Холодным мужчинам

      Эмма непонимающе нахмурилась, медленно скользнув по нему взором. Судя по всему, Хамберту было около двадцати пяти, хорошо сложен, аккуратно и со вкусом одет, ухожен, явно умен, судя по блеску в глазах. Но было что-то еще, что заставило ее смутиться от его слов и сделать незаметный шаг назад. — Мне тоже очень приятно, мистер Хамберт, — осторожно ответила она, поджав губы, и он слабо улыбнулся. — Вы боитесь меня. Не удивительно. Но Вам не стоит опасаться, просто я очень любопытен по своей природе. Когда мы узнали о женитьбе мистера Джонса, нам всем стало очень интересно, кто же является его избранницей, так как с девушкой его не видели с… да никогда, пожалуй, — на его губах появилась легкая, ненавязчивая улыбка. — Я прекрасно понимал, что какое-то время он будет занят исключительно Вами и у меня не будет возможности познакомиться. Поэтому сегодня, узнав, что вы, наконец, вышли в свет, я поспешил воспользоваться удачным моментом и… — Мне кажется, или Вам дико надоел этот высоко-интеллектуальный язык? — вдруг спросила Эмма, наклонив голову набок. Грэм непонимающе уставился на нее. — Язык у Вас хорошо подвешен, мистер Хамберт, это так, и Вы явно хорошо научились общаться в подобном обществе, однако, как мне кажется, — она скривила гримасу, — Вам это не особо нравится. — О да, — вдруг широко улыбнулся он, даже как-то облегченно, и она замерла от его такой искренней и счастливой улыбки, — Вы и представить себе не можете, как надоедает вся эта пафосная, напыщенная речь, которой все эти люди пользуются только на подобных мероприятиях, и то ради того, чтобы не ударить в грязь лицом. Настолько глупо и показательно, что становится мерзко, но привычка приедается, и мы становимся ее невольными рабами. — Еще скажите, что Вы стихи пишете, — усмехается она, позволив себе улыбку, и он легко пожимает плечами, нисколько не смутившись. — Я не настолько погряз в образе девятнадцатого века, так что увы. Но Вы меня приятно удивили, миссис Джонс. — Эмма. — Что? — Грэм выгнул бровь, изучая ее разрумянившееся лицо, и Эмма пожала плечами, поправив рукав платья. — Меня зовут Эмма. И давайте хотя бы не будем «выкать» так часто, я чувствую себя слишком старой и умудренной опытом, а мне еще рано на пенсию и за спицы, я пожить еще хочу. И так чувствую, что состарюсь раньше времени, если буду постоянно кланяться и приседать. — Зато какая разминка. — Ой, я лучше через день в спортзал ходить буду. Это куда полезнее и эффективнее. Да и, кажется, это сейчас модно — ходить в спортзал, покупать крутые спортивки, тратить деньги на клуб, фоткаться… — И уходить, — улыбнулся Грэм, и Эмма ответила ему кивком. — Именно. Неожиданно, что Вы меня понимаете. — Возможно, Вы привыкли к тому, что вокруг люди намного старше Вас и они далеко от Вашего мировоззрения. Я же гораздо проще, да и, чего таить, я не готов еще уходить во всю эту официальную взрослую жизнь, — Хамберт подмигнул ей, — иногда очень хочется вести себя, как ребенок, но общество не позволяет. Глупость какая. Но наедине сам с собой я… — он помолчал и нерешительно посмотрел на нее, — наверное, я сейчас очень глупо выгляжу, да? — Нет, — она улыбнулась, покачав головой, — в этом как раз моя проблема. Киллиану не нравится то, как я себя веду, а я считаю себя еще ребенком. Мне хочется и радоваться жизни, и развлекаться, и выражать свои эмоции по-максимуму, а ему это не нравится, и он постоянно просит, чтобы я следила за собой и вела себя соответственно своему возрасту. Но ведь это скучно! — А как вы познакомились? — полюбопытствовал Грэм, взяв с подноса проходящего официанта два бокала шампанского, и протянул один Эмме, которая поблагодарила его легким кивком. — Просто до этого мы ни разу не слышали, чтобы Киллиан упоминал твое имя. — Дело в том, — Свон замешкалась, поджав губы, — он в каком-то роде партнер моего отца, они были знакомы какое-то время, а потом, на очередном приеме, мы познакомились и… — она опустила глаза, пытаясь подобрать подходящие слова, — влюбились, наверное. Естественно не сразу, но как-то так вышло, что когда он сделал мне предложение, я не смогла отказаться. — Как трогательно.       