? Ты понимаешь, что ты бы меня разрушила. Даже сейчас мне становится тошно от самой себя! — Кларк снова срывается и начинает плакать. — Мне тошно от осознания того, что пока я трахалась с первыми попавшимися незнакомцами, пытаясь заглушить боль от расставания и забыть тебя, ты тем временем просто медленно умирала. Как ты думаешь я сейчас себя чувствую? Ты умирала, а я развлекалась с другими, думая, что ты сука, которая бросила меня ради другой шлюхи, а по итогу шлюха я! Ты заставила меня все это время думать, что ты меня разлюбила, и что теперь? Что? Лекса шокировано смотрит в глаза напротив и ей больно от осознания того, что она причинила так много боли любимой. Только Кларк стала принимать прошлое, как на нее навалилось новая правда, которая ударила по ней ещё сильнее, чем шесть лет назад. — Я должна уехать, — сейчас голос Кларк стих, и она заплаканными глазами смотрит на такую же Лексу. Кларк не говорит, что все кончено, что бросает ее, она лишь хочет немного времени побыть одна и понимает, что в Нью-Йорке никто в покое ее не оставит, и лучшее место обо всем подумать — это ЛА. Гриффин только сейчас понимает, что не была готова к правде, а ведь она была уверена, что простит Лексе любую правду, и на подсознательном уровне она была готова услышать подтверждение в измене и, может, тогда бы частично ее совесть была чиста, но все вышло не так. Из них двоих грязно поступила именно Кларк, и это мучает ее, она чувствует себя грязной, вспоминая в подробностях моменты шестилетней давности. — Прошу тебя, — молит ее Лекса, ведь та до безумия боится потерять любимую. Лекса боится, что Кларк исчезнет, и от этих мыслей она готова пасть к ее ногам и держать, сколько потребуется. — Мне нужно время, Лекса, — Кларк разворачивается, ищет взглядом свой телефон, и когда его находит на комоде, засовывает в карман и направляется на выход. — Я не готова быть с тобой сейчас или даже смотреть на тебя. Я просто смотрю на тебя, и… — она замолкает, прикрывая глаза и качая головой, — я не уверена, что смогу… Глаза Лексы от страха стали шире от последних слов девушки, а сердце забилось заметно быстрее. — Я люблю тебя, — шепчет Лекса, опуская голову вниз, и Кларк смотрит на нее, держа в руках сумку, снова едва сдерживая слезы, но ничего не говорит, а просто открывает дверь, выходя из лофта. Она искренне надеется, что Лекса не побежит за ней, а такси уже ждет ее внизу. Гарднер слышит хлопок двери, а после просто начинает рыдать, садясь на маленькие ступеньки, поджимая колени к себе. Время сейчас около пяти утра, на улице только-только начинает рассветать. Кларк спешно выходит из здания, замечая рядом ждущее ее такси, и спешит к нему. — Кларк! — Питер направляется быстрым шагом к дому, но, заметив садящуюся в такси Кларк, бежит к ней. — Кларк, постой! Девушка оборачивается, замечая парня, и тот видит взгляд блондинки, такой разбитый, и у него сердце сжалось. — Не начинай, Питер, — сухо откликается она, стоя у открытой дверцы машины. — Я наслушалась достаточно. Парень молча смотрит на подругу, сглатывая. Он на мгновение поднял голову вверх, оглядывая этаж Лексы, и, заметив тускло горящий свет, снова обращает взгляд на Кларк. — Не спеши принимать решение, Кларк, ты не понимаешь… — Я поняла достаточно, и я не хочу говорить ни с кем из вас, — снова сухо проговаривает она, а после садится в такси. — Не бросай ее, прошу тебя, она же не переживет этого, — парень опирается на дверцу машины, смотря на профиль блондинки, но та не отвечает, давая сигнал таксисту, чтобы ехал, и авто трогается с места. Питер смотрит вслед уезжающей девушке, схватившись за голову. — Блять… Семь лет назад… Нью-Йорк… Когда Лекса в первый раз открывает глаза, боль в глазах от яркого света дает о себе знать, и девушка зажмуривается, ворочая головой, пытаясь спрятаться от света. Она начинает приходить в себя, до нее доносятся голоса отца, Питера и еще пара незнакомых. Девушка снова пытается открыть глаза, но взгляд фокусируется не сразу. Кругом так много белого и она понимает, что находится в больнице. — Очнулась, — подбегает к ней Питер, становясь рядом, и все сконцентрировали свое внимание на брюнетке, — как ты, малышка? — Что случилось? — девушка смутно помнит промежуток времени от того, как она поняла, что Кларк уехала, и до того, как очутилась здесь. — У вас случился приступ, мисс Гарднер, благо мистер Тернер вовремя подоспел и вызвал скорую, неизвестно, что могло бы случиться, не окажи вам должную помощь вовремя, — отвечает доктор, держа карточку обеими руками у груди. — Черт, — вздыхает она, закрывая глаза. — Больше тянуть нельзя, — вмешивается в разговор отец, набирая чей-то номер. — Мы вылетаем в Мюнхен сегодня же. Для тебя там уже давно готова палата. Больше я не намерен тянуть! — Пап, — сипло протягивает девушка, чувствуя сильную сухость во рту. Доктор с медсестрой покидают палату, понимая, что быть свидетелями семейной сцены им не обязательно. — Что? — Лекса видит, что отец на взводе, он напуган до чертиков. — Я больше не намерен тебя слушать, Алекса! Теперь все будет так, как я скажу. Мы летим в Мюнхен. — Пап, ты должен успокоиться, тебе вредно волноваться, — девушка обеспокоенно смотрит на Роберта. — Как я могу быть спокоен? — на глазах отца вопреки его силе появляются слезы. — Ты же моя дочь, — тише говорит он. — Я не могу потерять тебя… Как только ты родилась, я держал тебя на вот этих самых руках, — он протягивает свои дрожащие руки, — я обещал тебя защищать, что бы ни случилось, но однажды я не сдержал свое слово, но намерен сейчас. Если я потеряю и тебя, мне незачем будет… — не договаривает он, смотря на свою дочь, и, задержав взгляд еще на чуть-чуть, покидает палату. Лекса вздыхает, отводя взгляд и посмотрев перед