Наши соседи - семья Ямада

*** Машину они бросили; Иккаку взломал чью-то, припаркованную на стоянке у придорожного магазина, и они ехали до глубокой ночи, пока в каком-то крошечном городишке не нашли маленькую гостиницу без единого постояльца. Юмичика, правда, ворчал, что в большой гостинице искать их будет сложнее, но больших гостиниц тут взять было негде, на что Иккаку ему резонно указал. В ответ его одарили недобрым взглядом. — Ты просто не любишь, когда я прав, — заявил Иккаку. — Потому что чаще всего ты говоришь чушь, — раздраженно ответил Юмичика. Иккаку решил не обращать на это внимание. В конце концов, все понятно — Юмичика устал, а еще вынужден был уехать из дома без чемодана кремов и шмоток. Тут Иккаку мысленно отвесил себе оплеуху. Он продолжал думать о Юмичике как о легкомысленном пацане, которого встретил в Боготе, а мог бы уже стать умнее и понимать, что это всего лишь прикрытие — классное, надо сказать, сам бы он так не смог, — и что все эти мазюкалки нужны Юмичике не больше, чем ему самому. Пока Нелл звонила по телефону со стойки администратора, а Юмичика гулял по маленькому магазинчику, что примыкал к гостинице, Иккаку осмотрел номер. Окно выходило в подворотню, из которой можно было выбраться на улицу — хорошо, если что, они сумеют смотаться. Дверь, конечно, была хлипкой, но если подпереть ее столом… На улице профырчал и стих мотор, и Иккаку, моментально вскинувшись, выглянул в окно. Машина перекрыла выход из подворотни — элегантный бежевый седан, и тоже с рисунком, но в темноте было не разобрать, что это. Иккаку нахмурился. Нынче модно разрисовывать машины, или это?.. Под окном скрипнула дверь, Иккаку глянул вниз — и увидел Нелл. Видимо, она вышла через черный ход и теперь стояла, глядя на машину. Потом небыстро, но открыто пошла навстречу. Из машины никто не вышел и огня не открыл, только когда Нелл подошла, приветственно распахнулась задняя дверца, и Иккаку показалось, будто он увидел мелькнувший край то ли юбки, то ли платья. Женщина? Хотя с нынешней модой поди разберись еще. Интересно, это и есть связной? Нелл остановилась возле машины, наклонилась, явно переговариваясь. Потом выпрямилась и глянула на гостиницу, ровно на окно, в которое смотрел Иккаку. Вскинула руку, махнула — и нырнула в салон. Дверца захлопнулась, машина медленно поехала прочь. Уже когда она скрылась из виду, Иккаку услышал нарастающий рев мотора. Потом все стихло. Иккаку, хмурясь, отошел от окна. Все это было странно — Нелл не выглядела испуганной, увиденное не напоминало похищение, словом, все говорило о том, что за Нелл приехал ее связной. Но странно — почему он не зашла хотя бы попрощаться? Спешка, что ли, какая? За спиной открылась дверь. — Ты бы хоть запер, — проворчал Юмичика, входя. В руках у него был пакет из магазина. — Нелл уехала, — проговорил Иккаку. Юмичика дернул плечами и понес пакет в ванную. — Да, я видел, как она уходила. — Странно как-то, ничего не сказала… — А ты хочешь, чтобы она засветила двух киллеров перед агентами ЦРУ? Иккаку сердито посмотрел на дверь ванной, потом толкнул ее. — Что ты тут… И замер. Юмичика расставлял на полочке пузырьки с кремами. — А? — он повернулся к Иккаку, выпуская пустой пакет из рук. — Пришлось купить это. Выбор здесь хреновый, но… Иккаку? Иккаку шагнул к нему, сгреб его в объятия и оторвал от пола. Юмичика был тонкий и гибкий в его руках, сильный и знакомый. И то, как он сразу же обнял Иккаку за шею, а ногами обвил талию, говорило о многом — они знали друг друга, и это было правильное знание, то, что никогда не надоест. А что до того, что какая-то информация друг о друге им была неизвестна — что ж, тем интереснее. — И что ты делаешь? — мягко спросил Юмичика ему в ухо. — Ты настоящий, — пробормотал Иккаку. Юмичика вскинул на него изумленный взгляд, открыл рот, чтобы ответить, и Иккаку поцеловал его. Умом он понимал, что должен бы сердиться за столько лет вранья, должен бы подозревать Юмичику, что тот использовал его как прикрытие. Но, во-первых, Иккаку и сам не был честен, а во-вторых, он понял в этот момент, что настолько безоговорочно, несмотря ни на что, доверяет Юмичике, что мысль об использовании кажется