Фаворит

Он не успел моргнуть, не успел толком принять бой и навязать свой, но вырвавшееся облако газа ускорило полёт. Карл не сдавал скорость, а лишь набирал обороты, в тот момент, когда выстроившиеся на фоне Газового гиганта тягачи опасно быстро приближались, «Мраморный ангел» рисковал угодить не в открытый зев ангара, а в лобовое стекло звездолёта. Но то, что сделал Шорки, подгоняемый всё же приотставшими Кроту, Штольцем, Брауном, Павловым и Стоксом, можно приравнивать к тому, что он сделал в коридорах NT99. Болид, увеличивая скорость и отрываясь от соперников, ворвался в ангар, будто ветер, резко развернулся, тормозя, и встал практически под замершими под потолком клешнями. Немного сдав назад, Карл быстро открыл щиток на шлеме и, пока щупальца заряжали «Мраморный ангел» энергией, заполняли баллоны газом и наполняли баки горючим, хлебнул пару глотков воды, приоткрыл заглушки и активировал навигацию. Когда на экране мигнули цифры, сказавшие о том, что минимум времени на дозаправку прошло, Карл закрыл заглушки, опустил щиток, схватился за колесо штурвала, и только клешни потянулись назад, как он рванул прочь из ангара, устремляясь к мигавшей невдалеке линии прыжкового старта. Огромный поток газа его бросил вперёд, болид вильнул в сторону, линия трека, развернувшись, подсказала, что «Мраморный ангел» сбился со своей дорожки. Но Карл не паниковал, он, продолжая безумствовать и поддавать мелкие порции газа, вырулил через некоторое время на нужную полосу, активируя попутно обратный отсчёт на прыжок. Смотреть по сторонам времени не было, впереди только яркая полоса, за которой снова тишина и сон, за которой мгновения спокойствия, и он к этому стремился, будто там прятались все ответы на его вопросы. Четыре нуля, и «Мраморный ангел» перешёл на скорость света. Карл с хрипом стянул шлем, ощутил дрожь во всём теле, замычал от боли в суставах и закрыл лицо ладонями. Тяжело, слишком сложно в таком возрасте управлять болидом и спорить с космосом. Последние мгновения и близкий финиш заставляли нервы беспорядочно шалить: неожиданно и резко, будто не было месяца гонок, за который можно было бы ко всему привыкнуть и не так остро реагировать на последнем этапе. Но всё сводило с ума: гонки, соперники, скорость, газ, вселенная, запрещённые на данном этапе мысли о Глебе, о том, что, вернувшись, он не увидит его больше, что останется один!.. Как же от этого больно! Невыносимо жестоко и обидно, чёрт возьми! Карл откинулся на спинку кресла, потёр лицо ладонями, загребая влажные от пота волосы и хрипло постанывая, он не понимал неожиданного всплеска болезненных чувств. Просто больно, сложно, непонятно и ещё раз жестоко! – Карл, – раздался голос, и Шорки вздрогнул. Тяжело дыша, он окинул взглядом кабину, задумавшись на мгновение: голос Тима реален или же его вновь атакуют воспоминания? – Карл, слышишь меня? – Тим, – хрипло позвал Карл. Хотел добавить: «Ты настоящий?», но передумал. Понятно, нервы сдают, но не надо у безумства идти на поводу. – Я тебя слушаю. – Ты как там? Дышишь? – Да. Немного утомился, – буркнул Шорки и принялся открывать заглушки, чтобы проветрить кабину, делать переключения, чтобы перестроить систему на межпространство. – Хорошо идёшь, – голос Тима был спокойный, но чувствовалось что он выпил чуть больше суточной дозы, которую сам же для себя определил. Тим немного успокоил, но в голове неожиданным образом образовался сумбур, и этот сумбур уверенно его подводил к Глебу. Эта мысль мучила, не давала найти остатки сил, необходимых, чтобы закончить гонку. – Не сбавляй темп, жми на полную, газа у тебя хватит. Ребята добавили немного. О других не беспокойся, у них с газом так же обстоят дела, может даже хуже. Только… успокойся, Карл. Не думай о другом или о других, всё это будет потом, сейчас для тебя важны космос и финиш. Первое место. Забери его у этих мальчишек и покажи