Я проснулся. К своему бескрайнему удивлению. Ведь только что гладил шершавенькую шаровую молнию, что, кажется, исключало такое развитие событий, а теперь… А что теперь?
Рядом раздались какие-то мелодичные трели. Открываю глаза и… ничего не изменилось. Полнейшая темнота. Хочу поднять руку, чтобы прикоснуться к лицу, но не могу. Тело не слушается. Прозвучала серия каких-то приглушённых щелчков, а потом я услышал чей-то голос. Снова щелчки. Теперь голоса два — оба очень нежные, мелодичные… приятные. Ещё приятнее было то, что я ничего не понимаю. Я словно слушаю «Adiemus» а капелла. Что-то вроде «Song of Aeolus» [ https://youtu.be/lZqQRi-zQfI?t=5 ]. Я невольно улыбнулся. Голоса тут же затихли, а через пару секунд один из них произнёс что-то с явно вопросительной интонацией. Ещё пара секунд — и вопрос повторился, во всяком случае, слова мне показались схожими, хоть и были выстроены в другом порядке.
Кажется, обращаются ко мне.
— Ничего не понял, — сообщил я неожиданно для себя хриплым голосом. — Вообще.
Снова какая-то белиберда, но на этот раз встревоженная. Мне снова вспомнился «Adiemus», на этот раз «Song of the Odyssey» [ https://youtu.be/VhzwwpYPZMM?t=172 ], я усмехнулся сравнению, и в сухом горле немедленно начало невыносимо першить. Я закашлялся, а потом к губам поднесли стакан. Жадно выпиваю его содержимое в два глотка. Ух… да, так лучше.
Снова щелчки, на этот раз более дробные, шорох перемещаемого предмета, и голоса затихли. Похоже, около меня теперь никого нет.
Так… значит, у меня есть время подумать, правда, мысли эти будут грустные. Хуже чем прыгнуть с двенадцатого этажа и умереть есть только одно — прыгнуть с двенадцатого этажа и остаться в живых. Совершенно не ожидал от молнии такой подлянки. А теперь… ну, теперь всё плохо. «Приобретите паралич у нас, и вы получите слепоту совершенно бесплатно!», хех.
Причём, и то, и другое, скорее всего, вызвано обширными повреждениями нервной системы — вряд ли врачи действительно пели а капелла надо мной. Если я вообще в больнице… хм, наверное, в больнице. Какой-то неуловимый, но легко узнаваемый запах присутствует… Да и, если подумать, куда ещё я мог попасть после удара молнии? Либо в больницу, либо на кладбище, и для второго варианта я слишком много думаю.
Возвращаясь к врачам. Если только это не индийский госпиталь песни и пляски имени Кришны, то, скорее всего, они нормально говорили на русском языке, а я просто не могу распознать слова… Если подумать, то я даже знаю, как такая байда называется. М-м-м… асфиксия? Афазия? Нет… агнозия! Слухоречевая агнозия.
Ну, по крайней мере, моя прекрасная память осталась при мне. Слепота и паралич — это плохо. Но вот агнозия — дар небес! Ах, если бы можно было вызвать её искусственно! Я бы заплатил за это любые деньги! В пределах разумного, конечно же. Только представлю — идёшь, а вокруг все поют, как в каком-нибудь (любом?) болливудском фильме…
Слишком уж надолго меня одного не оставили. Шорох сдвигаемого предмета (дверь, вероятно), щелчки и приятная а капелла. Но потом к двум привычным голосам прибавился третий, несколько моложе. Возможно, девушки-врачи решили просто пощебетать между собой, пока никто не видит, но я, в виде исключения, совсем не против. Обладательница третьего голоса говорила сначала как-то неуверенно, ей что-то возразили, она ответила более решительно и в то же время с некоторой ноткой любопытства. Затем к середине лба приставили что-то острое, и я вздрогнул от неожиданности. Третий голос произнёс что-то с успокаивающей интонацией.
— Ничего страшного, — ответил я, постаравшись полностью скопировать эмоцию собеседника на случай, если у меня есть ещё и афазия. На эмоциональную окраску речи она, вроде бы, не влияет…
Кончик острой штуки как будто начал нагреваться, а затем — мгновенное, странное ощущение, словно мне в лицо выстрелили праздничной хлопушкой, а конфетти из неё пролетели сквозь мою голову. Кровать подо мной словно взбрыкнула, я рефлекторно дёрнулся, чтобы схватиться за что-нибудь и удержаться на месте, но тело вновь отказалось повиноваться. Головокружение прошло так же быстро, как началось, а потом…
— Вы меня понимаете? — произнёс тот самый третий голос.
Ух ты ж блин, вот это неожиданность! Интересно, что это за аппарат был, которым она мне так лихо мозги вправила?
— Увы… да, — вздохнул я, но тут же опомнился. — Простите, не принимайте на свой счёт. Просто единственным плюсом, который я находил в своём состоянии было непонимание речи окружающих.
— Почему? — в вопросе слышалось искреннее любопытство.
— Было похоже на музыку… — мне своевременно пришла в голову мысль поменьше болтать не по делу, так что я перешёл к более насущным вопросам. — Вы мой врач?
— Ой, нет-нет, я тут только помогла… — голос слегка отдалился.