ему смешной и нелепой. — Мне бы умыться, — пробормотал Юмичика, отрываясь от его губ и покрывая лицо Иккаку легкими, едва ощутимыми поцелуями. Его длинные ресницы щекотали веки, щеки, нос, и это было невыразимо приятно. — Успеешь, — прошептал Иккаку в ответ, вытаскивая Юмичику из ванной. В их номере были две односпальные кровати; Иккаку упал спиной вперед на ту, что стояла ближе, и Юмичика повалился сверху, смеясь, щекоча волосами лицо Иккаку, и тот поймал прядь губами. — Затянуло в вентилятор, — сказал вдруг Юмичика. — Что? Он тряхнул головой и снова рассмеялся, на этот раз несколько смущенно. — Я сглупил. Обычно я косу заплетал, самый хороший вариант, ее можно под одежду спрятать или в пучок собрать. А тут просто сделал хвост в два раза, не знаю, что на меня нашло. И пока там полз в вентиляционной трубке, он растрепался, и волосы затянуло в боковой вентилятор. Отрезал перочинным ножом на скорость, — он улыбнулся, а потом ткнулся головой в плечо Иккаку. — И пока резал, все думал, что ты расстроишься, а как я тебе буду объяснять? Не правду же говорить. Можно было бы, конечно, придумать дурацкую отмазку про жвачку, но глупо же. А потом, уже когда отрезал и сидел там, приходил в себя, подумал, что, наверное, если я вообще не вернусь, ты расстроишься больше. Ты ведь даже не узнаешь, что случилось. Что бы ты подумал, а? Иккаку поднял руки и запустил их в короткие Юмичикины пряди. Тот прикрыл глаза. — Я бы начал искать тебя и, наверное, узнал бы, что случилось. А когда узнал бы… — Иккаку смолк, пережидая спазм в груди. В день, когда он наехал на Юмичику за короткую стрижку, тот, оказывается, мог не вернуться вовсе. Понятно, почему он так разозлился. — Но что бы ты подумал? — мягко спросил Юмичика, заглядывая ему в глаза. — Что с тобой что-то случилось, конечно, — сердито сказал Иккаку. — И что я найду того, кто в этом виноват, и он пожалеет, что вообще родился. А что я должен подумать? Юмичика хмыкнул, прикрыл глаза, а потом легонько куснул его за нос. — А это за что?! — Пожалел бы, наверное, что сам меня налысо не побрил! — Тебе бы не пошло, — он притянул Юмичику ближе, поцеловал в губы, в подбородок, провел губами по шее, спускаясь к ямочке между ключиц. — Но жаль, что я не видел тебя с косой. — Еще посмотришь, — пообещал Юмичика, запрокидывая голову, подставляясь под поцелуи. Иккаку запустил руки ему под футболку — Юмичика был гладкий и прохладный на ощупь, его тело было таким привычным, родным и знакомым, что Иккаку затрясло — не от страсти даже, от одуряющей нежности. Он потянул футболку вверх, и Юмичика помог ему, и Иккаку припал губами к его плечу. А потом его оплели ногами, и Юмичика повалился на спину, так что Иккаку оказался сверху. — Так ближе, — проговорил Юмчика, глядя на него снизу вверх. Они раздевались быстро, сноровисто и почти не разлепляясь. Руки Юмичики скользили по груди Иккаку с собственнической жадностью, оглаживали плечи, бока, живот. Они терлись друг о друга, как два ополоумевших от желания подростка, которые не знают, что им делать, Иккаку сцеловывал капли пота с шеи Юмичики, сминал его ягодицы, с силой проводил руками по спине, от чего Юмичика выгибался, прижимаясь к нему сильнее. — Иккаку, Иккаку… — шептал он срывающимся голосом, закидывая руки ему на шею, вцепляясь в нее с такой силой, словно падал в пропасть. — Хочу… я хочу тебя… Иккаку замотал головой и накрыл ладонью Юмичикин член, вырвав стон. — Нет… Опять ничего нет… тебе больно будет. — Есть… я купил. Иккаку замер — они вжимались друг у друга лбами, он пытался унять сорванное дыхание и понять, что ему сейчас сказали. — Юмичика… ты купил смазку? — Болван, — прошептал Юмичика сердито и смущенно одновременно. — Конечно, я купил смазку, почему тебя это так удивляет? От звуков его голоса, от того, как срывалось его дыхание, как пахла его мокрая от пота кожа, какой он был вообще весь — горячий, возбужденный, голый, распластанный под Иккаку… наконец, от осознания, что Юмичика хотел его, планировал секс с ним, да блядь, смазку даже купил — от всего этого Иккаку перетряхнуло так, что несколько ошеломляющих мгновений он не понимал, чего хочет вот прямо сейчас: то ли выебать это существо, что