Куроко-но драбблы

Киёхана, 717 слов, R Ханамия думал, что его жизнь не удалась. Он попусту растратил свой гений, разменял его на однообразное, тупое существование обычного сараримана, израсходовал себя на работу, которую смогла бы делать даже обученная обезьяна. Будь он в достаточной мере безумен, он бы стал серийным убийцей. Как у всякого маньяка, у Ханамии, разумеется, была конкретная цель, но он прекрасно понимал, что сразу убивать того, кто поломал тебе жизнь, кто виновен во всех твоих бедах, неинтересно и бессмысленно. Как можно лишить себя предвкушения? Как можно лишить себя цели? Как, наконец, выходить на игру, не тренируясь? Лежа в кровати перед тем как заснуть, Ханамия фантазировал. Первая жертва почти случайная — парень, встреченный в толпе, чем-то похожий, высокий, разумеется, широкоплечий, мощный. Заговорить с ним, завести туда, где не будет свидетелей, да хоть бы и в машину, проблем не составит — такие личности до неприличия доверчивы, а дальше укол, скотч, кляп… Довезти до места — Ханамия не очень представлял, где бы он взял такое место, но видел его отчетливо: дом на отшибе, глухой звукоизолированный подвал, тяжелая неприметная дверь… Пленка, расстеленная на полу. Бензопила. Большой острый нож. Вот только в тот момент, когда Ханамия переходил в своих фантазиях к главному, безликая безымянная жертва пропадала, и ее место неизменно занимала его главная цель. Прекрасная цель. Кто еще может быть так же высок, у кого еще такой же разворот плеч и мощное тело? Кто еще будет так же хмуриться, глядя на Ханамию? У кого еще во взгляде будет узнавание и одновременно — неверие? Нет, Ханамия, прочтет он в глазах, а может, и ушами услышит, ты этого не сделаешь. Ты же не такой, Ханамия. Ты обманываешь меня. Сейчас ты рассмеешься и скажешь — купился, идиот? Не в этот раз, Киеши Теппей. Не в этот раз. В этот раз на полу не будет пленки. Пусть останется кровь, неважно — это его кровь, да и в любом случае, это последнее дело. Он начнет с рук. С этих прекрасных огромных ладоней. Оближет и обсосет каждый палец, тщательно, ничего не пропустив. Потом перейдет к ступням. Они огромные, не в каждом магазине еще найдешь обувь на такую ногу. Он будет целовать их, вылизывать щиколотки, потом поднимется выше, пока наконец не доберется до этого проклятого колена. Поцелует и, может, даже прошепчет: «Прости…» Где-то на этом моменте Ханамию обычно начинало трясти. Это не было возбуждением, это было что-то внутри — горячее, невыносимое, от чего хотелось выть и грызть подушку. Выше — сильные крепкие бедра, еще выше — член, соразмерный рукам и ногам. Ханамия пройдется языком и по нему тоже, ощутит, как вздрогнет под руками тело Киеши Теппея, как член дернется и, может даже, окрепнет — физиология, тут уж ничего не поделаешь. И, наверное, в этот момент у Киеши будет изумленное лицо и широко распахнутые глаза — что ты подумал сейчас, что это изнасилование? О нет, ты не отделаешься так легко. Живот, грудь, шея. Наконец лицо. Губы. Нос. Глаза. Ханамия не оставит без внимания ничего. Он слишком долго ждал. Киеши Теппей должен был принадлежать ему, Киеши Теппей принадлежит ему — только посмел не знать об этом, дурак, посмел усвистать в свою дебильную Америку. Что ж, он сам виноват. А потом Ханамия всунет ему в рот кляп и начнет резать. По живому — тех, суррогатов, он бы разделывал уже мертвых, но Киеши — другое дело. Киеши должен кричать от боли. У него должны быть дикие, полные страдания глаза. Он должен молить о смерти — насколько получится с заткнутым ртом. Отрезать ступни. Отрезать кисти. Отпилить ногу по коленному суставу. Ты вернулся из Америки на обеих ногах и думал, что теперь все будет хорошо? Так вот, не будет! Последним он отрежет член. А потом вскроет грудную клетку и вынет из нее сердце. Железное сердце Киеши Теппея. Он хотел бы оставить себе все тело целиком, но так, частями, он сможет всегда носить его с собой. Потому что другого способа оставить Киеши себе навсегда у Ханамии нет. Часто, когда фантазия заканчивалась, Ханамия плакал — ничего не мог с собой поделать. Тогда теплые губы утыкались ему в шею, тяжелая рука ложилась поперек груди, притягивая ближе, к большому, горячему спросонья телу. — Плохой сон? — неразборчиво бормотали ему в ухо. Плохая явь, хотел бы ответить Ханамия. Я маньяк-убийца без единого трупа. Триггер — твое возвращение, но ты не дал мне сойти с ума. Как мне теперь быть уверенным, что ты никуда не денешься? Однажды, Ханамия знал, он скажет Киеши: «Я хочу порезать тебя на куски и оставить себе навсегда». И он даже знал, что услышит в ответ. «Я тебя тоже люблю, Макото».