собой, обращает внимание на Питера, когда тот подает голос. — Он дико переживает за тебя, — парень садится на край кровати рядом с сестрой, — и я тоже. У меня чуть сердце не остановилось, когда я увидел тебя… Пит выпускает усталый вздох, потирая переносицу. — Все в порядке, — она касается ладонью его руки. — Ты звонил Рэйч? — после секунды молчания спрашивает она. — Да, они уже все на ушах, но Роберт запретил всем мчаться сюда. Она позвонит. Не успевает Лекса открыть рот для следующего вопроса, как дверь в палату снова открывается и в нее входит Роберт, еще в руках держа телефон. — Через два часа нас будет ждать самолет в аэропорту. У нас час на сборы, берете самое необходимое, — четко раздает приказы отец. — К чему эта спешка? — пытается сесть поудобнее на кровати Лекса, хмуро смотря на Гарднера-старшего. — Потому что твое состояние ухудшается, и я не намерен ждать ни одной лишней минуты, — отвечает отец, — и тебя должны как можно скорее обследовать в больнице Мюнхена. Роберту снова поступает звонок на телефон, и мужчина покидает палату. — Пит, — Лекса обращает внимание на брата, — ты должен заехать в лофт. Собери все только самое важное, мой паспорт, бумажник… — Я понял, — кивает парень, вставая, — встретимся уже в аэропорту. Я пулей туда и обратно, — он целует девушку в лоб. — Спасибо, — слабо улыбается Лекса, и Пит, улыбнувшись в ответ, спешно покидает палату, оставляя сестру, погруженную в свои мысли… В районе двенадцати часов дня Кларк уже была в Лорейне, маленьком городке на западе Кливленда. Девушка всю ночь ехала практически без остановок, разве что останавливаясь на заправках, да и спать ей совершенно не хотелось. Большую часть пути она плакала от того, что покинула Нью-Йорк, друзей и Лексу. Она снова стала той бродягой, какой была раньше, и теперь снова в поисках хоть какого-то пристанища. Телефон девушки переполнен пропущенными звонками от Рейчел, Брюса, Дэвида. Она игнорирует их всех, потому что если ответит хоть на один, то просто расплачется в трубку. Она не может больше выходить на контакт с ними. Когда Кларк оказалась на достаточном расстоянии от Лексы и всех остальных, она наконец решается остановиться хотя бы на день и отдохнуть, подумать обо всем и решить, что делать. Девушка целенаправленно не остановилась в Кливленде, потому что сейчас любой большой город напоминает ей Нью-Йорк, а ей и без того тяжело. Лорейн — маленький и тихий городок, расположенный на берегу озера Эри. Он очень красивый и спокойный, и это то, что сейчас очень необходимо Кларк. Девушка припарковывает свой фургон недалеко от озера и наконец-то дает себе время отдохнуть. Ей сложно представить, как дальше жить без Лексы. Она отчетливо видела будущее только с ней, она видела себя такой счастливой рядом с ней, и все это исчезло в мгновение. Как же так? Кларк устало ложится на матрас, укрываясь одеялом, и закрывает глаза. Мысли о том, что произошло, настырно лезут ей в голову, и слезы сами пробиваются несмотря на закрытые веки, и как бы девушка ни пыталась сдерживать слезы, они в итоге побеждают, и Кларк начинает рыдать, сильнее укутываясь в одеяло, будто желая защититься от этой боли. В голову лезут различные воспоминания с Лексой: как в первый раз они спали в этом фургоне; их первый поцелуй здесь; их знакомство, в конце концов. Столько воспоминаний в одном этом фургоне и сотни вне его, как же ей жить дальше? Как залечить свою душу и разбитое сердце? Сейчас она не представляет и близко, как это возможно, но, возможно, время действительно вылечит, а сейчас ей стоит выспаться, а после будет ясно, как и куда двигаться дальше. Мюнхен… Уже вечером Лекса с семьей приземляется успешно в Мюнхене, и сразу же они направляются в клинику. Питер едва успел взять все самое необходимое из лофта, потому что время действительно поджимало. Весь полет Лекса проспала, девушка очень слаба, а расставание с Кларк делает ее страдания от боли в легких ещё сильнее и невыносимее. Ей кажется, что будто весь мир против нее. Она потеряла любимого человека, вероятно, смертельно больна, а боль в легких все чаще становится невыносимой. От нее она начинает злиться, а это первый звоночек к ее отстранению от внешнего мира. Она снова строит свою непробиваемую стену, ведь ей так легче, чем видеть страдания родных, которым, как кажется, страшнее, чем ей самой. После оформления всех бумаг Лексу наконец-то кладут в ее палату, где ей предстоит провести не одну неделю. Присутствие в больнице ее с ума сводит, а мысль провести тут столько времени да еще под наблюдением — наводит на мысли повеситься. Она тяжело вздыхает, оглядывая палату. Все довольно светлое, и благо в палате есть все, что нужно для удобства, вроде туалета, умывальника, душа. Хороший вид из окна, мебель — столик с лампой и стулом. Часть палаты из светлого дерева, что немного радует Лексу, и она не будет себя чувствовать угнетенно в чисто белой палате. Девушка рада, что отец все-таки позаботился об удобстве дочери, и для нее явно выделили лучшую палату в медицинском центре. — Как ты себя чувствуешь? — отец и Питер стоят прямо над душой, не сводя взгляд с девушки, наверняка боясь, что если кто-то из них моргнет, Лекса сразу же упадет в обморок или вообще умрет. Они оба буквально пылинки с нее сдувают, боясь навредить ей хоть чем-то. Питер даже сам нес ее почти пустой рюкзак, и максимум, что в руках держала брюнетка, так это свой смартфон. Раздражает ли Лексу такое отношение к себе, которого никогда не было? Определенно раздражает! — Чувствовала бы себя лучше, если бы вы перестали пялиться на меня круглые сутки, — выражает свое вполне справедливое недовольство девушка. Девушка обводит взглядом палату, замечая какие-то таблички, наклеенные то на кровати, то на