было его целиком и полностью, прямо так, и плевать на смазку, то ли припасть к ногам и признаваться в любви, да что там в любви — в бесконечном обожании. Правда, он сильно подозревал, что Юмичику не устроит ни один из этих вариантов. Фыркнув, он поднялся на ноги и пошел в ванную. Смазка нашлась быстро — ее-то от всех прочих бутылечков Юмичики Иккаку был в состоянии отличить. Когда он вернулся, Юмичика лежал, раскинув ноги и заведя руки за голову, и смотрел на него с улыбкой сквозь ресницы. — Ты такой красивый. Они произнесли это одновременно. И замолчали. Потом Юмичика рассмеялся, а Иккаку широко улыбнулся и залез к нему на кровать. А потом была жаркая теснота, обнимающая его пальцы, и тихие вздохи Юмичики, и первый сорвавшийся с его губ стон, и его нетерпеливое «Да хватит уже, Иккаку, трахни меня!» И его запрокинутое лицо, и прикушенная нижняя губа. И шея, по которой Иккаку водил губами, пока входил — медленно, плавно, словно в самый-самый первый раз. И Юмичика, двигающийся под ним, навстречу ему, вместе с ним. И Юмичика, шепчущий ему в ухо: — Красивый, такой красивый, такой сильный, люблю тебя, люблю смотреть на тебя, твои плечи, твои руки, Иккаку… И Юмичика, выгибающийся с низким горловым стоном. И горячие стенки, сжимающие член Иккаку, пока он вбивался, хрипя, рыча и содрогаясь. И темнота, смыкающаяся перед глазами. И искры, распускающиеся в этой тьме, похожие на яркие, прекрасные цветы. — А тут — это в меня обойму разрядили, правда, промазали по большей части, но что-то попало. Пули три достали, что ли. — А мне сказал, что шрам от аппендицита. — Мог бы и понять, что нет. — Откуда, я шрам от аппендицита и не видел никогда. А у меня ожог на голове, на затылке… мне тринадцать лет было, неудачно увернулся от огнемета. Долго лысый ходил. — Я бы на тебя посмотрел! Подожди, а сколько тебе было лет, когда ты начал? — Десять. — Ни хуя ж себе… И как это было? — Ну… ты фильм «Леон» смотрел? — Ага. — Вот как-то так. Только без мертвых родителей и мести. Зато с вырезанными сценами. — Его имя и номер страховки. — Иккаку! — А сколько лет было тебе? — На первом деле? Шестнадцать. Капитан раньше бы не отпустил. — Ты хочешь сказать, он тебя растил, что ли? — Ну да. Только без вырезанных сцен. — Да я догадался! — А еще я женат был. Ай, Юмичика! Больно же! — Это тебе еще не больно! — А вот тут у меня татуировка была. Для дела набивали, потом сводил. — Вообще шрама нет… — Шлифовка. Мерзость такая, честно говоря. — Я знаю. У меня цель была, мужик с закидонами, заказывал себе шлюх и резал их. Не насмерть, просто чтобы шрамы остались. Я пришел к нему под видом шлюхи… — Таааак… — А иначе было не подобраться. Он ждал убийц, поэтому шлюху обычно начинал резать при охране — проверял, думал, если киллер, то не дастся. Я дался. А когда он охрану выставил, свернул ему шею. — Да ладно! Ты ж стрелок! — Он меня разозлил. Ненавижу тех, кто портит красоту. — Жаль, что иных козлов нельзя убить два раза. — Ага… — Иккаку… тогда в Боготе… президента ты грохнул? — Нет! А не ты разве? Мужика ж вроде пристрелили! — Точно нет, ему дубинкой башку проломили. — Вот странно… — Юмичика…, а ты вообще часто под видом шлюхи ходил к целям? — Иккаку… — Ну правда? — Бывало. — И как… в смысле, приходилось… ну… далеко заходить? — Ммм… — Таааак… — Я еще и в женщину переодевался. Один раз в гейшу. Полный грим и наряд. — Блин. Фотографий не осталось? — Вот ты дурак! — Сам такой. Я-то думал, ты просто фетишист… хорош уже драться! — А я вот не переодевался в женщину… — Я бы на это посмотрел! — Хисаги как-то переодевался. — На это я бы тоже посмотрел! Хисаги-сан симпатичный… — Эй! — Все твои друзья симпатичные. — Юмичика, а твоя подруга, Мацумото, она тоже?.. — Она работает у нас, но не в полях. Координатор. — Хисаги все вздыхает… может, ты бы замолвил за него словечко? — Она, ты понимаешь, занята крепко. — Ясно. — Иккаку… — А? — Ты полагаешь, мы сможем вернуться в наши конторы? *** На рассвете, открыв глаза, Иккаку увидел, что Юмичика стоит у окна с пистолетом в руке. Резко подорвавшись с кровати, он подошел, хоронясь вдоль стены, и встал рядом. — Что? — Машина. Иккаку посмотрел. Серая неприметная машина