Лето — это маленькая жизнь порознь. Тихо подрастает на щеках поросль, Дом плывет по лету — а меня нету. Лето — это маленькая жизнь. Жизнь, в которой не было ни дня фальши. Вряд ли кто-то точно знает — что дальше. Только участковый мне кивнет молча: Лето — это маленькая жизнь.
Любить его летом до умиротворения. Я люблю зелёный цвет. Люблю узор крон деревьев, шелест листьев и запах дождя. Люблю июньские тёплые грибные дожди, шёлковую траву и бархатный изумрудный мох на стволах. Люблю пение цикад, цветущие ночные фиалки, пахнущие мёдом, и поляну ромашек, растущих до колен. Люблю солнечное тепло, ещё мягкое, не жарящее, а ласкающее своими длинными и тонкими пальцами кожу. Люблю очереди в метро и ветер, дующий с силой в лицо, идущий из-под земли. Люблю малиновый щербет, бег по бульварам и мостовым, завтраки на подоконнике и поцелуи возле двери. Люблю тишину, окутывающую ночью, и прохладу, которая заставляет жаться к тебе плотнее. Люблю смотреть в твои глаза и изумляться тому, насколько они быстро меняют цвет от серого до зелёного и обратно. Ты хамелеон, живущий в тропиках. Ты чертовски красив, и тебя хочется целовать всё время и везде. И иногда я не сдерживаюсь, потом краснею и стыжусь проявлений своих чувств. Мне должно быть всё равно, не так ли? Меня не должны волновать осуждающие взгляды женщин и мужчин, буравящих взглядом наши спины? Почему-то иногда я так отчётливо ощущаю их и слышу злобные смешки. Если бы мы жили где-нибудь в другом месте, где окружающим наплевать. Например, в большом мегаполисе или там, где нет людей. Иногда, когда я оказываюсь в толпе и незнакомом месте без тебя, мне становится страшно и я их начинаю ненавидеть. Тихо и не злобно, но мне хочется скрыться. Уйти куда-нибудь подальше. А когда рядом со мной ты — это всё пропадает, и мне кажется, что кроме тебя и окружающих нас зданий и природы, витрин и машин я ничего не замечаю. Все будто бы испаряются. Знаю, ты тоже их не любишь. Не можешь терпеть их разговоры и расспросы, иногда считаешь слишком грубыми и надоедливыми, а чаще глупыми, скучными. Мы устали за осень, зиму и весну. Мы так устали от них, поэтому ты сразу же соглашаешься уехать со мной подальше отсюда. Скрыться от их взглядов, голосов и шума города, чтобы потом вернуться и снова погрузиться с головой в его атмосферу, влюбиться заново, хотя всё равно мы знаем, что эта влюблённость ни к чему хорошему не приведёт, только к очередному разочарованию в конце этого насыщенного года. Мы едем в маленьком и новеньком уютном автобусе, слушая музыку в наушниках и смотря в окно, как на землю срываются все слёзы небес. Зелень так чиста и ярка, по трассе бегут целые ручьи воды, а по стеклу стекает серебро. Всё ещё прохладно, и ты надел ветровку, а я какую-то странную и очень большую льняную куртку. Ты сказал, что это привет из девяностых, включая мои кеды, шорты и растрёпанные волосы. Мы слушаем Фрэнка. Мы любим его, и так приятно мечтать под блюз и джаз, целоваться и тихо смеяться, когда ты сжимаешь своей рукой мою ногу, проводишь пальцами по коже, а потом убираешь руку. Кажется, лето — самое странное время года. Мы приехали, сели пить цветочный чай на пороге, глядя в синь небес. И сразу стало так легко. Мы будто бы снова научились дышать. Так хорошо, свободно. На дощатом полу лежит кошка. Она потягивается и её животик уже большой. «Со дня на день в нашем семействе будет пополнение», — говорит мама и вздыхает. Мы смотрим на пушистое чудо, гладим её руками. Она тянется к тебе. И вообще все животные любят тебя, даже незнакомые дворняжки, бегающие по кварталам. Я ревную совсем немного — это чувство смешное, потому что не понимаю кого сильнее — тебя или её. Мы часто гуляем в лесу. До него ещё дойти нужно, потому что подниматься в гору, потом идти по тропе. Сейчас странная погода после дождей: не пыльно, а парит. И этот запах окружает нас — влажная земля, спелая земляника в корзине, цветущие травы под ногами. Ты собираешь