Audi, vide, sile.

      Это было утро пятнадцатого октября. Лучи солнца совершенно лениво пробирались сквозь утренний туман, обволакивающий все вокруг и прячущий верхушки здешних сосен. Высокие деревья росли отовсюду и растворялись высоко, за пределами видимости. Громоздкий чемодан, который я вез за собой, то и дело проваливался своими маленькими колесами в трещины асфальта, издавая неприятный стук и скрежет. От раннего подъема ужасно хотелось спать. Глаза периодически слипались, и мне приходилось их тереть, в попытке остаться в реальности.       Достав из кармана кофты зажигалку, я отработанным движением сунул сигарету в рот и закурил. Густой дым врывался в легкие и наполнял мозг знакомой никотиновой пустотой. Подняв глаза к небу, я выдыхал и смотрел на то, как вылетающие изо рта облачка сливаются с туманом. Казалось, если протянуть вверх руку, холодный смог проглотит и ее. Пелена понемногу сгущалась, струясь вокруг скамеек и смолистых стволов деревьев. Иногда она легко прикасалась к большим валунам своими щупальцами, заставляя их плакать. Я прикрыл глаза.       — Молодой человек, это оздоровительный лагерь, здесь не курят, — от неожиданности я широко распахнул глаза и выронил дымящуюся сигарету. Седая дамочка в очках и белом халате пыталась напугать меня своей злой миной, грозно сводя брови в кучу. Но у нее это получалось плохо — она была на три головы ниже меня. По ее старушечьему выражению лица было видно нетерпение и раздраженность моими предыдущими действиями. Я затушил окурок ногой, делая вид искреннего раскаяния. Морщины на ее постепенно лице разгладились, уступая место легкой улыбке. Она протянула мне свою сухую руку, — прошу сдать ваши штучки мне.       Скорчив самое недовольное жизнью выражение лица, я положил ей в руку зажигалку и опустил глаза, мысленно прожигая в асфальте дыры глубиной до самого Ада.       Только этого мне не хватало. Я приехал сюда в надежде окончательно испортить свое здоровье. Отдохнуть от этих вечных приставаний и вопросов по поводу моего здоровья и внешнего вида. А тут еще и эта заприметила. Я нервно вздохнул и понял, что начинаю замерзать.       — Всё, — требовательно повторила она, снова изменяясь в лице.       Я поскрипел зубами. Запустив холодные пальцы в карман, выудил оттуда помятого вида пачку и протянул ей. Это были мои любимые…       — Благодарю за содействие, — процедила сквозь зубы, — надеюсь, что вы впредь не будете вынуждать меня переходить на крайние меры, убивая остатки своего здоровья. Ведь вы приехали сюда лечиться, не правда ли? — она подняла на меня свои маленькие тусклые глаза и ее лицо исказилось в горькой насмешке, — прошу вас следовать за мной.       Пожилая дама, быстро перебирая ногами и стуча каблуками по асфальту, пошла в сторону здания из белого кирпича, стены которого опутал плющ. Периодически она оборачивалась на меня и враждебно щурилась. Ее шаги были маленькими и тяжелыми, поэтому я совершенно не понимал, как могу со своими длинными ногами и широким шагом еле за ней поспевать. Я хмыкнул.       Запыхавшись, я сбавил ход и принялся разглядывать местность вокруг: двухэтажные коробки-корпуса сгрудились вдоль широкой разбитой дороги. Из ям и трещин на ней пробивалась сорная трава, а по белым кирпичным стенам карабкался вредный плющ, норовящий забраться внутрь окон.       Я убрал замерзшую руку в карман, другой попутно волоча за собой надоевший чемодан. Я надеялся, что идти оставалось недолго.