Эмма слабо кивнула, не глядя на него, и сделала глоток шампанского. Ее ложь получилась такой правдоподобной, что она сама почти поверила в нее. Подняв глаза, она скользнула взглядом по толпе, пытаясь найти Джонса, но его не было видно, и она поникла. — И какой он? — вдруг спросил Грэм, и Эмма непонимающе посмотрела на него. — В плане? — Я привык к тому, что люди, которых можно отнести к элитному уровню общества, скрывают себя настоящих, ведь все здесь, — он огляделся, — все в масках. Никто и никогда так не говорит, так не ведет себя и даже редко одевается в лучшую одежду. Но всем здесь хочется казаться важнее и значимее, чем они есть на самом деле, этакий комплекс неполноценности, который у всех развивается на почве богатства. Поэтому я и спрашиваю. — Он… да в принципе на публике он такой же, какой и дома, — она пожала плечами, — такой же спокойный, уверенный и непоколебимый. Меня это иногда раздражает. — Что именно? — Его неэмоциональность. Мы в этом с ним кардинально разные: если я еще ребенок и мне хочется веселиться, кричать, прыгать, то он предпочитает спокойствие и равновесие во всем. — Да уж, это не всегда хорошо. — Но мы привыкаем, — спохватилась Эмма, покраснев, и выдавила натянутую улыбку, — главное, что мы… любим друг друга, а все остальное приложится, я уверена. По крайней мере мы пришли к компромиссу и научились мириться с проблемами друг друга. — Это самое главное в отношениях супругов, — учтиво кивнул Грэм, но она видела, что ему неприятна эта тема.       Только сейчас она поняла, что практически ничего о нем не знает. Он задавал вопросы, интересовался ею, при этом не особо рассказывая о себе. Это было странно, но в то же время очень интриговало. Ей был интересен этот непонятный мужчина, который относился к ней неожиданно тепло и понимающе, что очень грело. — А как хорошо Вы знаете моего мужа? — спросила она, вскинув голову, и вздрогнула от тепла в его глубоких винных глазах. Хамберт слабо пожал плечами, сделав глоток, и повертел бокал в руках. Эмма опустила глаза, следя за движением его тонких, длинных пальцев, и поджала губы. — Я бы не сказал, что хорошо. Даже честнее будет сказать, что я вообще его не знаю. Мы говорили с ним от силы раза три, и то общением это достаточно трудно назвать. Мы ни разу не говорили с глазу на глаз, только в компании и присутствии других людей. Так что я не имел чести лично говорить с ним, но мне хотелось бы. — Почему? — Он весьма уважаемый и умный человек. Мне кажется, я бы мог поучиться у него жизни. Даже при том, что я считаю себя вполне состоявшейся личностью и человеком, который уже многого добился, я уверен, что не всегда живу правильно. — А Вам так нужно жить правильно? — поинтересовалась Эмма, встретившись с ним взглядом. — Это же не интересно, разве нет? Когда начинаешь жить постоянно по правилам, жизнь теряет смысл, краски, становится сухой и бессмысленной. А, как по мне, возможность ошибиться наоборот делает ее интереснее и острее. Иначе зачем вообще жить, не рискуя? — глаза Грэма довольно и даже восторженно блеснули. Он взял ее руку и легко, едва ощутимо коснулся губами ее кожи, после чего поднял голову, но не выпустил ее ладонь. — Я очень рад, что встретил еще одного человека, который разделяет мою точку зрения. Это очень греет, так как я решил, что я последний романтик в этом плане. Да, я работаю, у меня есть свой бизнес, мне подчиняются люди, но в то же время я едва ли не каждый год езжу в Диснейленд, чтобы просто почувствовать себя ребенком, потому что для меня важно сохранять в себе что-то из детства.       Эмма расплылась в счастливой и какой-то искренней улыбке, восторженно глядя на него снизу вверх. Разве так бывает? Разве такие люди еще существуют? Такие же, как она сама, еще дети в телах взрослых, не желающие тонуть во взрослой жизни, отказываясь от детства? Он казался каким-то нереальным, слишком идеальным для того, чтобы быть настоящим. И еще он смотрел на нее как-то… как-то странно, заставляя краснеть и смущаться.       