Красавцы и чудовище

Отдать Нарциссу на растерзание сплетникам, смотреть, как высший свет набросится на отвергнутую жену и обсосет её до костей, уничтожив остатки гордости, нет, это было решительно невозможно.

От неприветливой тишины, царящей в столовой, даже мысли становились медленными. Люциусу требовалась встряска, какое-то движение. Безотлагательно, прямо сейчас. Ибо сначала мысли, потом тело, и не заметишь, как порочный круг постепенного замедления превратит тебя в обрюзглое, пустое, ни на что не способное ничтожество. В человека без будущего. Только кипучая деятельность, направленная на выживание, бдящий в любое время острый ум могут остановить хандру, тоску почти животную, так ловко способствующую личному разложению. Напряженная работа последних дней поглотила его полностью. Участвовать, пусть и косвенно, в предвыборной гонке было ново и увлекательно. Некоторые двери открывались лишь под значительным весом золота, в какие-то удавалось просочиться благодаря оставшимся связям, иные со скрипом распахивались от шелеста компрометирующих материалов. Шествуя по коридорам Министерства, Люциус позволял себе забыться настолько, что слухи о его устойчивом положении в обществе уже облетели всю магическую Британию. Ведь людям в самом деле важнее видимость, чем факты. Аппарат действующего Министра безмолвствовал, и Люциус, пользуясь моментом, ковал, пока горячо. Дома, особенно за семейными обедами все было иначе. Драко орудовал серебряным ножом с самым кислым выражением лица. Он не открывал Пророк, даже когда отец, будто случайно забывал газету на столе. Большую часть времени он проводил в комнате, как отшельник, а на обеды, которые Люциус, изъявив волю главы семьи, сделал обязательными, приходил словно на казнь. В такие моменты Люциусу казалось, что сын его ненавидит. Слишком давно исчез из глаз Драко огонек восхищения, вызывающий волну внутренней гордости и теплоты. Давно и, пожалуй, стоило признаться самому себе, что безвозвратно. Чем чаще его посещала эта мысль, тем больше он думал о министерском кресле. Не на этих выборах, так на следующих. Сегодня Нарцисса безучастно разделывала перепелку. Она возила полутушкой по тарелке, как девочка, впервые взявшая приборы в руки. Такое вопиющее нарушение столового этикета леди позволяла себе лишь несколько раз в жизни. Люциус отложил приборы и потянулся за соусницей, Нарцисса едва заметно кивнула. Ухаживать за ней во время трапезы — маленькая вольность, интимная традиция, зародившаяся в первые дни после свадьбы. Люциус положил ровно столько, сколько хотелось супруге, за годы жизни он выучил все нюансы её гастрономических капризов. В такие моменты могло показаться, что все как раньше. Что Драко смотрит с гордостью и благоговением, а не холодными глазами чужого человека, что на тонких, но чувственных губах жены сейчас мелькнет неуловимая, но такая многообещающая улыбка. Люциус поставил соусницу, но даже не попытался завести разговор. В тишине легче было поддаться секундной слабости. Нарцисса отложила приборы, оставив в тарелке почти не тронутую, не эстетично изуродованную тушку. Неопрятность, не свойственная ангелу. Люциус обласкал жену взглядом и невольно вспомнил все те разы, когда леди Малфой, урожденная Блэк так обращалась с едой. По большей части воспоминания были тягостные, но среди них драгоценным камнем сияло одно совершенно замечательное. Большой официальный прием, парадно, местами даже излишне украшенная гостиная, тоненькая, как тростинка Нарцисса, водящая ножом по тарелке. О, какие испепеляющие взгляды бросали на неё все присутствующие Блэки! Будто новоявленная леди Малфой взялась сплясать кордебалет на столе. Тогда Люциус испытывал несказанное удовольствие от того, что темпераментной семейке теперь не добраться до маленькой, светлой, так на них не похожей Нарциссы. Он поклялся себе защищать жену от всех, даже от ближайших родственников. После магических обрядов, официальной части в Министерстве, торжественного приема Нарцисса выглядела совсем измученной. Люциус освежился и выждал положенное время, давая ей подготовиться, а потом вошел в спальню преисполненный желания покорять и дарить наслаждение. Они давно были знакомы, но никогда не общались тет-а-тет. В школе учились в разные годы, на приемах едва ли перекидывались