Метемпсихоз

Идеальная погода для депрессии – это теплый осенний дождь, сумрачные тени прохожих, тоска и беспросветность во всем окружающем мире. Именно в таких условиях и следует пестовать свои тяжелые мысли и чувства. Ведь хандрить в ясный денек получается заметно хуже, не так ли? Увы, природа как-то не оценила душевный надрыв Бартона и не разразилась трогательным дождиком в честь его страданий. Природе было глубоко наплевать на это, у нее по расписанию был холодный февраль со всеми вытекающими. И Бартон, предпринявший попытку посидеть на крыше и слегка порефлексировать, понял, что попытка эта безбожно провалилась. Когда у тебя сильно мерзнет задница, сложно думать о чем-то другом, кроме нее. Клинт докурил, раздавил окурок пальцами и поплотнее запахнул куртку. На самом деле особенно страдать ему было не с чего, но обстановка поначалу располагала. Его по привычке принесло на крышу одной из нью-йоркских высоток, откуда он наблюдал за наполовину восстановленными улицами. Он в душе немного жалел этот город – сколько раз уже ему приходилось залечивать раны от разного рода разрушительных причин, будь то природная стихия или нападение пришельцев. И в этом же заключался главный резон зависти к Нью-Йорку – Бартон тоже хотел уметь отстраивать себя по новой и забывать о прошлом. Выходило у него заметно хуже. Прошло уже полгода с того самого дня, а он все еще не мог успокоиться. Было дико непривычно, что нельзя пойти позвонить или написать смс – просто некуда. По ночам ему казалось, что рядом кто-то лежит, а когда вскидывался в постели, понимал, что действительно – просто показалось. Он душил себя подушкой, пытаясь успокоиться, но до сих пор держался. День похорон он помнил куда лучше, чем тот самый. И мертвого Фила в гробу тоже помнил лучше, чем хотел бы. Сухое, словно восковое лицо, посеревшие губы, руки, сложенные на груди. Множество цветов, среди которых нашлось место белым лилиям. На самом деле он увидел его еще в морге, куда, не поверив Наташе, ворвался и потребовал прозектора показать все, как есть. В смерти нет никакой прелести, скорее есть мерзость и отвращение, но это Клинт знал и так. Когда он коснулся холодной, посиневшей ладони, он даже не сразу смог сопоставить своего Фила и этот кусок человеческой плоти с его искаженным смертью лицом. И тем сильнее оказался шок от увиденного. Он никому не показал, как ему было на самом деле паршиво, вот только когда говорили прощальные речи, Клинт не сумел найти в себе сил, чтобы подняться и сказать хоть что-то. Он боялся, что не выдержит и сорвется, а это стало бы предательством Фила – он не хотел, чтобы кто-то знал о них. Бартон тоже этого не хотел и потому просто отказался подходить к гробу, усыпанному цветами. На него странно посматривали, все-таки он был одним из приближенных Коулсона. Бартон едва сдерживал едкую ухмылку – знали бы все присутствующие, насколько близки они были на самом деле. А им удалось скрывать свои отношения даже от Ника и Наташи. Они никогда не встречались в открытую – лишь изредка бывали друг у друга дома, предпочитая обстановку на операциях. Собственно, на одном из общих заданий у них все и случилось впервые – после долгих разговоров, невыносимого одиночества и попыток понять самих себя. А еще сыграло роль невозможное желание ощущать рядом с собой хоть чье-то тепло. Бартон не уставал тогда благодарить судьбу, что желание это оказалось взаимным. Теперь он ее проклинал за то, что она отняла у него Фила. А еще он проклинал Локи. И жалел, что пообещал Нику не пытаться как-то добраться до урода, что поизмывался над его психикой, а потом убил Коулсона. На самом деле Клинт сказал так лишь потому, что был реалистом и прекрасно представлял свои шансы добраться живым до Асгарда и воткнуть стрелу Локи в глотку. Впрочем, в редкие визиты Тора на Землю он непременно интересовался, как дела у его младшего братца. Клинт спустился вниз, к машине и пару минут решал, куда стоит поехать в