— Спасибо за помощь, Твайлайт, — произнёс один из двух голосов, которые были в палате с самого начала. — Сами бы мы с этим не справились.
— Нет проблем, — в третьем голосе звучит удовольствие, то ли от похвалы, то ли от оказанной помощи, то ли… и от того, и от другого.
— Итак, я ваш врач, — тот голос, что благодарил некую Твайлайт, приблизился ко мне и теперь звучал правее. — Как вы себя чувствуете?
Странно имена звучат. Это что, остаток агнозии? Может, попросить, чтоб ещё раз шарахнули? Ладно, потом.
— Ничего не болит, так что можно сказать, что на удивление неплохо, — произнёс я слегка задумчиво. — Честно говоря, я вообще не ожидал очнуться.
— Вы на болеутоляющих. Это временно, пока ваша кожа не восстановится полностью, — объясняет она причину моего хорошего самочувствия. — Вы знаете, что с вами произошло?
— Да. Примерно, — спохватываюсь. Признаваться врачам в подобной глупости — верный путь к принудительному лечению и плохим последствиям. Сочтут самоубийцей — и всё, не отмоешься потом, так что я говорю только треть правды: — Кажется, меня ударило молнией.
— Да, повреждения похожи… — задумчиво отозвалась врач. — На вас места живого не было.
— Догадываюсь, — я понимающе усмехнулся и задал самый животрепещущий вопрос. — Док, а что с моими глазами?
— Они тоже были сильно обожжены, но нам удалось регенерировать повреждения. Пока что ткани слишком нежные, так что вам некоторое время придётся носить повязку.
— Значит, я не ослеп?
— Пока что я ничего не могу вам сказать, — вздохнула она. — Точно можно будет сказать только через три дня. Но шансы полного восстановления довольно высоки.
— И то хлеб. Ещё, я не могу пошевелиться.
— Не беспокойтесь, это побочное действие ваших болеутоляющих. Мы будем постепенно снижать дозу в течение суток. Скорее всего к завтрашнему дню эффект полностью сойдёт на нет.
— Это потрясающие новости. Спасибо вам большое, — я с облегчением подумал, что молния всё-таки не выжгла мне мозги.
— Не за что, — её голос потеплел, уверен, что сейчас она улыбается. — Было приятно поговорить с вами.
Вот уж странное признание! Тех, кому нравилось со мной разговаривать, можно было пересчитать по пальцам одной руки. И ещё бы остался запас в два пальца… впрочем, не стоит понимать всё так буквально. Это обычная вежливость — ей-то я не показывался во всей своей раздражительной красе.
Слышу щелчки, а затем шум двери. Щелчки… кажется, были не сдвоенные.
— Тут всё ещё кто-то есть? — предполагаю я вслух.
— Ой, простите, я забылась… — в голосе слышится некоторое смущение. — Я просто никогда не видела таких, как вы.
— Людей, которые бы остались живы после удара молнии? — предположил я. — Я тоже пока не видел. Если очень повезёт, то, может быть, через три дня увижу в зеркале. Ожоги совсем плохие?
— Да, были ужасные… но мы всё исправили!
— Спасибо, — улыбаюсь я.
Как же, «всё исправили»… Нет таких способов, которыми можно было бы вылечить глубокие ожоги. Наверняка весь в рубцах буду. Хоть бы зрение вернулось! Никогда больше не буду слушать этот внутренний голос. Потрогай молнию, потрогай молнию… потрогал! Хех, шершавенькая… забавно получилось.
— Над чем вы смеётесь? — с искренним любопытством спрашивает она.
— Над своими мыслями, — ответил я, отсмеявшись. — Не обращайте внимания. Иногда посмотришь на свои поступки спустя некоторое время — и только смех пробирает.
— Эмм… понятно.
Кстати.
— Почему вы здесь? Вы кто-то из медперсонала?
— Я сестра Кросс, приглядываю за вами. Вы же, если что-нибудь понадобится, и на кнопку нажать не сможете.
— Мило, — улыбнулся я.
Ничего себе! Куда это я попал? Больница явно не из последних.
— Спасибо, конечно, но если мне что-то понадобится, то я могу крикнуть. Вам совсем не обязательно караулить меня всё время.
— Снаружи палаты ничего не будет слышно.
— Ну тогда… может быть, вы просто будете проверять меня, скажем, раз в час?
— Я вам мешаю? — в голосе появляется лёгкая нотка печали.
— Нет, я лишь думаю, что у вас есть более важные дела, чем смотреть на моё неподвижное тело. Скучно же.
— Хорошо, я буду навещать вас раз в час, — мне снова кажется, что я слышу улыбку в её голосе. Правду говорят, что если одно из чувств отказывает, то остальные становятся острее. — Ох, простите за вопрос, а что вы едите? Скоро ужин…
«Что вы едите?». Если бы не вернувшееся понимание языка, я бы уже решил, что меня увезли в другую страну. Госпиталь действительно весьма высокого уровня… надеюсь, пребывание в нем не влетит мне в копеечку.
— Всё что угодно, — я не стал придумывать никаких изысков. — Я не привередливый.
— Хорошо! — казалось, мою собеседницу это обрадовало. Щелчки, звук двери… и полная тишина.
М-м-м, моя любимая глубокая, густая как джем тишина. И темнота, какую я не видел ещё никогда в жизни… хм, а можно ли увидеть темноту? А, неважно… что-то меня в сон клонит.
