***
Я определенно умею выбирать момент для встречи. Но меня переполняло, и я понятия не имела, куда выплеснуть все то, что чувствовала, что накопилось за это долгое время, которое я провела в Конохе, живя совершенно другой жизнью. Она была такой однотипной, такой одинаковой и такой стабильной. При моих обстоятельствах я о такой жизни могла лишь мечтать. У Сакуры Харуно было все, о чем я могла только мечтать. Родители души в ней не чаяли, каждую неделя отправляя письма и проверяя, как она поживает. Наставница, являющаяся по-совместительству Хокаге, полностью восполняла то одиночество от родительской заботы. Саске, несмотря на свою неприступность, боялся оставлять ее хоть на несколько часов одну. Наруто также крутился вокруг, являясь лучшим другом. Сакуру все любили, но она не обременялась какими-либо обещаниями или долгом, она никому ничего не должна была, она... жила. И мне до такой степени нравилась эта жизнь, что я себя ненавидела за это. Я хотела быть Сакурой Харуно и ничего вокруг себя не замечать, быть любимой и заниматься любимым делом. Когда-нибудь бы она вышла замуж и родила бы детей. И была бы самой счастливой на всем свете!.. Мне до такой степени тошно, что хочется лезть на стенку от невозможности подобного исхода, хочется кричать от бессилия, хочется... убить саму себя и всех, кто имеет право на подобный счастливый конец. Почему у меня нет?! Почему моя семья отбывает свое наказание неизвестно где, и я не могу ничем им помочь?! Почему у меня никогда никого не было рядом, чтобы учить, почему я училась на собственном горьком опыте?! Почему именно мой любимый мужчина предал меня?! Почему именно я обречена на вечное перерождение, не привязываясь ни к кому из людей?! Почему... почему я снова полюбила лишь из желания другого человека, а не из моего собственного?! — Цукиеми? — Прервал мои мысли человек, который во всем этом виноват. Никто другой — только он. — Ты... — Я до боли сжимаю руки в кулаки и скреплю зубами вместо ответа. Мне нечего сказать, но я так ненавижу этого человека. Так... ненавижу... Итачи, несмотря на мой гневный вид, совершенно спокойно подходит ко мне ближе и протягивает руку, желая дотронуться до меня. Кстати, о подходящем моменте. Учиха только-только закончил с водными процедурами, и предстал передо мной в весьма соблазнительном виде — лишь в одном полотенце на бедрах. С распущенных волос капала вода по его накаченному телу, и мне едва удалось сдержать взгляд на его глазах, а не как очередная капля очерчивает идеальный пресс. Я ненавидела в нем все: начиная от его отношения ко мне и заканчивая его внешностью. Абсолютно все похожее также меня раздражало, поэтому отношения с Саске в последнее время вообще не заладились. Я не давала ему касаться себя, игнорировала, когда он разговаривал со мной, огрызалась в ответ... Но когда он целовал меня, когда желал близости, я, как загипнотизированная, поддавалась любому его слову. Впрочем, именно поэтому у Саске и Сакуры, можно сказать, все нормально в личной жизни. Вот и сейчас я стояла перед Учихой, ненавидя его всем сердцем, но вместе с этим внутри ныла какая-то неприятная рана. Я прекрасно знала, что это все влияние Итачи на меня, потому и боролась, как только могла, но этот взгляд... эти движения... этот голос... Такой бархатный, такой глубокий и соблазнительный, такой завораживающий, отчего хочется смотреть на него как на божество. Напомню, что из нас двоих божеством являюсь именно я. Но он подчинял меня себя, и я, сколько с этим не борясь, поддавалась этому влиянию. За это и ненавижу не только его, но и себя. — Ты здесь, — выдыхает он, едва касаясь моей щеки, как я, ни с того, ни с сего, даю ему пощечину. Его голова