Холодным мужчинам

      С самого раннего детства Эмма Свон привыкла к тому, что у нее всегда есть все, о чем только может мечтать обычный человек. Ну как обычный человек — вам нужна каждая новая марка Айфона? А последнее платье от Версаче, юбка от Армани, колье от D&G, туфли от Диор, самые дорогие духи от Шанель, очередная сумочка от Луи Виттон? Как на счет эксклюзивного комплекта белья от Карин Gilson? Все это окружало девушку с первых лет жизни: роскошь, богатство, элитное общество, все на высшем уровне, и к пятнадцати годам она уже не задумывалась, сколько стоит тот или иной предмет. Ей что-то нравилось — она просто покупала, не глядя на цену. Денег, времени, возможностей было всегда много, не нужно было ни о чем волноваться, потому что на столе всегда была еда, в гардеробе — последний писк моды, самые популярные клубы всегда ждали ее появления, высшее общество готово часами смотреть на нее, ловя каждое слово. У Эммы Свон было все. Кроме одного. Свободы.       Да, у нее всегда было все, что только не может предложить мир, но у нее порой не было обычной возможности сделать лишний шаг в сторону, не попав под недовольство отца. Мистер Голд никому не делал поблажки — ни в бизнесе, ни дома, он был строг, самоуверен, больше молчалив и невероятно требователен. Попасть к нему в дом на правах служанки было очень почетно, потому что прислугу он выбирал особенно тщательно, не давая вторые шансы никогда и ни при каких условиях. Порой жестокий, даже грубый, он имел лишь одну слабость в жизни — азартные игры. Он мог часами сидеть в казино, тратя миллионы, после чего со слащавой улыбкой находил доказательство того, что организация играла нечестно, угрожая обанкротить их, если его деньги не будут возвращены. Он не умел проигрывать и практически никогда не проигрывал, потому что его партнеры боялись его гнева. А в гневе он был неумолим.       Свою единственную дочь он любил, но он никогда этого не показывал, заключив ее в определенные рамки, не давая вырваться и жить самостоятельно. Так что, несмотря на ее вроде бы вседозволенность, вся ее жизнь была едва ли не прописана под чутким руководством отца. Друзья, учеба, увлечения, времяпрепровождение, даже жених. — Вы уже решили с Нилом, когда свадьба? — Руби, сгибаясь под тяжестью пакетов, посмотрела на Эмму, которая с милой улыбкой кивнула продавцу, несшему ее сумки. — Адрес вы знаете. Доставьте туда. — Да, мисс Свон. — Тогда свободен. — Спасибо, мисс Свон. — Зайка, — блондинка повернулась к подруге, — давай он и твои вещи завезет. Я оплачу. — Я и так тебе постоянно должна, — проворчала девушка, поджав губы, — нет уж, я как-нибудь сама. Позвоню Августу, он заедет за мной и довезет. — Все еще крутишь им? Он же старый. — Ему всего двадцать семь. — А тебе двадцать. У вас разница огромная. — О, только не зуди, Эмма. — Как хочешь, — пожала Свон плечами и зажала учебник по истории локтем, роясь в сумочке. — Блин, завтра у нас сколько пар? — Четыре, кажется. — Ненавижу.       Один из пунктов зависимости Эммы от воли отца — ее обучение. Школа, которую он выбрал, предметы, курсы, репетиторы — все по тем предметам, которые, по его мнению, ей больше всего необходимы. Потом и факультет в университете, который предпочел он — исторический, сложный, муторный, а порой и дико скучный, особенно для девушки, которая просто ненавидела сидеть на месте и слушать пустые лекции, пытаясь записать хоть что-нибудь за профессором, который вот-вот умрет прямо за стойкой. Она скучала на занятиях, а потом, поддерживая статус, распиналась в компании друзей, какие у нее интересные лекции и преподаватели.       