Я проснулся от чувства, будто что-то изменилось в моём окружении. Настороженно повернув голову, я напряг все оставшиеся у меня в наличии чувства, чтобы опознать в чём именно дело. В комнате тихо, но всё же как-то менее тихо, чем раньше. Запахи… те же. Кожа саднит. О, я чувствую своё тело! Нет, это позже, просто так я не просыпаюсь.
— Здесь кто-то есть? — неуверенно спросил я и буквально кожей ощутил, что угадал. Блин, если так продолжится, то я начну воображать себя пользующейся эхолокацией летучей мышью.
Странно. Чем дольше я прислушивался, тем больше во мне росли два чувства. Одно уверенно заявляло: «Ты прав и здесь кто-то есть!». Другое не менее уверенно настаивало на том, что мне приглючилось.
— Ну же, в самом деле, — я решил блефовать. — Вы же не пришли просто полюбоваться мной?
— Действительно, — глубокое, чувственное контральто… голос одновременно сильный и, в то же время, мягкий, как бархат. Когда последний звук растворился в воздухе, моя аудиофильская натура требовала только одного: ещё!
— Тогда… прочтите какое-нибудь стихотворение. Пожалуйста.
— Что?! — в прекрасном голосе прозвучало безмерное удивление. — Зачем?!
— М-м-м… просто так? — я решил, что называть истинную причину будет слишком уж похоже на бессовестный флирт.
— Просто так?! — её голос звучит почти возмущённо, но затем она рассмеялась. — Ты странное создание.
— Не буду спорить с очевидным, но может быть всё-таки стихотворение? — я придаю своей просьбе шутливо-просящие интонации. Раз уж назвали «странным созданием», то надо соответствовать. — Красивое стихотворение для бедного слепого калеки?
— Хорошо-хорошо, — кажется, я её развеселил. — И о чем оно должно быть?
— Неважно, но если можно — подлиннее.
— Что ж, слушай, — в её голосе проскользнули озорные нотки, а затем она начала читать…
О-о-о! Это потрясающее ощущение… Она читает ещё и на другом языке, о чём я и просить не смел, и я будто вновь оказался на первом концерте сезона большого симфонического оркестра, в новой филармонии… по спине мурашки бегут, и от звучания, и от интонаций. Я настолько забалдел, что даже не сразу заметил, когда в комнате снова стало тихо.
— Ух, это было… — я быстро подбираю подходящее слово. — Волнительно. Спасибо. Большое спасибо.
— Ты понял о чём оно? — удивилась моя собеседница.
— Не понял ни слова, — честно признался я.
— Тогда за что ты благодаришь меня? — на этот раз она в недоумении.
— Я получил то, о чём просил, — я улыбнулся, будто наевшийся сметаны кот. — У вас волшебный голос.
— Голос? — кажется, она едва сдерживает смех. — То есть ты попросил меня прочесть стих для того, чтобы просто послушать мой голос?
— Мне сразу понравилось звучание. Я, конечно, понимаю, что это наглость, но, может быть… но, может быть, вы прочтёте мне что-нибудь ещё?
В ответ она расхохоталась, искренне и самозабвенно. Даже её смех звучит приятно, и я ловлю себя на том, что снова улыбаюсь.
— Ты действительно странное создание, — в её голосе всё ещё слышалось эхо смеха. — Возможно, но в другой раз.
— Буду ждать с нетерпением, — кивнул я.
Шум двери, щелчки, шум двери, тишина. Я ещё некоторое время наслаждался отзвуками её визита, прежде чем простая мысль заставила меня опомниться.
— А зачем она вообще приходила? — пробормотал я себе под нос.
И, стоило мне только оторваться от своих грёз, как тело напомнило о себе. Кожа жжётся и нещадно чешется. Вся левая сторона тела была словно безжалостно искусана комарами, пока я спал, но это терпимо, а вот правая рука по локоть зудит невыносимо! Но почесаться нормально я не смог. Хоть руки теперь мне и повиновались, но настолько издевательски плохо, что даже, чтобы согнуть пальцы, мне пришлось прикладывать недюжинные усилия. Естественно, вместо необходимого мне яростного чёса получалось только нежное неуверенное поглаживание, от которого зуд становился ещё хуже. Я со стоном прекратил попытки — хотел как лучше, а получилось как всегда. Теперь ещё и руки словно чугуном налились. Мне нужно отвлечься. Хоть на что-нибудь. На что угодно! О-о-ох, как же зудит-то… А где мой плеер? О не-е-ет! Наверняка, мои вещи где-нибудь ещё! Если после удара молнией от них вообще что-нибудь осталось.
— Твою мать, — мрачно произнёс я.
Без плеера и сладкоголосых посетительниц отвлечься было абсолютно не на что. Даже больничных часов, обычно тикающих так, словно внутри механизм от Биг-Бена. Тишина. Темнота. И сраный зуд!
— Вот и не будешь в следующий раз лапать молнии, — прошипел я сквозь зубы. — Ишь, гудит она ему заманчиво…
Хотя почесаться она бы замечательно подошла. Как шарик из пемзы. Не-е-ет, не думай об этом! Только ещё больше чесаться захочется…
Терпеть пришлось долго. Очень долго. Прошло не меньше нескольких часов, прежде чем я снова провалился в спасительный сон.