немного поворачивается в сторону, а рука тут же опускается. Брюнет, я уверена, уже давно ждет, когда моему терпению придет конец. Ведь тогда, когда он мне все рассказал, я лишь выгнала его из комнаты, а потом и заменила себя на Харлин. — Я ненавижу тебя, — шиплю в ответ я и понимаю, что мои эмоции полностью противоположны моим словам. Мне хочется его обнять, поцеловать, ощущать его прикосновения... его самого как можно ближе... За это время я так по нему соскучилась, ждала, что он без причины явится ко мне в дом, в комнату... будет рядом, несмотря на мое отношение к нему, несмотря... ни на что. И это ужасно раздражает. — Это время нисколько не изменило мое отношение к тебе. Ты скрывал так много от меня, ты врал мне, ты... пленил меня, заставил ощущать эмоции, которые я не хотела испытывать, которые мучили меня... Тебе нравилось наблюдать за моими мучениями? Тебе доставляло удовольствие видеть, как я ломаюсь от любви к человеку? Как я ненавижу саму себя за беспомощность, за то, что не могу помочь тебе... Тебе это нравилось, правда? Поэтому ты продолжал играть эту роль, продолжал врать мне и наслаждаться шоу... Я надеюсь, что ты хорошо повеселился, потому что мы оба сыграем в ящик в ближайшее время. А этому миру настанет конец. И к чертям все собачьим! Учиха оставался неподвижным и сохранял молчание, не смея перебивать меня. Его покорность также раздражала меня, потому что человек, которого я любила, всегда вставлял свое слово, всегда влиял меня, подчинял... А еще, если он сейчас же не повлияет на меня, не пленит, то его поведение будет полной противоположностью тому, что я говорю. А я этого не хочу. Потому что придется признаться, что Учиха действительно старается не влиять на меня, старается быть предельно честен со мной, старается... Черт бы его побрал! Еще никогда я настолько сильно не злилась, не ненавидела... саму себя. — Власть над тобой перейдет к Саске... — Саске продал месть, заключив со мной сделку! — Резко прерываю я его, из-за чего он и осекся. Я прекрасно осведомлена, что подобные слова звучат как чушь, но, пока что, младший Учиха не раскрылся мне, и я только догадываюсь, какой козырь он припрятал в рукаве. — Почему ты молчишь?! Скажи же мне что-нибудь! Прикажи в конце концов! Не молчи! — ..Тебе надо успокоиться, — помедлив, скорее посоветовал, чем приказал, Итачи, и я даже нисколько не поверила в его слова. Мне ужасно хотелось его ударить, снова и снова, только со всей силы Сакуры, в теле которой я находилась. Спокоен, как и всегда. Даже после второй пощечины. Мне так хотелось окончательно усугубить положение дел, чтобы наверняка выхода не было, потому что мне надоело уже искать этот чертов выход. Надоело, что все держится на мне. Надоела... собственная беспомощность. Я ничего не могу сделать. Я не могу выполнить ни одну сделку, которую заключила, и это только наносит мне вред. Плюс ко всему, меня все также тянет к человеку, которого я старательно избегаю, мысли о котором я старательно забываю, игнорирую, которого... так сильно я люблю... Какое отвратительное чувство, если бы кто знал! В моем сердце живет и любовь, и ненависть к одному и тому же человеку, поэтому одновременно хочется и поцеловать, и убить... От этого картина становится еще более туманной, учитывая тот факт, что моя жизнь зависит от жизни этого Учихи. Мне хочется сделать ему так же больно, как он сделал мне, когда соврал, когда, наконец, рассказал всю правду. Мне хочется, что бы он также страдал. Я не отказываюсь от того, что он уже настрадался из-за меня в прошлом, но уже проглотил это и принял, как должное. У меня какое-то садистко-мазохистское желание сделать ему больно, хотя я знаю, что это также