На источниках

Вода пахла глиной. Может, это была и не глина вовсе, а какое-то неизвестное вещество, растворенное в ней, но пахло именно глиной — белой, речной. Вода была горячей. Горячей настолько, что отходящий пар не давал плечам и шее покрыться мурашками. Вода пощипывала, обволакивала своей мягкой, но ощутимой массой и, проникая под кожу влажным жаром, дурманила голову. Хорошо будет спаться потом. Крепко. Йона подняла руку. Несколько капель сорвалось с кончиков пальцев, но большинство мгновенно остыло и мазнуло холодными струйками по разгоряченной коже. Что-то щелкнуло, содрогнулось внутри, и девушка мотнула головой, отгоняя наваждение. Совсем не похоже все это было на те купальни, где ей доводилось раньше бывать. Дома она не любила подолгу сидеть в горячей воде — ей становилось дурно от духоты. Здесь же, под открытым небом, где холодный воздух спускался так низко, что пальцы поднятой руки мгновенно остывали, где у воды был свой, особенный запах — здесь все было не так. Распарив тело, вода не расслабляла — будоражила его; словно к каждой мышце, к каждой связке она усилила ток крови, и каждая клеточка её ожила, задышала. Сидя по шею в воде, девушка ощущала себя... всю. Пар клубился у самой воды, и порозовевшее лицо её было влажным. Кое-как собранные волосы рассыпались мелкими прядями у основания шеи, липли к ней, пуская по позвоночнику редкие капли. Что-то не так было с этой водой... Иначе с чего ей вдруг так трудно стало дышать? С чего её тело покалывает и как будто...искрит... Хватит. Засиделась. Пора мыться и вылезать. Обернувшись, Йона с досадой обнаружила, что оставила мыло в предбаннике. Вставать и идти за ним? Она представила, как её мокрую кожу встречает холодный воздух, вздрогнула и погрузилась под воду до ушей. Нет уж. За перегородкой раздавались мужские голоса: ребята вовсю плескались и дурачились. Может, попросить у кого-нибудь из них? Нормально ли это вообще? Все-таки это как-то...как-то... Девушка обернулась, отмерила расстояние до предбанника, а затем — до перегородки, отделявшей мужскую половину от женской. Почему бы и нет? — Хак! Я забыла мыло, можно мне твоё? Голоса за перегородкой стихли. Послышался ехидный шепот Джи-ха, затем раздраженный голос Зверя, обозвавший зеленого дракона извращенцем, плеск воды и шаги. — Возьмите, — над перегородкой показалась ладонь, сжимавшая кусок мыла. Йона потянулась, и обнаженная кожа живота и груди мгновенно покрылась мурашками, сорвав с губ прерывистый вздох. Поспешно выхватив мыло из протянутой ладони, она не удержала его в руках, и оно гулко плюхнуло, обдав живот и бедра горячей водой. От контраста температур ей стало нехорошо. — Принцесса? — Все в порядке, — пробормотала девушка, опускаясь обратно в воду на ослабевшие колени. Она нашарила мыло на дне, вытащила и уже вспенила его в ладонях, когда поняла, что с самого начала смущало её во всей этой ситуации. За перегородкой снова послышались голоса, смех и плеск воды, а она сидела, глядя на скользкий белый брусок так, словно тот вдруг ожил и оскалил зубы. Прося мыло у Хака она даже не задумывалась, что он мог уже им воспользоваться. А теперь, когда она уже держала мыло в ладонях, осознание, что оно могло касаться его обнаженной кожи, обжигало мозг как раскаленный уголь. ...