***
Защита диплома прошла гораздо спокойнее, чем он ожидал. Никаких внезапных казусов: и флешка была с собой, и текст он воспроизводил не мешкая, на ходу, лишь изредка подсматривая в распечатанное защитное слово, и техника не пыталась выдать ошибку или принести хоть какие-то проблемы. Кирилл улыбался, уверенно рассказывал свое защитное слово и ловил одобрительные взгляды и улыбки комиссии. — Вы проделали отличную работу, — заключил председатель и кивнул, а Кирилл вышел из аудитории едва ли не вприпрыжку, чувствуя себя таким же счастливым, как на школьном выпускном. В голове только две мысли: что сделал все меньше, чем за месяц, и что все это наконец закончилось. Но этот выпускной не принес тех же эмоций, какие были четыре года назад. Кирилл никогда не напивался до беспамятства и эйфории — ему хватало чувства полной расслабленности и едва ощутимого тумана в мыслях. После глотка шампанского, оставшегося неприятным горьким привкусом на языке, и двух неполных порций поганого, но единственного бренди, который подавали в зарезервированном зале, смотреть на стремительно пьянеющих теперь бывших одногруппников не хотелось. Кирилл посмотрел на телефон, в слабом освещении резанувший по глазам яркостью экрана, поморщился и вышел из зала, ограждаясь от громкой музыки и смеха дверью. Сейчас, в последний день, когда он может хоть как-то зваться еще студентом, хотелось видеть не тех, кто остался там, внутри, а совершенно других людей. Кого-то близкого. Поболтать с Вороном и Стасом, поиграть вместе с Аней и Алисой и увидеть темно-серые глаза и довольную усмешку. Услышать от Артура простое «поздравляю» хотелось больше всего. Он тряхнул головой — хватит уже. Влюбленность с каждым днем давала знать о себе все сильнее: Артур снился, появлялся в первых же мыслях по утрам и не отпускал весь день, даже перед сном. Сутками не выходил из головы, а Кирилл мог только улыбаться, когда вспоминал смеющийся теплый взгляд и такую же теплую улыбку. Не выдержал и полчаса — снова вышел из зала, прислонился спиной к стене, чувствуя, как крашенная штукатурка колет сквозь рубашку, и набрал заученный наизусть номер. И только от веселого «салют, выпускник!» пульс сначала замедлился, а затем в момент ускорился. — Можешь забрать меня? — спросил Кирилл, запинаясь совсем не от влитого внутрь алкоголя. Артур хмыкнул: — Что, не уверен в своих способностях доехать на автобусе? — Нет, — качнул головой Кирилл и улыбнулся, совершенно не думая о том, что тот его не видит. — Просто… хочу поговорить. — Точно пьяный, — вздохнул Артур и наигранно-страдальческим голосом сказал: — И вот я уже персональный водитель. Сообщением адрес скинь, выпускник. И не пей больше. Парень фыркнул и отключился, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, а лицу непривычно горячо. На губах была совершенно глупая улыбка. И было совершенно наплевать, что ему сейчас, скорее всего, предстоит ехать на машине.***
Решение поехать на турбазу было совершенно спонтанным. То ли сказалась жара, ощущавшаяся в салоне даже при работающем кондиционере, то ли пробки, в которых они простояли почти полтора часа. Но итог был один: Кирилл снова приехал раньше, проклинал расписание электричек и не знал, чем заняться. Обошел всю территорию, разговорился со случайно встреченной парой, пробродил по лесу, собирая редкие переспелые ягоды земляники, чудом не замеченной другими туристами. Зеленый ковер из округлых листьев с высыхающими цветочными стебельками, покрывавший землю, был обобран подчистую. Артур приехал именно так, как договаривались: в полчетвертого. Кирилл даже не