закрывала вход в подворотню. — Что-нибудь происходит? — Нет. Приехали минут пять назад, встали. Никто не выходил. — Точно? — Точно, — Юмичика покосился на него с легким раздражением. — Я умею вести наблюдение, если что. — А что меня не разбудил? А если бы они напали? — Если бы они напали — разбудил бы. Иккаку сердито вздохнул. Юмичика вел себя слишком, на его взгляд, своевольно, совершенно не считаясь с партнером. Однако высказывать это сейчас явно было ни к чему. Прошло еще минуты две, прежде чем наконец что-то произошло. Дверца со стороны водителя открылась, показался человек, невысокий и кряжистый. Почти одновременно с ним с противоположной стороны машины появилась вторая фигура, высокая и долговязая. Юмичика тихо фыркнул. Двое прошли по подворотне, быстро и не таясь, и нырнули под окно их комнаты, туда, откуда вчера вечером вышла Нелл. Иккаку и Юмичика переглянулись, потом Юмичика легонько коснулся груди Иккаку и мотнул головой в сторону двери. Иккаку кивнул и переместился к двери, на ходу выдернув из сумки возле кровати боккен. Юмичика остался стоять возле окна. Минут пять спустя, не меньше — ползком они, что ли, поднимались? — раздался стук в дверь. Юмичика чуть развернулся — теперь у него в каждой руке было по пистолету, правую он держал на уровне бедра, направив дуло в сторону двери, левую — наизготовку в сторону окна. Иккаку встал рядом с дверью, занеся боккен, а второй рукой повернул дверную ручку вниз, распахивая дверь. Двое шагнули вперед одновременно, беспечно оставляя Иккаку за спиной, навстречу пистолету Юмичики и оконному проему. Иккаку успел подумать, что они идиоты. А потом снаружи полоснуло автоматной очередью. Юмичика метнулся в сторону от окна, разворачиваясь в прыжке и открывая пальбу наугад в проем. Иккаку кинулся вперед, валя на пол двоих неизвестных. Они ворочались под ним и пытались сопротивляться, и пришлось слегка приложить их лбами об пол. — Лежите смирно, кретины! Пальба не прекращалась, словно тот, кто стрелял, задался целью не дать им поднять головы. Во все стороны летела штукатурка. Иккаку подполз к Юмичике, который, лежа на спине возле кровати, перезаряжал свои пистолеты. — Ты стрелять умеешь? — спросил он. — Сам-то как думаешь? К нему ногой подпихнули автомат. Юмичика был бледен, губа закушена, брови сведены. — Надо уходить, — проговорил он. — Здесь не продержимся. Иккаку посмотрел на их гостей — те отползли к стене и лежали там на удивление тихо. — А с этими что? — Зачем они тебе? — передернул плечами Юмичика. — Ну, может, знают чего… — Иккаку снова посмотрел на неизвестную парочку, потом перевел взгляд на Юмичику, который недобро созерцал его исподлобья, и фыркнул. — А да хрен с ними. Тогда давай так — ты двигаешься к двери, я тебя прикрываю… — Не мели ерунды, ты идешь к двери, я тебя прикрываю. — А сам ты как выйдешь?! — Я выйду отстреливаясь, я это лучше делаю, чем ты. — Что ты несешь! Я не буду болтаться за дверью, пока тебя тут пулями шпигуют! — Иккаку, хватит заниматься ерундой! Может, там за дверью тоже кто-то есть, а ты лучше в рукопашке, чем я… — Да, конечно! Так я на это и купился! — Я хочу развода! — рявкнул Юмичика, глядя на него со злостью. — Ты меня совершенно не слушаешься! — Да с чего бы я должен тебя слушаться?! — Потому что из нас двоих только я умею составлять планы! — Это говенный план, Юмичика! И я прекрасно умею… — Да?! Напомнить тебе, что было, когда ты планировал ту поездку в Таиланд?! — Ты мне по гроб жизни… — Простите… — Не сейчас! — рявкнули они одновременно, оборачиваясь на голос — и опешили. На них смотрела удивительная разрисованная дикими цветами морда — первое мгновение Иккаку показалось, что это маска. — Блядь! — ругнулся он, мгновением спустя осознав, что это все же человеческое лицо, просто почему-то раскрашенное. — Что это за хуйня?! — Это мой напарник, — пояснил все тот же голос — оказалось, что говорит не разрисованный, а второй, блондин с невыразительной физиономией, слегка напоминающей козлиную морду. — Он не говорит по-японски. — А что у него с лицом? — спросил Юмичика. — Мы приехали под видом футбольных болельщиков, — смущенно пояснил блондин. — Это национальные цвета испанской