Август, 1940
Тэхён поёжился от холода, что просачивался сквозь тонкую фланелевую рубашку, всем телом ощущая ушедшее лето. Парень думал о том, что, скорее всего, это будет его последняя осень. Если умрёт не от холода, то значит от голода. Но Ким одёрнул себя от вязких, словно дёготь, чёрных мыслей, не позволяя себе утонуть в них и тогда уж точно, больше никогда не суметь глотнуть свежего воздуха. Раз сумел выжить до этого момента, значит и дальше сможет. Поток мыслей прервал мужчина, лежавший рядом с ним, забившись в очередных конвульсиях сильного кашля, который раздирал изнутри дрожащее тело. Лагерь, в который его поместили, состоял из тридцати огромных бараков, в каждом из которых было примерно по восемьдесят человек. Около двух с половиной тысяч судеб без будущего, одетых в абсолютно одинаковую полосатую форму. Такая одежда облегчает поимку сбежавшего — она хорошо заметна для тех, кто ловит беглеца, а местные жители, увидев его, сразу понимают, что это именно бежавший заключённый. Но самое главное, что необходимость носить одинаковую для всех одежду оказывала психологическое влияние, подавляя волю и отделяя невольных от свободы. Мужчина снова содрогнулся в приступе, и Тэхён перевернулся на другой бок, больно упираясь рёбрами в мелкие камушки, лежавшие на сырой земле. — Эй, – тихо позвал незнакомый голос, — ты кореец? Тэхён открыл глаза и, когда они привыкли к темноте, он смог разглядеть очертания парня, звавшего его. — Да, – таким же шёпотом ответил Ким. — Как я рад, – Ким мог с уверенностью ответить, что почувствовал улыбку парня. — Я думал, что тут одни китайцы. Всем подряд задаю этот вопрос, но никто не понимает. Меня зовут Пак Чимин. Тэхён мысленно усмехнулся, подмечая оптимизм парня, который нашёл причину радоваться, находясь в таком положении, но всё же решил ответить: — Я Ким Тэхён, – кивнув в темноту, он продолжил: — Многие корейцы сидят в других блоках. А ты, как давно ты здесь? И за что попал сюда? — Не знаю, – вздохнул парень, — наверное, месяц, если не больше. Я перестал различать день сейчас или ночь, они ведь не дают нам видеть солнца, — снова сказал Чимин, издав при этом смешок. — Поймали, когда я закидывал камнями дом японского генерал-губернатора, сволочи. Но я так и знал, что попаду сюда, когда ещё отказался менять своё имя на японское. Ты ведь новенький, да? Я тебя раньше не видел. Сам-то за что сидишь? Тэхён снова отметил про себя бодрость этого паренька. В нынешнем положении, когда в стране царит голод и безработица, а местное население подвергается дискриминации оккупантов, довольно трудно сохранить жизнелюбие. Но было что-то в этом парне. Отчаяние? Да, Тэхён знал это чувство, как и многие молодые люди, хранившие в себе силы. Как говорил его хён, отчаяние — это их последнее оружие. «Крайняя решимость идёт на крайние средства. Порою броситься в пучину смерти — это способ избежать крушения, и крышка гроба становится тогда спасительной доской». — Меня и других перехватили, когда мы шли по Дороге Йоннам, – шёпотом произнёс Ким, стараясь, чтобы его не услышали. — Так ты из Кёнсан-до? Я тоже! – обрадовался Пак. — Откуда именно? Я из Пусана, — Тэхён снова почувствовал его улыбку и не смог сдержать свою в ответ. С этим парнем ему вообще становится легче дышать. — Но погоди… Йоннам? Ты один из Движения? И какие новости? – таким же шёпотом начал спрашивать Чимин, нервно закусывая губу в ожидании хороших известий. — Сам я из Тэгу. Наш отряд шёл в сторону Сеула, чтобы собрать как можно больше борцов, но среди нас завелась крыса, и этот подонок сдал нас япошкам, – Ким поморщился, всей душой ощущая мерзкое чувство к предателю. — Поэтому многих поймали и отправили в разные лагеря, а руководителей расстреляли сразу, одним из которых был мой сонбэ. На этих словах Тэхён закашлялся, пытаясь отогнать подкативший к горлу ком, но солёная влага неприятно защипала глаза. Ким свернулся в клубочек, соскребая землю и больно загоняя её под ногти. Намджун-хён. Он помнил хёна с того момента, как потерял отца, который скончался от начавшейся в стране эпидемии. Хён всегда помогал маленькому ТэТэ и его матери. Благодаря хёну они с мамой не умерли от голода, потому что Намджун, будучи мальчишкой, воровал хлеб из складов японских военных. Благодаря хёну он смог вскоре похоронить свою мать, что не выдержала такой жизни, не сорвавшись за ней следом. То, что Тэхён жив, он обязан этим Намджуну. Единственный, кто был у Тэхёна — это Намджун. Теперь он совершенно один. Но он должен выжить, не ради себя, а ради тех, кто умер. Кто оказался гораздо удачливее и покинул этот прогнивший мир. Ради хёна. Содрогаясь в беззвучном плаче, Тэхён почувствовал, как тёплые руки обвили его плечи, а чужая голова мягко коснулась потного лба. — Не плачь, – тихо произнёс Чимин. — Мы обязательно прорвёмся, я обещаю. Ты и я, мы ещё будем вспоминать этот момент, дружище. Тэхён устало прикрыл глаза, но всё же почувствовал, как горло перестало сдавливать стальными тисками тоски, и он облегчённо вздохнул. Этот парень подарил ему надежду. И Тэхён почему-то её принял.Октябрь, 1940