стене, вероятно, предупредительные на немецком. Лекса рада, что знает немецкий. Она часто летала с отцом в Мюнхен, Берлин. В то время отец только строил свою компанию и посещал много стран, чтобы отбирать города для постройки филиалов, и Лекса всегда была с ним. Питер, конечно, знает немецкий, но намного хуже сестры. В отличие от нее, его детство было не такое насыщенное, а немецкий он учил в школе, а в последствии еще и в университете. — Ты же понимаешь, что мы просто переживаем за тебя? — отвечает отец. — Отнесись к этому серьезно, твоя жизнь на кону! — Пап, я и без того уже серьезнее некуда, это же я умираю, и это я чувствую боль каждую минуту, так что, я думаю, это хорошо, если мне вообще удается отвлечься от всего дерьма, которое происходит со мной, — Лекса начинает злиться, и это становится заметно, поэтому отец сразу сбавляет хватку и успокаивается. — Прости, — Роберт говорит это уже с теплом в голосе, но Лексу вряд ли это способно хоть как-то растопить. Она словно машинка на моторчике, если ее раз завел, то придется ждать, пока она полностью разрядится сама. Быстро это не происходит, очевидно. — Милая, — подает голос Пит, — скоро придёт твой лечащий врач, пока, может, стоит выложить твои вещи? — Тут и выкладывать нечего, — девушка кидает косой взгляд на стоящий возле кровати маленький чемодан. — И все же, — пожимает плечами парень и поднимает сумку, ставя ее на прикроватный столик. Лекса вздыхает, но все же приступает к разбору вещей, все же нужно себя чем-то занять в ожидании лечащего врача. — Питер, ты же пока останешься в Мюнхене? — между делом уточняет Роберт, пока ребята выкладывают вещи из сумки. — Да, конечно, — секунду подумав, отвечает Тернер. — Я, наверное, сниму номер или квартиру, — пожимает он плечами, размышляя над этим вопросом. — Не стоит. Я для вас уже приготовил квартиру недалеко от клиники. Как только Алексу выпишут, жить вы будете там на протяжении всего лечения, — отец это говорит так, будто он уверен на все сто процентов, что Лекса выкарабкается, да и она другого исхода не представляет. — Оу, эм, ладно, — несмело улыбается Пит, а потом смотрит на сестру, которая тоже слабо улыбается ему. Лекса и Пит безумно рады, что всю эту борьбу они будут проходить вместе. Лекса нуждается в Питере так же, как нуждается в Кларк, и если она не сможет быть с Питом — она совсем опустит руки. — Алекса, — Роберт запинается и опускает взгляд вниз, прикусывая губу, думая о том, как задать вопрос более тактично, — ты действительно уверена в своем решении касательно… Кларк… — он поднимает на нее взгляд, боясь ее реакции, но Лекса не реагирует никак. Конечно, как только девушка услышала имя любимой из уст отца, ее сердце тотчас отреагировало диким биением в грудную клетку. Лекса молчит, смотря на уже пустую сумку, и вроде бы нужно ответить что-то, но девушка уже давно не уверена в правильности своего решения, но она понимает, что проделала такой большой путь, чтобы отпустить Кларк, и не уверена в том, что ей стоит вмешивать во все это блондинку снова. Лекса хотела только ответить отцу, как дверь в палату открывается и в нее входит красивая русоволосая женщина средних лет в белом халате. Она широко улыбается, прощаясь со своим коллегой, а после уже обращает внимание на присутствующих в палате. С ее лица не сходит улыбка, и, наблюдая за ней, Лекса видит в ней некоторые черты своей мамы. Внешне с Анжеликой они совершенно не похожи, но тепло от ее улыбки исходит как от улыбки матери. Брюнетка внимательно смотрит на нее, пока женщина не начинает говорить, приветствуя Роберта за руку. — Рада снова видеть вас Роберт, — улыбается она ему. — Я тоже, — мужчина грустно смотрит на нее, но, глядя на уверенную и теплую улыбку врача, хочется улыбаться самому. Женщина придает так много уверенности и надежды, что кажется, будто ей все по плечу. — Здравствуйте, — Питер протягивает руку женщине, улыбаясь ей уголками губ, — меня зовут Питер. — Приятно познакомиться, я доктор Аттвуд, — она пожимает ему руку, а после переводит взгляд на спокойную Лексу, которая совершенно не реагирует на знакомство со своим врачом. — А Вы, я так понимаю, Лекса? Рада знакомству, я буду твоим лечащим врачом, — она тянет руку Лексе, но та лишь хмурится и не протягивает руку в ответ. Улыбка на лице доктора едва заметно дрогнула, и она, не придав значения поведению ее пациентки, мгновенно переводит тему ближе к делу. Отец и Питер заметили, что поведение Лексы становится хуже, но они на нее не давят, брюнетке и без того уже тяжело вырабатывать лучи счастья. По большей части она окутана злостью и раздражённостью, а еще болью от разлуки, которая пересиливает физическую боль. То, что Лекса уже не способна контролировать свои эмоции, очевидно, и ее никто не винит. — Ближе к делу, — начинает врач, вынимая одну руку из белого халата, жестикулируя и объясняя предстоящий план. — Я изучила ваши карты. Взглянув на них в первый раз, когда Роберт лично обратился ко мне, — она смотрит то на Роберта, то на ребят, — я была убеждена, что шансов у нас нет, — откровенно говорит женщина, а после смотрит на Лексу. — Твоя опухоль, словно бомба замедленного действия. Сегодня твое сердце здорово, а завтра метастазы могут атаковать и его, и тогда мы ничего не сможем сделать. Это ужасающий факт, Лекса, делает тебя все равно, что мертвой, прости за столь жестокие слова, но я хочу, чтобы ты понимала, в какой мы ситуации, — улыбка на лице женщины уже давно не сверкает, и она говорит это максимально серьезно, смотря в глаза Гарднер-младшей. — Но я не собираюсь сдаваться, и мы начнем незамедлительное лечение прямо сегодня. Я понимаю, что вы устали после перелета, но мне нужно, чтобы ты прошла повторное обследование. Опухоль не дремлет, и она