сборной. Для маскировки. — Охуеть маскировка, — покачал головой Иккаку. — Вы вообще кто? — Мы связные госпожи Неллиэл. Где она, кстати? Иккаку посмотрел на Юмичику. Тот, прищурившись, созерцал странную парочку. — Вы связные Нелл? Вы агенты ЦРУ? — Совершенно верно, — кивнул блондин. — Меня зовут Пеше Гатише, к слову. А он… — Лишняя информация, — покачал головой Юмичика. — Нелл уехала вчера, мы решили, что как раз со своими связными. Где она, мы не знаем. А теперь проваливайте. Хватит с нас агентов ЦРУ. Растерянность на лице блондина была такой всепоглощающей, что Иккаку даже посочувствовал — но не мог же он в данной ситуации принять не ту же сторону, что и Юмичика. — Но…, а как нам проваливать? Стреляют же… — В душе не ебу, — раздельно ответил Юмичика — кажется, он разозлился, понял Иккаку. — Но попробуете пойти за нами — и я лично прострелю вам головы. Иккаку… И в этот момент выстрелы стихли. Нависла тишина, такая жуткая, что Иккаку успел подумать — лучше бы дальше стреляли, — и тут же они услышали шаги. Люди шли по коридору к их комнате — быстро, уверенно и угрожающе, шесть пар ног, никак не меньше. — В окно… — выдохнул Юмичика и первый метнулся к проему, но пальба моментально началась снова, и он еле успел уйти с линии огня. Иккаку дернул его на себя и повалил на пол. — Ты рехнулся, что ли? — прошипел он. Юмичика глянул на него снизу огромными почерневшими глазами, потом притянул к себе и коротко поцеловал. — Кровати. — Да. Иккаку швырнул Юмичике автомат, кинулся к кровати и начал быстро толкать ее к двери. За спиной Юмичика открыл пальбу в окно, заставив огонь противника стихнуть — пока он отстреливался, Иккаку подтащил кровать к двери, поставил ее на бок, закрывая проем, и кинулся за второй. Он еле успел достроить свою баррикаду, когда на дверь обрушился страшный удар. — Как ты думаешь, когда они вломятся, стрельба прекратится? — спросил он у Юмичики, устраиваясь рядом под окном и подволакивая свою сумку. Они почти лежали, автомат Юмичика держал на коленях, бешеный град пуль в окно все не стихал. — Не факт, если это не их же люди. — Ну, тогда, может, они прикончат друг друга? — Я бы на это особо не рассчитывал. — Что ты такой смурной? — Иккаку, улыбаясь, посмотрел на Юмичику. — Весело же! В ответ его наградили мрачным взглядом. Потом Юмичика, вздохнув, проговорил: — Хочу в ту таверну, в Боготу… Иккаку сжал его пальцы и поднес их к губам. — А мне и тут неплохо. Юмичика чуть улыбнулся, погладил его по виску, по щеке, положил руку на затылок, притянул к себе и поцеловал. Они целовались долго и медленно, и Иккаку положил ладонь Юмичике на спину — к сожалению, через толщину бронежилета ничего нащупать было нельзя, но, подумал Иккаку, такая возможность у него еще будет. Во всяком случае, он постарается. Оторвавшись от Юмичики, он поймал полный изумленный взгляд Пеше Гатише и подмигнул ему. Так называемые агенты жались в углу — но они хотя бы сообразили достать пистолеты. — Время, — прошептал Юмичика. — Да, — кивнул Иккаку. Кровати, закрывающие дверь, содрогнулись в очередной раз, мощно и угрожающе, а потом заскрипели и поехали по полу в сторону. Выстрелы стихли. Иккаку подхватил из сумки катану, взял во вторую руку боккен и, пригибаясь, метнулся к двери. С очередным мощным толчком кровати-таки отъехали, и в образовавшийся проем шагнул первый — огромный рыжий детина. Иккаку налетел на него, занося меч, здоровяк вскинул автомат, закрываясь стволом — стрелять было уже поздно. Лезвие соскользнуло, следующий удар едва не сшиб Иккаку с ног — он вернул равновесие почти уже у самого пола и тут же кинулся в ответную атаку. Краем глаза он увидел, как от нового сильнейшего удара ломается его баррикада и распахивается дверь. В открывший проем рванулся низенький толстяк — и тут же повалился на пол под короткой очередью, выпущенной Юмичикой. За толстяком ворвались еще трое — они тут же, пригнувшись, укрылись за кроватями. А потом Иккаку стало некогда следить. Здоровяк орудовал своим автоматом как дубинкой, и у него здорово получалось, хотя меч Иккаку оставлял на стволе все больше и больше зазубрин. Пару раз ему удалось достать противникам, но пару раз и самому прилетело