***
– Дин… а… что, как считаешь: рай есть? Или Святой Петр… Санта Клаус для взрослых?.. Дин встрепенулся. То, что Сэм начал «работать на гробовщика» стало самым мерзким дополнением к тому, что с ними уже случилось. Отец всегда говорил, что опущенные руки убивают почище прицельного выстрела. Уныние убивает. Отказ от борьбы убивает. Всё убивает. Кроме действия и надежды. Но доступные действия для Дина сводились сейчас к одному: говорить с братом, следить, чтобы тот не засыпал… И Дину оставалось только надеяться. За двоих. – Не время для истерики, Сэм! – куда жестче, чем хотелось бы, и куда громче и уверенней, чем на самом деле мог, оборвал он. Сэм должен был оскорбиться. Даже разозлиться. Сказать в ответ что-то резкое. Дин был готов выслушать целую тираду – всё, что угодно, лишь бы вспышка возмущения и гнева заставила брата вынырнуть из того сонного безразличия, в которое он с каждой минутой погружался всё больше… Сэм не обиделся, не возмутился. Только слабо улыбнулся и полусонно пробормотал: – Не истерика… Здравый смысл… Тогда***
Дин проснулся от холода. От окна, к которому он прислонился во сне, тянуло ледяным. Ноги замерзли, и куртка, застегнутая под горло, казалось, совсем не грела. И как ни хотелось подремать еще немного, стоило признать, что вот-вот придется открыть глаза. Холод был спутником утра. Как и шорохи, доносящиеся с заднего сиденья – младший брат всегда просыпался раньше Дина. Начинался новый день. И значит, не было смысла пытаться вновь заснуть. – Мы могли бы выехать сегодня с утра… Дин сквозь полудрему слышал голос брата (тихий, почти на грани шепота, но оттого не менее сердитый), и звучащее эхом отцовское «неужели?». Эти звуки, как слова песни, ложились на привычный мотив: мерное постукивание в печке, ровный гул мотора, свист ветра за окном. И Дину, еще не совсем проснувшемуся, думалось, что он, как и положено заправскому меломану, помнит наизусть и куплеты этой песни, и её вечный припев. – Чем раньше охота начнется, тем раньше закончится. Отец отвечал нарочито спокойно: и в этом спокойствии (предвестнике бури) Дину слышались раскаты «ударных» - близкого грома. Брат что-то бурчал о ночи в дороге, десяти часах за рулем и усталости… и тому, что всё перечисленное повышает риски и снижает шанс закончить работу скоро и без последствий. И – увы, припев «композиции» был неизменен – Сэм в итоге высказал то, что всегда становилось причиной ссоры: «…и мы могли бы хоть один вечер провести как нормальная семья». – Мы чертовски нормальная семья! – взвился Джон. – «Чертовски нормальная» – это чертовски верное определение!.. В спорах брата и отца Дин всегда видел что-то вроде разминки… Боя с тенью. Как у борцов, перед выходом на ринг… Дин, сколько себя помнил, входил в новую охоту на кураже, Сэм и отец – на чем-то ином, непонятном Дину, но давно уже привычном и принятом – признанном необходимым. Сэм и отец – Дин мог в этом поручиться – пикируясь, распаляя друг друга, и сами не отдавая себе в том отчета, друг другу явно помогали. Настраивали. Поднимали адреналин до нужного деления на шкале. Дин уже давно научился относиться к этому ритуалу философски: по большому счету, его все равно было не избежать. Что же до этой стычки, то Дин был к ней готов еще с вечера. С того момента, как услышал приказ отца собираться и заметил, как потемнели от досады и обреченного разочарования глаза Сэма, процедившего сквозь зубы: «Прекрасно! Сочельник, и мы – в дороге!..» Это были первые аккорды их строевого марша. Сейчас Дин слушал заключительные. – Попридержи язык, сын! – резко оборвал Сэма отец, уже не понижая голоса, не боясь разбудить Дина, который все еще делал вид, что спит. И Дину оставалось только театрально зевнуть, зашевелиться на сидении и потянуться, разминая затекшие мышцы. Пора было просыпаться. Впереди была охота. И рождественское утро – белое и мутное от ледяной крошки, бьющей в лобовое стекло.***
Сэм шел первым, собирая на волосы и в откинутый капюшон весь снег, что ветки ближайших деревьев накопили за зиму. Пару раз он провалился в снег почти по пояс, собственным примером демонстрируя, куда Дину не стоит ступать… Брат напоминал Дину громадного щенка – своим нетерпеливым движением вперед, нервными, раздраженными взмахами головы (тщетными попытками вытрясти снег из волос), недовольным фырканьем и ворчливым бормотанием, сопровождавшим очередной неудачный шаг по тонкому насту. Всё это было так забавно, что почти позволяло забыть о утренней ссоре, притупляло чувство опасности. – Я не собирался «жевать индейку у телика, в то время как оборотень подрал уже двоих»! – наконец, высказался Сэм, продолжая и завершая их с отцом пикировку. Отец, заходивший к логову твари с другой стороны – в паре километров к западу – не мог слышать Сэма, но тому это было и не нужно. Реплика предназначалась Дину, и Дин ответил: – Как скажешь… – Он просто мог не приказывать, а… предложить, - продолжил брат, и Дин, увернувшись от очередной заснеженной ветки, возникшей как назло прямо перед носом, только пожал плечами: – Без разницы. Всё равно были бы сейчас здесь. Или ты бы остался «у телика»? – Были бы здесь, – оборвал брат. – Но именно в этом разница. Сэм замолчал. И Дин, понимая, что теперь-то брат уж точно не станет продолжать разговор (считая, что сказал достаточно), прислушался к лесу. Было тихо. Будь Сэм в добром расположении духа, он назвал бы тишину вокруг «белым безмолвием», уточнил, что это название – цитата, и попенял Дина, что тот не читал классики… Но Сэм хандрил. И, кажется, не думал о том, что такая тишина слишком необычна даже для зимнего леса: только скрип снега и треск валежника под ногами, только стук ветвей под ветром. Молчат даже птицы, не реагируя на то, что кто-то тревожит их покой. – Как-то странно тихо… Сэм развернулся вполоборота, кивнул: – Дин, я говорил: это – не оборотень, – едва слышно прошептал он. – Не начинай. «Охота вслепую» – еще один ринг, на котором отец с Сэмом вечером сошлись для боя. В арсенале отца были годы опыта, чутье охотника, и вся картина «места преступления» в общем, не дающая повода для сомнений: два тела, изодранные исполинскими когтями… вырванные сердца жертв… В арсенале брата – упрямство и смутные предчувствия. И еще, как вчера показалось самому Дину, банальное нежелание выбираться на охоту в Сочельник: Сэм предпочел бы провести эту ночь за книгами, в поисках «подозреваемого»… И, возможно, под утро, сдавшись, выдавить, что отец оказался прав. С учетом набора «оружия» совершенно не удивляло, что Сэм был накаутирован на первых минутах первого раунда отцовским коронным ударом «не обсуждается» и до утра зализывал раны… Сейчас, слушая мертвенную тишину леса, Дин спрашивал себя: не ошибся ли он, поддержав отца и посоветовав брату не искать того, чего нет.