грибы, а я ягоды. У тебя в руке нож и ты рассказываешь мне о тех местах, где ты вырос. Я там ни разу не была, но мне кажется, будто бы я всю жизнь тебя знаю. Ты не любишь свои волосы и упрямо хочешь их подстричь, а я сейчас любуюсь ими, когда на кучерявые русые пряди падает солнечный цвет — они кажутся золотистыми. Ты говоришь, что они выгорают к концу лета. Я тебе верю на слово, потому что это первое лето, когда вижу тебя. Когда я сказала о пруде, ты вдруг приободрился и решил пойти со мной туда. Я не умею плавать, поэтому и купальника у меня нет. А ещё я боюсь воды, как когда-то боялась огня. Ты пожимаешь плечами и улыбаешься. Из-за этой улыбки я готова утонуть. Мы идём через поля, где растёт пшеница. Они золотистые и колосья касаются кожи. Это не очень приятно, когда кожа нежная, а пшеница почти поспела. Уже июль. Солнце обжигает даже в одиннадцать, но мы пока не чувствуем этого. Мы слушаем песни из чего-то современного, попсового и «нашего». Чаще смеёмся и молим друг друга выключить это, но, кажется, нам нравится подшучивать друг над другом. Гладь пруда зеркальная, в ней отражается ярко-голубое небо с белыми облаками. Здесь небо ближе, чем в городе. Кажется, до него можно достать рукой. Ты раздеваешься, а я смотрю на твою спину. Мы оба девственно белые, как будто всю жизнь прожили на крайнем севере. Я смотрю на другой берег, где сапсан и аист охотятся на лягушек и змей. Этот пруд дикий, здесь бывают только рыбаки и, конечно, здесь запрещено плавать, но тебя это не волнует. Говоришь, что плавал всю жизнь в реках с сильным течением. И ты, правда, плаваешь быстро и по-разному, будто бы родился в воде. Зовёшь меня. Я без купальника и не умею плавать, но ты упёртый. Через десять минут уговоров я оказываюсь затянутой в воду и орущей на весь пруд. Боюсь. Мне кажется, что я утону, вода, которая на ощупь холоднее, чем проточная, поглотит меня и погребёт за собой. Ненавижу это чувство беспомощности. Ненавижу захлёбываться водой. Ненавижу хвататься вот так за тебя и зависеть от другого человека. Ты сказал, что это модель жизни. Я не спорю. Ты говоришь мне дышать ровно и спокойно, наполняя грудь воздухом. Ты просишь меня расслабиться, а ещё повторяешь, что твоя мама была бы в ужасе, что твоя жена не умеет плавать. Я смеюсь и неудачно глотаю воду. Я смеюсь всё время. Это от страха и твоих шуточек. А ещё я никогда не видела такого неба как тогда. Лёжа спиной на воде, я в буквальном смысле окунулась в него, а потом в твои глаза. Сияющие. Любить тебя — это доверять тебе. А ещё сидеть на крыше нашей шестнадцатиэтажки и смотреть на закат, пробуя противное разливное и живое пиво в первый раз. «Фу, какая гадость! Как ты это пьёшь?!», — и слышать смех в ответ: «Маленькая». Лето — это пение птиц ночью. Мы сидим на асфальте, благо это не город и машины здесь редко проезжают. Смотрим вниз на сияющие огни и чувствуем жар от асфальта. Птицы поют, цикады трещат. За нашими спинами большое кладбище, и мы оба ничего не боимся. Началась уборка. В этом году раньше на две недели. Вдалеке на горизонте, который очень странно размыт, едут комбайны и грузовые машины, а мы видим лишь двигающиеся золотистые огоньки. У тебя сильные руки. Папа умер рано и все воспоминания о нём у меня скомканы. Я не помню, как он точил что-то или работал с инструментами, но знаю, что он это делал хорошо. Мне говорили. А у тебя золотые руки. Ты научил меня точить топор. Думала, это мужское — точить, но интересно и успокаивающе действует, почти как прогулка. Мы проводим дни на пролёт в саду. Возимся с деревьями, кустарниками и цветами. Вечерами ходим на пруды и в лес. Часто ездим в новые места, которые я и сама не видела. Ты знаешь краеведение лучше меня. Хотя оно и понятно, у тебя в университете есть этот предмет, а у меня нет. Но мне стыдно, ведь я здесь родилась, а ты приехал из другой страны. Ты лучший рассказчик, и нам не нужен гид. Часто, когда нужно сходить за едой, но вид очень