Снова просыпаюсь, но на этот раз визитёр не скрывается, хоть и, похоже, старается меня не разбудить. Ага, дохлый номер… я просыпаюсь просто от чужого присутствия, а его сейчас выдают тихие-тихие щелчки.
— Кто здесь? — спокойно спросил я.
— Ох, вы уже не спите, — голос медсестры Кросс. — Я вас разбудила?
— А который час? — поинтересовался я. — Для меня сейчас всегда ночь.
— Раннее утро. Только-только рассвело.
— О. Хорошо, — прислушиваюсь к своему телу. Невыносимый зуд почти прошёл, и теперь я ощущаю только слабое-слабое, слегка болезненное покалывание, как будто нежно погладил крапиву. — Можно мне воды?
— Конечно, — она вновь подносит стакан к моим губам, но теперь я аккуратно перехватываю его рукой. — Ох, вы уже можете двигаться…
На секунду мне показалось, что в её голосе мелькнула тень страха. От чего бы это? О… наверное, мои ожоги выглядят отвратительно.
— Сколько я уже здесь? — точно, вчера я об этом не спросил.
— Вас нашли позавчера.
— Позавчера? — поразился я.
Одним глотком допив воду, я нашарил рядом с собой какую-то горизонтальную поверхность и поставил стакан на неё, а после этого ощупал свою правую руку. Гладкая кожа. Никаких рубцов. Прикасаюсь к щеке, затем веду пальцами по плечу — только гладкая кожа. Пожалуй, даже чересчур гладкая, ни одного волоска. Но и никаких рубцов!
— Потрясающе.
— Что? — тень страха в голосе медсестры Кросс уже пропала.
— На мне никаких следов ожогов. Я думал, останутся рубцы или что-то такое… Вы настоящие волшебники!
— У нас лучшие врачи в мире, — с гордостью подтвердила она.
Все более и более интересно, где это я? Может, меня приняли за кого-нибудь другого, и теперь я лежу в VIP-больнице? Пожалуй, оставлю этот вопрос на потом, сейчас важнее другое…
— Сестра, не могли бы вы проводить меня до туалета?
— Ох, конечно же. Вы можете встать?
— Думаю, что могу, но пока ещё ни разу не проверял… — я спустил ноги с кровати и с удивлением обнаружил, что она необычно низкая, как будто детская. Неуверенно поднявшись, я пару мгновений боролся с приступом головокружения, а потом сделал шаг вперёд, руками ощупывая пространство перед собой. — Да, однозначно могу. Куда идти?
— Сюда, — она потянула меня за рукав халата. Странно, почему бы просто не взять меня за локоть, ну, или за плечо… впрочем, ей виднее.
Унитаз показался мне несколько большим, но на его функциональности это не отразилось. Смыв (почему-то тут были в ходу старые добрые верёвочные смывы вместо современных кнопочных) и помыв руки в как-то низковато подвешенной раковине, я вернулся в палату, касаясь стены кончиками пальцев.
— Сестра Кросс? — негромко позвал я. — Вы ещё здесь?
— Конечно же.
— Кажется, я вчера пропустил ужин, — я смущённо улыбнулся в сторону её голоса. — И сейчас сильно проголодался.
— Подождите пару минут, я сейчас принесу что-нибудь… — она удалилась, а я направился в сторону кровати, неуверенно ощупывая пол и воздух перед собой.
Искомый предмет интерьера нашёлся достаточно быстро, хоть я и взял немного левее, чем нужно. Усевшись поудобнее, я начал ощупывать повязку на глазах.
Хм-м-м… интересно. Она сделана из настолько мягкой и дышащей ткани, что я не чувствую её на голове. Не очень широкая, намотана слоя в два-три, не больше. Даже странно, что она при этом не пропускает ни крупицы света. Либо она пропускает, но я ничего не вижу. Неприятная мысль.
Впрочем, а чего я хотел? Уж чему научил меня отец, так это быть ответственным за свои поступки. Погладил молнию — сам виноват. Не исключено, что придётся заводить собаку-поводыря и ходить с лёгкой телескопической палочкой… Треть красоты мира! Вот чего мне стоило моё мимолётное желание.
— Ваш завтрак, — серия щелчков, и мне на колени мягко опустилось что-то плоское, — Надеюсь, это вам подойдёт.
— Спасибо, — поблагодарив медсестру я принюхался к тарелке. — Судя по запаху мне даже понравится.
Это оказались лепёшки с невероятно вкусным фруктовым джемом. Наесться ими не удалось, но голод отступил. Я снова слез с кровати, чтобы сходить помыть руки, и на этот раз обошёлся без помощи медсестры, что не осталось для неё незамеченным.
— А вы удивительно… грациозны, — с улыбкой в голосе говорит Кросс, когда я уже почти уверенно вернулся в кровать. — Я бы, наверное, снесла всё, что не закреплено, если бы не могла видеть.
— Представляю себе, насколько я сейчас «грациозен», — фыркнул я. — Хожу как раненая улитка, да ещё и руками воздух ощупываю. Спасибо, конечно, на добром слове, но вы преувеличиваете.
— Просто сказала, что думаю, — кажется, она немного обиделась. Извиниться перед ней я не успел, поскольку дверь открылась, и в комнату вошёл кто-то новый. Я повернул голову на шум.