расширяется с каждым днем, я должна увидеть локализацию и размеры новообразования, потому что опухоль может быть очень агрессивна. После обследования я смогу наверняка сказать, какой план лечения мы выберем. Наверное, все понимают, что каждый в этой палате напуган. Лекса, кажется, и вовсе считает, что шансы ее убавились. Она не верит в то, что ей удастся выбраться из лап смерти. Роберт и Питер, напротив, пытаются видеть в словах врача надежду, потому что если она не сдается, значит, никто не должен. Лекса ничего не говорит, а лишь переводит взгляд в окно, наблюдая за заходом солнца. — Эм, — Питер понимает, что от сестры ничего не дождешься, и потому сам спрашивает у врача, — когда начнется обследование? Можно ли это как-то ускорить, Лекса и без того плохо себя чувствует, ей нужен отдых как можно скорее. — Конечно, скоро придет медсестра и позаботится о мисс Гарднер. Я приду к вам чуть позже, — Аттвуд смотрит на входящее сообщение по работе на телефоне и, слабо улыбнувшись, спешит покинуть палату. Роберт идет следом за врачом, провожая ее из палаты. — Шэрон! — окликает ее тихо мужчина, — и женщина тут же оборачивается, взглядом задавая вопрос. — Могу я вас попросить, чтобы после диагностики вы сообщили результаты и свое мнение сначала мне? Пожалуйста, — мужчина умоляющим взглядом смотрит на женщину. — Конечно, Роберт. Я свяжусь с вами, — она улыбнулась ему уголками губ и поспешила покинуть этаж. Лорейн… Кларк просыпается от стуков капель дождя, бьющихся о машину. Она открывает глаза, и спустя секунды к голове приходит осознание ее теперешней жизненной ситуации. Девушка отдала бы все, чтобы расставание с Лексой оказалось лишь кошмарным сном, но реальность такова, что ее жизнь такая же паршивая, как и погода. Гриффин вздыхает и совершенно не представляет, что ей теперь делать. Она смотрит на висящий над головой ловец, который от касания ее пальцев к перьям начинает колыхаться. Все настолько плохо, что находиться в собственном фургоне больно, ведь Лекса оставила свой след на всем, что есть у Кларк. Девушка снова слышит вибрацию телефона, и желания вставать и тянуться к нему совсем нет, ведь она точно знает, кто ей названивает. Меньше всего ей хочется слышать голос кого-то из ребят. Гриффин лениво садится, облокотившись спиной о стену фургона, и закрывает глаза, задирая голову вверх. Она делает вдох, пытаясь не думать о прошлом, которое рухнуло сутками ранее. Она делает вдох за вдохом, но чем больше она это делает, тем сложнее это становится. В груди появляется некая дрожь, говорящая о том, что она сейчас заплачет. Дыхание участилось, и, открыв глаза, смотря прямо перед собой, блондинка чувствует, как по ее щекам начинают бежать слезы. Кларк начинает рыдать, поджимая колени ближе к себе и облокотившись руками о них, закрывает лицо, продолжая плакать. Она начинает злиться на все, но больше всего на Лексу, которая дала ей новую жизнь, а потом отняла ее. Как же так? Сделать чужого своим, а затем своего — чужим? Как такое могло случиться? Кларк дергает ногой от злости, начиная психовать от всего этого, а после кричит, потому что уверена — ее не услышат: — Сука! Чертова ты сука! — кричит она, и спустя пять минут выплескивания эмоций девушка наконец немного успокаивается и снова ложится, укрываясь одеялом, под которым они с Лексой спали, и продолжает тихо плакать, ожидая, когда плохая погода рассеется, как и ее боль. Мюнхен… Лекса прошла все необходимые обследования и очень устала. Ей очень тяжело дышать, передвигаться. Она все время чувствует дикую ленность, ей хочется спать, а когда она засыпает, девушка видит Кларк. Ей хочется просто уснуть и быть с любимой хотя бы во сне, ведь наяву ей её безумно не хватает. У Лексы повышается температура, она безумно слаба, а от оптимистичных речей отца и Пита откровенно становится тошно, ведь они не чувствуют всю боль Лексы и не понимают, почему та с каждым днем теряет надежду на победу. Она смотрит на вещи реально, и если ей выпала такая тяжелая болезнь, то, наверное, это знак, что ей больше нечего делать в этом мире. Гарднер понимает, что стоит бороться ради отца и Питера, ради друзей, и ей бы так хотелось бороться ради Кларк, но, вероятнее всего, она больше никогда ее не увидит, не услышит ее голос, не почувствует тепло ее рук, тепло ее губ, ее ласки. Лекса не замечает, как с ее глаз начинают скатываться слезы, раздражающе затекая в ухо. Она сжимает ткань подушки и зажмуривается, стараясь не разрыдаться окончательно. Когда она слышит звук открывшейся двери, девушка быстро вытирает слезы и переворачивается на спину, немного приподнимаясь на подушку. — Хэй, — в палату осторожно заходит Питер, замечая красные глаза сестры. — Как ты? — он не спрашивает ее о том, почему та плакала, он уже знает ответ. — Бывало и лучше, — она улыбается своей кривой улыбкой и опускает взгляд. Питер молча смотрит на нее, желая поговорить о Кларк, но боится сделать Лексе еще больнее. — Может, повесим его? — парень берет со столика ловец, сделанный когда-то Кларк. — Пусть охраняет твои сны, — слабо улыбается. — Повесь, — как ни странно, Лекса совсем не противится этому, а, напротив, желает, чтобы частичка Кларк была рядом. Питер улыбается, а после тянется к кошмарной картине, висящей рядом с кроватью, и, сняв ее, вешает ловец Кларк. — Так-то лучше, — положив картину на стол, он садится на край кровати к сестре. — Хочешь поговорить? — тихо спрашивает он. — Нет, — качает головой Гарднер, поджимая губы, и смотрит на брата исподлобья. — Обними меня, пожалуйста, — сипло просит она, и у Питера сердце сжимается от вида сестры такой слабой, уязвимой. — Конечно, — тихо отвечает он и, ложась рядом с Лексой, укутывает ее в свои объятья, целуя ее в макушку. — Я не смогу без