по башке тяжелым стволом. За спиной трещали выстрелы, слышались чьи-то крики… А потом раздался вопль Юмичики: — Иккаку! Увернувшись от очередного удара, Иккаку обернулся — и увидел, почему кричал Юмичика. Совсем рядом, шагах в трех, на полу крутилась граната. И в ту долю секунды, пока Иккаку осознавал, что именно он видит, он услышал отчетливый даже в окружающем хаосе стук: один, два, три раза. Еще три гранаты. Стремительно рванувшись с места — и одновременно уйдя от очередного удара здоровяка, но этого Иккаку уже не осознавал, — он кинулся в сторону Юмичики. Зрение внезапно стало очень острым, а обзор расширился практически на триста шестьдесят градусов — Иккаку четко видел все четыре гранаты: одна крутилась практически там, где он дрался, две — возле сваленных кроватей, третья — под окном. Иккаку сгреб Юмичику в прыжке и кинулся с ним в единственный более-менее безопасный угол — туда, где стояли раньше кровати и где валялись, сваленные кучей, их вещи. Он еще успел увидеть, как рвется к двери пятерка напавших. А потом мир вокруг Иккаку содрогнулся и исчез. *** — Ублюдок, я же тебя зубами порву! — Ты гребаное трепло, Джаггерджак. Где Куросаки? — Хуй тебе, а не Куросаки! — То есть, ты знаешь? — Пошел. Ты. Нахуй. — Я прикончил твою долбаную фракцию, Джаггерджак, хочешь на ошметки посмотреть? Ты бы не выступал! Иккаку приоткрыл глаза. Мир оказался размыт и неустойчив, в ушах шумело. Две фигуры перед ним — одна на коленях, с заломленной за спину рукой и пистолетом у виска, вторая — стоящая над ней — то оказывались в фокусе, то расплывались. Кажется, откуда-то Иккаку их знал. — Ты такой кретин, Джируга, тебя размажут к… Говорящий — тот, что стоял на коленях — вдруг резко смолк. Какое-то мгновение он оставался неподвижен, а потом легко завалился вперед и на бок. Второй — Джируга — склонился над ним с видом человека, который не верит своим глазам. — Что за… Раздался скрип — так скрипит каменное крошево и битое стекло под тяжелыми ботинками. Джируга замер на мгновение в полусогнутом положении, потом медленно и гибко выпрямился, оборачиваясь. Человека, что стоял в разнесенном дверном проеме, Иккаку видел плохо — но ему и не надо было видеть хорошо, чтобы узнать. Он завозился, пытаясь если не подняться на ноги, то хотя бы собраться в кучу, но тут его сгребли за запястье, а вторая рука легла на рот. Юмичика смотрел на него — темные глаза на белом от осыпавшейся штукатурки лице. Иккаку отчаянно загримасничал, пытаясь без слов объяснить — там же Капитан! — но Юмичика сердито нахмурился и притянул его к себе. Оказалось, что они лежат, прикрытые обломками кровати и частично стены — если второе было понятно, то как сюда долетела кровать, Иккаку даже вообразить не мог. Капитан и Джируга стояли друг напротив друга, и если Иккаку не видел лица Джируги, то лицо капитана открывалось ему отчетливо — повязка на глазу, шрамы, широкий зубастый оскал. — Зараки Кенпачи, — почти выплюнул Джируга, — пошел на хуй отсюда! — А что так? — Зараки оскалился еще шире. При нем не было оружия, но Иккаку было известно лучше, чем многим — Зараки Кенпачи и не нужно никакое оружие. — Это не твое дело! — рявкнул Джируга. — Вали! Это моя добыча! — Да на хуй мне твои мертвяки не сдались, — пожал плечами Зараки. — Иду мимо, слышу, стреляют, ну, думаю, хорошая драка намечается. Судя по звуку, Джируга тоже ухмыльнулся. — Я тебе устрою хорошую драку, не жалуйся по… И снова не было выстрела. Просто Джируга вдруг замолчал, затем шатнулся — и упал ничком к ногам Кенпачи. А в следующее мгновение Иккаку перестал дышать — красная точка появилась на теле Кенпачи, ровно в центре живота. Медленно, не подрагивая даже, поднялась вверх, по груди переползла на шею, на подбородок, по губам, по носу — и остановилась на лбу. Зараки забавно скосил глаза, словно надеялся разглядеть ее, фыркнул. — Спускайся с насеста, поговорим. Несколько мгновений точка не двигалась — замерла посреди лба. Зараки ухмылялся. Потом она пропала. Зараки хмыкнул, сунул руки в карманы, прошелся по комнате. Остановился над кучей из обломков стены и кровати, постоял в задумчивости, развернулся и вернулся в центр комнаты. Минуты две спустя