— Как себя чувствуете? — ага, это мой лечащий врач. — Смотрю, вы уже можете двигаться.
— Хорошо. Ночью все ужасно чесалось, но сейчас мне гораздо лучше.
— Прекрасно. Глаза не болят?
— Нет, но я ничего не вижу.
— Это нормально, — заверила она меня. — Повязка не пропускает никакого света. Глаза не печёт?
— Нет, в остальном всё хорошо, — улыбнулся я ей.
— Замечательно, — в её голосе слышится явное удовольствие. — Если что-то понадобится, можете обращаться.
— Да, кое-что. Вы не знаете где моя одежда?
— Хм-м… — она задумалась на секунду. — Честно говоря, не знаю. К нам вас привезли уже без неё, наверное, её срезали в местной больнице. Вас нашли на окраине леса в центре начавшегося пожара, так что первую помощь вам оказывали там.
— Понятно… — отозвался я. Плеер мне недоступен. Если он вообще ещё жив. — Спасибо.
— Не за что. Вы уже можете ходить?
— Конечно, — я встал и прошёлся по уже знакомому маршруту «кровать-туалет-кровать». — Насколько я могу судить со своей непрофессиональной точки зрения, моё тело в норме.
— Вы очень быстро поправляетесь, — удивлённо ответила она. — Наверное, повязку можно будет снять уже завтра. Вы не против посетителей?
— А кто там? — тяжело вздыхаю, догадавшись. — Если это кто-то из моих родственников, вы не могли бы сказать, что я сплю? Они будут слишком волноваться из-за повязки, и… я бы предпочёл подождать, пока её снимут.
— Нет, это точно не ваши родственники, — поспешила заверить меня врач. Кажется, её очень позабавила такая возможность. — Они просили не говорить кто они.
— Хорошо, — улыбнулся я. — Вы меня заинтриговали. Я совсем не против посещений, даже наоборот. Признаться, мне отчаянно скучно.
— Тогда я напишу им о том, что вы не против. А сейчас, прошу меня простить…
Судя по щелчкам, она ушла вместе с сестрой Кросс. Кстати, надо будет узнать у неё, как зовут врача. Любопытно, что это за щелчки такие их сопровождают? Словно какие-то набойки на обуви. Может быть, это для слепых вроде меня, чтобы предупреждать о том, что кто-то приближается? Вполне вероятно.
Я снова усаживаюсь на кровать, в голове — никаких мыслей. Потихоньку начинает подкрадываться скука. Хм, интересно, чем развлекаются слепые? Музыка, книги… больше и в голову ничего не идёт. Неужели я останусь таким навсегда? По спине пробежали мурашки, а где-то перед внутренним взглядом возник образ неостановимой мощи приближающегося поезда. Я ощутил слабый отзвук восторга.
Нет-нет-нет… не буду пока об этом думать.
Дверь открылась, и я повернул голову на звук, давая понять, что бодрствую. Вряд ли, пока я в повязке, это можно определить как-то иначе. Хм… и кто же это может быть? Кросс и врачу возвращаться незачем, так что, возможно, это и есть мои таинственные посетители. Быстро примчались.
Тишина. Точно так же, как и вчера, но теперь сомнений в чужом присутствии у меня не было.
— У меня дежавю, — сообщил я. — Если вы понимаете, что я имею в виду, прочтите стихотворение.
Приглушённый смешок. И снова тишина.
— Луна, ты не собираешься отвечать ему? — спросил незнакомый голос, и я снова поплыл. Нет, ничего общего с тем, ночным, разве что тоже женский. Но совершенно другой. Мягкий и певучий, богатый обертонами, он был похож на невесомый шёлк, но в то же время был тёплым и ласковым, словно пуховый шарф. Меня привёл в чувство ещё один смешок.
— Луна!
— Я совсем не против, если со мной поговорите вы, — быстро произнёс я. — Но прежде, если вас не затруднит, можете прочесть какой-нибудь стих?
— Стих? — обладательницу голоса моя просьба явно ошарашила, но когда она отвечала, в её голосе уже звучали знакомые озорные нотки. — Нет, боюсь, что я вынуждена отказать вам в этой просьбе.
— Очень вас прошу, — взмолился я. — Можно даже не слишком длинный. Пожалуйста.
— Кажется, твой голос ему понравился не меньше моего, сестра, — я узнал свою ночную визитёршу. — Как ты только можешь отказывать в этой маленькой просьбе?
Мне кажется, или она её подначивает?
— Значит, вам нравится мой голос? — с любопытством спросила меня та, которая не-Луна, проигнорировав подколку сестры.
— Очень, — честно ответил я.
— И вы всех, чей голос вам понравился, просите читать вам стихи? — в её голосе прорезались смешинки.
— Н-нет, обычно я вообще никого ни о чем не прошу, — я внезапно пришёл в себя и осознал дичайший идиотизм своих просьб. Чувствуя, как начинаю краснеть, я прикусил щеку. — Извините. Лишившись зрения, я стал слишком уж падок на звуки.
— И у кого голос лучше? — с ехидством спросила Луна.
— Сложно сравнить. Они разные, но оба красивые. Ваш, как авантюрин, — я кивнул в ту сторону откуда раздавался голос Луны. — А у вашей сестры как янтарь.
Они весело рассмеялись. Кажется, им понравились сравнения.