отразиться и на мне. Из-за чертовой связи, через которую мы чувствуем одинаково, независимо от обстоятельств. Его чувства передаются мне, но не наоборот, иначе бы здесь и правда творился хаос. — Твое спокойствие заразно, — ядовито произношу я, ощущая таки его влияние. Сама непроизвольно тянусь к тому, что нас двоих связывает. Я всплескиваю руками от негодования. И до меня, наконец, доходит. — А ты знаешь, где я была? Наверняка Харлин не удалось полностью скопировать мое поведение... Я была в Конохе, жила под видом Сакуры Харуно, решив взять перерыв от тебя и понежиться в объятиях твоего брата. — Достаточно. — Нет, почему это "достаточно"? Разве ты не хочешь послушать все подробности того, как я с ним спала? В каких позах он меня имел? Где целовал? Тебе не интересно, как я ему отвечала? — Самой мерзко от слов, которые произношу. Хочется закрыть уши и закрыться от всего мира, словно я на месте Итачи и выслушиваю весь этот бред, словно сейчас мне причиняет боль человек, которого я так сильно люблю. Я поджимаю губы, смотря на его серьезный взгляд, направленный прямо мне в глаза. Я ощущаю раздражение и гнев с его стороны. — Он лучше тебя, гораздо лучше. Хотя бы тем, что выкладывает все карты сразу, говоря Сакуре о всех препятствиях. Эгоист, да, не спорю, у вас это в крови! Тем не менее, не выставляет себя героем, не берет на себя то, что не в силах довести до конца... — Замолчи! — Он резко хватает меня за запястье, и мы смотрим друг другу в глаза несколько мгновений с лютой ненавистью. Правильно, ненавидь меня так сильно, чтобы эта ненависть затмила всю любовь. Ненавидь, чтобы я больше не чувствовала привязанности, боли, одиночества... Ненавидь меня, Итачи! — Теперь ты ненавидишь меня? — Шепотом спрашиваю, ощущая, как груз сошел с плеч, и мне даже дышать стало легче. Брюнет до хруста сдавливает мое запястье и поджимает губы, я вижу гнев в его глазах... Так приятно, что даже больно. — Ненавидишь? Несколько мгновений спустя Учиха притягивает меня к себе и впивается в губы в жестком, практически животном поцелуе. Его руки с силой сжимают мои бедра, словно намеревается сломать. Я, не долго думая, запрыгиваю на него, обвивая ногами его талию, а руками зарываюсь в шелковые пряди и тяну их вниз, продолжая жадный поцелуй. Руки перемещаются с талии на ягодицы и сжимают их, из-за чего я мычу ему прямо в губы и впиваюсь одной рукой ему в плечи до крови. Итачи опускается на кровать и стаскивает с меня домашнюю футболку и спортивный лифчик, тут же припадая к моей шее и оставляя на ней яркие засосы. Больше нет той нежности и осторожности, которая присутствовала между нами, словно между возлюбленными. Мы хотели убить друг друга, выпить без остатка, и у нас неплохо получалось. — Ненавижу, — сквозь сбитое дыхание произношу я, кусая нижнюю губу и впиваясь ногтями в его плечи до крови. — Ненавижу твои поцелуи, которые действуют лучше любого алкоголя. Ненавижу твой голос, который гипнотизирует получше всякого "вечного Цукиеми". Ненавижу твой силуэт, который я постоянно ищу в толпе. Ненавижу твои объятия, потому что только в них ощущаю себя такой полноценной и защищенной. Ненавижу свое имя на твоих устах, которое хочется слышать снова и снова... Ненавижу тебя... Ненавижу ждать тебя постоянно ночью, ненавижу думать о тебе без всякого перерыва, ненавижу... как же сильно я тебя ненавижу из-за этих чувств, из-за того, что я чувствую... Я задыхалась от опьяняющих поцелуев и желала их больше и больше, несмотря на то, что Учиха и так старался поцеловать каждый сантиметр моего тела. Наклоняюсь к его плечам и слизываю кровь с тех мест, где она выступила, довольно облизываясь. Кажется, повадки Харли навсегда останутся в