красивый, чтобы не сделать набросок и оставить его вот так, ты оставляешь меня, качая на мой умоляющий взгляд головой. Идёшь сам, а потом приносишь еду сюда. Мы часто сидим на траве. Я рисую, ты читаешь на английском книги вслух, готовишься к поездке заграницу. В дёрне часто растёт клевер. Его цветы будто восковые. Ты трогаешь их пальцами. Мы молчим. Тишина нас делает ближе. Не хочу никого впускать в наш мир. Они все чужие, и ты считаешь так же. Мы собираем ягоды шелковицы, у нас её называют тутова. Руки от них тёмно-фиолетовые и только лимонный сок спасает от пятен. Они сладкие как мёд, поэтому часто возле тутовых деревьев летают пчёлы. У меня аллергия и я их немного побаиваюсь, ты же без опаски хватаешь одну за крылышки, очень осторожно, и опускаешь на свою ладонь. «Не укусит». Не чародей ты, случайно? Мы соскучились по городу в августе и вернулись обратно. Дни пошли своим чередом. Мы занимались своими делами, прощаясь утром и встречаясь вечером. Мы ходили на большие концерты, ты повёл меня в кино. Мы сидели в кафе, держа друг друга за руку и целовали друг друга, потому что по-большому счёту нам плевать. Мы другое поколение, живущее в своём мире без фальши и масок. Спасибо тебе за то, что помог мне понять это. Лето — девушка с твоими глазами-хамелеонами, поющая блюз и одетая в тонкое льняное платье. У неё выгоревшие волосы, подстриженные в каре и завитые в локоны. Она смеётся. Она легка и не скучна. С ней легко. Лето поёт в прибрежных ресторанах и кафе. Она танцует на лесных полянах. Лето поднимается в горы. Она летает на самолёте и смотрит вниз, солнечно улыбаясь. Лето не похоже ни на осень, ни на зиму. Она давно сменила свою одежду на новую. Лето идёт в ногу со временем. Летом хочется жить.***
Мы понимаем друг друга с полуслова, реже бьёмся в стену отрицания и упрямства. Ты говоришь, что я инфантильна, пишу себе там что-то в блокноте, смотрю в небо, рисую красками, не делая набросок. Не по канонам. Не так. Но я и не хочу жить по правилам, придуманным кем-то. Не хочу писать по канонам, не хочу тратить время на наброски. Смеёшься, осторожничаешь, а во мне нет желания кому-то нравиться, кем-то быть замеченной, но ты упрямо ведёшь меня вперёд, твердя, что это важно и нужно. Ты, ты… такой взрослый. Ну, да, просрочила сроки получения паспорта. Но всё же обошлось! Ну, да, забыла купить билет заранее, но ведь в кассе он был! Послушай, я, возможно, не такая, как ты. Думаешь, у меня в голове творится что-то непонятное, но там живут целые миры, герои и идеи. Там вмещаются страны, города и эпохи. Там даже ты живёшь, как маленький цензор. А ещё все воспоминания, ненужности разные, лекции, практики, телефоны знакомых, три иностранных языка и правила игр. И любимая высшая математика. И тут без сарказма. Я, правда, люблю решать тригонометрические уравнения, логарифмы люблю, первообразные и производные, а ещё… ещё люблю — только не смейся! — теорию игр. А ты терпеть её не можешь, говоришь, что не понимаешь. Знаю. И пусть нам суждено оставшийся век прожить в шторме, бурях и торнадо, потому что наш климат никогда не будет умеренным и лёгким, я всё же верю, что однажды ты придёшь домой и скажешь: «Любимая, я так чертовски устал! Давай уедем куда-нибудь подальше от людей, машин и города. Куда-нибудь, где не будет ловить связь, где будут море и горы, где будем мы вдвоём, в просторном, уютном доме на берегу озера, в лесной чаще. Я буду доделывать свой проект, а ты дописывать детскую книжку и рисовать к ней иллюстрации. Мы просто будем вместе сидеть у камина вечерами, а рано утром идти к морю и плавать на пустынном пляже. Мы будем просто жить…». И я опущусь перед тобой на колени, возьму твою руку в свои ладони и согрею её дыханием. Прошепчу тихое «да», как делаю это всегда, и буду самой счастливой, сидя на кухонном полу, опустив свою голову тебе на колени. Не верьте тому, кто скажет, что любви не существует. Она есть. Ищите, а найдя — никому не отдавайте.