нее, — все, что тихо говорит девушка, прежде чем замолчать, а Питер понимает, что должен дозвониться до Кларк, и пусть Лекса его убьет за это, он знает, что без Кларк его сестра совсем опустит руки. Одного его с отцом и ребятами ей мало, ей нужна еще одна мотивация бороться. Так они пролежали, наверное, час, а, может, и больше. Лекса уснула на груди Питера, а тот совершенно не хотел шевелиться, чтобы не дай бог не разбудить ее. Дверь в палату открылась, и Питер слышит голос врача и Роберта, разговаривающих о плане. — Она спит? — тихо спрашивает Роберт, и Питер кивает. — Уже есть новости? — тихо спрашивает он, и Аттвуд подтверждает кивком головы. — Это не может подождать? Не хочу ее будить. — Буди, Питер, — говорит Шэрон. Парень вздыхает, а после тихонько начинает будить Лексу. — Хэй, милая, просыпайся, — парень придерживает девушку, и когда та наконец-то просыпается и оглядывается по сторонам, понимая, где она, то фокусирует свой взгляд на Шэрон. — Есть новости? — ее голос хриплый, а глаза сонные. Девушка начинает кашлять, поудобнее садясь на кровати, прикрывая рот ладонью. Глаза начинают слезиться от сильной боли. — По сравнению со старыми снимками опухоль увеличилась, но совсем на чуть-чуть, и хорошо, что метастазы не пошли дальше, пока что… — Это хорошо же? — уточняет Питер, немного взбодрившись. — В сравнении с тем, что я ожидала худшего — то да, это хорошо, — улыбается слабо женщина. — Для того, чтобы затормозить процесс разрастания опухоли, необходимо провести два цикла химиотерапии, потому что грань между второй и третьей стадией крайне мала, и в лимфоузлах могут формироваться пока незаметные очаги опухолей, а с ними надо незамедлительно бороться, — объясняет Шэрон. — А затем нам предстоит самое тяжелое — операция. Чтобы ты понимала, нам придется удалить часть легкого вместе с опухолью, но я говорю честно, локализация твоей опухоли крайне сложна, и потому с большой вероятностью удалить всю опухоль попросту не получится, это значит, что после операции тебе придется пройти еще не один курс химии. Лечение займет не один месяц, — Шэрон смотрит внимательно в глаза Лексы. — Рак нижней доли левого легкого крайне редок, и я думаю, ты знаешь, что хороших исходов еще меньше, но я сделаю все, чтобы мы были в числе того маленького процента, которым удалось победить. Я могу сказать лишь одно, что победа зависит на восемьдесят процентов от тебя, и только на двадцать от врачей. За тебя никто не будет бороться сильнее, чем ты сама. — Когда начнется курс? — Лекса не знает, что еще сказать, ведь и без того все предельно ясно. — Скоро, а сейчас тебе пора отдохнуть. Утром я зайду к тебе. Набирайся сил, — женщина обращает внимание на Гарднера-старшего: — Роберт? Мы можем поговорить с вами в моем кабинете? — Конечно, — соглашается отец и, метнув на дочь быстрый взгляд, говорящий, что он еще зайдет, мужчина уходит вслед за Аттвуд. А Лекса вздыхает и ложится на подушку, укутываясь в одеяло. Питер остается с ней, поглаживая ее по волосам, пытаясь ей хоть немного дать того, чего ей не хватает сейчас больше всего… Дверь в кабинет Аттвуд закрывается после Роберта, и они садятся каждый на свое место. — Роберт, я хочу чтобы Вы понимали, что ваше присутствие с Лексой должно быть частым, — женщина складывает руки в замок на столе, внимательно смотря на сидящего напротив Гарднера. — Сейчас она наверняка не представляет, через что ей предстоит пройти. Если сейчас она думает, что попала в ад, то когда начнется лечение… — Шэрон замолкает. — Её будет выворачивать просто изнутри, она будет чувствовать боль почти все время. И однажды наступит момент, когда она захочет умереть, сдаться. И вот в этот момент — Вы должны быть рядом. Вам будет тяжело, но помните — ей еще тяжелее. — Каковы ее шансы? — Роберт не смотрит в глаза Шэрон. — В случае с ней в прямом смысле пятьдесят на пятьдесят. Мы никогда не знаем, что будет завтра, и потому медлить с лечением нельзя. Её состояние уже ухудшается. — С ней непросто, она совершенно не проявляет активность в борьбе, — устало произносит Гарднер, поглаживая свою седую бороду. — Она больна, Роберт, — мягче произносит Аттвуд. — Она испытывает сильнейшую усталость, боль во всем теле и особенно в легких. Сильную боль, и сейчас она еще хорошо держится. Ее можно понять. Просто будьте рядом, это все, что вы сможете сделать для нее… Лорейн… В городе уже середина дня. Кларк решает прогуляться по городу, прежде чем ехать дальше. Ей нужно купить продукты, заправить фургон и немного отвлечься от мыслей о Лексе. У нее под глазами синяки от множества пролитых слез, а настроение паршивей некуда. Улицы городка пахнут свежестью после дождя, асфальт мокрый, и люди только-только начинают выходить из своих уютных домишек. Городок действительно маленький, чем-то напоминает времена Дикого запада. На улицах почти безлюдно, особенно в сравнении с Нью-Йорком. Девушка заходит в первый супермаркет, попавшийся ей на глаза. Он действительно маленький, но какую-то еду в дорогу на первое время найти можно. В магазине играет тихая, не раздражающая слух музыка. Кларк с невероятной скукой на лице ходит между прилавками и берет то, что ей нужно. Она не сильно разборчива, а потому берет просто то, что увидела. Рядом со стеллажом с влажными салфетками девушка почему-то затормаживает, просто смотря слепо на предметы перед ней. Кларк продолжает стоять в таком положении долгие пять минут, а после снова, «включившись», тянется за какими-то салфетками с запахом лилий. Кларк только собралась продолжить свой маршрут, как чувствует на себе пристальный взгляд, и когда девушка поднимает глаза, она видит на той стороне прилавка симпатичную темноволосую девушку, которая все это время наблюдала за блондинкой. Когда та