— Значит, вы и есть те посетители, о которых меня предупредили? — решительно спросил я, стараясь побыстрее закончить с темой странных просьб. — Мне очень приятно, что вы решили меня навестить, но я понятия не имею кто вы. И хоть я вас и не вижу, но я точно знаю, что раньше с вами не встречался.
— Да, мы хотели навестить вас, как только представится такая возможность, — голос не-Луны стал серьёзнее. — Не могли бы вы ответить на несколько вопросов?
Ага… вопросы. Видимо, эти девушки — полицейские.
— Конечно, — я тоже настроился на серьёзный лад.
— Хорошо, — она вздохнула и задала первый вопрос. — Вы знаете, где вы сейчас находитесь?
— В больнице, — уверенно ответил я. Луна усмехнулась, но её сестра, кажется, не обратила на это никакого внимания.
— Вы знаете,
где находится эта больница?
— Понятия не имею. Знаю только, что она лучшая, а нашли меня не здесь.
— Что последнее вы помните?
— Я отдыхал в лесу, купался в геотермальном источнике во время грозы. Там в меня ударила молния.
Вообще-то, не совсем так, но проходить кучу психиатров и задерживаться в больнице ещё черт знает насколько мне совсем не улыбалось. Я и в самом деле не самоубийца. Молнией меня и в самом деле ударило. Точно не помню, но, кажется, меня шарахнуло ещё и сверху, а не только взрывом шаровой молнии. Ничего удивительного, пожалуй. Скорее всего, прикосновение к ней поменяло мой заряд достаточно сильно, чтобы притянуть ещё один разряд с неба. Так что ни слова лжи я не сказал.
— После этого я очнулся уже здесь, — закончил я свой донельзя короткий рассказ.
— Спасибо, — в голосе моей собеседницы слышалась глубокая задумчивость. — Как вас зовут?
— Меня зовут… — в голове неприятно кольнуло. — Зовут… хм. Ох, черт. Не помню. На языке вертится… Но вспомнить не могу.
— А остальную вашу жизнь вы помните?
Я мысленно пробежался по воспоминаниям.
— Помню, — уверенно заявил я. — Думаю, имя тоже вспомню, это просто какой-то бзик, после удара молнии. А как зовут вас?
— Селестия. И ещё здесь моя сестра Луна.
— Селестия и Луна, — произнёс я. — Немного… странные имена. Но, вашим голосам они подходят.
Впрочем, не мне говорить о странности. Не помню своего имени, здрасьте-приехали. Неудивительно, что чужие имена звучат «как-то не так».
— Спасибо, — улыбка в голосе. — Теперь мы ненадолго вас покинем.
— Так и уйдёте, оставив меня без стихов? — шутливо поинтересовался я напоследок.
— Разве что Луна решит задержаться… — ехидно ответила Селестия.
— Правда? — с надеждой спросил я.
— Нет, — смеётся Луна. — Нам и в самом деле пора идти.
— Жаль, — вздохнул я. — Что ж, было приятно познакомиться.
Дверь за ними закрылась, и я снова погрузился в тишину и скуку.
***
— Кажется, он не осознает, где находится на самом деле, — произнесла Селестия, когда они немного отошли от палаты. — Он думает, что его окружают ему подобные.
— Похоже на то, — согласилась с ней сестра. — Когда твоя ученица заложила ему в голову знание эквестрийского, эта иллюзия только окрепла. Возможно, наши миры не так уж и отличаются, раз он до сих пор ничего не заметил.
— Возможно, — вздохнула Селестия. — Пока что говорить об этом рано. Надо дождаться, пока с него снимут повязку.
— Надеюсь, его реакция не будет слишком уж бурной.
— Так что он говорил о стихах? — голос старшей из сестёр-аликорнов стал немного ехидным. — Ты ничего такого не упоминала, когда тащила меня сюда.
— Ты и сама всё видела, — немного смутилась Луна. — С тобой он провернул почти то же самое.
— Только я отказалась, — ехидства в голосе стало немного больше.
— Он меня ошарашил своей просьбой! И потом, он так горячо просил… неужели тебе не было его жалко?
— Это ещё не повод идти на поводу у существа из другого мира. Ты вчера пыталась заглянуть в его сны?
— Я хотела, но он ни разу не спал после того, как я начала за ним наблюдать. Возможно, его вид не спит вообще.
— Странно… единороги ничего такого не упоминали.
***
Вчерашнее нетерпение охватило меня сразу же, как только я проснулся, только теперь оно смешивалось с лёгким страхом. Хоть Кэйр (так звали моего врача) и была совершенно уверена в том, что видеть я смогу, чем ближе приближалось время снятия повязки, тем больше я мандражировал. Почти как перед защитой диплома.
Наконец, время пришло — я понял это, когда ко мне в палату вошёл целый консилиум… если судить по щелчкам, напоминавшим взбесившиеся кастаньеты.
— Ну что ж, — с каким-то преувеличенным энтузиазмом заявила доктор Кэйр. — Время снимать вашу повязку.
— С одной стороны жду не дождусь, с другой стороны страшно, — вздохнул я. — Но не будем с этим тянуть. Можно снимать?
— Нет, — остановила меня Кэйр. — В первый раз это надо будет сделать в тёмном месте, чтобы свет не обжёг ваши глаза.