Сама же она просто ненавидела изучать историю страны, историю мира, делая скучные доклады и защищая их. Но у нее не было выбора — отец прочно был уверен, что это ее будущее, а она не находила в себе сил прекословить ему. И так, кажется, было всегда. Каждый ее шаг, слово, жест — все под постоянным чутким контролем отца, даже сейчас, делая очередные покупки, она буквально видела, как он, сидя за своим огромным столом в кабинете, читает пришедшие сообщения о том, сколько и на что она потратила. И упаси Бог купить что-то, не угодное ему — придет многозначительный значок, показывающий, что последнюю вещь нужно вернуть на место. — Как дела? — к ним подскочил Робин, широко улыбаясь, и, притянув Эмму к себе, смачно поцеловал ее в щеку. — Как моя любимая подруга? — Прекрати меня слюнявить, — сморщилась та, проведя рукой по щеке, и недовольно посмотрела на него. — Ты же знаешь, что тебе ничего не светит. Я помолвлена. — У меня есть почти полгода, чтобы поменять твое мнение, потому что я знаю, что до совершеннолетия тебе не дадут выйти замуж. — Не полгода, а пять месяцев. — Не цепляйся к цифрам. Ты историк, а не математик, Свон. — Ой, хватит к ней лезть, — поджала губы Руби, исподлобья глядя на парня, — мы и так уже опаздываем. Вечеринка в семь, а уже начало четвертого. Нам еще собираться. — Я такое платье купила, — прикусила губу Эмма, следя за реакцией Робина, который заинтересованно скользнул по ее лицу взглядом, — думаю, парни с ума сойдут, когда увидят. — Тебе вообще одеваться не надо, чтобы произвести впечатление, — просипел парень, прижавшись губами к ее уху, и она недовольно отскочила, закатив глаза.       Выйдя из магазина, они подошли к дороге, и Эмма с самым независимым видом подняла руку, сигналя проезжающим машинам, а Руби, многозначительно посмотрев на Робина, скинула ему свои сумки, не дав парню хоть как-то среагировать. — И зачем ты отозвала Уолша? — проскулила она, подойдя к подруге. — Не зря же у тебя личный водитель, чтобы ты каталась на такси. — На элитных такси, Руби. На абы каких я не езжу, ты знаешь. Так что прекрати скулить — доедем с ветерком, еще и шампанское откроем. — Откуда мы шампанское-то возьмем? — Я тебе в сумку кинула, — ехидно отозвалась та, и шатенка, скрипнув зубами, подошла к Робину, роясь в пакетах. Эмма лишь немного повернулась к ним, глядя, как подруга с явным недовольством на лице сжимала в руке бутылку, стараясь придумать, куда ее положить, чтобы не подпортить одежду, и из-за этого даже не обращала внимания на дорогу, следя за друзьями.       Но через секунду она, взвизгнув, отскочила в сторону, чувствуя, как по ее практически новому платью стекает липкая, неприятная жидкость из лужи, и с перекошенным от гнева лицом повернулась к машине, которая как раз и окатила ее. Автомобиль остановился буквально через три метра, открылась задняя дверь, и на дорогу вышел мужчина. Высокий, в синем, явно недешевом костюме, с аккуратно уложенными черными волосами, немного загорелый, с привлекательной щетиной. Кажется, за секунду Свон заметила буквально все: и дорогие часы на руке, и бриллиантовые запонки, и начищенные до блеска ботинки, а в следующую, подняв голову, застыла, утопая в глубоких синих глазах. — Прошу прощения, мисс, — мягкий, уверенный мужской баритон ласкал слух, и с мгновение она не могла даже шевельнуться, завороженно не отрывая от него взгляда, но потом он наклонился и поднял из лужи ее учебник, осторожно отряхнув его. — Ваша книга? — Моя… — прошептала она и, спохватившись, выхватила предмет из его рук, сверкнув глазами. — И вообще как так можно ехать?! Вы бы