моей жизни. Внезапно меня опрокидывают на кровать, а Итачи склоняется над моим телом. В его глазах полыхает шаринган, отчего я немею на месте. Он знает, что это моя слабость. Я никак не могу насмотреться на работу всей своей семьи, снова и снова отдавая собственные силы, даже для того, чтобы завоевать мир. В любой другой ситуации я посчитала бы это соблазнением, но как бы не так. Он все также был зол на меня, на мои слова, на мои действия, на... младшего брата. И шаринган выдавал его намерения. Будь я обычной девушкой, брюнет подверг бы меня моему собственному гендзюцу, не моргнув глазом, мол заслужила. И я действительно заслужила. Но мне нравились подобные нездоровые отношения. Мы не ставили точку в них, снова и снова пытаясь понять, кто мы друг другу, и что мы чувствуем друг к другу. Это давало мне иллюзию того, что у меня есть выбор. — Я заставлю тебя забыть обо всем, кроме меня, — его руки хватают мои запястья и скручивают над головой, пока алый шаринган всматривается в мои глаза. — Надоело слушать обо всех твоих мужчинах, особенно, о тех, к которым у тебя есть чувства. Надоело просыпаться ночью от снов, в которых ты принадлежишь другому. Надоели постоянные мысли о тебе... Надоело лишь представлять, что ты принадлежишь мне. Я продолжаю смотреть ему в глаза, испытывая при этом неимоверную боль. Мне так хочется покачать головой, успокоить, сказать, что у меня есть чувства к нему, и они — настоящие. Но ведь Итачи сам прекрасно знает, что все совсем не так. Теперь мне не смешно, мне не приятно, мне очень больно. Так больно, что на глазах непроизвольно наворачиваются слезы. Учиха замечает это и прислоняется лбом к моему лбу, закрывая глаза и устало выдыхая. Сорвался. Я знаю, Итачи, что у тебя тоже есть предел. Я понимаю, я вовсе не в обиде. Мне жаль, что моя злость сорвалась именно на тебе, но... если бы ты только знал, как больно жить этой жизнью, как окружающие, словно сговорившись, тыкают тебя носом в то, как идеальна жизнь Сакуры Харуно и какая ты ужасная личность, которая наверняка устраивает диверсии направо и налево. А ведь ты пытаешься лишь исправить собственные ошибки. — Прости, — тихий шепот срывается с его губ, а руки, пальцы которых впивались в мои запястья, наверняка оставив синяки, осторожно отпускают их и мягко гладят нежную кожу. — Я виноват перед тобой, ты права. Несколько минут мы молчим, оставаясь в прежнем положении. Я даже понятия не имела, что подробности моих прошлых жизней причиняют ему столько боли, что он мучается от них, не спит ночами, думает... Брюнет настолько сильно любит меня, что сам себе житья не дает, хоть и сам находится на краю обрыва. Совсем немного, и его больше не будет. Убьет не Саске, так болезнь, не болезнь, так какое-нибудь задание... Учиха Итачи просто не может существовать в этом мире спокойно без каких-либо проблем — он ведь сам их ищет, как какой-то мазохист. Мне очень горько, а по щекам проливаются первые слезы. Осторожно переплетаю наши пальцы, гладя большим пальцем его ладони. Хочется утешить, повернуть время назад и не совершать необдуманных поступков, но как бы не так. Если бы не сегодня, так сорвалась бы в другой раз. Это было неизбежно. — Люби меня, — шепчу я, мягко прикасаясь к его губам, на что брюнет незамедлительно отвечает, углубляя поцелуй. То, что переживает сейчас Итачи, произошло по моей вине. За своей эгоистичностью я совсем забыла о том, что именно я обрекла его на подобное существование. Это не жизнь, а именно существование. Из-за меня ему пришлось вырезать клан, убить всех, стать отшельником и отречься от всего, что он так трепетно оберегал, любил... По моей халатности, по моей трусости, по моей вине... Учиха не обязан