Хлынувшие потоки первых октябрьских ливней скосили большую часть заключённых. Осенние осадки насквозь пропитывали холодную землю неприятной влагой, а северные потоки ветров делали воздух ледяным. Хотя некоторые невольники уже были доставлены в барак с заболеваниями разной степени тяжести. Поэтому охранники старались как можно реже приближаться и заходить внутрь блоков, чтобы не дышать спёртым воздухом и не подцепить какой-нибудь вирус. Чимин, в отличие от худющего Тэхёна, был крепче сложен, и поэтому его иммунитет не давал себя сломить. Но посадивший здоровье ещё во время партизанских побегов Ким уже третий день лежал с лихорадкой. — Тэхён-а, пожалуйста, держись, – шептал ночью Чимин, в очередной раз склонившись над телом, мечущимся в бреду. Пак положил руку на взмокший лоб и аккуратно поправил чёлку, спадающую на глаза. — Я что-нибудь придумаю, только держись. Чимин сам не знал, что он мог предпринять в такой ситуации. Вокруг него слишком много болеющих людей, которые также как и он, не имели ничего кроме небольших вещей, вроде зеркала, деревянной фигурки или небольшой подушки. Но он отчаянно хотел помочь новому знакомому, просто потому, что он ему понравился, потому, что ему понравилась улыбка Тэхёна, огонёк, что зажигал карие глаза. Хотел помочь, просто потому, что по-другому и быть не могло. Чимин нервно закусывал губу, когда увидел, что окошко, через которое проверяли заключённых открылось и, в свете уличного фонарного столба он увидел знакомые глаза. Неужели… Неужели слухи были правдой? Сторож осматривал лежавших людей, когда увидел сидящую в темноте фигуру. Достав фонарик, он посветил в сторону бодрствующего заключённого, чтобы предупредить, что сигнал отбоя был объявлен давно, как наткнулся на родные глаза молодого парня, в которых читался немой вопрос – «Почему?». Охранник подавился словами, так и не слетевшими с его уст, и поскорее закрыв окошко, ушёл в комнату для отдыха, попросив подменить его на сегодня. Чимин сидел с открытым в изумлении ртом, не в силах совладать с эмоциями, которые поочерёдно овладевали им. Боль, смятение, отрицание и самое главное, непонимание. Ему хотелось подойти к этому человеку и заглянув в глаза спросить лишь – «Ли Хансоль, почему?». На следующее утро Тэхёну стало ещё хуже. Он практически всё время спал, а просыпаясь падал в обморок от слабости. От осознания собственной беспомощности, когда на его руках мог медленно умирать человек, Паку живот скручивало. Это чувство мешало ровно дышать и думать, вытряхивая его душу наизнанку и мучительно выдирая из неё кусочки. Многие, кто знал его, могли не задумываясь сказать, что Чимин по жизни всегда был слишком отзывчивым парнем с огромным чувством сострадания. Поэтому положение, в котором он находился, запертым здесь с больным другом, просто медленно убивало Пака. Тогда-то он и решил, переступить через один из своих принципов и попросить помощи. На следующую ночь, дождавшись наступления отбоя, Чимин пробрался поближе к окну, через которое их проверяли. Из разговора, который он подслушал сквозь небольшую щель в дальнем левом углу барака, он понял, что сегодня снова была смена Хансоля. Парень сидел, обхватив коленки и склонив голову, и уже начал проваливаться в сон, как услышал шаги на улице и скрип открывшегося затвора окна. Охранник подошёл к окошку, снова оглядывая людей, но перед ним возникли глаза, которые он надеялся больше никогда не увидеть. — Хансоль, – твёрдо произнёс обычно всегда приятный голос Пака. — Почему? Охранник, горько усмехнувшись, с вызовом посмотрел в ответ на давнего друга. — Я знал, что ты это спросишь, – ещё более дерзко посмотрел он. — Я знал, что ты меня не поймёшь, Чимин-а, — с некой грустью заявил парень. От возмущения Пак даже растерялся на несколько секунд, лишь потом на высоких нотах пролепетал: — Не пойму? – переспросил Пак. — Ты сказал, я тебя не пойму?! Да кто, скажи мне, вообще сможет такое понять! Когда ты предал не только меня, себя и деда, а когда ты предал всю нашу страну! — Вот именно! – зашипел Хансоль. — Никто из вас не понимал