поняла, что ее засекли, незнакомка сразу же опустила взгляд и пошла дальше по ряду. Кларк так и не поняла этой сцены: то ли девушка была ею заинтересована, то ли посчитала Кларк глупой и заторможенной, стоящей над несчастными салфетками добрых пять минут. Выйдя из супермаркета, Кларк достала одно яблоко из пакета и, хорошенько протерев его о джинсы, прикусила зубами, пока свободной рукой открывала переднюю дверцу фургона. Поставив пакет с продуктами на сиденье и захлопнув дверь, девушка обошла машину, чтобы сесть за руль. В заднем кармане снова вибрирует телефон от очередного звонка. Кларк, усевшись за руль, достает телефон и видит на экране фотографию Питера, и в эту же секунду сердце дико заколотилось в бешеном ритме. Она не поднимает — боится и потому кидает телефон назад, желая его не слышать и не видеть. Проезжая по улице прямо, Кларк встречает по пути заправку и заезжает туда. Заглушив двигатель, направляется внутрь. — Ваш фургон? — между делом, рассчитывая девушку, интересуется кассир, смотря на нее исподлобья. — Да, — с затяжкой отвечает Кларк, поджав губы и смотря за тем, как мужчина считает мелочь. — Отличная машина, — с легкой улыбкой он смотрит на неё и протягивает сдачу. — Спасибо, досталась по наследству, — отвечает Кларк и выходит. Запарившись, девушка садится за руль и вздыхает. Ей стоит подумать, куда ехать, и, взяв в руки телефон, она начинает искать на карте ближайшие городки. Кларк принимает решение ехать в сторону Чикаго, это около десяти часов без остановок. Возможно, ей стоит остановиться в одном из городков, которые попадутся ей на пути. Сейчас, несмотря на свое душевное состояние, физически она бодра. Кларк заводит двигатель и, откусив кусочек яблока, трогается с места… На протяжении всей дороги телефон Кларк не переставал звонить, и ее это заметно раздражало. Каждый звонок, как нож по сердцу. Ей бы стоит вырубить телефон, но ей нужна карта, да и блокировать номера она не сильно-то и спешит, однако нервы уже на пределе. Около трех часов ночи Кларк останавливается в маленьком городке по пути, чтобы немного поспать и утром снова отправиться в путь до Чикаго. Несмотря на то, что Нью-Йорк она покинула недавно, все же по активной жизни мегаполисов скучает. Где можно отвлечься лучше, чем в одном из крупных городов Америки. Девушка перекусила как следует и погрузилась в сон. Мюнхен… В Мюнхене восемь вечера, Лекса уже крепко спит, ведь она чувствует слабость круглые сутки напролет, а тем временем Питер отправился на квартиру, вот только он совершенно не хотел спать. Он продолжал звонить и писать Кларк, но та не подает никаких признаков, его лишь успокаивает мысль, что телефон все еще доступен, а значит, есть вероятность того, что Кларк ответит на его звонки. Питер записал не одно голосовое сообщение девушке, в надежде, что та отреагирует хоть на что-нибудь. Тернер злится сам на себя и на всю ситуацию в целом, его раздражает одна мысль того, что он бесполезен и никак не может помочь сестре с борьбой, но понимает, что Кларк поможет, ведь сейчас она нужна не только Лексе, но и ему, и Роберту. Девушка была светом, появившимся в жизнях их всех. Светом, который они по глупости потеряли… Питеру очень сейчас не хватает Кларк, она бы помогла ему держаться, она бы стала сильнейшей опорой для них всех, но сейчас Питер чувствует, что он совершенно один. Он понимает, что борется не только он, но и Роберт, и Рэйч, ребята, однако ему кажется, что эту сильную боль где-то в сердце чувствует он. Боль от страха потери сестры, от осознания, что это все взаправду, а не какая-то злая шутка судьбы, от осознания того, что его сестра может умереть, и от одних этих мыслей страх и ужас пробирает до костей. Питер от усталости садится в кресло напротив вечернего Мюнхена, наливает в стакан немного виски и, откинувшись на спинку, делает глоток. Он не собирается напиваться, ведь он помнит, сколько Лекса выбивала из него дурь, сколько вытаскивала из передряг, и он точно не хочет, чтобы сестра переживала еще и за него. Он позволяет себе один стаканчик, ведь ему это просто необходимо. Питер устал морально и глубоко в душе понимает, что это только начало и ему предстоит испытать страх посильнее. Парень смотрит слепо в окно, прокручивая всевозможные картинки будущего. Пытаясь понять, как ему быть дальше, он даже допускает мысли, как ему быть, если Лекса умрет, но от таких картинок он приходит в ужас. Пит не замечает, как по его щеке скатывается слеза, его губы начинают мелко дрожать, и он закрывает глаза, опуская голову вниз. Он сжимает челюсти так сильно, злясь, и позволяет слезам продолжать стекать по его щекам. Сейчас он может позволить себе быть слабым, потому что потом рядом с Лексой и Робертом он должен будет показывать силу. Кто-то должен оставаться сильным. Делает глубокий вдох и, открыв глаза, обращает взор снова в окно, делает глоток и расслабляется. Чикаго… Проснувшись, Кларк выехала из городка и стала направляться в Чикаго. По пути девушка наслаждалась здешней природой, густыми лесами, однако ее то и дело отвлекали звонки, и наконец терпение Кларк кончилось. Девушка резко затормаживает на обочине, берет телефон в руки и выходит из машины. Она безумно зла и взбешена от одного вида пропущенных, а увидев кусочек сообщения от Питера — «Кларк, прошу перезвони мне…», стала злиться только сильнее, даже не соизволив дочитать. — Пошёл ты! — начинает орать девушка на телефон, стоя посреди шоссе. — Пошли вы все! Ненавижу! — Кларк со всей силы кидает телефон об асфальт, отчего дисплей разлетается на осколки, а корпус знатно деформируется. Она поднимает разбитый телефон с асфальта, а после швыряет его со всех сил куда-то в лес. — Сука! Пошли вы все к черту! Вы не нужны мне! — кричит она