им, как нужно становиться чемпионом. Расслабься. Расслабься… Карл хмыкнул, а потом тихо рассмеялся. Он слышал, как тихонько смеялись и все остальные, кто в этот момент сидел рядом с Тимом. Был ли там Глеб, Шорки старался не думать. Сейчас старался, а несколько секунд назад не мог избавить себя от мысли, что Романов уйдёт. – Ты меня гипнотизируешь, что ли? – Я… – старик крякнул, и Карл понял, что он сделал глоток. – Я просто уже напился, Карл. Хех, давай. Жми. И ни о чём не думай. Ни о чём, кроме первого. – Да, – в который уже раз ответил Карл и подумал, что все эти годы, после смерти тёти Эли, ему не хватало именно такой слепой веры в его силы. Тётя Эля, самый близкий и любимый человек, неустанно повторяла, что Карл талантлив и он всегда будет первым. Она не убеждала, она верила, верила в то, во что сам Шорки верить отказывался. И вот теперь на её месте оказался Тим. Он такой же, и сейчас Карлу вдруг показалось, что сама тётя на него взирает из глубины космоса, держит сжатые кулаки и ждёт триумфальной победы своего племянника. Карл вздохнул, улыбнулся космосу и откинулся удобно на спинку кресла. До Земли далеко… Когда сирена возвестила о том, что через десять минут будет совершён выход из межпространства, Карл схватился за штурвал, несколько раз вдохнул-выдохнул. Ещё пятьсот километров, столько же, сколько при старте, и эти гонки закончатся. Закончится очередная полоса в его жизни, закончится тот мир, в центре которого в последнее время он находился. Эти гонки для Карла последние. На мониторе вновь мигнули нули, и «Мраморный ангел» вырвался из межпространства. Полная подача газа и вперёд, по линии трека, к замершему впереди голубому шару родной планеты. Новый бой начался. Последняя битва за право быть первым! Поддавая газу, чётко ориентируясь по линии трека, которая уже медленно исчезала, Карл сверялся с таблицей. От перенапряжения в ушах стоял гул, кровь пульсировала по венам со страшной скоростью, напряжение будто рвало мышцы и ломало суставы. Неожиданно Карл успокоился, в голове трезвый расчёт и уверенность, а ещё жуткое желание наконец закончить всё это. Болид летел вперёд, навязывая остальным гонщикам свою гонку. И пусть порой его обгоняли, но это длилось лишь доли секунды, а дальше он увеличивал скорость, вырывался вперёд, окатывая спешащие за ним болиды соперников облаками газа. Через некоторое время Карл заметил, что Стокс и Браун приотстали, отступил от борьбы за пальму первенства и Штольц, но Кроту и Павлов, будто обезумев, рвались вперёд и, каждый раз сравнивая носы болидов, вот-вот готовились вырваться вперёд. Но Шорки стоял на своём: чем ближе оказывался финиш, тем меньше он позволял противникам вырываться вперёд. Нога опускалась на кнопку чаще, руки сжимали штурвал, сердце билось о грудную клетку с такой силой, что Карлу становилось тяжело дышать. Однако когда до финиша осталось несколько сотен километров, гонщики вновь сошли с ума. У Шорки сложилось такое впечатление, что они все разом рванули к полосе, подмигивающей красным светом, и читалось в этом рвении только одно: победить! В этот момент сделал свой ход Алекс Стокс. Нарушая правила гонок, он сошёл с трека и ударил, летящего параллельно с ним, Дитриха Штольца в бок. Того вильнуло в сторону «Мраморного ангела». Чтобы с ним не столкнуться, Карл отдался немного вправо, но там его ждал Браун. Уж такого Шорки точно не ожидал. Стефан толкнул его в бок с такой силой, что Карла бросило на Дитриха, успевшего к этому моменту вернуться на свой трек. «Мраморный ангел» прошёлся турбинами по носу болида Штольца, Карл услышал скрип, с трудом удержал звездолёт от крутящего момента. Но его всё равно развернуло. Пришлось тормозить и молиться, чтобы кто-нибудь в него не вляпался. Неожиданная злость затмила глаза. Карл почувствовал, как она вырывает сердце из груди, сдавливает тисками горло, заставляя задыхаться