Куроко-но драбблы

киёхана, 742 слова, NC-17 Ханамии кажется, что под тонкой кожей он чувствует холод металла. На самом деле этого, конечно, не может быть. Металлическая пластина, искусственная коленная чашечка, разумеется, нагрелась до температуры человеческого тела. И все-таки ему кажется, что холод просачивается сквозь кожу, что если сейчас он коснется колена языком, то примерзнет. Ханамия лижет его, но, разумеется, ничего не происходит. Кроме того что Киеши сильно вздрагивает, а Ханамии теперь кажется, что он ощущает вкус металла на языке. Он прокатывает его по нёбу и глотает. — Ханамия… — в голосе Киеши пока нет предупреждения, только просьба. Хватит играть, я хочу тебя трахнуть — вот что он говорит. Ханамия улыбается, на мгновение вскинув на Киеши взгляд, и снова возвращается к колену. На самом деле он не играет. Ему просто хочется. Колено завораживает его. Шрам почти не виден, но ощущается. Ханамии нравится, как Киеши вздрагивает, если провести по нему языком. Хотя не исключено, что Киеши, глядя, как Ханамия облизывает колено, вспоминает этот же язык на своем члене. Ханамия коротко смеется и лижет еще, широкими, длинными движениями, будто это фруктовый лед — ну или действительно член. Киеши вздыхает и подбирает под себя ногу, выставляя колено сильнее. Ханамии нравится, как хорошо тот понимает, что ему надо. Подняв взгляд на Киеши, он видит, что тот положил руку себе на член прямо через шорты. — Ты ведь не дашь, — словно он пытается объяснить свои действия. — Дам, — ухмыляется Ханамия. И грязно, похабно облизывает губы. — Ага. Но сначала дашь помучиться. Вместо ответа Ханамия стягивает с себя шорты вместе с трусами. Хорошо быть капитаном университетской команды. Можно выгнать всех из раздевалки и остаться вдвоем со своим центровым. В школе ему бы такое и в голову не пришло. Киеши следит за ним потемневшими глазами. Смотрит так, будто уже поставил Ханамию раком и надел на свой член. Возбуждение прошивает с макушки до пяток. — Ничего не делай, — предупреждающе шипит Ханамия. Разворачивается спиной к Киеши, опускается на четвереньки и толкается назад, притираясь промежностью к колену. Киеши со свистом втягивает воздух. Ханамия, опираясь на одну руку, заводит вторую назад, раздвигает ягодицы, трется о колено дыркой. Оно слишком крупное для этого — прикосновение неплотно и оттого еще более возбуждающе. Он трется, елозит, сильнее прогибаясь в позвоночнике, отставляя зад, как кошка в течке, и Киеши тихо стонет за его спиной. Ханамия шире расставляет ноги. Хочется впустить в себя, насадиться, воображение, живое до сумасшествия, подкидывает ему, что это и есть член Киеши, огромный, как у хентайного монстра. И с металлической головкой. Ханамия ощущает холод металла так, как будто он реален, ему кажется, что от вжимающейся в его задницу коленной чашечки по телу волнами расходится жидкий лед. Обжигающе холодный. Он трется, и трется, и трется. Губы искусаны, член стоит и пачкает смазкой майку. Киеши за спиной стонет непрерывно и толкается в Ханамию коленом, как будто он тоже забыл, что у него есть член. Они могут так часами. И еще много как. Они бы могли свести друг друга с ума, но когда они вместе, им не с чего сходить — они уже безумны. Ханамия бессильно обмякает, опираясь на колени и локти — он больше не может, но у него не осталось сил даже на то, чтобы попросить. На их общее счастье, Киеши куда выносливее. Ханамия слышит за спиной шорох, короткий треск, потом колено исчезает, а когда он подается назад в попытке продлить касание, в задницу ему упирается член. Киеши толкает Ханамию вперед, и он послушно подается, распластываясь грудью по полу. Он до того заледенел, что ему кажется, будто он горит. А потом Киеши вставляет член, и несколько первых мгновений Ханамии кажется, что это все-таки колено. Киеши не растягивал его — Ханамия убил бы, если бы он попробовал, они оба слишком возбуждены, — и кажется, что вставить он просто не сможет. Но он входит — очень, очень медленно, и невозможно сказать, то ли осторожничает, то ли издевается. Ханамия стонет. Он почти не слышит себя, но знает, что стонет. Лед в нем мешается с огнем. Больно. И бесит — потому что Киеши тянет. Издевается — мстит за игру с коленом. А может, так же, как и Ханамия, не издевается и не играет, а просто делает то, что хочет? Стиснув зубы, Ханамия подается назад, надеваясь до конца. Киеши ахает, замирает, и вместе с ним замирает все. Они перестают двигаться, перестают даже дышать, и ледяные и огненные струи в груди Ханамии сплетаются в клубок, сливаются друг с другом и, будто фонтан воды из гейзера, ударяют ему прямо в мозг. Киеши кладет ладонь ему между лопаток, вторую — на бедро. И срывается. Потом спина у Ханамии мокрая и подрагивающая. Киеши лежит на нем всем весом. Металлическая коленная чашечка касается внутренней стороны колена Ханамии. Они одной температуры.