Она уже видела Зверя обнаженным до пояса, но большую часть тела его тогда закрывали бинты. Но воспаленное воображение без труда представило тело под этими бинтами: крепкое, покрытое шрамами. Она слышала плеск — и как наяву видела капли воды, что стекают по его шее в ямку под горлом, как скользят они по крепкой спине между лопаток, обводя выступающие мышцы, как.... Мыло отлетело в сторону, стукнувшись о перегородку. Что-то не так было не с водой. Что-то не так было с ней. Йона встала и невзирая на хлестнувший холод вышла из воды. Её трясло — но холод тут был ни при чем. В предбаннике она яростно растирала кожу полотенцем, пытаясь придать ей прежнюю грубость, избавить от чувствительности, но вместо это лишь раздражила её еще больше. Ладони и щеки горели, все тело покрывалось мурашками от каждого прикосновения ткани, вызывая мучительную дрожь. Кожа — гладкая, мягкая, теплая — словно тлела изнутри, казалось, только коснись — и вспыхнет, разойдется жаркой волной и оплавит внутренности. Одевшись, она закрыла глаза и сделала глубокий вздох. Никто не должен догадаться. Никто не должен даже заподозрить. Прямо сейчас она выйдет и... Уткнется носом в чью-то спину. — Вы закончили? — Зверь обернулся. На нем была гостиничная юката, явно не рассчитанная на мужчин его комплекции: она не запахивалась до конца, открывая ключицы. Скользнув по ним взглядом, она судорожно отвернулась. Близко... он стоял слишком близко... так, что она могла чувствовать его тепло и запах мыла, которым так и не воспользовалась... так, что она могла видеть капли воды, стекающие по шее с волос... —Д..да... —Все в порядке? Вы покраснели. Может, перегрелись? —Все хорошо, — выдавила она, опустив голову и отстраняясь: вблизи, подогреваемая мужским теплом, кожа словно обугливалась изнутри. В ушах шумело, мысли путались; она не сразу поняла, что слова, которые он произнес, адресованы ей. —Принцесса, да у вас жар, — голос Зверя звучал уже обеспокоенно. Наклонившись, он чуть ли не силком поднял её лицо за подбородок и коснулся лба. Чуть нахмурившись, он подхватил её на руки, игнорируя вялые протесты. Ей и правда было нехорошо, но, ощущая подавляющую силу в обхвативших её руках, она наконец перестала дрожать. Лихорадочный жар, хаотично обжигающий её изнутри, обратился мягким, чутким теплом, что нарастало и разливалось по телу, наполняя тяжестью каждую мышцу, доставляя ей нездоровое удовольствие. Она вздохнула, тяжело и жарко, зажмурилась и спрятала пылающее лицо в ладонях. Чувствительность её обострилась до предела — теперь не только кожа, все внутри её реагировало на каждое его движение, хотя он всего лишь держал её на руках и нес по коридору. Если бы... Если бы он почаще дотрагивался до неё... Быть может, тогда... В своей комнате она очутилась как-то внезапно. Зверь осторожно опустил её на футон, разжал руки, и её тут же бросило в холод, а затем — в жар. Хак поднялся — и она подалась вперед, ухватившись за краешек его юкаты. — Хак... Он обернулся, наткнулся на взгляд её, замер. Она смотрела, неотрывно, пыталась вдохнуть и сказать ему — ну хоть что-нибудь! — но получалось только дышать, неглубоко, через рот. Пальцы её сжимались, под тяжестью тела дрожь становилась редкой, крупной, она не отрывала взгляда, которым молила... о чем?.. Зрачки его расширились, неровно дернулось горло. Он подался вперед, и она снова услышала запах мыла — и вспомнила, как держала его в ладонях. Пожалуйста... Тяжелое одеяло упало ей на голову, крепкая ладонь сжала пальцы до боли. Голос, очень тихий и ровный, раздался прямо у неё над ухом. — Никогда... Пообещайте, что никогда...что никогда больше не будете так делать. Пальцы его разжались, за шагами раздался стук створок, а она сидела, оглушенная, обессиленная, с трудом уже понимающая, что происходит. Слабость накрывала волнами, отнимая крохи рассудка, которые у неё еще оставались. В голове гудела пустота; мысли ворочались вяло и неохотно, с каждой секундой становясь все примитивнее. Сон застал её растерянной: он упал на голову, как то одеяло, наполнил мышцы тяжестью — самой обыкновенной — и сморил в считанные минуты. Спала она и правда хорошо, крепко. Только под утро снилось ей, что у постели её неподвижно сидит человек, но ей совсем не было страшно — человек этот был ей дорог, как никто другой. А с водой все-таки было что-то не так...