зазвучали новые шаги, и вошел человек, который в этом бедламе смотрелся примерно так же уместно, как уместен был бы Иккаку на церемонии в императорском дворце, например. Рядом тихо ахнул Юмичика. — Зараки Кенпачи. Зараки снова оскалился. — Бьякуя, нахуй тебе лазерный прицел? — Сочту за комплимент. Что вы тут забыли, Зараки? — Да я человечка потерял, ищу вот. А ты? — Да, у меня тоже пропал сотрудник. — А твой сотрудник, часом, мимо моего человечка не пробегал? Повисла пауза. Разбил тишину Бьякуя — он спросил с тихой угрозой и чем-то еще, чему Иккаку не нашел определения, в голосе: — Зараки, скажите честно — ваша подстава? — Ты ебнулся, Бьякуя? Снова стало тихо. Двое убийц стояли друг напротив друга, и Иккаку не рискнул бы сказать, от кого веет большей угрозой. Он покосился на Юмичику. Тот смотрел на происходящее перед ними, слегка прищурившись и с очень странным, по мнению Иккаку, выражением лица, словно силился что-то понять. — Ладно, не ваш стиль, — проговорил наконец Бьякуя, и напряжение моментально ушло. — Что вы планируете делать? — Поймаю, намажу на хлеб и сожру, — проворчал Зараки. — Ничего. Если эти двое не дебилы, разбегутся в разные стороны и залягут на дно. — Зачем же им разбегаться, Зараки? — Затем, что двоих их будет проще отследить. Эспада с них не слезет. Знают они что-то, не знают — никого не ебет, лучше пусть будут молчаливые и мертвые, чем болтливые и живые. Бьякуя хмыкнул. Он машинально катал по полу гильзу, пиная ее носком своего пижонского ботинка. — Значит, вы не готовы прикрывать своего человека? — А ты типа готов? После паузы Бьякуя ответил: — Если бы я был на его месте, я бы сам в такой ситуации к своему боссу не пошел. — Ну вот бля, — согласился Зараки. — И вообще, — в голосе Бьякуи вдруг прорвалось раздражение, — последнее, что можно сделать в нашем деле — это позволить себе влюбиться. Наступила тишина. В этот раз первым заговорил Зараки, и голос его звучал так, как будто ему вдруг стало безмерно скучно: — Я сваливаю, Бьякуя. Дел до хрена. И действительно развернулся и пошел к выходу. Иккаку смотрел ему вслед, чувствуя, как на душе становится безмерно тоскливо — неужели он все понял верно, и его капитан только что от него отказался? Бьякуя несколько мгновений смотрел в дверной проем, потом передернул плечами, будто стряхивая с себя что-то, и тоже вышел. Прошло не меньше минуты, прежде чем Юмичика пошевелился, и только тогда Иккаку вышел из ступора. — Юмичика… — Он прав, — категорично перебил Юмичика. — Подумай сам. Мы подставились. И теперь, если мы заявимся в свои конторы, мы подставим и их тоже. Зараки и Кучики отвечают не только за нас. Больше всего на свете Иккаку хотелось уткнуться лицом в пол и пролежать так до конца своих дней. Но в словах Юмичики была своя правда, и кроме того, их по-прежнему придавливало обломками, и Иккаку сильно сомневался, что Юмичика будет доволен, если он сейчас что-нибудь с этим не сделает. Поэтому он принялся выбираться из-под завала, а когда вылез, вытащил Юмичику. Тот молчал все время, пока Иккаку выкапывался сам и выкапывал его, и только когда оба уже были на ногах, негромко спросил: — Иккаку, ты как думаешь, нам действительно надо разойтись? Иккаку повернулся к нему. Юмичика выглядел… ну, как после взрыва он выглядел. Грязный, растрепанный, в порванной одежде и кровавых ссадинах. Его хотелось взять на руки и унести в безопасное место. Но безопасных мест больше не было, да и взять себя на руки Юмичика бы не позволил. Дивный новый мир: твой хрупкий нежный парень — убийца не хуже тебя. Только жить в этом мире времени больше нет. Не дождавшись его ответа, Юмичика спросил: — Ты куда пойдешь? — Да есть у меня домик в горах, — отозвался Иккаку. — Там, конечно, холод собачий, но про него никто не знает. А ты? — Надо добраться до одного тайника, у меня там шмотки и документы, смоюсь куда-нибудь, в Гонконг вон, например. — Шмотки женские или мужские? — Все-то тебе скажи. Наступила пауза. Иккаку не выдержал — вопрос просто сорвался с его языка: — Не доверяешь, да? — Иккаку! — ошеломленно ахнул Юмичика, развернувшись к нему всем телом. А потом их качнуло навстречу, и в следующее мгновение они уже вжимались