куда-то в лес, пока мимо проезжающие водители смотрят на нее, как на невменяемую. — Ты не нужна мне! — крикнула она в последний раз и, вытерев почти влажные от слез глаза, села в машину и незамедлительно вдавила педаль газа в пол, быстрее желая покинуть это место. В середине дня Кларк уже прибыла в Чикаго. В этом городе девушка была единожды, но тогда он ей безумно понравился, и она позволила себе устроить небольшой тур по городу. Гриффин посетила несколько магазинов, закупившись едой, но больше всего она желала расслабиться. Напиться, если потребуется, что угодно, чтобы только забыть о Лексе хотя бы на чуть-чуть. Она устала плакать, устала чувствовать неприятную тяжесть на сердце от разлуки. Кларк просто устала от боли. По пути девушка замечает джаз-бар, и несмотря на то, что все это ей дико напоминает бар Лексы, даже сам город кричит своим названием о баре Лексы, Кларк все же направляется туда, чтобы расслабиться под спокойную музыку и выпить в одиночестве. Девушка грустно ухмыляется своим мыслям о том, что, возможно, она мазохистка и из всех баров в городе она выбрала тот, который так похож на бар ее бывшей девушки. Кларк смело называет себя глупой, идиоткой, да как угодно, однако она убеждает себя в том, что ей это необходимо — хоть на мгновение почувствовать что-то похожее на то, что она чувствовала у Лексы. Девушка садится за столик в одиночестве и начинает пить мартини бокал за бокалом, пока разум не помутнел и не стало достаточно легко. Кажется, будто боль испарилась, но даже в таком состоянии она понимает, что это временный эффект и скоро все начнет возвращаться. Кларк была неправа — джаз не успокаивает ее, не делает легче, а делает только больнее, нагоняя тысячу воспоминаний. Она психует и, расплатившись, на ватных ногах покидает бар. Гриффин сегодня совсем не собирается останавливаться, она намерена повеселиться как следует и потому решает пройти пешком до ближайшего клуба. С каждым пройденным кварталом голова становится яснее, а шум города становится все громче и громче, картинка более детальной и осознанной. Меньше всего ей сейчас хотелось бы протрезветь, она желает снова напиться и перестать чувствовать. Сейчас она хочет, чтобы Лекса тоже чувствовала такую же боль, как она. Она злится и ей хочется отомстить бывшей за ее измену. Кларк в голову лезут сцены, как брюнетка спала с другой, как касалась ее так, как когда-то касалась только Кларк. Гриффин злится сильнее и не сразу замечает, как дошла до тематического клуба. Надо же, сама судьба привела ее в место, где она уж точно сможет расслабиться. Кларк уже достаточно протрезвела, поэтому нуждалась в еще парочке бокалов на этот раз чего-нибудь покрепче. В клубе очень шумно, басы просто долбят по голове, но Кларк будто плевать, ей кажется, что музыка прогоняет ее мысли, освобождая голову. Ей нравится это. Сквозь толпу девушка протискивается к барной стойке и сразу же заказывает выпивку. Кларк не сразу начала обращать внимание на девушек, она хотела для начала хорошенько выпить, чтобы снова стало легче, но кажется, что выпивка уже не помогает и Лекса продолжает лезть ей в голову, повторяя слова любви. — Сука ты! — бубнит себе под нос Кларк, будто отвечая воображаемой Лексе, а после допивает напиток до дна. — Ох, я надеюсь, вы это не мне, — наваливается на стойку незнакомка, перед этим нечаянно толкнув Кларк в плечо. — Прошу прощения? — Кларк щурится, пытаясь сфокусировать свой взгляд на девушке, которая внимательно смотрит на нее. Кларк, конечно, пьяна, но еще не достаточно, чтобы перестать соображать или думать. — Я подумала, что это вы мне, — объясняется девушка, — я вас случайно задела. — Оу, нет, — Кларк расслабляется, махнув рукой. — Я даже не заметила. Все в порядке, — она обращает свой взгляд на пустой стакан. — Тогда отлично, — незнакомка улыбается. — Мне бы не хотелось начать наше знакомство с такой неприятной ноты, — брюнетка протягивает ладонь Кларк, — Сара. Кларк вздергивает любопытно бровь и машинально тянет руку в ответ. — Кларк. — Рада знакомству, Кларк, — улыбается девушка. — Если я правильно поняла по первым твоим словам, в котором фигурировало слово «сука», я смею предположить, что та «сука» твоя бывшая? — Сара улыбается, прищуриваясь. — Именно! — щелкнув пальцами, кивает Гриффин. — Женщина, разбившая мне сердце. — Ох, как жаль, — протягивает новая знакомая. — Позволь мне угостить тебя, Кларк… Блондинка смотрит на нее долгие пару секунд, а после, окончательно поддавшись очаровательной незнакомке, кивает… Кларк не помнит, как оказалась в пустом туалете, прижимая к стене Сару. Все произошло быстро, по крайней мере так кажется самой девушке. Вот они выпивают первый, потом второй стакан выпивки, а вот они уже, поддавшись страсти, оказываются в туалете. Гриффин не целует ее в губы, она жадно целует девушку в шею, за ухо, лаская горячую кожу языком, отчего ее спутница приятно стонет, держась руками за ее плечи. Кларк держит девушку крепко за талию, продолжая целовать в шею, ключицы и ей много усилий не требуется, чтобы понять, что девушка напротив возбуждена и хочет ее. Блондинка выплескивает всю свою злость и ей сейчас определенно легче, ее чувства отключаются, кроме сильного желания почувствовать тепло другой женщины. Кларк одной рукой расстегивает пуговицу джинсов брюнетки и сразу же пропускает руку в трусики девушки, отчего та издает резкий стон от неожиданности. Гриффин хватает ее за шею, смотря в глаза напротив, она ощущает, какая мокрая брюнетка, ее пальцы так легко скользят. Гриффин чувствует рваное дыхание брюнетки на своем лице и видит, как та тянется за поцелуем, но Кларк не дает ей этого. Она входит пальцами в девушку и наблюдает за выражением ее лица, за тем, как глаза Сары закрываются от