такую погоду. По всему выходило, что двигать нужно домой, а там отоспаться как следует – Ник обещал ему бурный рабочий день. Но домой Бартону не хотелось. Сидеть в пустой квартире и смотреть телевизор ему давно надоело. Подмывало взять в руки лук и потренироваться, и Клинт уже почти решился ехать на полигон. Но перед этим стоило заглянуть еще кое-куда. В цветочный магазин, что работал круглосуточно, в угоду специфике места. А затем на кладбище, у которого магазинчик, собственно и находился. На кладбище народу было немного. Точнее – вообще не было. Кажется, большинство людей предпочитало отдавать дань памяти в более приятную погоду. Сам Клинт приходил сюда почти каждую неделю, меняя расписание лишь в угоду работе. Поначалу он раз заезжал, клал букет на запорошенный листьями или снегом мрамор, пару минут стоял и уходил. Со временем он стал проводить здесь куда больше времени. Не за горами была стадия, когда он начнет разговаривать сам с собой, порой горько думалось Клинту. Он прошагал по вымороженной аллее, прислушиваясь к собственным шагам. Снег неприятно похрустывал, напоминая скрип сминаемого пенопласта. Бартон подошел к тому месту, где была могила Коулсона, и застыл на месте. - Зашибись, - только и сумел произнести он. На месте, куда он клал свой букет, всякий раз, когда приходил, лежали новые цветы. Не привычные уже белые лилии, а какие-то мелкие красненькие, Клинт был без понятия, как они назывались. Но что-то похожее он явно когда-то видел. Нет, он прекрасно понимал, что кроме него на могилу к Коулсону могут приходить другие люди. Но чужой букет его почему-то взбесил. Внутри всколыхнулось чувство, очень похожее на ревность, наверное, если только забыть, что он никогда и ни к кому Фила не ревновал. Клинт опасливо подцепил цветы ногтем, не обнаружил в них ничего подозрительного и вернул на место. Они лежали тут уже давно, успели подмерзнуть и слегка затвердеть. Клинт сдвинул их в сторонку и возложил свои лилии. Настроение стремительно испортилось. Бартон постоял минут двадцать, словно дожидаясь новых посетителей, а потом замерз уже по-настоящему и, плюнув на все, вернулся в машину. Из динамиков доносился хрипловатый голос Стинга, неизменно поющего о любви. Желания возвращаться домой не появилось, а ехать на полигон ему расхотелось. Клинт вздохнул, завел мотор и тронулся. Есть еще одно место, куда ему стоит попасть. * * * - … и цветы поливать не забудь, когда я уеду. - Я? У тебя соседка есть. - Клинт, я ведь прошу тебя, а не соседку. - Я тут бываю раз в месяц, они засохнут… - Так приезжай почаще. - Мотаться на другой конец города, чтобы кактусы твои поливать? Ты, похоже, любишь их больше меня. - Тогда не мотайся. Привези свои вещи ко мне, будешь ездить на базу отсюда. - … - Клинт? Ты чего молчишь, язык проглотил? - Ты предлагаешь съехаться? Фил, ты же вроде против был. - Я просто предлагаю тебе ночевать у меня. Вместе с вещами. Пока меня нет. Ну, когда вернусь, тоже, пожалуй… - Ага, а в штаб мы будем на твоей машине добираться или на моей? - Неужели я слышу сарказм? - Просто год назад кто-то говорил, что это не самая лучшая идея… - А теперь я слышу нерешительность, верно? - Фил! - Что Фил? Я же не предлагаю тебе руку и сердце. - Чего? Можно подумать, я выпрашивал. - Ну да, я уверен, что ты и сам все возьмешь, когда захочешь… * * * Бартон прикрыл дверь и втянул носом воздух. Он почти смог привыкнуть к квартире Фила и начать считать ее своим домом. Еще пару месяцев, и он бы окончательно тут освоился. Поливал бы цветы, забил бы щели на балконе, из которых тянуло сквозняком, ввернул бы новые лампочки на кухне, разбросал бы всюду свои вещи. Фил бы смотрел на это с чашкой кофе, не вмешиваясь в процесс, и едва заметно улыбался бы. Впрочем, все вышеописанное Клинт сделал и так, разве что хозяина квартиры при этом не было. После того самого дня Бартон на рефлексах продолжал приезжать поливать цветы. О его визитах сюда он никому не говорил. Счета