удивился, бросив взгляд на часы сразу же, как услышал хлопок двери, — почему-то он даже не сомневался, что именно так и будет. Поставил на стол бутылку колы, обернулся и замер, почувствовав, что сердце долбануло по ребрам. Он ни разу не видел Артура таким… обычным. Уютным, домашним, неизменно спокойным. И понял, что действительно влюбился, окончательно и бесповоротно, потому что раньше при виде того человека пульс не ощущался на кончиках пальцев, дыхание не задерживалось рефлекторно, а в мыслях не было каши. Была разумная симпатия, зачастую основанная только на влечении к телу, но не… это. Артур улыбнулся, подошел и протянул руку, чуть щурясь. — Салют. — Привет. Рукопожатие слишком долгое и крепкое, но осторожное, с уже привычным поглаживанием большим пальцем. И такой же взгляд в глаза: цепляющий и не отпускающий. Сердце заходится как бешенное, а из головы вылетают все мысли, кроме одной. Ему точно не кажется. Снова совместная мариновка мяса, смех и подколки по поводу вымазанных в светло-розовом соусе рук Артура и в красноватом соке — Кирилла. Легко, весело, спокойно. Именно так, как надо. Обманчивое ощущение удовлетворенности, которое появляется, когда все на своих местах. Вечером, ближе к шести, унесли продукты в беседку. Пока Кирилл доставал бутылку с водой и продырявленной крышкой, разрезал бумажный пакет с углем и искал спички, Артур притащил мангал. От разгорающегося огня шли волны тепла, в то время как температура воздуха постепенно все больше и больше понижалась. Разговоры, временами переходящие в пустой треп, вместо пива — коньяк, к которому они почти не притронулись, и постоянные взгляды. Глаза в глаза, так, что получается только судорожно сглатывать и сжимать кулаки, чтобы ничем себя не выдать. И, наверное, это был лучший день за последние полгода. Еще два — те, что он провел в доме Артура на новый год. Кирилл был благодарен просто за то, что ему снова так же хорошо, как и раньше, до смерти Макса, до смерти родителей. И он даже не представлял, что может сделать для Артура, чтобы передать хоть толику того, что чувствовал. «Спасибо» будет недостаточно. «Большого спасибо» — тоже. Комнат наверху оказалось две. Кирилл остановился наверху лестницы, посмотрел на Артура и протянул сжатую ладонь. — Давай на су-е-фа и все, проблем-то. Проблем никаких не было: Артур накрыл ладонью его кулак, подмигнул и скрылся за одной из дверей. Кирилл пожал плечами и пошел в другую, на ходу скидывая рюкзак возле входа и стягивая футболку, рухнул поперек кровати, свесив руки к полу. Усталость и слабая, но ощутимая сонливость, навалившиеся за полчаса до этого, исчезли, стоило лечь и почувствовать, как тело устраивается под мягким — слишком мягким для турбазы — одеялом. Кирилл глядел в потолок, подперев голову рукой, обводил взглядом темную комнату с едва заметными очертаниями мебели и то и дело поворачивался к окну, чтобы посмотреть на верхушки деревьев и пробивающиеся сквозь темное полотно листвы звезды. Замечательный вечер. Весело, спокойно, хорошо — так почему же сейчас столько непонятной обиды внутри? Словно должно было произойти какое-то чудо, но не произошло. Он ничего не ждал, ни на что не надеялся, но в то же время безумно хотел, чтобы случилось хоть что-нибудь. Он провалялся примерно полчаса, после чего скинул с ног легкое одеяло, надел захваченную с собой кофту, даже не думая о футболке, и спустился вниз, выходя из дома. Беседка стояла позади, на пустом месте, и хорошо обдувалась. Кирилл поежился, запрыгнул на небольшое деревянное ограждение и спрятал руки в карманах, глядя на покачивающиеся деревья и