и не понимает до сих пор, что так гораздо правильнее. Что нам давно следовало принять японское подданство и перестать строить из себя героев, – абсолютно уверенный в своей правоте Ли, продолжил: — Что мы можем сделать против Японии, которая является Великой Империей? Даже смешно смотреть, как наше сельское дурачьё пытается строить из себя национальных освободителей. — Скажи мне, Хансоль-а, – понизив голос, начал Чимин, — это ты убил Старшину Чхве? Чимин боялся услышать ответ, он не хотел его слышать, не хотел, чтобы его дру… — Да, это сделал я, – обрывая мысли Пака, сказал Ли. — Потому что этот старый засранец пытался помешать мне. Мой дед укрывал у себя этих неучей партизанов. Чимин не знал, что сказать, более того он не знал, как вообще может продолжать смотреть на этого человека. Он всегда пытался убедить себя в обратном, пытался оправдать Хансоля в своих мыслях и не верить, что его друг был способен на такой чудовищный поступок. Но сейчас, когда он не услышал из его уст ни капли сожаления, хотелось вовсе забиться в угол и попытаться отрешиться от кошмарной действительности. Пак уже отвернулся от открытого окошка, как услышал низкий бас Тэхёна снова мечущегося в бреду. Это напомнило ему, что он начал это делать не ради себя, не ради того, чтобы попытаться принять и выслушать Хансоля, а ради Тэ, который мог умереть. И, сделав глубокий вдох, Чимин развернулся к охраннику и попросил то, что никогда не сделал бы при иных обстоятельствах. — Послушай, – снова твёрдо начал Пак, — мне нужна твоя помощь. Ли, не поверив своим ушам, уставился на друга в немом шоке. — Ты просишь у меня помощи? – он ожидал от Чимина всё что угодно, что он был способен ударить его, накричать, расплакаться, просто уйти, но никак не мог поверить, что после услышанного парень будет просить помощи. Только не великий праведник Пак. — Ты это уже слышал, – стальным голосом прозвучало в ответ. — Мне нужны лекарства, мой друг сильно болен. — Ох, так вот в чём дело, – улыбнулся Хансоль, когда до него дошла вся суть ситуации. — Снова не можешь пройти мимо чужого горя? Чимин лишь грустно изобразив на своём лице высокомерную ухмылку, прошептал: — Да, не могу. Уж тебе ли не знать, а, Хансоль-а. Вся радость тут же пропала с лица охранника, и в памяти невольно всплыли все моменты, когда Чимин вытаскивал его из разного дерьма. Если уж совсем начистоту, то если бы не старый друг, то маленький мальчик Хансоль так бы и утонул в море, или был бы до смерти избит старшеклассниками, которые до появления Пака постоянно издевались над ним. — Все лекарства лежат в медпункте, я не могу покинуть свой пост, – запинаясь, начал он. — Выпусти меня, я сам их возьму, – спокойно ответил Чимин. И увидев смятение в глазах напротив, добавил: — Если меня поймают, я возьму всю вину на себя и скажу, что дневной охранник не запер дверь. Я не сдам тебя. — Почему я могу тебе верить? Ты ведь можешь воспользоваться шансом и бросить этого своего друга, сбежать отсюда, – с сомнением спросил Ли. — Потому что я – не ты. Чимин на корточках быстро пробрался в главный медицинский пункт лагеря. Проходящая мимо охрана не заметила спрятавшегося за массивными ящиками парня, и тогда воспользовавшись моментом, Пак юркнул в кладовое помещение с медикаментами. Парень не особо разбирался в медицине, но ещё с детства помнил, как бабушка принимала у себя больных и рассказывала часто заглядывающему мальчику, какие лекарства лучше всего сбавляют жар и повышают иммунитет. Набрав нужные пузырьки с таблетками и настойками, Чимин поспешил покинуть это место. Заворачивая за здание, он чуть было не наткнулся на караулящего японского солдата, но тот был окликнут своим товарищем, и пошёл в противоположную сторону. Поблагодарив все существующие силы за то, что остался не пойманным, он понёсся в сторону своего блока. Заходя в барак, Чимин обернулся и встретился глазами с задумчивым грустным взглядом Хансоля, Пак лишь кивнув в знак благодарности, не произнёс ни слова. После третьего дня отпаивания Тэхёна лекарствами, Киму становилось значительно лучше. Каждый день Чимин высчитывал примерное время, стараясь давать таблетки другу в один и тот же час. Но самым сложным было прятать лекарства от посторонних глаз. Поэтому он оттащил Тэхёна в самый дальний угол, и старался быть незаметным. Ведь неизвестно какой хаос мог начаться, если кто-то из заключённых увидел бы спасительные пилюли в руках молодого парня. Ещё через несколько дней, когда Чимин и выздоровевший Тэ сидели и ели принесённую пресную похлёбку, Ким всё же решился спросить. — Чимин-а, – тихо начал он, — скажи мне честно, это ведь не мой сильный иммунитет поставил меня на ноги, — Тэхён помолчал, пытаясь заглянуть в глаза отворачивающегося Пака, и продолжил: — Где ты достал лекарства? Не могли же тебе их дать эти твари япошки? Чимин лишь улыбнулся, и потрепав друга по волосам, произнёс: — Разве это так важно? Главное, что ты здоров. Про себя парень лишь подумал, что не только безжалостные оккупанты могут быть кровожадными зверями. Порой и человек, с которым всю жизнь прожил бок о бок, мог оказаться настоящим чудовищем.Декабрь, 1940