от подкатившего кома обиды. Болиды устремлялись вперёд, а «Мраморный ангел» на мгновение завис в космосе. Только доля секунды, но скольких метров она стоила. Шорки зарычал, резко развернул «Мраморный ангел». Догнать соперников он не сможет, они от него уже далеко. Даже девятое место от него ускользает со скоростью света, которое, скорей всего, займёт Дитрих, хотя, возможно, он и вырвется в пятёрку победителей. Остаётся лишь одно: так же, как многие здесь, нарушать правила, чтобы прийти первым. Карл включил быстрый отсчёт, перестроил двигатели. Турбины загудели, выплюнули огромные столбы горючего, заставив болид двигаться. Карл сразу же произвёл спуск газа. На полную мощь. От перенапряжения Шорки вдавило в спинку кресла так, что к горлу подступила тошнота. Карл заскрипел зубами, руки покрылись иголками, тело окаменело, но, когда на мониторе мигнули нули, «Мраморный ангел» резко ушёл в межпространство, чтобы вырваться через полувздох точно за «Огненным драконом», всполошив всех гонщиков. Даже Риккардо немного замешкался, а Карл рванул вперёд, несмотря на жуткую нагрузку, на то, что дышать было нечем и болид вдруг стало трясти. Сзади что-то опасно рыкнуло, а потом щёлкнуло. Но он не сбавлял скорости и уже не смотрел по какому треку летит. Это было неважно. Важно то, что впереди, совсем близко, подмигивал ему финиш, а он жал на кнопку в полу, рычал и ненавидел всех, даже тех, кто не был ни в чём виноват. Они шли нос к носу. Их было трое: Риккардо Кроту, Иван Павлов и Карл Шорки. Мыслей не было, в голове билась лишь одна извилина. Скрипя зубами, он шёл на полной, монитор фиксировал безумную скорость, но в больших гонках только так. Не оставалось времени, чтобы смотреть на экраны, сверяться с таблицей и состоянием газа, Шорки знал, его осталось мало, а может, совсем не осталось. Сейчас будет самая опасная часть гонки, та часть, в которой выигрыш достанется тому, у кого осталось больше газа. Карл не знал, кому повезёт, но Тим обещал, что он станет первым, и Карл в это решил свято верить. Снова злость и плотно сжатые зубы, рычание или уже крик, он сам не понимал. Линия финиша слепила глаза, раздражала и сводила с ума. В какой-то момент Карлу показалось, что он её ненавидит так сильно, что хотел стереть, хотя бы оставить на ней росчерк болидом… «Мраморный ангел» летел вперёд, а Шорки уже неустанно вжимал кнопку в полу, опустив на неё стопу, но оттуда летела пустота, слышался холостой «вшик»… Остались секунды, потом доли, потом ничего, но Карл продолжал путь, понимая, что пора уже остановиться. Гонка закончилась! Финиш!!!

***

Что означает пересечь линию финиша? Какие эмоции чувствуешь в этот момент? На мгновение глаза затмевает радость, а может и грусть. Правда ли, что спортсмены и пилоты плачут, когда оказываются не в тройке лидеров? Карл на все эти вопросы мог ответить только, проанализировав свой собственный путь. За всю свою карьеру гонщика он приходил к финишу всяким: и пятым, и десятым, и четвёртым, и даже первым. Но сейчас, шагая к невысокому подиуму, который был поделён на три части, и над каждой частью светились цифры от одного до трёх, он ощущал странную неуверенность и нежелание проходить мимо уже стоявших на нём Риккардо и Вани. Дрожащая, но будто деревянная нога, которая неустанно вжимала кнопку в полу, с трудом поднялась, чтобы ступить на первую ступень, где стоял Риккардо, улыбаясь широкой улыбкой. Сделал по этой ступени три шага, не забыв при этом пожать ему руку. Потом шагнул на вторую ступень, пожимая руку взволнованному и такому же уставшему Ивану Павлову. Странно, все гонки этот юноша держался на отметке пять-семь, а во время финального рывка отдал все свои силы, чтобы занять первую строчку, но в итоге стал вторым. Это очень хорошо! А вот Карл Шорки, для которого эти гонки были последними, шагнул на ступень выше, останавливаясь под горящей в красном