наслаждения, как тело выгибается навстречу пальцам, и Кларк входит в нее еще глубже, касаясь губами шеи девушки, прикусывая ее нежную кожу, отчего брюнетка прижимает ее только сильнее к себе, желая чувствовать еще больше, и Кларк дает ей это, начиная трахать еще грубее и быстрее. Гриффин рвано дышит в шею девушки, чувствуя влагу на своих пальцах. Когда Кларк делает очередной толчок, то чувствует, как мышцы вокруг ее пальцев сокращаются, тело девушки выгибается, а челюсть сильно сжата от нахлынувшего оргазма. Стало ли Кларк легче от этого? Нет! Но она не против случайного секса, ей понравилось чувство забвения в то время, пока на ее пальцах была другая. В этот момент она старалась не думать о Лексе, и пока это помогает. Когда Сара начала тянуться снова за поцелуем к Кларк, та не позволила, взяв лицо той в руки, начиная опускать ниже, и брюнетка сразу поняла, чего хочет ее спутница, и без промедлений встала на колени, расстегивая ширинку Кларк. Когда Гриффин видит стоящую перед ней на коленях девушку, а после чувствует язык той на своем клиторе, она зажмуривается, пытаясь снова отключить мысли и позволить себе получить удовольствие, и у нее получается… Мюнхен… «— Ты здесь, — Лекса смотрит в голубые глаза, полные любви и нежности. — Почему я должна быть не здесь? — улыбается Кларк, поглаживая волосы девушки. — Мне приснился дурной сон, — шепчет брюнетка, наблюдая за тем, как лучи солнца играют на белокурых локонах. — Расскажи, о чем он, — Кларк смотрит на любимую серьезнее. — Мне приснилось, что ты ушла, — шепчет Лекса, касаясь ладонью щеки девушки, — что ты не со мной. — Но ведь я не с тобой, — произносит эти слова Кларк, и Лекса хмурится. — Что? — девушка привстает на локте, вглядываясь в глаза напротив. — Ты забыла? Ты прогнала меня, — лицо Кларк стало злее, и она отстранилась от девушки. — Нет-нет, — брюнетка начала паниковать, наблюдая за тем, как Кларк начинает отдаляться от нее. — Не уходи, прошу тебя! — по щекам Лексы начинают скатываться слезы от осознания, что Кларк снова покидает ее. — Это было твое решение, — отвечает блондинка и продолжает удаляться. — Не уходи, прошу тебя! Ты нужна мне, — слезно молит ее Лекса, и она хочет встать и бежать за ней, но ее будто что-то держит, не давая приблизиться к любимой. — Ты нужна мне, ты нужна мне…» — Ты нужна мне, ты нужна мне! — кричит Лекса, сжимая простыни и извиваясь на кровати. Питер в ужасе смотрит на девушку, пытаясь разбудить ее. Она вся в поту и горит огнем. Парень, не зная, что делать, выбегает из палаты и зовет медсестру. — Лекса, проснись! Это сон, слышишь? — пытается докричаться до нее парень, и спустя какое-то мгновение девушка распахивает широко глаза, кажется, совсем не понимая, где она. — Лекса? Девушка мокрыми от слез глазами обращает внимание на брата. — Найди ее, найди ее, молю тебя, — она начинает рыдать, закрывая глаза. — Питер, прошу, найди ее, она нужна мне, она нужна мне… И тут у парня просто сжимается сердце, такой он никогда не видел сестру. Столько боли и страданий он никогда не видел в Лексе, и от этого ему становится еще страшнее. — Найди ее, найди ее… — Мне так жаль, родная, — тихо отвечает парень, а его голос начинает сипеть, — мне так жаль… Лекса смотрит на него с такой болью в глазах. Ее лоб, шея покрыты испариной, глаза полны слез, она мучается от боли физической и душевной, и Питер не хочет говорить ей следующие слова, но понимает, что обязан. Он надеется, что когда ей станет лучше, она даже и не вспомнит, но так он утешает только себя. — Мне жаль, но она исчезла, родная. Она ушла… Лекса, кажется, не сразу осознает слова брата, а когда осознает, то отворачивается и зажмуривает глаза, начиная рыдать, и она уже не замечает, как в палату вбегает медсестра. Как она задает вопросы Питеру, а после уже не чувствует боль от укола. Прежде чем потерять сознание в голове Лекса прокручивает последние слова Питера: «Она ушла…», а после засыпает крепким сном… Настоящее время… Когда Питер поднимается в лофт, он видит сидящую на полу у входа Лексу, облокотившуюся о стену. На доли секунды он испугался, что ссора с Кларк довела ее до потери сознания, как это случалось, но, нет, подойдя ближе, он видит, что та в полном сознании смотрит куда-то в пустоту. Солнце начинает вставать, пробиваясь первыми лучами сквозь толщи стёкол. — Она ушла, — она проговорила их так просто и устало. По-другому быть не могло, она была готова к этому уже давно, и она уже даже не плачет, смирившись с тем, чего она ждала все эти годы. — Я знаю, — отвечает Пит и садится рядом с сестрой. — Все эти годы и с момента, как снова встретила ее — я знала, что это день наступит, и я знала, что все обернется так, и все же я не оказалась достаточно готовой и сильной для того, чтобы встретить это достойно. Каждое ее слово — правда, — тихо говорит Лекса, смотря перед собой. — Она не оставит тебя, — Тернер-младший смотрит на профиль сестры. — Что бы она ни наговорила, она никогда не оставит тебя. — Я знаю, — девушка слабо улыбается, обращая уже теплый взгляд на брата. — А я не собираюсь оставлять ее. Больше я не повторю этой ошибки, — девушка встает с пола, а после смотрит на брата сверху вниз. — Шесть лет назад я совершила ужасную ошибку, отпустив ее, но больше этого не случится. На этот раз я собираюсь быть рядом с ней, где бы она ни была. Лекса не договорила, но Питер, улыбнувшись, уже понимает, что она скажет, и все же он желает услышать это и счастливо улыбнуться этому. — Я буду ждать ее столько, сколько потребуется. Недели, месяцы, годы, если нужно. Я буду рядом, добиваться ее прощения, потому что точно знаю, что она любит меня, а значит, у меня есть шанс, — она замолкает на секунды, а после с улыбкой произносит: — Я лечу в Лос-Анджелес…