Неприятный скрежет металла заставил резко проснуться. В дальнюю сторону правого угла просочился яркий свет, а когда дверь открыли нараспашку, он больно ослепил оставшуюся часть заключённых, которые не скончались от болезней. Тэхён не понимал, что происходило. Обычно для кормёжки провизию сбрасывали по трубе или просовывали через открывающиеся окошки. Неизвестность пугала и зарождала плохое предчувствие. — Чимин, что происходит? – обеспокоено спросил он Пака, видя, как лицо друга моментально стало очень напряжённым. — Вывод, – шёпотом произнёс брюнет, когда вошедший японский офицер начал выкрикивать фамилии. По толпе сразу прокатилась волна ужаса, началась тихая паника. — Что? – всё так же не понимая происходящего, спросил Тэ. — Иногда так приходят за нами. Если называют имя и «выйти с вещами», поздравляю, ты счастливчик, отправлен в лагерь, в другое место. Перераспределение, – дальше низким голосом Чимин добавил: — Если называют просто имя, но выйти без вещей – расстрел. Тэхёну и многим другим ребятам, когда они собирались подпольно и разрабатывали планы Движения Сопротивления, всегда говорили, что при вызове на расстрел человек храбро начинал выкрикивать патриотичные речи и фразы за независимость, но то, что он увидел тут, было настоящей суровой реальностью. Люди не строили из себя героев, не произносили пафосных речей, а теряли сознание, или забивались в истерических конвульсиях, осознавая пришедшую смерть. — Чон Хосок, без вещей, на выход, – грубо произнёс надзиратель. «Кореец», – резко пронеслось в голове Тэхёна. Молодой парень, чьё имя прозвучало без заветной второй части предложения, побелев как сметана, с бешеными глазами, глотал воздух. Его колени подогнулись, отказываясь выдерживать смысл данных слов. Двое японских солдат, подхватив его за руки, поволокли в сторону выхода. Парень истошно кричал. Тэхён не слышал раньше настолько ужасных человеческих звуков, насквозь пропитавшихся безвыходным отчаянием. Когда парня волокли мимо надзирателя, тот ядовито усмехнувшись, высокомерно посмотрел в его сторону. — Сукин сын, да чтоб ты сдох, – процедил сквозь сжатые зубы Чимин, смотря на японского военного. Тэхён тоже почувствовал клокочущую ярость и с силой сжал кулаки, но обоих парней неожиданно, словно ушат ледяной воды, окатил очередной оклик офицера. — Ким Тэхён, с вещами, на выход. Ким застыл на месте, не смея пошевелиться от нахлынувших непонятных чувств, и неготовности услышать собственное имя. Осознание того, что тебе дарован шанс выжить, перебивала мысль о неизвестном положении его друга. И момент, когда вроде бы можно было вздохнуть и двигаться дальше, имея недалёкое будущее, отдавался тупой болью в районе сердца. Что это? Стыд? Совесть? Сожаление? Сожаление перед человеком, который поддерживал на протяжении этих месяцев пребывания в этом холодном тёмном месте. Совесть, что сейчас мучила, потому что ещё не умер. Стыд за своё более выигрышное положение. — Ким Тэхён, с вещами, на выход! – закричал раздражённый надзиратель. — Тэхён-а, – мягко коснулся ладонью руки друга Чимин, — это тебя, — грустно улыбнулся парень. — Я рад, что ты будешь жить. Видишь, я же обещал тебе. Тэхён, имя которого уже в третий раз выкрикивал выходящий из себя японец, посмотрел на так тепло улыбающегося друга, что слёзы снова подкатили к глазам, а голос совсем охрип. — Чимини, а как же… – захлебнулся Ким, — а как же ты? Что будет с тобой? — За меня не волнуйся, – искренне ответил Пак. — Ты должен позаботиться о себе. К ребятам подошли всё те же солдаты и подняли опустившегося на колени Тэхёна, который вцепился в руку такого не долгого, но уже успевшего стать очень хорошим, друга. За время, что провёл здесь Тэ, он успел привязаться к Чимину так, будто знакомы они были всю жизнь. Парень никогда не давал ему вязнуть в пучинах горя и отчаяния, а всегда освещал своей добротой. В моменты, когда становилось особенно голодно и холодно, Пак рассказывал истории из своего детства. О том, как часто любил ходить к морю в Пусане, и