еще сбили меня! — Простите, мисс, — так же спокойно отозвался незнакомец, никак не отреагировав на вспышку ее гнева, — Джеймс, конечно, не всегда хорошо водит, но людей он пока не сбивал. — Не хочу быть первой! — процедила она, пытаясь скрыть смущение за гневом. Он лишь пожал плечами, глядя на книгу в ее руках. — Странно, никогда бы не подумал, что такая девушка, как Вы, может любить историю и учиться на историческом факультете. Картинка в голове не складывается. — То есть Вы подразумеваете, что я идиотка? — снова закипела Эмма, поджав губы, но тот лишь едва заметно усмехнулся, покачав головой, и убрал руки в карманы. — Нет, что Вы. Я как раз вижу умную девушку с потенциалом, которая не привыкла жить своей головой, зато очень любит бегать за популярностью. — Что? — она застыла, сделав шаг назад, и приоткрыла рот, беззвучно шевеля губами, не в силах подобрать подходящие слова. Между тем мужчина подошел к машине и открыл дверь, подняв на нее спокойные голубые глаза. — Садитесь же. — Зачем это? — нахмурилась она, выгнув бровь, и крепче прижала к груди книжку, рискуя помять страницы. — Я испортил Ваше платье и хочу купить Вам что-нибудь взамен. Так будет честно. Разве нет? — А почему я должна ехать с Вами? — вскипела Свон, сжав руки в кулаки. — Может, Вы какой-то маньяк, а это такой маневр, чтобы затащить меня в машину и изнасиловать? — А, может, Вы просто не умеете принимать самостоятельные решения?       Эмме сделала шаг назад, обескураженно сглотнув, и провела языком по губам, чувствуя, как в ушах зашумело. Какое он имеет право делать такие выводы? Он не знает ее, она видит его впервые в жизни, но тогда почему его слова звучат так правдиво в ее голове? Она поджала губы, собираясь послать его, но не могла, глядя в его бездонные глаза, которые, кажется, смотрели в ее душу.       Чувствуя дрожь по всему телу, Свон повернулась к Руби и Робину, которые, кажется, даже не поняли, что произошло. Руби точно таким же немигающим взором гипнотизировала незнакомца, который не отрывал внимательного взгляда от блондинки. Посмотрев на него, Эмма облизала губы и, пожав плечами, вскинула голову с вызовом. — А почему бы и нет? Я не могу отказаться от нового платья. К тому же так будет действительно честно. — Замечательно, — легкая, едва уловимая улыбка коснулась его губ, — только, думаю, нам нужно поехать в другой магазин: этот вы уже разобрали по кирпичикам, как я понял, — он указал подбородком на сумки в руках Робина. — Эмма! — шатенка бросилась к ней, сжав ее руку, и мгновенно отдернула, испачкавшись о грязную книгу. — Ты с ума сошла? А если он псих? Нельзя садиться в машину к незнакомцу! — Руби, не переживай, — оборвала ее девушка, дернув головой, — все в порядке. Я хочу поехать с ним. — Хорошо, поезжай, — процедила та, поджав губы. — Но если потом ты придешь ко мне в слезах, помни, что я предупреждала.       Эмма ничего не ответила, только кивнула Робину и, на секунду закрыв глаза, села в машину, обхватив себя руками. Мужчина, закрыв дверь, сел рядом с водителем и кивнул ему. Водитель, мужчина средних лет с длинноватыми волосами, в костюме и идеально белой рубашке, выехал на дорогу.       