за квартиру он оплачивал вовремя, так что въехать сюда никто не мог. В Организации наверняка знали, где жил один из лучших сотрудников, знали, вероятно, и то, что Бартон сюда наведывается. Фьюри вполне мог заинтересоваться, с чего бы такая странная привязанность к жилищу бывшего начальника. Да и пусть. С некоторых пор Клинту было все равно. Белые лилии, которые Фил выращивал на тесном, прохладном балконе, казались Бартону нонсенсом. О том, что Коулсон занимается таким немужественным занятием, как садоводство, не знала даже Наташа. К этому он тоже привык. Кроме лилий там были еще какие-то горшки, но именно лилии у него четко ассоциировались с Филом и временем, когда они стали жить вместе. Клинт сбросил ботинки и растянулся на кровати во весь рост. Хотелось лежать в полудреме и ни о чем не думать. То, что он привык спать в позе морской звезды, Фил оценил сразу. Когда наутро после их первой ночи Клинт обнаружил его спящим где-то на краешке кровати, то долго извинялся и в шутку предложил на следующий раз подыскать лежбище побольше. Почему-то в мотеле, куда их занесло, кровати не слишком отвечали стандарту «двуспальности». Тишину квартиры разорвала резкая трель коммуникатора. На дисплее угрожающе мигала красным надпись «Бешеный Ник». Бартон скривился, но ответил: - Салют. - И где тебя носит, хотел бы я знать? - У меня законный выходной, - кисло сообщил Бартон. – Ты мне сам его дал. - Да, точно. Он только что кончился, - хладнокровно изрек Фьюри. - Ник, ты издеваешься? – Бартон скосил глаза на часы – две минуты первого. – Я должен ночевать на Хелликарьере? - Мне вполне хватит, если ты будешь круглые сутки работать на благо мира. - Да ты спятил, циклоп старый, - проворчал Клинт. – С чего такие репрессии? - Ни с чего, пользуюсь служебным положением, - ответил Фьюри. – Ты мне нужен, помнишь еще? - Кто ж мне даст забыть? Ты, кажется, сам сказал позавчера, что загрузишь по полной. - Верно, хорошо, что помнишь. Бартон хрустнул шейными позвонками, не выпуская трубки из рук. - Ты, мать твою, мне звонишь только чтобы напомнить об этом? - Еще и выяснить, где ты пропадаешь, - как-то вяло отозвался Фьюри. - Запеленгуй, у тебя там штат лоботрясов для этого сидит. - Ну, я хотел для начала спросить у тебя самого, что ты забыл в квартире Коулсона. Остатки сна были прогнаны прочь. Значит, все-таки следят. Ну и хрен с ним, это уже не важно. Почему-то Клинт не чувствовал сейчас ничего, кроме сильнейшей усталости. - Ник, вот только не говори, что ты от скуки решил меня подоставать. - Не буду. Хотя да, от скуки. Но ты от ответа не уходи, - не сдавался Фьюри. – Что ты забыл у Коулсона? - Цветы полить, - пробормотал Клинт, сползая с кровати и бредя в ванную за лейкой. - Чего? Я не расслышал, Бартон. - Я говорю, цветы забыл полить. Фил просил, когда уезжал. Бартон набрал в леечку воды, придерживая коммуникатор плечом, и побрел на балкон. Объяснять Нику в чем дело? Да ну его. Клинт полил лилии и вдруг застыл, глядя на маленькое кашпо за ними, в котором начали цвести знакомые уже ему цветочки. Алые лепестки их напоминали разбрызганные капли крови. Клинт выронил лейку и вцепился в дверной косяк. - Какие цветы? Бартон, ты о чем? – в голосе Фьюри пробилось слабое беспокойство. - Красные, - ровным голосом ответил Клинт, стоя в луже воды.- Не знаю, как называются, но уверен – у тебя на них аллергия. - Клинт, мне прислать кого-то за тобой? - Не надо. Ник, я позже перезвоню, - пробормотал Бартон, отключаясь. Чего ему стоило удерживать в себе эмоции, знала, пожалуй, только дверная ручка, которую он едва не отломал, пытаясь закрыть дверь. Клинт бросил попытки запереть балкон и не стал вытирать лужу – сама высохнет. Он рухнул ничком в кровать, уткнувшись в подушку. Изнутри что-то распирало, хватало за внутренности острыми когтями и отпускало. Клинт кусал губы, стараясь не закричать в голос. Но как обычно, удержал все в себе. Он держится уже полгода. Он выдержит и дальше.