пламене цифре один. Всё происходило словно в тумане: глухо ревела в ушах толпа огромного стадиона, звонко и противно визжала оперная дива, будто в тумане, раздваиваясь, подлетели девчонки лет пятнадцати и вручили ему цветы с мягкой, плюшевой игрушкой, собачка, на которой крупными буквами было написано: «Финиш». Подошёл мужчина, вручив ему огромный кубок, который он схватил деревянными руками и чуть не уронил. Загремела музыка, дива сменилась дивом, и по замолкнувшему стадиону полился гимн космических международных войск. Опускались флаги всех страх, но выше всех гордо реял триколор, и в этот момент, глядя на него, Карл ощутил жуткую грусть. На глаза навернулись слёзы, но не от радости, а от досады и обиды. Как же всё в жизни не справедливо! Ведь на этот постамент он мог взойти раньше на целых десять, ну, может, меньше лет, мог собрать этих тяжёлых кубков в несколько раз больше и откровенно все эти десять лет купаться в славе, что сейчас у него была. Он мог окунаться в космос много раз, взрывать его своим присутствием, волноваться каждый раз перед прохождением и заставлять волноваться поклонников. Его жизнь могла бы быть другой, если бы однажды карьеру не разрушили одним лишь только словом. Когда гимн закончился, и толпа снова взревела, подбежавшие юноши вручили по бутылке шампанского каждому. Превозмогая усталость и грусть, что продолжала терзать его сердце, Карл хлопнул пробкой и обрызгал себя и Риккардо с Ваней дорогим французским вином. Павлов и Кроту смеялись, обнявшись, прыгали и делали глотки из своих бутылок, они поздравляли Шорки, обнимали его, трепали за плечи и хлопали по спине. Карл понимал их счастье, первые большие космические и такие места, этому сейчас завидуют многие, он тоже когда-то завидовал и тоже когда-то об этом мечтал. Потому, глядя на них, тоже пытался радоваться, но слёзы душили вставшим в горле комом горечи, и в который раз он повторял про себя, что могло бы быть по-другому. Что это могло случиться раньше… Затем была фотосессия, её Карл выдержал с трудом. После Кристоф, быстро впихнув чемпиона в шаттл и сообщив СМИ о том, что ему надо отдохнуть перед большим банкетом, где они вдоволь наберутся у Шорки интервью, приказал Кириллу взлетать. С трудом дойдя до кают-компании, Карл повалился на диванчик, поставив с шумом кубок на столик – цветы и игрушку он до этого отдал Кристофу. Слушать друга не было сил, как и не было сил ему отвечать. Карл закрыл глаза и позволил себе заплакать. Только сегодня, только сейчас, в эту минуту, совсем немножко дать слабину. Он мужчина, но нельзя забывать о том, что человек. Людям свойственно чувствовать. Ткнувшись лицом в подушку, чтобы скрыть их от взгляда Кристофа, он всхлипнул, проглотив гадкий ком горечи. Так горько плакал Карл второй раз в жизни. Первый раз, когда умерла тётя Эля. Но смерть и сожаление – это две разные вещи. – Ты устал, – донёсся до него приглушённый голос Кристофа. Менеджер накрыл его тёплым одеялом. – Но, Карл, твой финиш был незабываемый. Ради подобного мига стило родиться в эту эпоху. «Да, я устал, – подумал Карл, продолжая плакать. Но внутри всё выворачивалось наизнанку, так сильно болело, что тяжело было дышать. Карл хотел закричать, но стало стыдно. Он снова проглотил ком и озлоблено, ненавидя в этот момент свою слабость, начал вытирать слёзы подушкой. Но они не останавливались. – Я просто устал, – вновь прошелестела мысль. – Это не правда. Я ни о чём не сожалею. Я прожил эти десть лет хорошо, встретил настоящих друзей и провёл время с человеком, которого люблю. Разве я могу о чём-то сожалеть? Нет». Когда шаттл приземлился в ангаре тягача, Карла встречала шумная компания команды. Руки сразу же подхватили его и несколько раз подбросили вверх. Тим, пьяный, но уверенный в себе, путался под ногами, и они пару раз чуть не уронили чемпиона. С трудом удерживая кубок обеими руками, Роза