Свон почти не заметила, как они подъехали к огромному торговому центру, куда она ездила только перед праздниками, чтобы купить нечто по-настоящему дорогое и новое, потому что здесь продавался последний писк моды, все самое эксклюзивное и дорогое, порой даже в единичном экземпляре. — Мы уже на месте, — послышался голос, и она вздрогнула, увидев, что мужчина уже открыл дверь, протянув ей руку. Выйдя на улицу, она брезгливо оправила испачканную юбку и посмотрела на здание, проведя языком по губам. — Можешь выбрать любое платье, — добавил мужчина, и она повернулась к нему, уже открыв рот, чтобы съязвить, но он ее опередил, — и когда я говорю «любое», я имею в виду любое. То есть ты можешь выбрать самое дорогое платье, и не потому, что хочешь отомстить мне за испорченный наряд, а потому, что я разрешаю. — Мне не требуется Ваше разрешение, — цокнула она языком и направилась к торговому центру, стуча каблуками.       Ее очень цепляло, что он говорил так спокойно, не повышал голос, почти не улыбался, пристально следя за каждым ее движением, словно сканируя ее. Это нервировало, напрягало, но в то же время интриговало, поэтому она и поехала с ним, чтобы разобраться, почему он так странно себя ведет.       Найдя самый дорогой магазин, Свон сразу же направилась к вешалкам, глядя на ценник, а не саму одежду, и, набрав столько вешалок, сколько помещалось в руках, отправилась в переодевалку, ехидно ухмыляясь. Мужчина опустился на диван напротив кабинок и, закинув ногу на ногу, откинулся на спинку.       Девушка примеряла платье за платьем, с нарастающим раздражением понимая, что ей ничего не нравится, но все равно раз за разом выходя на «суд» к незнакомцу, который очень спокойным голосом объяснял, почему-то или иное платье лучше не брать. Через час она поняла, что он очень хорошо разбирается в моде, даже слишком хорошо, зная все марки и страшно раздражая ее этим.       В какой-то момент она, понимая, что почти ничего не осталось, ухватилась за едва ли не самое дорогое платье лилового цвета с глубоким декольте и разрезом на юбке, обнажающим бедро. Но не успела Эмма подойти к кабинке, как мужчина остановил ее. — Думаю, на это можно даже не тратить время. — Почему это? — Хотя бы потому, что этот цвет старит. Лет так на пятнадцать. — Старит? — хмыкнула она, закатив глаза, и соврала. — Это мой любимый цвет, так что я примерю это платье и, может, даже куплю его, — незнакомец лишь пожал плечами, давая ей полную свободу действий, и девушка, немного обескураженная тем, что он так легко сдался, зашла в кабинку, надевая заранее не нравящееся платье.       Посмотрев на себя в зеркало, она поджала губы, с неприязнью глядя на чрезмерно вызывающий предмет одежды, но, понимая, что не может проиграть в их «войне», с гордо поднятой головой вышла к нему, положив руку на бедро. Он помолчал, скользнув по ее телу взглядом, и немного подался вперед, поправив пиджак. — Да, знаешь, оно не старит тебя на пятнадцать лет, — она замерла, пытаясь принять тот факт, что все-таки обыграла его, но между тем он продолжил, — тут все двадцать, если не больше. Ужасный цвет. — Сволочь, — прорычала Свон и, развернувшись на каблуках, скрылась за шторкой, скинув платье на пол. Недовольно закусив губу, она обхватила себя руками, понимая, что больше мерить нечего. Она не желала просить его подобрать ей платье, так как это подразумевало бы принять поражение, но в этот момент скрипнула шторка, и мужчина бесцеремонно вошел в кабинку, держа в руке вешалку. — Что ты… — начала было она, резко развернувшись к нему, но он оборвал ее, указав на одежду, осторожно сняв ее с вешалки. — Примерь это.       Почти не осознавая, что она делает, девушка взяла из чуть холодных пальцев нежно-синее платье и, надев его, перекинула белокурые волосы вперед, чувствуя, как мужчина осторожно застегнул молнию, расправив юбку. Подняв глаза, Эмма приоткрыла рот от удивления, скользя взглядом по своему отражению.       