был быть со мной честным, не обязан был быть преданным, и мы это обсудили уже давно. Просто его я начала принимать как должное. Он же защищал. До последнего защищал младшего брата, готовясь в их последней встречи. Защищал меня, готовый в любой момент настроить против себя всю преступную организацию, в которой сам и состоял. Он был готов пожертвовать собой ради долга перед кланом, передо мной. Впервые он подумал о себе, не сказав мне обо всех аспектах призыва. Впервые ему хотелось побыть любимым, прямо перед смертью... Малая цена для того, чтобы сделать счастливым человека, который пронес это невыносимое бремя за тебя.***
Эта мысль сводила меня с ума. То, что сказал мне Данзо. Я не понимала, почему его слова все перевернули, но казалось, словно пазлы собираются воедино. Он дал мне подсказку, как действовать дальше. И я должна была следовать за этой мыслью. В лепешку разбиться, но понять, что идет не так. Конечно, следовало бы найти Саске, тщательно следить за Итачи, но я не могла сидеть на одном месте с этой мыслью. И, как ни странно, мои действия казались мне правильными. Именно это мне и следовало делать, а не опасаться Тоби или же встречи братьев Учиха. Я должна понять, что делать дальше. А для того, чтобы оттолкнуться от чего-то, надо вернуться к началу. Взяв уже давно позабытый мной свиток, я снова появилась в храме, где мне его дал священник. Сейчас это место выглядело еще более забытым, но меня это ничуть не смущало. Ни одного служителя не было и в помине, но меня это не останавливало. Все шло наперекосяк, но почему же ощущение, словно так и надо? Прохожу мимо своей статуи и встаю перед ней, внимательно всматриваясь в ее пустые глаза. Как и в прошлый раз, ничего не произойдет, я знаю, но мне нужна подсказка. Любая. Очередной секрет скрыт от моих глаз... даже, я бы сказала, от всех. То, чего не знает ни Итачи, ни Тоби. — Что ты скрываешь? — Срывается с моих губ, подхожу ближе и замечаю неизвестные письмена прямо на несчастной статуи. Забавно, такого никогда не делают. Это ведь прямое неуважение. Но в храме этого не допустили. Сначала язык непонятен, но постепенно я начинаю его понимать. Это имена. Имена тех, кто... являлись моими призывателями, так ведь? Я-то точно не могу ошибиться. Это они. Стараюсь отследить временную цепочку, но здесь все смешано, однако все написано ровным, понятным почерком. Есть даже имя Мито, которая приручила меня, став призывателем и моей госпожой. Но почему же нет следующего? От поисков меня отвлекает карканье ворона снаружи. И я замираю, одновременно все-таки найдя имя следующего призывателя и проведя по буквам пальцами. Внутри появилось приятное, теплое чувство. Прислоняюсь лбом к статуе, наконец, вспомнив еще одну небольшую деталь из своего туманного прошлого. Меня пробивает на истерический смех. Я-то думала все это время, что со мной не так, что не так со всей этой ситуацией. Выхожу из храма и присаживаюсь на одну из ступенек, найдя ворона, который пытался отвлечь меня от поисков. Он сидит на перилах возле меня и смотрит своими темными глазами. Один из воронов Итачи. Их очень просто узнать. — Хорошо сыграно, — мои губы расплываются в улыбке, но внутри все одновременно так щемит от невыносимой боли. Мои чувства были настоящими, несмотря на то, что я не могла дать им названия, не могла их контролировать. Они были настоящими. — Все прошло по плану. Так, как ты и говорил. Теперь будем ждать кульминации. Не долго думая, ворон взлетает ввысь, и я наблюдаю за ним несколько мгновений, пока еще могу видеть, после чего сама встаю, чтобы вернуться обратно на базу, но передо мной вырастает темная фигура Тоби. Он протягивает мне руку, и мир погружается во тьму.