улыбалась широко и радостно, глядя на то, как Карла качают его же друзья. Карл улыбался, от друзей веяло теплом, заботой и силой. Хорошо вернуться домой, туда, где тебя ждут люди, которые любят и берегут тебя. – Какой красивый, – кричал чуть позже Кристоф, разглядывая кубок. В центре был шар, являющийся солнцем, а вокруг него толстые оси создавали нечто вроде кубка. На каждой из осей восседали шары, изображающие планеты. Кое-где были даже мелкие частички, представляющие астероиды и спутники. Как ни странно, этот кубок умещал почти всю карту Млечного пути. Вид его завораживал и заставлял задыхаться от восхищения. – Я заказала обед, – сказала Роза. – Поедим? А то праздничный банкет только через восемь часов. – О, дааа! – закричали все. – Это надо отметить! – вставил своё Тим, и, как ни странно, все с ним согласились. – Я устал, – всё же отказал радостным друзьям Карл. – Можно я пойду отдохну, – и виновато улыбнулся. Никто не был против, но уходя, Карл вдруг подумал, что, если бы в этой компании был Глеб, он бы остался. С Глебом остался, даже если бы конец света наступил. Выйдя из ангара и пройдя несколько метров, Карл остановился у развилки коридоров. Несколько минут он стоял там, раздумывая над какой-то еле уловимой мыслью, а потом направился в сторону студии. Дверь ему никто не открыл. Карл вздохнул, уже было сделал шаг прочь, но замер. Вернувшись к двери, опять стукнул в неё, но не услышал даже ответа. Осмелев, он толкнул створку, заглянул в мастерскую, переступил порог. Мозг отказывался думать, голова гудела и пухла. Мысли спутались. Мышцы стали железными, суставы не сгибались. Карлу нужен был отдых, но он невыносимо сильно хотел увидеть Глеба. Оказавшись в его обители, Карл сделал несколько шагов вперёд, вглядываясь в кресло. Оно пустовало. Невзирая на усталость, он прошёл к дивану, но и там никого не обнаружил. Окружившая его тишина и пустота заставили почувствовать сожаление. Нужно было пользоваться ситуацией на Тритоне, а не отталкивать Глеба несуразным поступком. Надо было поговорить, попросить не отпускать. Крепко держать и навязывать себя до тех пор, пока бы Романов не согласился. Нужно было быть наглым и решительным, а Карл взял и сам оттолкнул, ушёл, посчитав, что Глеб должен был сделать шаг навстречу их отношениям за пределами гонок. Но что сейчас думать об этом? Что сделано, не вернёшь. Направляясь к выходу, Шорки снова замер у кресла. В мастерской стоял полумрак, свет проникал из ангара, в котором стоял тягач, а ещё лёгкой цветной волной шёл от голографической картины. Обратив на неё внимание, Карл от неожиданности приоткрыл рот. В глаза бросился синий песок, белоснежно-оранжевое небо, в котором проглядывали росчерки космоса, розовое море и волной выбегающие оттуда единороги, которых Карл тянет за поводья. Сам Шорки был практически нагим, лишь набедренная повязка, лёгкой тканью прикрывшая его мужское достоинство. Но удивляла не природа, а то, что тело Карла в большей степени состояло из космоса и лишь на немного из плоти. Шорки так и не понял, дорисовал Глеб картину или нет, но если вглядеться, то можно заметить, что на ней запечатлена галактика, а возможно, просто природа… Она завораживала. Несколько минут Карл созерцал этот шедевр, а потом его внимание привлёк другой. Статуя. Незаконченная, но Карл Шорки в ней угадывался. Мраморный чемпион смотрел на мир белёсыми глазами, и в них отражалась радость, которую сам Шорки мог испытать только рядом с Романовым. Собираясь уходить, Карл наткнулся на холст, где был изображён в виде солнца. И почему-то эта картина ему понравилась больше всего остального. Почему? Сам не мог ответить на этот вопрос. Наверное потому, что в ней была галактика и планеты. Космос, который он любил. Выйдя из мастерской, Шорки медленно и устало побрёл в свою комнату. Несмотря на то, что Роза присутствовала при его встрече в ангаре, Карл