— Ах, вот как… хорошо, ведите, — я поднялся на ноги.
— Наверное, будет лучше, если мы вас довезём, — произносит знакомый голос.
— О, Луна, вы тоже здесь, — немного удивился я. — Мне приятно, конечно, но зачем?
— На всякий случай, — уклончиво ответила девушка. — Здесь ещё моя сестра и её ученица.
Сестра и ученица. Хм, может, они не полицейские, а просто старшие врачи?
— Сколько внимания, — я немного смутился. — Мой случай настолько интересен с медицинской точки зрения?
— В какой-то мере, — уклонилась от ответа Луна.
— Привет, Селестия, — произнёс я, только чтобы услышать её волшебный голос в ответ.
— Здравствуй, — судя по слышимой улыбке, она прекрасно поняла мою мотивацию. — Так и не вспомнил своё имя?
— Не-а, — весело отозвался я. — Вчера полдня после вашего ухода пытался вспомнить, пока голова не разболелась. Решил, что само придёт со временем. А вы мне его не скажете?
— Я его не знаю, — в голосе Селестии слышалась улыбка.
— Ох… ладно.
Ведь и правда, у меня с собой не было ничего, по чему можно было бы идентифицировать мою личность. Планшет зашифрован, а бумажных документов у меня с собой не было.
— Тогда, может быть, представите мне вашу ученицу? — попросил я.
— Я думала, вы уже знакомы, — немного удивилась Селестия.
— Разве?
— Я помогла вам со знанием, — знакомый голос запнулся, — то есть с пониманием языка.
— А, да, узнаю, — я улыбнулся. — Доктор Кэйр называла вас Твайлайт, кажется.
— Да. Меня зовут Твайлайт Спаркл.
— Простите, своего имени я пока назвать не могу, — я развёл руками и улыбнулся. — Но у меня веская причина.
— Ничего страшного, я подожду, — кажется, она тоже улыбается мне в ответ.
— Поговорил с вами, и мандраж прошёл. Доктор, я готов. Где там моя коляска?
Меня аккуратно утянули за край халата и усадили на инвалидное кресло. Как и всё остальное в этой больнице, оно было низковатым, но я уже смирился с этой особенностью. Может быть, я просто дезориентирован?
Меня покатили куда-то, опустили на лифте (он рухнул вниз так резко, как будто трос оборвался, я от неожиданности так вцепился в ручки кресла, что они жалобно заскрипели) и завезли в какое-то помещение. Кажется, оно довольно просторное — меня катили ещё секунд тридцать, прежде чем коляска остановилась.
— Вы готовы? — с какой-то опаской в голосе спросила доктор Кэйр.
— Как никогда, — решительно соврал я в ответ.
Повязка мягко скользнула по лицу, и я открыл глаза. В помещении было темно, но даже того света, что в нем сейчас есть, достаточно, чтобы мне слегка резануло глаза. После абсолютной тьмы и свечка покажется солнцем.
— Я вижу! — с радостью отметил я. — Мутно, но все же вижу!
— Сейчас мы будем постепенно включать лампы, чтобы ваши глаза смогли приспособиться, — беспокойства в голосе доктора Кэйр только прибавилось.
— Хорошо, — с энтузиазмом согласился я. — Давайте. И не беспокойтесь так, док, я и правда вижу очертания зала.
— Ладно. Если вдруг вам станет некомфортно, скажите.
Включилось ещё несколько слабых ламп. Света стало больше раза в два, и глаза довольно быстро к нему приспособились. Смотрю на свою руку — очертания всё ещё мутные, словно нет видимых границ между мной и окружающим пространством.
— Док! — громко произнёс я. — Можете включать свет быстрее, мне нормально.
Она не ответила, но загорелось ещё несколько ламп. Света стало достаточно, чтобы предметы наконец-то обрели чёткость. Я подождал ещё несколько секунд
— Давайте ещё!
Кажется, она поняла скорость моего привыкания, и теперь лампы разгорались все ярче и ярче. Я понял, что мы находимся в больничном спортзале — огромное помещение с задёрнутыми шторами.
— Док, а можно поднять шторы?
— С вашими глазами все в порядке?
— Лучше не бывает, — заверил я её.
Шторы на всех окнах, одно за другим, начали раскрываться, как будто невидимые руки дёрнули их в разные стороны резким движением. Спортзал залил яркий солнечный свет. Я слегка сощурился, но глаза моментально привыкли к нему. Я вижу. Я ВИЖУ!
— УРРРРААА!!! — я с радостным воплем вскочил на ноги и прыжками помчался к ближайшему окну. — Я ВИЖУ! Я ВИЖУ! ЙЕСС!!!
Я с жадностью выглянул в окно. Яркая зелень, прекрасное голубое небо, горизонт… никогда в жизни я не был так счастлив, как сейчас! Я развернулся на пятках и побежал обнимать доктора Кэйр. Однако не добежал до своей коляски и половины того расстояния, которое я пробежал к окну. Потому что за оной коляской стояла группа… лошадей?
— Эм-м-м… — я решил не обращать на это внимания. Не люблю попадаться на чужие приколы. — Доктор Кэйр, вы где?
— Я здесь, — одна из лошадок, темно-розовая с фиолетовой короткой гривкой и хвостом, вышла вперёд, однако подходить ко мне близко не стала, остановившись в достаточном отдалении, словно чтобы чуть что броситься бежать.