друг в друга и целовались, как обреченные на смерть. Кем они, в сущности, и были. — Я не хочу, чтобы ты пострадал! — яростно проговорил Юмичика, стоило им оторваться друг от друга. Иккаку, впрочем, продолжал обнимать его, а руки Юмичики по-прежнему лежали у него на плечах. — Я тоже не хочу, чтобы ты пострадал, — серьезно ответил Иккаку. И снова стало тихо. А потом Юмичика, уткнувшись лбом в плечо Иккаку, проговорил: — Глава неправ. А если и прав, мы все равно не расстанемся. Я лучше умру с тобой, чем буду жить без тебя. Я лучше умру с тобой, в битве, смеясь. Я люблю тебя, Иккаку. Вместо ответа Иккаку притянул его к себе и ткнулся лицом в волосы. Хотелось что-то ответить на это, что-то такое же прекрасное, но он ведь опять ляпнет чушь, и Юмичика не преминет на это указать. Им предстояла чертовски длинная и опасная дорога. Узнать, кто такой этот пресловутый Куросаки, найти его и выяснить, чего всем от него надо. Найти Нелл — спасти ее, если нужно. Иккаку понимал, что, кажется, они собираются пойти вдвоем против всей Эспады — но если не хочешь бежать, единственное, что ты можешь сделать — повернуться лицом и драться. И, может быть, с победой они смогут вернуться домой. Иккаку вздрогнул, осознав вдруг, что в комнате они не одни живые. Кто-то возился в дальнем углу, у смежной с ванной стены, выбираясь из-под обломков. Они оторвались друг от друга, наблюдая, как поднимается с пола тощая долговязая фигура, рассматривает, склонившись, вторую, невысокую и кряжистую, а потом говорит голосом Пеше Гатише: — Вот чего я никак не могу понять — вы двое вообще кто такие? — Боги смерти, — ответил Юмичика. — А вы два кретина. — Два удачливых кретина, — буркнул Иккаку. — Хотя, ты знаешь, — он притянул Юмичику к себе и поцеловал его в висок. — Я думаю, я тоже очень удачливый. — Кретин, — закончил за него Юмичика, но улыбнулся и вернул поцелуй — в губы. — А кто-нибудь заметил, кстати, что Джаггерджак исчез? — Хрен с ним, — великодушно пожал плечами Иккаку. — Он не такой мудак, как Джируга, а этот все еще труп, к счастью. — Угу, не мудак, который едва нас не расстрелял, — Юмичика закатил глаза. — Причем дважды. Ладно, вы, двое! Встали, отряхнулись, пошли! Вы нам понадобитесь! Уже когда ехали в машине, той самой, серой и неприметной, в которой приехали Пеше и его неговорящий напарник — Пеше все-таки просветил их, что его зовут дурацким именем Дондочакка, — Юмичика проговорил задумчиво: — Или, может, забить на все и смыться? Скажем, в Штаты, а, Иккаку? Купим маленький домик в пригороде, устроимся на работу. Можем даже говорить всем, что женаты, это же Штаты. — Или правда пожениться, — согласился Иккаку. — А как назовемся? — Ямада. Никто сроду нас не найдет под такой фамилией, — внезапно Юмичика повернулся к нему с изумленным лицом. — Подожди, Иккаку, это ты мне что, предложение сейчас сделал? — Да ну тебя, — рассердился Иккаку. — Как будто что-то неожиданное. — Но это и правда неожиданно! — Юмичика, перестань придуриваться! — Я надену на свадьбу белый костюм! И перья! Можно, я надену перья? — Юмичика, блин! Зачем тебе перья? Юмичика рассмеялся, и Иккаку, хоть и был сердит на него за эти глупости, заухмылялся в ответ. — Я все понимаю, — проговорил Юмичика еще несколько минут спустя неожиданно серьезно. — Ты хочешь вернуться к своим. Я тоже хочу. В конце концов, мы других людей не знали никогда. Иккаку снял одну руку с руля и сжал Юмичикины пальцы. Они сжались в ответ. — Да и если так подумать, — в голосе Юмичики вновь звучала улыбка, — мы же рехнемся со скуки, а, Иккаку? Мы — и довольные жизнью простые представители среднего класса? — Да уж, — фыркнул Иккаку. — Я из-за этой хуеты чуть тебя не потерял. И себя тоже, мысленно добавил он, краем глаза поглядывая на Юмичику. Тот улыбался и косился на него в ответ. На заднем сиденье переговаривались о чем-то Пеше и Дондочакка. Под колеса ложилась дорога, солнце уходило в океан. Иккаку думал, что путь впереди лежит чертовски неблизкий, опасный, и, возможно, ведущий к гибели. Но закончится ли этот путь смертью или дверями с иероглифом «одиннадцать» — это в любом случае будет счастливая дорога, потому что он идет по ней вместе с Юмичикой.