сидеть там до самого заката, наблюдая за сменяющейся палитрой красок. О том, что у него была белая, похожая на северного волка, собака породы хиндо, по кличке Кёль. О том, как они с Кёлем гоняли чаек на песчаном пляже. Тогда Тэхён и получил урок на всю жизнь, что неважно как долго вы знакомы с человеком, ведь важно то, как искренен он с тобой, то, как он готов разделить горе на двоих, а радостные моменты умножить вдвое. Чимин стал нужен ему, как и живительный летний дождь, не дающий зачахнуть. — Собачье корейское отродье, как ты смеешь задерживать меня, – проговорил в ярости офицер, плюнув в проходящего мимо Тэхёна. Парень, вытерев грязным рукавом рубашки своё лицо, лишь равнодушно усмехнулся. У Кима не было никаких вещей с собой, всё, что оставлял он здесь был его друг. — Ублюдок, подавись своими отходами, – закричал, выбежавший вперёд Чимин, горящими глазами смотря на надзирателя. — Чимини, нет! – в ужасе прошептал Тэ, не представляя, какое наказание мог получить его друг за эту выходку. Он хотел было подбежать к Паку, но сильные руки солдат уверенно схватили его и потащили на улицу. — О, посмотрите, – улыбнулся японец, обнажая ровный ряд белоснежных зубов. — Ещё одна корейская шавка? Последним, что видел Тэхён был точный удар офицера, и тут же упавшее на землю тело друга, перед тем, как Кима насильно усадили в железный закрытый прицеп машины и увезли навстречу пугающей неизвестности.* * *
— Вылезайте, – открыв дверь металлического контейнера, скомандовал японский военный. Тэхён и еще одиннадцать «счастливчиков» вышли из прицепа, и ледяной порыв ветра с силой окатил их с головы до дырявых тканевых башмаков. Всё тело затекло от неудобного положения и тряски, длившейся, по меньшей мере, два часа. Киму было всё равно, куда его привезли, сейчас его больше волновала судьба товарища, который остался лежать на грязной, прогнившей земле внутри барака. Все размышления были о том, что ему как-нибудь необходимо узнать, что случилось с Чимином. Поток мыслей прервал очередной воющий порыв ледяного ветра. Ким наконец поднял неясный взгляд, и увиденное заставило его глаза раскрыться в большом удивлении. Порт. Они в порту, значит их вывозят из страны? Он оглядел остальных заключённых, в глазах которых читалось такое же беспокойство и застывший страх абсолютного незнания своей судьбы. Зимнее потемневшее море дополняло мрачное настроение невольников, словно навевая на них ещё больше печали. Над холодной водой кружили чайки, хищниками налетая на тёмно-синюю гладь и доставая оттуда неповинных жертв, служивших сегодня закуской в руках более сильных существ. Чуть поодаль стоял небольшой грузовой корабль, забитый огромными деревянными ящиками. Но Тэхён разглядел на судне людей, одетых в такую же форму, как и у него. Значит, их собирают из разных лагерей. — Построиться! – скомандовал всё тот же солдат. — Идите за мной. И люди, выстроившись в колонну по одному, цепочкой направились к готовому отплывать кораблю. Поднявшись на борт, он увидел ещё три группы таких же заключённых, которые уже стояли в колонне по двое. Когда и отряд Тэхёна выстроился, то на судно поднялся японский полковник. Мужчина был очень высоким, с неприятным лицом, левую часть которого рассекал огромный уродливый шрам, полученный, видимо, во время сражений. — Слушайте сюда, сыны корейских проституток. Даже не знаю, завидовать вам или нет. Могу сказать, что вам крупно повезло, раз вас отправляют всего лишь на каторжные работы. Но могу и выказать своё искреннее соболезнование, что отправляют вас именно на остров Цусима под предводительством генерала Тацуя Арисугава, – на этих словах полковник, оглядывая всех заключённых, задержал свой взгляд на Тэхёне и пошло облизнулся. Ким поёжился от накатившего отвращения, а офицер лишь мерзко продолжая буравить взглядом Тэ, ухмыльнувшись, сказал: — Уж, Дракон Тацуя сделает вас своими личными шлюхами.Декабрь, 1940