был на сто процентов уверен, что Глеб ушёл. От осознания этой мысли снова стало тяжело и грустно. Возможно, сказывалась усталость, но Карлу было всё равно. Мысль, что Глеба больше рядом нет, укоренилась противным звоночком, который раздражал и причинял боль. Спотыкаясь, он переступил порог каюты, сделал к кровати три шага, остановился и нелепо заморгал глазами. – Привет, – сказал Глеб, лёжа на его кровати. – Долго ты, я уже все бока отлежал на этой деревяшке, пока ждал тебя. Карл удивлённо взирал на происходящее, а Глеб, не теряя больше времени, встал, взял лежавший в ногах огромный букет красных роз и подошёл к нему. Глядя прямо в глаза Шорки, сунул букет ему в руки. – С окончанием гонок, – серьёзно сказал он и дёрнулся, чтобы поцеловать Карла, но вдруг остановился. Шорки тихонько выдохнул, и Глеб коснулся его губ своими, словно этим вздохом Карл разрешил так сделать. – Я думал ты ушёл, – прохрипел Карл, когда Глеб оторвался от его губ. Лёгкий и простой поцелуй, но в этот момент силы Карла подвели. Их не осталось, чтобы на него ответить. И пусть от прикосновений Глеба по телу растеклась приятная нега, а в груди радостно затрепетало сердце, Шорки не смог даже обнять Романова. И болезненная мысль о том, что Глеб сейчас уйдёт, и этот букет, который держала вялая рука как прощальный подарок, не сдвинули его с места. – Я – чемпион. – Поздравляю, – отозвался Глеб, взъерошив ладонью на затылке грязные и влажные от пота волосы. – Какой подвиг будешь совершать следующий? Карл не сразу понял вопрос, нахмурился. К тому же близость и прикосновения Романова выбивали весь остаток разума. А глаза уже начинали слипаться, ноги дрожать. Хотелось лечь, но только с Глебом, а не одному. – Двадцатые межгалактические осенние. Наверное, – пробормотал Карл, чуть улыбнувшись, а потом, подавшись вперёд, стукнулся лбом о лоб Глеба, вдыхая его аромат: терпкий запах сандала. – Спонсор нужен? – спросил Романов, чуть понизив голос. Карл на мгновение затаил дыхание, прикрыв сонные глаза. Сердце от этого предложения забилось быстрее, голова закружилась. Все признаки волнения, и как раз сейчас от его ответа будет зависеть их будущее? Не было сил удивляться, но Карл заставил себя быть наглым, решительным и жадным. Он победил ради себя и сейчас должен удержать Глеба, чтобы сделать его своим. Навсегда! Две победы за один день, не каждому даётся такой подарок судьбы. – Нужен, – устало, но твёрдо прохрипел Карл, всё же обнимая Глеба за талию и прижимаясь к нему теснее. Забытый букет упал к ногам. – Мне нужен ты, – решительно заявил свои права на Глеба Романова Карл Шорки, практически проваливаясь в сон. Глеб поцеловал Карла, легко и ласково, и хотя ласка и Глеб понятия не совместимые, но иногда всё же надо ломать стереотипы, либо же учиться чему-то новому. – Я тут подумал заменить кое-что, – заговорил Романов, глядя, как ресницы Карла дрожат, а веки с трудом приподнимаются. Это Глебу показалось очень занятным и даже любопытным. Мозг художника тут же начал воспроизводить разные отрывки и сюжеты будущих картин, в которых обязательно главная роль будет отведена Карлу Шорки. – Ну, например, сам тягач. Или диван. – Диван… – Купить диван побольше, заменить твою деревянную кровать. А то на первом, – Глеб медленно стал продвигаться в сторону ложе, поддерживая Карла. – Места мало, чтобы заниматься с тобой сексом, а на второй у меня спина и бока болят, чтобы спать с тобой. Я уже мальчик старенький, чтобы совершать подобные подвиги. Глеб повалил Карла на кровать, стянул с него обувь, подвинул к другому краю и сам завалился рядом, прижимаясь к нему. – С победой, фаворит, – буркнул Романов, оставляя на любимых губах поцелуй. И долго так лежал, глядя на спящего Шорки, пока сам не уснул. А в столовой царило веселье. И возможно, могло показаться, что сам тягач танцевал в тот момент, радуясь победе Карла Шорки.