Синее платье чуть выше колена, с округлым воротом почти под горло, никаких узоров, побрякушек и камней по краям, просто кусок материи, обтягивающий стройную фигуру, обнажающий плечи и ноги девушки. Она никогда бы не подумала, что что-то настолько простое может идти ей. Завороженная, она провела рукой по мягкой материи, невольно улыбаясь. — Поверь, — послышался тихий шепот над ее ухом, и по ее телу прошла дрожь, — чтобы выглядеть соблазнительно, вовсе не нужно показывать все, что тебе дано от рождения. Фантазия творит чудеса, и красота как раз в простоте. — Ух… — выдохнула она, облизав губы. И вдруг, спохватившись, круто повернулась к нему, — какого черта ты делаешь здесь?! Выйди немедленно! — заметив, что к ее щекам прилила кровь, он лишь наклонил голову набок и вышел, расправив шторку.       Эмма, отчаянно краснея и кусая губы, чтобы не улыбаться, как идиотка, взяла с тумбочки расческу, поправляя немного взъерошенные волосы, глядя на свои горящие глаза в отражении. Между тем мужчина, опустившись на диван, пододвинул ее сумку, которую девушка оставила рядом, и заметил, что лежащий сверху телефон вибрирует. Быстро подняв глаза и посмотрев на кабинку, он взял мобильный и, прочитав «Любимый», приложил его к уху. — Алло? — А… — послышался немного удивленный мужской голос, — а можно Эмму? — Она сейчас занята. — А с кем я говорю? — Ее жених, — спокойно отозвался мужчина и, выждав паузу, вежливо осведомился, — ей что-нибудь передать? — ответом были частые гудки, и он, пожав плечами, вернул телефон в сумку, откинувшись на спинку дивана. Через минуту Эмма, широко улыбаясь, вышла к нему, сверкая в новом платье, сжимая в руке испорченный наряд. Поднявшись, он расправил рукава, немного наклонив голову набок. — Идем на кассу? — Да, — гордо кивнула она, закусив нижнюю губу.       Оплатив покупку, они вышли на улицу, и мужчина вызвал ей такси, пару раз нажав на что-то в телефоне. Эмма следила за ним исподлобья, и ее так и подмывало спросить, а почему он не может подвезти ее, но быть настолько наглой она не могла, хотя ей очень хотелось выбить из него хоть какие-то эмоции. Она говорила без умолку, прыгая от темы к теме, надеясь, что хоть что-то изменится в его спокойствии, но он лишь так же равнодушно поддерживал любую тему, грамотно и умело отвечая на ее вопросы, делая замечания всегда по делу и обосновывая свое мнение.       В какой-то момент Свон просто не выдержала и, круто повернувшись к нему, сложила руки на груди, буравя его взглядом. Ее собственное терпение было на исходе, и она уже не знала, как вывести этого «робота». — Что же ты за человек-то такой? Покупаешь первым встречным дорогую одежду, знаешь все, о чем бы я не говорила, не повышаешь голос, не улыбаешься, словно ты каменный! Невозможно быть таким! Это ведь неправильно, так не бывает, человек должен что-то чувствовать, а ты словно… — она не договорила, потому что мужчина, сделав шаг вперед, накрыл ее губы легким, едва ощутимым поцелуем, но почему-то именно от этого прикосновения все внутри нее взорвалось, в ушах зашумело, ноги стали ватными, и она едва удержалась на месте, покачнувшись и вцепившись в его плечи.       Он немного отодвинулся, видя, как она, тяжело дыша, провела языком по губам, испуганно и в то же время жадно глядя на него горящими глазами, и отпустил ее, позволив себе короткую, едва уловимую улыбку. — А вот и Ваше такси, мисс, — произнес он, и она вздрогнула, посмотрев на подъехавший серебристый Порше. Все еще не придя в себя, она позволила ему открыть дверь и, опустившись на сидение, подняла на него глаза, не в силах вдохнуть. Придвинувшись ближе, он наклонил голову набок, заправив за ухо прядь ее волос, и прошептал: — До встречи, Эмма.