В пути они пробыли недолго, около полутора дней заняла переправа из порта Ульсана до острова Цусима. Хоть у Тэхёна и были очень плохие предчувствия насчет его дальнейшей жизни, но плавание по проливу стало словно глотком свежего воздуха перед встречей с Драконом, как называли генерала все военные и заключённые. При приближении к острову, Ким уже почувствовал заметную смену температуры воздуха. Из-за влияния тёплого Цусимского течения, на протяжении всего года на островах было относительно тепло. Парень про себя отметил лишь ещё одну небольшую приятность во всём его положении. Сидя среди других заключённых на верхней палубе грузового судна, Тэхён подставлял лицо долгожданному солнцу, которое не видел уже наверное с августа, с того момента, как его поймали. Мысли парня снова занимала неизвестная судьба оставшегося друга, когда он услышал перекрикивания японских матросов и сигнал корабля о вхождении в порт. Все невольники тут же подорвались с места, чтобы разглядеть новый пункт своего заточения. Ким невольно ахнул, увидев представшую его взору картину. Безусловно, родись он в другом времени, он бы обязательно посетил это красивейшее место. Береговая линия острова была скалистой, сильно изрезанная ущельями и гротами, образуя большое количество риас. Но вся территория архипелага была усеяна хвойными лесами, что делали остров просто яркой изумрудной каплей посреди синего моря. «Намджун-хён, Чимин-а, вам обязательно надо это увидеть». Почему-то Тэхён невольно вспомнил того молодого парня, которого увели на расстрел. Ещё сегодняшней ночью ему приснился сон, будто он лежал в поле среди пьянящих алых маков и как гром среди ясного неба прозвучал голос «Чон Хосок, без вещей на выход» и этот страшный, раздирающий душу нечеловеческий крик парня, который заставил Кима проснуться в холодном поту. Кажется, он никогда его не забудет, ту боль, что раздирала живьём грудную клетку, вырываясь наружу. Тэхён думал о том, что скорее всего, этот Хосок оставил дома кого-то очень дорогого своему сердцу. Ведь одинокий человек, которому нечего терять, не станет всеми силами цепляться за зловонную гнилую жизнь. — Построиться в колонну по два и следовать за мной до машины! – снова скомандовал военный уже на японском языке. Годы оккупации не прошли незаметно, поэтому большая часть населения колониальных стран хорошо понимала язык. Заключённые, последовав команде, спустились с судна и направились к машине. Проезжая по дороге мимо захватывающей дух красоты местной природы, Тэхён думал, какой контрастной и путающей может быть жизнь. Вот тебя везут как пленника на каторжные работы, но атмосфера вокруг совершенно выбивает из колеи, заставляя слепо верить, что ты уже умер и попал в рай. Въезжая в большие железные ворота, заключённые увидели своё новое место. Вся огромная территория лагеря была оцеплена высокими пятиметровыми заборами с колючей проволокой сверху. В четырёх местах возвышались надзорные вышки, в которых сидели по двое солдат. Внутри же было относительно чисто, ровный участок земли, где было несколько зданий. Одна огромная одноэтажная постройка, видимо, предназначалась для ночлега пленных. Рядом с ней стояло строение чуть меньше, но с массивными окнами – столовая. Чуть дальше находился медицинский пункт, рядом с которым стояло трёхэтажное общежитие для солдат. Но внимание многих привлёк особняк в самой дали лагеря. Ничего вычурного и пафосного не было, но весь фасад и вымощенная каменная дорожка по бокам, украшенная аккуратно подстриженными кустами, говорили о том, что это дом генерала. Заключённых подвели и выстроили на небольшой площадке, в центре которой стоял стол, за которым сидел полковник. Рядом с ним стояли вооружённые солдаты, а другие невольники, что уже находились здесь, сидели отдельными группками, с любопытством оглядывая новоприбывших. — Выстроиться по одному и по очереди подходить для проверки данных! – скомандовал один из старых офицеров. Следуя команде, Тэхён встал в середине цепочки, гадая на какую работу его могут определить. Когда же подошла очередь Кима, он увидел приятного молодого человека, который в ответ внимательно рассматривал парня. — Имя, дата рождения, место проживания, – на чистом корейском проговорил глубокий голос, хотя до этого Тэхён слышал, как он обращался к другим по-японски. — Ким Тэхён, – без задержки начал парень. — 30 декабря 1920 года рождения. Из Тэгу. Полковник, что-то проверив в своих бумагах и поставив нужные заметки, снова поднял свой взгляд и произнёс: — Всё правильно, можете идти. И Ким мог поклясться, что на губах военного промелькнула мягкая улыбка. Дойдя в полном смятении до группки сидевших на земле пленных, он уселся, когда его тут же потрепали по плечу. — Я слышал, что ты из Тэгу. Тэхён обернулся и увидел сидевшего рядом парня, который выглядел старше него. Кожа молодого человека была абсолютно белой, а сам он был очень худой. — Да, и что? – спросил Тэхён. — Это мой родной город. Я Мин Юнги, – протянул руку и представился парень. — Даже не знаю, радоваться или плакать, встречая тут своих земляков, – неловко улыбнулся Тэхён. — В любом случае, очень приятно. Я Ким Тэхён, – пожав друг другу руки, Ким спросил: — А что нам прикажут делать? И когда ты попал сюда? — Доставили