Вдруг Грэм взял ее бокал и, поставив его на стол, протянул ей руку, глядя ей прямо в глаза чистыми и спокойными глазами. Этим он отличался от Киллиана — он смотрел куда-то глубже, чем просто в глаза, не боялся зрительного контакта, не скрывал чувства, а говорил то, что думал. И это нравилось, определенно. — Вы позволите мне танец, Эмма? — Я… — она замешкалась, снова оглядевшись, и он проследил ее взгляд. — Это ведь просто танец. Я сомневаюсь, что мистер Джонс может запретить Вам танцевать. Да и разве Вы не имеете право решать самостоятельно такие банальные вещи? — она все еще молчала, нервно кусая губы, и Грэм поджал губы. — Впрочем, если Вы действительно так боитесь реакции мужа, то… — Нет, — наконец выговорила Свон, решительно вложил ладонь в его руку, — я согласна на танец, мистер Хамберт.       Он благодарно кивнул и, крепко сжав ее пальцы, вывел ее на импровизированный танцпол, лавируя между танцующими. Заняв свободное место, он привлек ее к себе и положил руку на ее талию. Эмма очень надеялась, что не покраснела, ощутив его дыхание на щеке, и опустила глаза, когда он закружил ее в танце.       Грэм явно был хорошим танцором. Он двигался спокойно и уверенно, умело ведя свою партнершу и направляя ее, просто не давая шанса сбиться. Но и Эмма не желала отставать, внимательно слушая музыку и следуя такту. На губах мужчины появилась довольная, какая-то магическая улыбка, и он отвел руку в сторону, вынуждая Свон повернуться вокруг своей оси. И она с улыбкой положила руки на его плечи, глядя в его лучистые светлые глаза. Между ними возникла буквально ощутимая неловкость, и она нервно сглотнула, в то же время не зная, что сделать. Видя уверенность в глубине его глаз, Эмма осторожно отстранилась и насмешливо наклонила голову. — Спасибо за танец, мистер Хамберт. — Взаимно, миссис Джонс, — отозвался Грэм, лукаво глядя на нее. — Благодарю за доставленное удовольствие. Вы замечательная партнерша. — Могу то же самое сказать о Вас. — Эмма, — она обернулась и увидела, как через толпу танцующих к ним пробрался как всегда спокойный и непоколебимый Киллиан, который, мельком окинув взглядом Грэма, повернулся к жене, — извини, что я задержался. Джефферсон слишком любит болтать.       Эмма кое-как кивнула, недовольно поджав губы, и едва сдержалась от того, чтобы скрипнуть зубами от негодования. Она рассчитывала хотя бы на грамм ревности с его стороны, на хотя бы какое-то проявление собственничества или чего-то подобного. Но Джонс, казалось, даже не думал об этом. — Ничего. — Мистер Хамберт, — Киллиан повернулся к Грэму, и тот слегка вздрогнул от неожиданности, встретившись с ним взглядом, и обменялся с ним рукопожатием, — давно ничего о Вас не слышал. Соболезную Вашей утрате. — Благодарю, — отозвался он, поджав губы, — я решил, что мне лучше развеяться на подобном мероприятии, чтобы не так сильно зацикливаться на ее смерти. — Чьей? — вздрогнула Эмма, переводя взгляд с одного мужчины на другого. — У мистера Хамберта некоторое время назад умерла сестра-близнец, с которой он был, насколько мы все думали, очень близок, — голос Джонса был непроницаемым, но Свон заметила напряжение в нем. — Близнецы всегда близки, — сухо кивнул Грэм, распрямившись, — как бы то ни было, спасибо Вам за ваше участие. Должен отметить, — он скользнул взглядом по лицу Эммы, — у Вас прекрасная жена, мистер Джонс. Вам с ней очень повезло. А сейчас я должен откланяться — мне нужно еще обсудить одну сделку с мистером Ноланом. — Был рад Вас видеть, — вежливо произнес Киллиан. — Взаимно. До встречи, миссис Джонс, — кивнул Хамберт Эмме и удалился, скрываясь в толпе. Свон едва слышно выдохнула, на мгновение закрыв глаза, после чего посмотрела на мужа, который не выглядел встревоженным или оскорбленным. Он спокойно смотрел на людей, внимательно изучая их. — Думаю, мы можем возвращаться, — наконец произнес он, взглянув на нее, — уже поздно, а твоя подруга наверняка заждалась тебя, чтобы узнать все в подробностях. И мы достаточно много времени здесь провели. Едем? — Едем, — без особого энтузиазма отозвалась она и направилась в двери, не дожидаясь его. Все-таки холодный.