парой слов, а десятилетняя разница в возрасте и правила приличия создавали между ними настоящую пропасть. Люциус переступил порог и замер, робея. Он был весьма подкован в любовных делах. Лучшие женщины, и не только жрицы любви, но и вполне уважаемые волшебницы, не из священных двадцати восьми, но из весьма известных семей, скрашивали его досуг в разное время. Приученный отцом к почти параноидальной осторожности, Люциус позволял себе что-то больше игривых двусмысленностей, только после заключения особого контракта, на пользование, кхм… телом. Так что весь, несомненно, богатый опыт, полученный до супружества, вмиг показался ему ущербным и чересчур уж специфическим. Он не знал, что говорить, ведь все клятвы прозвучали еще полдня назад, но и не думал, что молчание тут уместно. Хрупкая, будто стеклянная девушка, вчерашняя школьница, беленький мотылек на огромной разобранной кровати, и сорочка с оборками, как подпаленные крылья. Люциус был уверен, что пора романтического бреда и возвышенных метафор покинула его где-то в семнадцать, но нет же. Нарцисса, казавшаяся совершенной и не живой пробудила в нём это вместе с вполне определенными томлениями плоти. Медленно, как охотник боящийся спугнуть добычу, он подошел к постели. Юная леди Малфой не спала, да разве возможно уснуть, испытывая такую бурю чувств?! В её огромных глазах мешались ожидание и волнение, щеки пытали. Люциус считал себя достаточно опытным, чтобы доставить удовольствие невинной супруге, но оказавшись рядом с ней, стушевался и стал нерешительным, как сопляк-пятикурсник. — Желаете вина? — не своим голосом спросил он. Нарцисса кивнула и прикрылась краешком одеяла. Домовики принесли вино, а потом и закусок. Нарцисса оказалась голодна, как дракон. Её умопомрачительное, расшитое драгоценными камнями и защитными рунами платье весь день давило также сильно, как взгляды бесчисленных гостей празднества. Люциус узнал это после некоторого количества вина от супруги, замечательно хихикающей и метко приходящейся по помпезным туалетам и украшениям приглашенных. Он смеялся, даже не прилагая усилий, чтобы быть потише, гладил бархатную руку, намертво вцепившуюся в поднос с едой, и был благодарен отцу впервые после известия о договорном браке с Блэками. Сразу после завтрака Люциуса ждала жесточайшая выволочка от главы семейства. Нарцисса проявилась на фамильном гобелене, но её имя оставалось серым. Абраксас Малфой изволил гневаться. Более всего его беспокоил гобелен Блэков, обладающий такими же магическими свойствами. Люциус впервые в жизни нагрубил отцу. Нарцисса его жена и ему решать, когда и как подтверждать брак. Впрочем, конфликту не довелось перейти в острую фазу, уже на следующее утро Малфою старшему не к чему было придраться, а молодожены безмерно довольные друг другом, днем с трудом соблюдали приличия. Нарцисса к вящему удовольствию мужа быстро и охотно осваивала супружеские обязанности, и Люциус чувствовал себя непозволительно, ну просто до неприличия счастливым мужчиной. Ему повезло влюбиться в свою жену и, похоже, это было взаимно. Время шло, и чувства, давшие ростки благодаря лишь внешней приязни, пустили корни глубоко в сердце. Нарцисса была… разной. Непоколебимой и гордой, аристократически холодной при посторонних, понимающей, проказливой, смешливой и остроумной с ним наедине. Люциус перестал интересоваться политикой, почти не пересекался с приятелями, выполнял лишь основные деловые обязательства, предписанные ему, как наследнику богатого рода. К огромному неудовольствию отца он растворялся в браке, как сахар в чае. К несчастью, все хорошее имеет свойство заканчиваться, а состоянию незамутненной влюбленности редко сопутствует повышенная внимательность и чутье на неприятности. Когда Абраксас Малфой вызвал наследника на серьезный разговор, Люциус оказался к тому совершенно не готов. Он беспомощно разевал рот, глядя на официальный свиток о расторжении брака, и даже не пытался придать лицу одно из тех надменно безразличных или благородно гневных выражений, которые с раннего детства перенимал у отца. Тонкости ритуального расторжения Абраксас начал объяснять так буднично, что могло показаться, что он просто зло пошутил. Но Люциус знал, что у отца чувство юмора давно атрофировалось за ненадобностью и, судя по всему, вместе