— А… га.
Сказать, что я в замешательстве — ничего не сказать. Что это за фигня? Есть два наиболее вероятных объяснения. Я уверенно пошёл к лошадке, но та с той же скоростью начала отступать от меня задом наперёд.
— Безымянный, что вы делаете? — окликнул меня строгий голос Селестии. — Вы пугаете её.
— Прошу прощения, — я остановился как вкопанный и повернулся на голос. — Мне просто нужно кое в чем убедиться.
— Я готова лично помочь вам в этом, — из разнокалиберного строя лошадок вышла белоснежная кобылица как минимум вдвое выше ростом, чем доктор Кэйр, и неспешно направилась в мою сторону.
Я невольно залюбовался — крупное и мощное тело производило впечатление лёгкости и изящества, несмотря на свои габариты… я вдруг подумал, что её уверенное ко мне приближение хорошо бы легло на песню «Дуся-агрегат» [ https://youtu.be/S4I095lWaLE ], но постарался выбросить эту мысль из головы. Она остановилась прямо передо мной, её грива цвета утренней авроры продолжала реять в воздухе, словно подхваченная незримым ветром. Спецэффект, однако… Переведя взгляд на её мордочку, я столкнулся с решительным взглядом фиалковых глаз. А она высокая! Её глаза лишь ненамного ниже моих, а во мне без пяти два метра росту. И мордочка совершенно не похожа на лошадиную… так, стоп, не надо её разглядывать. Чем больше деталей я запомню, тем мне потом может быть хуже. Ух, ну и рог же у неё! Длиной в мою руку, не меньше… а-а-а! Не смотреть! Закреплю образ!
Я закрыл глаза и положил руку ей на шею. Неосознанным движением слегка глажу тёплую шёрстку. Надо сказать, что к моим действиям Селестия отнеслась стоически. Даже не дёрнулась.
— Так… хорошо… — я убедился, что моя ладонь плотно прижата к её горлу. — Это же вы Селестия, верно?
— Да.
Бли-и-ин… я открыл глаза. Она продолжала смотреть на меня с выражением уверенного спокойствия и лёгкого любопытства.
— Что я сделал, когда вы вчера ко мне пришли?
— Попросил меня прочесть тебе стихотворение, — она улыбнулась.
Я убрал руку. Твою ж мать. Это она говорит. Звук вибрирует в её горле, а губы артикулируют, формируя слова. Да и не так она похожа на лошадь, чтобы это был розыгрыш. Самый простой вариант отпадает.
— Спасибо, Селестия, — произнёс я убитым голосом. — Надеюсь, мои действия не показались вам чересчур безумными.
— Возможно, немного странными, — она озорно улыбнулась.
— Да уж… немного… — я походкой зомби дошёл до кресла-каталки и аккуратно сел в него. — Доктор Кэйр? Простите, что напугал вас.
— Н-ничего страшного, — она осторожно приблизилась. Из всей компании она была самой маленькой — даже сидя на низкой кресле-каталке я был выше неё.
— Кому как… доктор Кэйр, я думаю, что меня надо перевести в психиатрическое отделение.
— Что? — опешила врач.
— Похоже… — я глубоко вздохнул, внутреннее смиряясь с тем, что я здесь надолго. — Похоже, что у меня комплексные галлюцинации. Однозначно затронуто зрение и осязание.
— С чего вы взяли? — на её мордочке явственный шок.
— Вместо вас, Селестии и остальных я вижу… уф… разноцветных говорящих лошадок. Вы артикулируете, я могу понимать ваши эмоции, касания вызывают ощущения шёрстки, все в соответствии с моими ожиданиями. Я хотел потрогать вас только чтобы убедиться в этом. Ещё раз простите, что напугал, я наверняка выглядел безумно.
— А что вы ожидали увидеть, безымянный? — Селестия подошла ко мне. Теперь, когда я сижу, она возвышается надо мной как башня. Со шпилем.
— Людей, таких же, как я, — я недоуменно посмотрел на неё снизу вверх. — Уж никак не разноцветных пони.
— Хочу вас успокоить, услуги психиатра вам не понадобятся, — она улыбнулась мне нежно, будто старому другу. — Потому что мы и есть разноцветные пони.
— Серьёзно? — нахмурился я.
— Абсолютно, — заверила меня Селестия.
Не врёт. Я почувствовал, как совершенно идиотская улыбка расползается по моему лицу.
— Доктор Кэйр, и вы тоже пони?
— Да, — растерянно отвечает она мне.
— Превосходно, — я улыбнулся ещё шире и поднялся с инвалидной коляски. Подошёл к чёрной кобыле с эфирной гривой цвета ночного неба. Она ощутимо ниже Селестии, кончик её рога где-то на уровне моей груди. — И вы тоже пони?
— Да, я тоже пони, — подтверждает она мне голосом Луны.
— Замечательно, — восхитился я и опустился на корточки рядом с лавандовой единорожкой, чтобы наши глаза находились примерно на одной высоте, после чего утвердил. — И вы пони.
— И я пони, — она искренне мне улыбнулась.
Я поднялся обратно на ноги, дошёл до инвалидной коляски, рухнул в неё и всё с той же улыбкой заявил в пространство:
— Вот это шизя-я-як…