сюда ещё весной, когда была чистка чиновников судебной администрации. Меня и других судей вывезли из страны на разные острова. Слышал, наверное, – Мин посмотрел на парня и получив в ответ утвердительный кивок, продолжил: — Тут мы занимаемся рытьём канала, для разделения острова. Хрен его знает, зачем япошкам это надо, но начали они ещё в 1900 году, но потом развязали эти свои пиздовойны против России и поэтому сейчас достраиваем мы. Тэхён не смог сдержать смешок от манеры речи парня. Хотелось бы посмотреть Киму как «Ваша честь» выражается в суде. — Но на этом острове относительно спокойно, – продолжил Юнги. — Поговаривают, что если и у хреносамураев начнутся проблемы, то на территории их южных островов, в Тихом Океане. Разговор парней прервал голос старого подполковника, приказывавшего подняться новоприбывшим. — Сейчас вас разделят по отрядам, – начал шёпотом Юнги. — У каждого отряда свой участок работы, – договорил быстро Мин, когда его группа поднялась и выстроилась с левой стороны ворот. Только тогда Ким заметил вышитый на рубашке парня номер 0309. Тэхён и другие пленники построились, и старый японец начал выкрикивать фамилии и номер отряда. — О Квон Рёль, отряд номер четыре. — Чжу И Фэй, отряд номер один. — Ли Сынь Мин, отряд номер девять. Мужчины, чьи имена звучали, расходились по своим группам, находя их по солдатам, державшим большие деревянные таблички. — Ким Тэ Хён, отряд номер три. Тэхён, помотав головой в поисках нужной таблицы, и увидев солдата державшего цифру три в отряде Юнги, быстро пошёл в его сторону. — Ну, что, – улыбнулся Мин, показывая аккуратные небольшие зубы, — добро пожаловать, блять. И Ким не смог сдержать ответной улыбки.***
Новая форма была гораздо теплее старой, но даже она не спасала от холода бурлящих потоков воды. Вот уже на протяжении недели день Тэхёна начинался в шесть утра, с завтрака, и дальнейшей работой на канале до двух дня, когда у них был перерыв на обед, и заканчивался отбоем в десять вечера. Протерев руки от мозолей, что натёрла лопата, Ким снова взялся за работу. Вода сильно била по щиколоткам, оставляя синяки, но парень лишь крепче вдавил ноги в илистую землю для более стойкой позиции. Течение на вулканическом острове оказалось слишком мощным, неудивительно, что японцы предпочли на прорыв канала иностранные жизни. Вот так, два дня назад, бурлящие потоки унесли с собой одного из мужчин четвёртого отряда. Как сказал Мин, такое тут бывало практически каждую неделю. — Юнги-хён, осторожно! – пытался перекричать шум воды Тэхён. — Тут много камней, – видя как хён, не услышав, шёл именно в сторону острой, как бритва гальки, Тэхён поспешил предотвратить несчастье. Ведь если Юнги порежет ноги, то потеряв опору, он утонет. Но очередной удар сильного потока пошатнул Тэхёна. Парень попытался воткнуть лопату в землю, чтобы приобрести стойкость, но саднящая ладонь просто соскользнула с деревянной палки. Так и не сумев удержать равновесие, Ким с головой погрузился в воду, лишь успев услышать голос хёна, прежде чем толща воды, полностью накрыв его с головой, пригласила в свои вечные объятия. — Тэхён! – ударив по лицу парня, надрывно прокричал Мин. — Тэхён, мать твою, ты слышишь меня! Ким, очнувшись, захлебнулся водой, что заполнила легкие. В панике перевернувшись и встав на четвереньки, Тэхён начал заходиться в кашле, когда жидкость вытекала из грудной клетки. — Святая срань, – облегчённо вздохнув и прикрыв лицо руками, произнёс Мин. — Ты знаешь, до какой усрачки напугал меня, парень! Полностью откашлявшись от воды, Тэхён сел. Всё тело трясло, а руки пробивала крупная дрожь, горло и нос буквально жгло от побывавшего там количества холодной жидкости. — Хён… – хриплым и севшим голосом начал Ким. — Это ты меня спас? – коленки снова заколотило. Безусловно, если бы ему дали выбирать способ смерти, то тонуть живьём он бы точно никогда не выбрал. — Нет, – поправив волосы на голове Тэхёна, честно признался Мин, — я совсем не успевал. Это сделал полковник Абэ. — Кто? – непонимающе спросил Тэхён. — Иоши Абэ, – повторил Юнги. — Тот полковник, что записывал вас в первый день. Он тут за нами следит. Из всех хреносамураев он самый нормальный, – кивнув в сторону позади парня, разъяснил Мин. Ким, резко повернувшись туда, увидел двух солдат, бегающих с полотенцами около насквозь мокрого и согнутого пополам от кашля полковника. Когда офицер выпрямился и посмотрел в сторону спасённого, Тэхён встал и склонился в низком благодарном поклоне, но полковник лишь отвернулся и спешно покинул место работы пленных.Январь, 1941