внутренне радуясь, что вокруг стоит забор. Незаметный, но высокий и прочный — проверял и в прошлый раз, и сегодня. Что с ним не так? Почему он вдруг сам стал уверен, что не сделал что-то очень важное и пожалеет об этом? Каша в голове, не дающая полностью сосредоточиться, безумное сердце, бьющееся где угодно и как угодно, но не там и не так, как надо. Что сделать, чтобы это прекратилось? Сбежать, уехать на край света, наполнить жизнь иными впечатлениями и эмоциями — или… принять и признаться? Сказать всего одно слово: «нравишься», «люблю»… «хочу». Сложно. Невыносимо сложно идти по лезвию ножа и знать, что следующий шаг может разрезать сердце и душу на две части, разбить, расколоть. Кирилл боялся, пусть уже и не отвращения в глазах Артура. Он просто боялся сделать этот шаг и вместе с самим собой поместить на лезвие те отношения, которые есть уже сейчас. Неизвестность подчас страшнее любых надуманных вариантов развития событий: все может оказаться как лучше, так и хуже в сто крат. — Почему не спишь? Он вздрогнул от тихого голоса, прозвучавшего слишком близко, и обернулся к чуть улыбающемуся Артуру. Вздохнул. — Не могу уснуть. А ты? В ответ мужчина только пожал плечами и подошел ближе, оперся руками на ограждение, стоя внутри беседки, но все равно держался позади, так что Кирилл не видел его лица. А от голоса и теплого дыхания, доносившегося до шеи, по коже проходили волны мурашек. — Тоже не могу. — Короткий смешок и произнесенное на грани шепота: — Слишком много думаю. Кирилл замер. Даже дышать мог только через раз, а когда задал вопрос, то совсем задержал дыхание: — О чем думаешь? Артур не ответил, только вздохнул и негромко рассмеялся — отчаянно и… так, словно сдался. А Кириллу вдруг показалось, что воздух, касающийся шеи, стал еще горячее. — Много о чем. Проматываю жизнь в голове и понимаю, что… идиот. Гоняюсь за тем, чего хочу до безумия, а потом сам заражаюсь этим самым безумием. Глупо, честно. И вроде бы взвесил все «за» и «против», сделал для себя выбор и продумал план действий, а он вдруг летит к чертям и кардинально меняется. Он замолчал на несколько секунд и подошел вплотную, так, что Кирилл сквозь ткань кофты ощутил идущее от него тепло, но не прикосновение. — И… ты выстраиваешь действия так, как хочешь сам. Согревающее, пускающее по телу мурашки дыхание уже в затылок, рука, опирающаяся на ограждение совсем рядом, голос и то, что Кирилл проигнорировать уже не мог. Сердце колотилось как бешеное, а пульс бился в пальцах так, что казалось, будто они дрожат. Парень смотрел прямо перед собой и чувствовал, как сложно дышать спокойно и равномерно. — Кирилл, отреагируй хоть как-то. Пожалуйста. Он вздохнул, развернулся и, спрыгнув на пол рядом с Артуром, посмотрел тому в глаза. Поймал его взгляд буквально на пару мгновений, но этого хватило, чтобы сделать еще один шаг, подходя вплотную, и коснуться губами губ. Тонких, твердых и горячих — с девушкой спутать невозможно. Осторожное, скорее изучающее касание, которое, наверное, могло считаться самым невинным поцелуем в его жизни. Кирилл продолжал смотреть в темно-серые глаза, но, когда секундное удивление сменилось решимостью, а на бока легли такие же горячие ладони, расслабился и отпустил самого себя. По телу прошла волна облегчения: все-таки он не один сходил с ума все это время. Не один терзался и мучился непонятными надеждами. И не один, заходя в комнату, почувствовал, что что-то пошло не так. Осознание только подстрекнуло: Кирилл положил ладони на его предплечья, почувствовал, как пальцы Артура надавили и притянули ближе, прижимая, цепляясь, переместились