***

      Меня осмотрели и в скором времени отпустили, предоставляя возможность самостоятельно исследовать комнату, в которой мне придется жить достаточно долго. Когда я зашел внутрь, помещение встретило меня своей душной пустотой. Людей не наблюдалось. На меня смотрел в упор только слегка покосившийся древний шкаф, а поперек одной из стен стояли четыре узкие кровати с потрескавшимися спинками и ржавыми ножками, между которыми расположились крохотные тумбы с облупившейся краской. Стены были окрашены в пастельный цвет, но ближе к потолку краска потрескалась и свисала лохмотьями, обнажая холодный серый бетон. В этих местах проглядывали самые разные надписи, которые еще не похоронили под очередным слоем краски. Одни предостерегали, другие остались памятью о тех, кто когда-то был здесь.       Сквозь пыльный тюль в окно пробивались тусклые лучи солнца, ложащиеся на широкий подоконник и дощатый пол. По бокам от окна расположились тучные занавески, одна из которых скрывала балконную дверь. Я медленно подошел к ткани, с неохотой переставляя ноги, проскользнул за нее, и, дернув пластиковую ручку, потянул на себя, впуская слегка морозный воздух внутрь пыльного царства.       С улицы потянуло вязким сосновым духом и сыростью. Я вышел на балкон, касаясь холодных перил пальцами и прижимаясь к ним всем телом. При близком рассмотрении, под отваливающейся краской, покрывающей холодное железо, можно было заметить множество других разноцветных слоев. Страшно было даже представить, сколько этому месту лет, сколько людей здесь когда-то побывало, и сколько еще будет.       Выдохнув клубы горячего воздуха, я расстегнул кофту и выудил из кармана рубашки собственноручно скрученный косяк травы.       — Не думала же ты, старая ведьма, что я тебе отдам все свое сокровище?       Вернувшись в комнату, я нагнулся над чемоданом, и с характерным звуком открыл его. Перебирая различные вещи и откладывая ненужные в сторону, я выудил со дна коробок спичек. Вернувшись обратно, я продрогшими пальцами чиркнул спичкой о стенку коробка. Она не поддавалась.        — Ну давай же, давай! — чирк, чирк-чирк…       Первые струи горьковатого дыма прошлись внутри, оседая в легких и отдаваясь приятным покалыванием в пальцах ног. Перед глазами начали мерцать синие и желтые звезды, а пол с потолком поменялись местами. К горлу начал поступать тошнотворный ком, а в воспаленный мозг начали стучать проблемы. В попытке отмахнуться, я лишь затянулся поглубже и судорожно вцепился в перила. Реальность слишком жестока, чтобы продолжать здесь оставаться. Время отправляться в мир ярких пятен и веселых галлюцинаций. Я улыбнулся своим мыслям, сползая на холодный пол.       Я мог бы бесконечно долго вдыхать волшебный дым, погружаясь в свои больные фантазии, но, как известно, все хорошее когда-нибудь кончается. Пришлось подниматься на ноги и идти проветривать опухший мозг. Нужно было избежать ненужных вопросов и нежеланных свидетелей.       Чертыхаясь, заплетаясь в собственных конечностях, я почти на ощупь покинул здание и направился куда глаза глядят. Точнее, куда глаза не глядят. они то и дело расползались в разные стороны, делая туманную местность еще более размытой и непонятной. Ноги постоянно застревали в асфальте, а земля казалась к лицу слишком близкой, но я исправно продолжал петлять по тропам, мимо пестрых клумб и стволов высоких деревьев. Дорога как-то слишком плавно перерастала в стены, а стены казались такими высокими, что упирались в серое небо, которое давило на мозг. Пока я считал темные стволы, смотря куда-то вверх, в меня врезалось чье-то тело с белой копной волос, и отскочило.       — Твою ж!.. — только и смог сказать я, опуская голову и оглядываясь.       Но, к моему удивлению, когда обернулся, позади меня шло уже приличное количество людей, и разглядеть бестию так и не удалось. Они обходили друг друга и пестрили своими теплыми одеждами, рюкзаками и чемоданами, расступались и сталкивались с другими, и извиняясь, продолжали непринужденно беседовать друг с другом своими разномастными голосами. Плюнув на это дело, я поспешно ретировался в случайном направлении, пытаясь вести себя наиболее естественно и не вызывать подозрений.

***

      Пробудился я только к вечеру, на лавке в одной из частей лесопарка, от того что кто-то настойчиво тряс меня за плечо, никак не успокаиваясь и что-то бормоча.       — Нет, нет, я хочу спать, отстань…       Как я не пытался уйти от назойливой встряски, у меня ничего не получалось. Тело совершенно не хотело подчиняться, а мозг не мог придумать для этого убедительные причины. Немного подождав, я открыл глаза. Передо мной стоял бородатого вида мужик с граблями в руке и лучезарно улыбался мне.       — Что, устал, сынок? Я уж думал, помер, — сказал хриплым басом он и заливисто расхохотался, — возвращайся в свой корпус, а то простудишься еще.       — Да, спасибо, — я вскочил и направился вперед, отчаянно пытаясь сфокусировать взгляд, но, вспомнив, что понятия не имею откуда пришел, подбежал к улыбчивому дворнику и попросил проводить меня до медицинского корпуса, откуда дорогу я примерно помнил.

***

      Когда я вплыл в комнату, пустующие кровати были уже заняты, и, казалось бы, от пустоты не осталось и следа: дверцы шкафа были распахнуты, и изнутри уже торчали разноцветные тряпки; тумбы ожили от различных предметов на них, и можно было бы подумать, что деревянные тела счастливы вновь оказаться наполненными, а кровати были расправлены и обжиты моими соседями.       С самого моего появления на меня уставились три пары заинтересованных глаз, рассматривающих меня с ног до головы. Покалеченные и нездоровые тела, бледные, подобно червям, что живут под землей. Их пискляво-надрывные голоса затихли при виде моего слегка помятого лица, растрепанных волос и чёрных кругов под ошалевшими глазами. Возможно, со стороны я выглядел таким же жалким и беспомощным, но эта мысль мне не импонировала, и я прогнал ее прочь. Это все наркотики. Это они заставляют меня так думать. Но на самом деле все не так. Просто я немного не в себе. Да, точно. Я бы сам себя напугался на их месте.       Решив, что все так быть и должно, я криво улыбнулся сожителям. Сбросив выпотрошенный чемодан с кровати и расправив ее, я забрался под колючее одеяло и почти мгновенно проваливался в привычный сон.