с совестью, поскольку он на полном серьезе рассуждал о возможности стребовать с Блэков компенсацию за бракованную невесту, не способную понести за три года брака. Тот разговор Люциус помнил смутно и никогда не прибегал к омуту памяти, чтобы восстановить пробелы. Он вел себя, как мальчишка. Порвал бумаги, кричал и наговорил вещей чересчур жестоких для скорбящего вдовца. Но тогда чувства Абраксаса его совсем не волновали. Он ощущал себя обманутым и преданным. На следующий день, проведя ночь в отдельных с супругой покоях, Люциус пошел извиняться. Род требовалось продолжить любой ценой, почти любой. Отдать хрупкую, нежную Цисси на растерзание сплетникам, смотреть, как высший свет набросится на отвергнутую жену и обсосет её до костей, уничтожив остатки гордости, нет, это было решительно невозможно. Он попросил у отца еще полгода. — Нарциссы, Люциус, красивые, но ядовитые цветы. Абраксас Малфой надолго замолчал, он выглядел усталым и постаревшим, но после продолжительной паузы, во время которой Люциус готов был озвучить совсем немыслимые угрозы, все же вынес свой вердикт: «полгода». Светская жизнь, от которой так уютно было скрываться в мирке на двоих, подхватила и понесла. Талантливый рунолог, любящий лошадей? Время сходить на скачки! Артефактор из оппозиционной семьи? У него, кажется, проблемы с отпрыском, чем бы помочь? Талантливый, но нищий зельевар? Какая удача — дайте двух! Впрочем, один лучше, чем ничего. Набирающий влияние не самыми чистыми методами темный маг, давнишний товарищ отца? Почему бы и нет, если он умен, как Мерлин! Метка обожгла запястье тавром, перечеркнув долгие годы будущей жизни, но Люциус был счастлив, он получил от отца еще полгода отсрочки. Этим же вечером взволнованная и бледная Нарцисса опять размазывала ужин по тарелке, чтобы потом, за закрытыми дверями дрожащим шепотом сказать, что все, кажется, получилось. Мир окончательно разделился на до и после. Счастье шаткое, неверное, как пламя свечи на ветру, то подхватывало, убаюкивая, то в одночасье оборачивалось кошмаром. Нарцисса хворала, худела, теряла сознание. Тут пригодились и рунолог с зельеваром, и темный маг. Нарцисса почти не вставала с постели, а Волан-де-Морту вдруг полюбились акции устрашения. Посмеиваясь, он говорил, что битва закаляет молодежь. Люциус сцеплял зубы, призывал маску и шел оттачивать боевые навыки, радуясь, когда противниками были авроры, потому что жене в любой момент мог понадобиться сложный ритуал, информации о котором не было ни в Блэк-Холле, ни в Малфой Меноре. Отец, единственный, кто стоял между ним и Лордом, сгорел в одночасье, ему не помогли самые дорогие зелья и самые лучшие врачи. Волан-де-Морт разводил руками и соболезновал самым искренним голосом. — Я не всесилен, Люциус. Пока что. Драко родился здоровым, красивым и магически одаренным. Люциус старался ничего не рассказывать жене. Он был намерен беречь свою тростинку до последнего вздоха. Желательно, чтобы это был вздох их врагов. Как он тогда был наивен, и даже в самых извращенных кошмарах не мог представить, что придется пережить его тростинке, очень быстро ставшей стальной. Воспоминания увели в такие дали, что Люциус был вынужден сделать над собой немалое усилие, чтобы вернуться в реальность. Ту, нежданно благополучную, но холодную и неуютную. В ней, внезапно, назойливо и тягуче болели стопы. Драко за столом уже не было. Ушел, не испросив дозволения, а Люциус не почувствовал ничего кроме укола стыда. Сам поступал также после размолвки с отцом. Нарцисса молчаливая и прекрасная пила чай из легкой фарфоровой чашечки, которой смешно отсалютовала вынырнувшему из воспоминаний супругу. — Тебе стоит по-мужски поговорить с Драко. Он обижен на тебя из-за мисс Грейнджер. — Непременно поговорю. Люциус поднялся и легко поймал теплые пальчики, чтобы обозначить невесомый поцелуй. С сыном и впрямь стоило поговорить и что-то сделать для маленькой мисс. Люциус ощущал свою вину за несдержанную грубость на приеме. Тогда он был на взводе и сильно вышел за рамки, которые сам себе же поставил. Люциус еще раз улыбнулся Нарциссе, было даже как-то странно допускать тот факт, что урожденная Блэк предполагает, будто её муж, глава такого старого рода, как Малфой, не чувствует, когда ему изменяет супруга. Пора было идти вперед.