В столовой как обычно стоял тихий гул. Солдаты не запрещали общение во время обеда, так как времени выделялось на него немного, поэтому все старались побыстрее поесть и вволю наговориться. Но разговоры вне перерывов строго пресекались. Кормили здесь гораздо лучше, чем в бараках, где подавали безвкусную пресную похлёбку. Приступая к еде, Ким сложил руки в лодочку и про себя произнёс: «Чимин-а, я надеюсь, ты тоже хорошо питаешься. Пожалуйста, позаботься о себе». Перед каждым приёмом пищи Тэхён повторял эти слова, надеясь, что они правдивы и его друг в это же время тоже где-то ест. Заканчивая с рыбой, Ким вспомнил, что же так долго хотел спросить, но что постоянно вылетало у него из головы. — Кстати, почему генерал никогда не выходит из особняка. Он настолько стар, что ему трудно передвигаться? Мин и ещё парочка корейцев, с кем он успел познакомиться, подняли на него удивлённые взгляды. — Стар? – в недоумении переспросил пожилой мужчина Бэ Инсон. — Да этот щенок не здесь просто, – жуя порцию риса начал Юнги. — Ещё в начале зимы он уехал в Киото. — Щенок? – переспросил Тэхён, совсем не ожидая этого. — Он что, не старый? — Да этому сосунку даже тридцати нет! – снова возмутился Юнги. — Ему, наверное, лет двадцать восемь. — Я не понял тогда, – сказал совершенно запутавшийся Тэхён. — Тогда с чего это вдруг его все так боятся и называют Драконом? И если он такой молодой, то как вообще смог уже стать генералом? — О, этот титул он получил вполне заслуженно, – с видом знатока начал Бэ Инсон. — Видишь ли, его зовут Арисугава Тацуя, – многозначительно посмотрел на Кима мужичок, но натолкнувшись на непонимающий взгляд, начал пояснять: — Арисугава – младшая ветвь Императорского Дома Японии. И естественно, что аристократам, тем более из императорской ветви, по праву рождения передаются такие высокие военные титулы. — Хорошо, – кивнул Тэхён, — это понятно. А почему Дракон? — Потому что Тацуя, – просто сказал старичок Бэ, но снова посмотрев на недоумевающее лицо мальчика, вздохнул: — Тацуя – это не просто имя, это своеобразный титул, который значит Дракон. А получил он его, когда подавил Путч Молодых офицеров в 1936 году. Про Путч в Токио ты хоть слышал? – когда Тэхён кивнул, мол, да, про него слышал, старик продолжил: — Хотя он тогда только закончил Императорскую военную академию, было ему всего двадцать три! Юнги, что сидел рядом, недовольно морщась, добавил: — Из всех хреносамураев, этого я больше всего терпеть не могу, кровоман недоделанный. — Я слышал, что это он вырезал весь Третий пехотный полк! – в ужасе добавил ещё один кореец, Сон Юнчан. Тэхён неприятно поёжился, когда услышал эти слова. Получается, когда этот Тацуя вырезал своих же, хоть и изменщиков, то был всего на пару лет старше самого Кима. От этих мыслей бросало в дрожь. Но было ещё то, что не укладывалось в его голове, поэтому он спросил: — Но раз он такой заслуженный деятель, аристо… — Хуеятель, – перебил его Мин. Недовольно посмотрев на Юнги, на что тот лишь пожал плечами, Тэхён продолжил: — Тогда почему он не на передовой? Или если его так берегут, почему не в Императорском Дворце, а находится здесь? — О, это уже другая история, – продолжил всё тот же старик Бэ. — Во-первых, говорят, что его мать не японка, а корейская девушка, которая работала в их доме прислугой. — Поэтому я ненавижу этого ублюдка, – процедил Юнги. Увидев абсолютную запутанность на лице Кима, Бэ Инсон поспешил пояснить, чтобы предотвратить вполне логичные вопросы. — Говорят, что законная жена его отца так и не смогла родить детей. Поэтому, чтобы род Арисугава не прервался, незаконнорождённого мальчика приняли законно. Но не вся Императорская семья это сделала. Многие его считают грязнокровкой. Поэтому Тацуя находится в двояком положении и не во дворце. — Ну и правильно, – отпив воды, произнёс Юнги. — Так и есть ведь. В разговор снова влез развесивший уши Сон Юнчан. — Я слышал, что у него даже корейское имя есть! Его зовут… Но договорить он не успел, потому что двери столовой распахнули по бокам стоящие солдаты, и все люди тут же удивлённо повернулись в их сторону. В большой комнате стало мертвецки тихо, когда в неё вошли. Тэхён увидел высокого статного молодого человека, одетого в выглаженный мундир цвета хаки, с левого бока которого висела узорчатая, чёрная катана. А на плечах находились нашивки с кантом из золотой тесьмы, во внутреннем поле которых расположилась большая серебряная звезда. Генерал. Тэхён, словно завороженный, глядел в холодные чёрные глаза парня, когда услышал тихо выдохнувшего Юнчана. — Его зовут Чон Чонгук.