на спину. Руки обхватили, не позволяя отстраниться даже немного, а Артур только качнул головой, уходя от поцелуя, и улыбнулся. Взгляд бегал по лицу Кирилла, словно он не мог поверить. Парень смотрел в ответ, но вместо того, чтобы улыбнуться, провел ладонями вверх по его рукам, сжал плечи и потянул обратно. Сходить с ума в темноте, разбиваемой естественным светом, понимать, с кем и где, — ощущения обострились до предела. Кирилл не думал, он просто целовал, цеплялся пальцами за плечи и одежду и получал ответ. — Пошли в дом. Едва ли не добежать до двери, завалиться внутрь и понять друг друга, просто посмотрев в глаза: наверх. И, глядя на севшего на кровать Артура, стягивающего джемпер, Кирилл вдруг осознал, что уже плевать на неуверенность и страх. Хотелось получить и отдать как можно больше, и неважно, как и насколько больно или неприятно будет поначалу. Артур посмотрел на него, улыбнулся и протянул руку, обхватил пальцами его запястье, потянув на себя. Кирилл медлил только несколько секунд, после чего поддался и шагнул вперед, понимая, что это окончательное решение. Назад он уже сам не сможет повернуть. Да и не захочет. И снова ладони на спине и плечах, поцелуи и практически полное отсутствие слов. Ничего общего с тем, что было раньше: и пальцы жестче, и губы тверже, и прикосновения совсем другие — точные, правильные, необходимые. Кирилл специально провел руками по груди Артура, задерживаясь на не резких, но ощутимых мышцах. Пресс, сейчас напряженный до предела, твердые бока, чуть выше — чувствующиеся ребра. Он улыбнулся, погладил пальцами кожу и вздрогнул, получив в ответ осторожное, но уверенное прикосновение к пояснице. Ладонь скользнула ниже; Кирилл поморщился, вздохнул и положил руку Артуру на шею, потянул вниз, кусая за губу и закрывая глаза. Слишком много ощущений. Приятных, охрененных и тех, от которых интуитивно хотелось уйти. Артур целовал, касался языком зубов и продолжал, второй рукой поглаживая по боку. В конце концов выдохнул на грани шепота и хрипа: — Посмотри на меня. И Кирилл посмотрел, натыкаясь на теплый и нежный взгляд, прочитал в нем то, что крутилось на языке; улыбнулся, сжимая губы и его предплечья, пытаясь не морщиться, борясь с желанием отвернуться. Надавил пальцами на его руки, потянулся вперед, стараясь двигаться только верхней частью тела, и поцеловал, чтобы отвлечься от непривычного и оттого неприятного ощущения и дать себе время. Артур отвечал и ждал хоть какого-то сигнала, а когда он расслабился, опустился ниже: ближе, как можно ближе, чтобы не надо было балансировать на вытянутых руках, а можно было хотя бы опираться на локти. Ладонями по телу, провести по спине и спуститься ниже, чтобы получить в ответ хрип на вдохе и горячее дыхание в шею. Кирилл то жмурился, то смотрел ему в глаза, ловя совершенно сумасшедший взгляд. И, почувствовав, что становится невыносимо, обнял, притянул и уткнулся лицом куда-то в плечо. Электрическая волна по телу, пальцы, сжавшие чужие руки, глаза в глаза из-под полуприкрытых век. И шепот на грани реальности, когда Артур лег рядом и укрыл их обоих одеялом. Бессмысленные слова, бесполезные разговоры, растворяющиеся в засыпающем сознании: что-то про то, что отдых удался. Как и все остальное, потому что в настоящий момент больше ничего не имеет смысла. Поцелуй — уже спокойный, такой же осторожный и простой, как в начале. Кирилл посмотрел в сонные глаза Артура, улыбнулся и чуть повернул голову, прижимаясь половиной лица к нагретой и немного мокрой ткани подушки. И плевать, что будет завтра. Завтра — это, в конце концов, завтра.